В колонках играет - Coldplay - Christmas Lights
Настроение сейчас - угнетенное

В семье Молли музыку не сильно жаловали. Это сейчас, конечно. А раньше мелодиями дом полнился. Джаз, рок-н-ролл, свинг, фламенко… Даже какая-нибудь там «макарена» играла запросто. А теперь – нет. Лишь куча пластинок и виниловый проигрыватель служили напоминанием о прежних временах. В Тихом Доме пахло тоской.

Когда тебе семь лет, обитать в звенящей тишине – сущее наказание. А взрослые… что взрослые? Зачем запрещают?

- Мама болеет, Молли. Нельзя шуметь, - всегда говорил ей отец.

Говорил, говорил, да и умер. «Инфаркт», - переговаривалась многоликая серая родня на похоронах. «От переживаний», - гулял противный шепот над свежей могилой. «Бедная девочка, бедная сиротка», - ныло со всех сторон. «Лорен слишком больна, чтобы заботиться о ней», - грустно гудело кругом. А Молли смотрела, как гроб засыпают землей. Если бы папа был жив, он бы попросил всех этих людей угомониться. Все-таки мама болеет…

***

Девочка не помнила точно, когда в доме появилась зеленая пластинка. Может, ее принес кто-то из многочисленных гостей? После смерти отца их в Тихом Доме было не счесть. Все, как один, бесшумно снимали ботинки в прихожей и шли проведать ее маму. Кто-нибудь почти наверняка мог принести зеленую пластинку. А может быть, это была мамина сиделка? Старая мексиканка Роза любила старые легенды и всяческие безделушки. Это вполне в ее духе. А может, зеленая пластинка – подарок Феи Крестной? Мама вполне себе может оказаться заколдованной Золушкой. Не болезнь, а чары. Почему бы и нет?

Впрочем, неважно. Зеленая пластинка просто появилась – и все. А затем выздоровела мама.

Когда Молли вернулась после школы, Лорен уже не лежала на кровати, оцепеневшим взглядом смотря в потолок. Более того – кровать была аккуратно застелена. С кухни доносился приятный и смутно знакомый запах. Пироги с яблоками и корицей. В Тихом Доме уже несколько лет не пекли яблочных пирогов. С тех пор, как заболела мама. Молли уже и позабыть успела, насколько сильно они ей нравились…

Лорен хлопотала на кухне – домовитая, румяная. Совсем, как в старые добрые времена.

- Садись за стол, детка. Сейчас я налью нам чая. Зеленого, с жасмином. Как ты любишь, - мама ласково улыбнулась Молли.

Девочка потерла глаза ладонями. Затем пребольно ущипнула себя за левую руку. Добрая здоровая мама никуда не исчезла. Значит, это не сон, хоть и очень похоже. А на руке теперь останется синяк. Но это мелочь – пройдет. Главное – чтобы мама не вздумала мазать синяк жгучей зеленкой…

- Ма, мне, пожалуйста, тот кусочек, где яблока больше. И я люблю тебя, - Молли деловито обняла смеющуюся Лорен за шею.

***

Все вернулось на свои места. Тихий Дом снова стал Громким. Гости продолжали приходить, но теперь им разрешалось шуметь. Комнаты наполнились звуками, голосами и…музыкой. Да-да, музыкой! Виниловый проигрыватель снова ожил, крутя пластинки одну за другой. Бетховен, Элвис Пресли, Фрэнк Синатра, ламбада… Чудесные мелодии не смолкали. А с ними, конечно, и танцы.

Когда не было гостей, мама и Молли слушали музыку вдвоем. Все, все пластинки в Громком Доме были переслушаны ими до дыр. Почти все.

Молли было интересно, что же за песни таятся на зеленой пластинке. Может, там блюз высшей пробы? Или же неизвестные записи Джонни Кэша? Хорошо бы послушать…

Но мама была непреклонна.

- Даже и не думай, Молли! Нельзя ставить зеленую пластинку. Я запрещаю тебе, - холодно, сквозь зубы цедила она. В этот момент ее веселая, добрая мама была так на себя не похожа! Ее глаза превращались в неприятные щелочки. Голос становился ледяным, как ливень в ноябре. Самый подходящий голос для запретов вроде «не суй пальцы в розетку» или «не разговаривай с незнакомцами». Но что плохого может быть в зеленой пластинке? Ведь с ее появлением дела в их доме только пошли на лад!

- Ма, что там? Тебе не нравится музыка, которая на ней записана? – попыталась однажды узнать причину Молли.

Безуспешно. Лорен лишь качала головой.

- Просто не трогай пластинку, Молли. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Хорошо? Дай мне обещание, что не будешь ее ставить, пожалуйста, - почти молила мама. И что только осталось от леденящего тона?

Молли послушно обещала. Зачем же лишний раз расстраивать любимую маму? Но пальцы за спиной девочка предусмотрительно сложила в крестик. Любопытство есть любопытство. Разве обязательно, чтобы от него умирала какая-нибудь кошка?

***

День Х был выбран верно. Сегодня мама дежурила по работе, а, значит, должна вернуться позже обычного.

Молли стремглав мчалась домой. Даже «физру» пропустила ради такого дела. Конечно, это было необязательно – времени у нее навалом. Но терпеть дольше становилось просто невозможным.

Целых десять минут Молли потратила на поиски зеленой пластинки. В конце концов, цель была обнаружена. Хитроумно скрывалась под маминой подушкой, надо же!

Подойдя к проигрывателю со своим трофеем в руках, девочка замерла. Запрет мамы набатом звонил в ее голове. Правильно ли Молли поступает? Вдруг она совершит что-то непоправимое? Вдруг мама, любимая мамочка снова заболеет? От одной только мысли на душе стало до неприятности липко. Молли помотала головой. Нет, нет, быть того не может. Одна несчастная пластинка не сможет принести никому вреда. Ничего плохого не произойдет. И Молли не делает ничего ужасного. Она всего лишь собирается послушать музыку…

И девочка поставила пластинку под «иглу» патефона. «Игла» торопливо заплясала, выдав серию странных скрипучих звуков. Они становились все громче и громче. Молли сморщилась, закрыв уши руками. И этот ужасный скрип – музыка? Нет, такое слушать не стоит. Мама была права. Молли вырубила патефон.
***
Лорен разбирала рабочие документы. До конца дежурства оставалось каких-то полчаса. Сегодня оно казалось каким-то особенно затянутым…

Скрип. Лишь бы не Сквозняк. Иначе музыкальная шкатулка захлопнется. Лорен не хочет, чтобы музыкальная шкатулка захлопнулась. Балерина внутри слишком хрупкая. Ее может разорвать пополам.

Скрип. Кто-то ползет по руке. Противный, мерзкий червяк. Лорен брезгливо пытается стряхнуть паразита, но ничего не выходит. Присосался к ладони, как пиявка.

Скрип. Это скверно, очень скверно. Шкатулка может захлопнуться. Балерина сломается. Надо держать себя в руках. Надо…

Скрип. Противный, мерзкий червяк. Нет, терпеть больше невозможно. Лорен берет в руки нож и разрезает червяка на части. На стол брызгает кровь. Падает отрубленный палец. Червяк повержен.

Скрип затихает.

***

Мама вернулась домой позже, чем Молли предполагала. На ее лице блуждала неестественная нервная улыбка. Совсем как тогда, перед болезнью. На руке отсутствовал один палец.

- Почему ты не послушалась меня, Молли? По дому теперь гуляет Сквозняк. Ветрено. Шкатулка может захлопнуться, Молли. Не делай так больше, - сказала Лорен, не переставая улыбаться.

Молли вдруг очень захотелось зареветь. Пронзительно, во весь голос, как умеют только маленькие девочки. Но разве бы это помогло делу?

***
Все наладилось, но не сразу. Прошло несколько вечеров, прежде чем Лорен окончательно пришла в себя. Конечно, палец было не вернуть, но зато исчезла безумная улыбка. Молли была рада и этому. Мама не будет болеть. Угроза миновала. И даже наказание уже не так страшно.

Но его не последовало. Лорен посчитала, что дочь и так уже достаточно наказана. Эти вечера стали настоящей пыткой для них двоих. Лучше всего было продолжать жить в Громком Доме, как прежде, и делать вид, что ничего не случилось. С закрытыми глазами проблем не замечаешь. А плотно закрытые окна не пропускают Сквозняк…

***

Время шло. Лорен ходила на работу, Молли – в школу. Громкий Дом все также задавал концерты и принимал гостей. Так и удалось всем дожить до лета, без тьмы и приключений.

Но Сквозняк не желал так просто сдавать позиции. Он прятался под скрипучими половицами, ожидая своего часа. Порой Лорен ежилась и зябко укутывалась в шаль, словно стараясь защититься от ветра. Молли делала вид, что не замечает этого, уткнувшись в бесконечные домашние задания. В Доме частенько бывало холодно, особенно по утрам.

***

В тот день на улице разразился шторм. Стены дрожали от грозового воздуха. «Как жаль, что у нас нет громоотвода», - думала Молли, закутавшись с головой в одеяло. Через пару часов домой должна была прийти мама.

Из соседней комнаты послышался скрип. Молли вздрогнула. Ветер в Доме опять разгулялся? Неспокойно. Наверное, это из-за грозы. Надо пойти и включить на патефоне что-нибудь веселое. Например, польку.

Снова скрип. Молли вынырнула из-под одеяла, стараясь не дрожать. Сейчас все будет хорошо. Надо только включить музыку. Тогда скрип от ветра не будет слышен. Делов-то.

Скрипело нещадно. Видимо, какая-то половица мечтала о смазке. За окном сверкали молнии. Просто фильм ужасов какой-то, ей-богу. Декорации – что надо, по крайней мере.

Молли, крадучись, подошла к патефону. Беглым взглядом девочка оглядела выбор пластинок. Где-то тут должна была быть развеселая полька. Надо только хорошенько поискать…

Скрип становится оглушительным. Хочется зажать уши и бежать прочь. Где же эта чертова полька? Нет времени искать. Пусть играет, что попало. Молли хватает первую же пластинку и торопливо ставит ее под «иглу». Зеленая. Скрип становится всеобъемлющим, как космос.

***

Гроза застала Лорен на пол-пути к дому. Пришлось укрыться под первым же козырьком. Непогода разошлась не на шутку. Молли, поди, там страшно одной. Надо бы поспешить…

Скрип. Голова закружилась. Сквозняк продувал мысли, шуршал в черепной коробке, как назойливый таракан. Нет, только не снова. Только не сейчас. Пластинка снова играет. Надо бежать. Надо…Иначе балерина в шкатулке сломается.

И Лорен бежит. Бежит так быстро, как только может. Словно от Сквозняка можно убежать. Словно можно не слышать скрипа во время бега. Словно существует спасение – надо только быстрее переставлять ноги.

Скрип настигал. Перед глазами заплясали разноцветные сферы. Бежать все сложнее. Нужно сбросить балласт. Три руки? Зачем Лорен три руки? Она всегда отлично управлялась двумя. Одну стоит убрать. Под деревом как раз очень кстати лежит топор…

***

Молли не знала точно, сколько времени прошло. Может, пара минут, а может, и пара часов. Сквозняк вел свою хронологию. С трудом девочка все-таки вырубила играющий патефон. Что на сей раз успела натворить зеленая пластинка? Молли мрачно опустилась на пол, прикрыв глаза. Остается только ждать…

Мама не пришла через час. Через два часа позвонили из больницы. Через три за девочкой уже приехала какая-то двоюродная тетушка и отвезла к себе. Жить у нее Молли должна была до полного маминого выздоровления. В больницу к маме она не просилась, да никто бы и не повез. Сквозняк дул во все щели. Внутренние грозы не затихали.

***

На этот раз жизнь решила не налаживаться. Достаточно было уже того, что маму выписали из больницы. Вместо левой руки – перевязанная уродливая культяпка. В глазах сквозит отстраненностью и болезнью. Не человек – угасающее пламя.

Но все-таки они боролись. Всем своим видом и Лорен, и Молли пытались показать Сквозняку, что живут, как прежде. Лорен каждый день ходила на работу и благодарила судьбу за то, что правая рука все еще в порядке. Молли ходила на уроки, читала книжки и старалась взрослеть. Все шло, пусть и не своим чередом, но терпимо. Учиться хорошей мине при плохой игре – целое искусство, но Молли и ее мама освоили его с блеском. Однако патефон они все-таки не включали. Так, на всякий случай. Громкий Дом постепенно становился Тихим.

Зато зеленая пластинка находилась в абсолютном покое. Лежа на своем привычном месте, она хранила последние остатки семейной гармонии. Ее проигрывание приводило к хаосу и боли. Она была одновременно и спасением, и погибелью. Эдакая палка о двух концах. И только благодаря ей все еще жили обитатели Тихого Дома. А что им еще оставалось?

***
Осень выдалась неприветливой. Северный ветер бушевал и выл, как бесноватый, целыми днями. Он тряс и качал стены Тихого дома, словно не желая мириться с его существованием. Солнце в этих краях больше не выглядывало.

Молли заболела. Из-за температуры она не могла ходить в школу. Теперь дни казались еще длиннее. Большую часть времени девочка предпочитала спать.

Во сне звучала музыка. Невероятная, неземная, лучистая. Она переполняла до краев, проникала в поры. Ею хотелось дышать.

Просыпаться было смерти подобно. Тишина в Тихом Доме действовала угнетающе.

«Может, все-таки стоит включить хоть какую-то пластинку? Хуже уже не будет. Только громче», - тоскливо думала Молли.

А музыка во снах преследовала девочку. С каждым разом она звучала все прекраснее, все гармоничнее. Разве могло быть что-то подобное там, за пределами сна? Разве могло быть там что-то настолько невероятное? И, однажды проснувшись, Молли поняла, что могло.

Зеленая пластинка…Ведь на ней был не только скрип. Что-то пробивалось сквозь него. Что-то чистое, сильное. Что-то, что звучало в ее снах.

Чем чаще девочка думала об этом, тем больше ей хотелось снова услышать Зеленую Пластинку. Спасение Тихого Дома смирно лежало в тумбочке под проигрывателем. Смерть Тихого дома безмятежно спала в тумбочке под проигрывателем. А Молли все думала о Зеленой Пластинке. И вскоре все было решено.

Молли не вспоминала о маме, в очередной раз ставя Зеленую Пластинку. Ей просто хотелось проверить свои догадки. Ей просто хотелось услышать Музыку. Ей просто хотелось разбудить Тихий Дом. Все, чего просто хотелось, звучало достаточно невинно. Долго болея, теряешь всякую связь с реальностью. А тут еще и осенние грозы…

Скрип уже не так оглушал. Стал привычным? Теперь можно было различить мелодию. Ту самую мелодию. Гармония пронизывала Тихий Дом. Гармония уничтожала Тихий Дом. Музыка все играла. Играла ровно до звонка в дверь.

***
Мама заболела окончательно. Впрочем то, что от нее осталось, уже мало напоминало маму. Рук и ног не было, на лице зияли пустые глазницы. На месте носа торчал засохший, пожелтевший хрящ. Не человек – лишь человеческий обрубок. Зеленая Пластинка в этот раз играла слишком долго.

Непонятно было, как ЭТО вообще смогло добраться домой. Непонятно, как смогло позвонить в дверь. Непонятно, как смогло доползти до кровати. Но доползло – и теперь болело. Болело – а должно было умереть. Порой Молли казалось, как в грудной клетке того, что раньше звалось мамой, куском мяса свисало неподвижное сердце. И лишь одно радовало – то, что в глазах обрубка нельзя увидеть безумие. Потому что и глаз-то уже не было…

Молли не ходила в школу. Не видела в этом смысла. Школа нужна была тогда, когда они с Лорен жили обычной жизнью. Или хотя бы пытались жить. А теперь же… какой толк от чтения и чистописания?

Порой тишину Тихого Дома разрывали звонки. Кто-то хотел достучаться, проникнуть в их мир, втолкнуть в него шум. Может, кто-то из многочисленной родни, может, классная руководительница. Молли никогда не брала трубку.

А Зеленая Пластинка все лежала на своем законном месте. Лежала и скрывала в себе самую прекрасную мелодию из всех, существующих на свете. Жалкие остатки былого мироустройства она, конечно, тоже хранила. Но как они могли сравниться с мелодией?

Молли все чаще думала о Зеленой Пластинке. Разумеется, в прошлый раз она играла довольно долго. Но все-таки… недостаточно? Что-то было не услышано? Что-то было не сыграно? Что-то оказалось не спето? Что-то… осталось?

Молли все думала. И чем больше она думала, тем сильнее ей хотелось вновь поставить Зеленую Пластинку. Но мама… Вдруг от нее снова оторвется какой-нибудь важный кусок? Даже этому обрубку было что терять…

Молли закрывала глаза. Молли старалась не думать. Но все-таки искусство медитации довольно сложное для семи лет… И мысли все же текли. И желание снова включить Зеленую Пластинку не покидало ее. Бороться с ним было все сложнее. И, пожалуй, все напраснее… Любопытство побеждало уже не раз. А сострадание было негодным противником. С каждым днем оно становилось слабее…

Обрубок слабо шевельнулся, когда Молли включила проигрыватель. На секунду девочке захотелось прервать начатое… но только на секунду.

Тихий Дом задрожал, впуская в себя звучащий хаос. От скрипа затрещали стены. Но разве теперь можно было обмануть Молли скрипом? Она слишком хорошо помнила, ЧТО скрывалось за ним.

Музыка играла, набирая силу. Вот уже никакой скрип не мог ее заглушить. Все сильнее, сильнее, сильнее. Прекраснее с каждым мгновением.

Молли сидела с закрытыми глазами, растворяясь в звучании. Она не хотела видеть того, что происходит вокруг. Но совсем рядом раздался шорох. Кто-то полз по полу прямо к Молли, словно гигантская гусеница. Девочка не выдержала и открыла глаза.

Обрубок. Мама? Зачарованная мелодией, она подползла совсем близко. Девочка напряглась, но существо не собиралось причинять вреда ни себе, ни ей. Обрубок застыл на месте, впитывая музыку, как губка. Зеленая Пластинка была факиром, а Обрубок – лишь послушной змеей. И Молли готова была поклясться – то, что раньше было ее мамой, улыбалось.

Тихий Дом рушился. Пыль с известкой ложились на плечи Молли, словно погребальный саван. А музыка все играла. Внезапно Обрубок вздохнул и доверчиво преклонил голову на колени девочки. Было в этом жесте что-то от единорогов со средневековых гобеленов, покорившихся юным девственницам. И впервые за очень долгое время Молли заплакала.

Молли плакала, не замечая, как обломки засыпают ее и то, что было мамой. Музыка звучала, уничтожая, просветляя. Две фигуры слушали ее, не замечая, как рассыпаются сами. Не стало Тихого Дома. Не стало Молли и Лорен. А были ли? И лишь Зеленая Пластинка была и играла до самого светопреставления.