Если в монографии "Фантастика и футурология" (1970) Лем нашел обидные, но справедливые слова для пересказа и характеристики ремесленнических текстов Брэдбери, Балларда, Хайнлайна и Спинрада, то насколько унизительным получится самый обобщенный портрет современных читателей Стругацких, до сих пор не способных увидеть инверсию (одно из ключевых слов второго тома "Фантастики и футурологии") основным приемом своих любимых авторов? Быть обвинителем Стругацких не трудно, но выполнять столь неблагодарную работу следует из соображений информационной гигиены семантического пространства русскоязычной фантастики, которые требуют выхода за пределы биографических фактов. Оставаясь коллективным собирателем иноязычных открытий, Стругацкие были носителем чужого разума, но во вред читательской аудитории быстро и надолго были определены победителем в литературной борьбе, развернувшейся по эту сторону "железного занавеса".



Ну вот еще, например:

специально устраивают, чтоб их здоровенные мужики в форме похватали