Этот роман подошёл к концу. Если честно, уже почьти 10 лет назад :) Но... это ведь не беда? :)
Есть ещё шесть, ссылки на которые есть в "личных данных" данного же блога :)
А мой частный дневник вот: Частный
дневник Автора

Удачи всем и счастия истинного! Гип-гип ура!!! :)

13 августа – 26 сентября 1997-го года

В Ы С Т Р Е Л

Автор проекта: Александр Сергеевич Пушкин.
Военный консультант: Михаил Юрьевич Лермонтов.
Автор слова «Поехали»: Юрий Алексеевич Гагарин.
ОГОНЬ!: «Макс, ты ещё не умер от моих “заумей”? Просто я на подъеме и хочется творить, созидать, любить (любимый ты). Когда же мы увидимся с тобой? Когда?
И ещё: пока я жива, я с тобой (не слова) – пока я мертва. Хочется скорей умереть, чтобы быть с тобой вечно (ты же знаешь, что мы после смерти вместе будем созидать, любить, творить).
Пока Целую
Всегда Ваша Л...ва»

Макс, привет! Я получила твое письмо, в котором ты просишь меня выстрелить тебе в твой рыжий и глупый затылок ещё один раз. Выполняю твою просьбу, потому что не выполнить ее я не вижу причин, полагая, что если даже люди и перестают друг друга любить, это не значит, что тут же надо начать отказывать друг другу в элементарной человеческой помощи. Подожди только, я прицелюсь как следует, потому что в третий раз стрелять в тебя мне будет уже совершенно неинтересно.

Обновлённая версия сайта


пр. "Новые
Праздники"



Намучился с закачкой. Дело в том, что конторка моя, где последние 3 с половиной года столуется данный сайт, влилась в так называемый "РосБизнесКонсалтинг". Тут-то и начались тупо технические проблемы. А что, впрочем, с бизнесменов-то взять, окромя анализа кала, демонстрирующего, как правило, ужасающие результаты. :)

Да, ну и ещё всех, конечно же, С ДНЁМ КОСМОНАВТИКИ! С 46-й годовщиной!!! Мы в этом деле - это вам не америкосы какие-нибудь! :)

Утром проснулся я. Ничуть не бывало. Я очень прост. Очень прост. Мысли мои подобны сапогам (скороходам) – слова серебряным шпорам. Я очень прост. Господи, скажи, не утаи от меня одного, ответь мне на примитивный вопрос: кем я любим?..
В полдень пришёл мастер. Его имя – Анатолий Васильевич. Он – специалист. Электронщик. Компьютерщик. Анатолий Васильевич. Свидригайлов – его фамилия. Он всегда смеется над собой и своей фамилией. Говорит, мол, вот до чего всеобуч довел – на работу устроиться непросто с такой говорящей фамилией. Уж лучше б я был Свиридов, как мать. Или, как отец, Спиридонов. Вообще... И тут он всегда начинал травить длинные генеалогические байки. Клиенты слушали, позабыв о причиняемой боли. А он говорил, говорил, говорил. Оказывается, Свидригайлов – это даже и не фамилия. Это псевдоним его прадеда, известного писателя Достоевского. А мать его – она из Свиридовых будет. А отец, знаете ли, Спиридонов.
– Вам не больно? – спросил он, вскрывая мою черепную коробку. – Сейчас, знаете, все с ума посходили. Хотят все помнить. В пору бы уже все позабыть, а им, извините, вам, все только бы вспомнить все, да попомнить все, да и пополнить туда же, все в одну корзину. Вот вам, зачем это? – и осклабился.
– Я хочу, чтобы все мои мысли, музыки, образы, приходящие ко мне вовремя прогулки, в общественном транспорте, и так далее, не пропадали, а сохранялись. Вы знаете, я могу объяснить конкретнее. У меня очень примитивный компьютер: 386-й IBM, поэтому самый доступный текстовой редактор – это для меня «Лексикон». Вот, понимаете ли, набьешь текстик какой-нибудь, а потом – бац – F 10: вошёл в меню, а там – ТЕКСТ. Шлёп на ENTER – вопрос: Сохранить? Ты опять – шлёп на ENTER. Да, дескать, схоронить. И вот хочу, чтоб и голова тоже, того...
– Понятно – сказал Свидригайлов. – Готово дело. Самолет «Маленькая война» подан к одиннадцатому подъезду. Повсеместно. Можете нажать клавишу ENTER. Даже лучше, не можете, а нажмите!
– Спасибо...
Когда Анатолий Васильевич ушел, я написал у себя в голове: Милая моя Господи, маленькая ты моя война, ты моя война, не утаи от меня одного: кем я любим?.. кем я любим?.. Ира, на правах последней на сегодняшний день, 15 июня 1996 года, выстрели мне в затылок...



Ира, на правах все ещё последней на сегодняшнюю ночь, 26 сентября 1997 года, пожалуйста, будь так добра, выстрели мне в затылок ещё один раз, потому что предыдущая пуля, выпущенная тобой не убила меня, но напротив, пустила корни, и теперь я сущий олень. В таком виде стыдно выйти на улицу. Пожалей моё социальное реноме, будь другом, – выстрели мне в затылок повторно!.. ( А то в него выстрелит кто-нибудь другой.)

И вот тут-то и началось самое интересное. Знаете, такая забавная штука-дрюка, когда знаешь все наперед, и наперекор всякой философической хитрости все так и происходит, как наперед предначертано.
А началось-то все с пустячка. Мы с Богом сидели, тихонько писали какой-то моей возлюбленной письмецо и в общем-то ответа от нее не хотели. А она в это же самое время с тем же самым вышеупомянутым божеством думала чего-то трогательное обо мне.
Таким образом, далеко не сразу заметили оба мы вчетвером, что подали пресловутый мой самолет ко всем подъездам единовременно, ибо... Ибо. Охуительное такое словечко «ибо».
Ибо дверь исполинского лайнера превышала размером весь многоподъездный домик брезентовый. Почему брезентовый? А важно ли это? Опять, опять неверный контекст. Неправильный выбор.
А самолетик из прочной-прочной бумажки-фольги принял нас, приютил, и мы полетели, и лайнер на борту с нами, дурочками, САМО полетел.
Я, достоевский малюсенький, увидал забавненький сон, как будто запели девушки красиво и хорошо. И было их пятеро, и пели они трехголосьем. И были это все мои бывшие женщинки. Даром, что лишь одна из них обладала развитыми способностями к музыке, коих, увы, не отнять.
И пели они одно-одинёшенько слово «Макс», наподобие «аллилуйя».
А я, дурачинка, мальчиком себя ощутил, ребенком. Конечно, как свойственно детям, подумал, отчего же это иные (большинство) трахаются себе, и все как ничуть не бывало, а у меня с каждой женщиной прибавляется новый враг.
А злые любимые девочки, як на грех, пели изумительно хорошо надо мной, знаете ли, наподобие «аллилуйя»: «Макс... Макс... Макс...»

«Самолет к одиннадцатому подъезду!» «Розовым лепестком Скворцову по голове – раз, два!..»
«Господин Скворцов, поспешайте в укрытие! Вас хотят ударить железной вагиной в глаз! Берегитесь! Берегитесь, но ничего не бойтесь! Я с вами, и значит все хорошо!»
А губы шептали, шептали слова, пузырьки копошились в прокуренном рту.
Потом вышибли дверь. Я сломал себе ногу. Тут зазвонил телефон. Кисонька затеяла со мной разговор о своих колготках, Белочка о философии, Заинька улыбнулась в метро, а у одной девочки как начали все знакомые помирать... Безобразное лето!..
«Сорок два безобразия казнены на Сенатской площади».
Ты поблюй – тебе легче станет. Ты поблюй, поблюй – тебе ещё легче станет. Ты поблюй – от тебя не убудет.
Да как же это так не убудет?! Очень даже убудет!
«Знаете, эта вагина, она, как удав, как чулок, натягивается на жертву. Она поглотила уже два этажа. Скорее на крышу!»
А на крыше за столами сидели судьи. Они улыбались и пили вино. А ещё читали данный текст.
Потом самый главный судья поднял на меня свои изумрудные глазки (никогда не видел доселе столь прекрасного собою судьи!) и молвил: «Господин Скворцов! Как вы могли это написать?! Это же полное говно! Мы назначаем вам четыре удара пресс-папье в зубы...»
И меня избили. Я извивался, как змееныш, и скулил, как щенок. А потом глазки мои стала застилать кровавая пелена. И я увидел его: полонтин. И ярмарку на ВВЦ, где он был мною куплен. В ту же секунду я понял, что я лгу сам себе...
и что дареному коню в зубы не смотрят, что его нужно седлать поскорей (скорее на крышу!) и скакать на фронт. Что нужно спешить, спешить выебать мою маленькую войну.

Не желают себе уяснить, в каком контексте чего лежит. Где чего между, собственно, Я... и хер знает чем.
Видит Бог, я хочу быть другим. Хочу быть маленьким. Хочу быть сорок вторым. Хочу сорок третьим. Хочу в то безобразное лето, и чтоб была эта маленькая война...
Чтобы я лежал на нечистой травке и гладил ее по лицу, повторяя, маленькая, маленькая моя война, моя маленькая, маленькая войнушка моя.
А если она действительно... Вдруг – и война!.. С кем тогда: с какой такой заинькой, кисонькой, белочкой, снегурочкой убогой с какой?
И чтобы она непременно была санитаркой, впрочем, кем угодно, лишь бы не девственницей, а я был бы такой дурацкий воин, у которого всё из рук, окромя санитарок.
Давать зарок. Давать зарок. Давать зарок. Давать зарок. То есть, проще сказать, опять же друг другу поклясться и завтра же непреднамеренно сдохнуть, чтобы кисоньке-зайке-белочке разорвало осколком не сказать пизду, а (как это у Набокова?) – вот! – «бархатное устьице», а мне бы оторвало голову, а голова бы, в свою очередь, куда-нибудь отлетела и куда-нибудь плюхнулась. Куда-нибудь во что-нибудь, знаете, такое зеленое и жидкое... Чтоб тина над головой сомкнулась, а над телом, как вы понимаете, нет.
Маленькая война! Затруднения в соблюдении элементарной гигиены, но все равно ртом, ртом, хватать, хватать маленькую войну за здоровенный набухший от похоти сосочек, и сдохнуть потом обязательно.
А все, блядь, хотят развлекаться. Никто не считает необходимым сдохнуть! Ни одна зайка, ни кисонька, ни белочка, ни носорожек.
Маленькая война! Маленькая война, мне по голове стукни! Дай мне мое!.. Санитарку-кисоньку, замполита-белочку, зайку туда же,.. в маленькую войну, глубже, плотнее и пробкой, пробкой заткнуть.
А потом взрыв, и чтобы осколком какой-нибудь девочки мне голову оторвало...
Но и тогда не придется мне усомниться в том, что я знаю больше, чем кто бы то ни было.

Счастье в моем представлении выглядит просто и, естественно, гениально: я, будучи хозяином некоего жилища, сижу на собственной кухне и как всегда страдаю хуйней, куря сигарету за сигаретой и попивая мудацкий свой кофий, когда внезапно раздается подсознательно давно уже ожидаемый звонок в дверь. Я иду открывать. На пороге моя Прекрасная Сожительница, при виде которой дурацкое сердце моё наполняется несказанной радостью. Или наоборот, эта чудесная девушка занимается какими-то своими делами (например, поёт) в жилище, хозяевами которого являемся я и она, когда раздается звонок в дверь. Она впускает меня в наш дом, и при виде ее сердце моё опять же таки наполняется несказанной радостью.
Но, так или иначе, независимо от того, кто кому открывает, мы ничего друг другу не говорим, но друг к другу тянутся наши руки; крепко-крепко мы прижимаемся друг к другу и думаем об одном и том же: господи, какое счастье, что мы друг у друга есть! ...А потом, разумеется, ужин.
Больше я не хочу ничего от этой ебаной жизни!.. Но если, не приведи Господь, я перестану верить, что это у меня хоть когда-нибудь будет, я сделаю все, чтобы положить этому ебаному миру конец!
Я тебе, мир, дальше больше скажу: если этого не будет, скажем, у Вани Марковского или ещё у кого-нибудь из любимых мною людей, я тебе, сука, при случае такого говна подложу, что уж никак не покажется мало! Ты, блядь, запомни мои слова, пиздюк!.. Ненавижу тебя! Презираю!

Ну закончилась Вечная Любовь. Ну что ж поделать. Ну значит мифология была неверна. Видит бог, я в этом не виноват. Я устал. Я ничего не знаю. У меня хронически не получается никакое из предпринимаемых мною действий, потому что прежде чем спокойно добраться до конца, я успеваю тысячу раз усомниться в необходимости задуманного дела. Я заебался страдать! Я хочу сдохнуть, но перед этим ещё немножечко с кем-нибудь погулять под луной. Я хочу выебать И. Сказочно хочу ее выебать! Но я так же сказочно хочу выебать С, потому что она удивительна хороша, и мне спокойно, уютно и я вполне счастливо чувствую себя рядом с ней, в то время, как ощущение счастья мне, с моей склонностью к рефлексии, подарить довольно непросто. Находясь с С, я вспоминаю о единственной И. только когда она, С, время от времени выходит из комнаты по нужде. С, извините за банальность, манит меня, как магнит. Я никогда таких ранее не встречал, чтобы человек все очень тонко чувствовал и понимал, но при этом производил совершенно здоровое впечатление и обладал такой замечательной фигуркой. Удивительная девушка.
Я могу очень четко сформулировать природу своего чувства к С, которое, слава богу, пока ещё не переросло в Любовь. Даже обидно, что все так банально. Понимаете ли, Читать далее...

Пёсенька маленькая мне хорошего не забыла. Об этом любой не забудет, если, конечно, достаточно хорошо ему сделать.
Видите ли, когда я утром ранним в дверь позвонил, Пёсенька лай подняла, чтобы родственников разбудить, а то бы долго под дверью стоял.
А как впустили меня, Пёсенька деликатно удалился, давая понять, что это он для меня старался, а не оттого вовсе, что гулять хочется. Да и действительно не хотелось ему.
После того, как сонные разбрелись обратно, Пёсенька встал со своего коврика и подошел ко мне.
– Гав-гав! Где был ты?
– Я, Пёсенька, девочку убивал.
– Як же сие? Ты такой милый, добрый... Как же? – и глазоньки свои выпуклые округлил.
– Да сапогом, Пёсенька.
Тот вопросительно глядел на меня.
– Ладно тебе. Ступай, Пёсенька! Я спать сейчас лягу – сказал я ему и для вящей убедительности потрепал его за ухом.
Затем вошёл в комнату и грустить лег. Не успел, однако, постель расстелить, дверь заскрипела, – на пороге Пёсенька со смущенной улыбкой.Читать далее...

На самом деле, я согласен со своей лирической героиней. Чудес действительно не бывает. Все кругом козлы, говно и сломатые. Ни один из обладателей мошонки и хуя не минует момента становления обыкновенным мужчинкой! Ни одна из счастливых обладателей Великой и Ужасной пизды не минует превращения в обыкновенную бабскую бабу!
Посему, все это правда: Имярек – единственная моя девочка по имени Имярек, но С – не менее единственная моя девочка по имени С. А ещё у меня была единственная девочка по имени Лена, а ещё была единственная девочка по имени Мила, которая все, как ни странно, оказывается, понимает. А вот, например, Мила-2 и Аня – и не думали претендовать на девичью единственность в моей скучной судьбе, но с ними было фантастически кайфово ебстись!..
Ты этого хотел, Великий Ублюдок?! Получи, блядь! Целую в пипису!.. Зачем ты и внука своего загубил, Иегова? Дурак ты старый. Зубы выпадут – хуй я тебе амврозию пережевывать буду! Попомнишь мои слова-то ещё, I hope...

Я сам. Я виноват сам. Когда нужно было быть взрослым мужчиной, я был затейливым юношей. Но я ведь не мог им не быть!
Я виноват сам. Я сам накликал эти Новые Праздники. Теперь пей, гуляй, веселись, празднуй победу! Пришли, пришли Новые Праздники на мою рыжую улицу! Утонуло, блядь, все в конфетти и запуталось в серпантине. Ура!!! Хлоп-хлоп, «Шампанское»! Бряк-побряк нейлоновые струны, блядь! Ура!!! Осанна! Ебись все красным конем! Ура!!!
Пойду, блядь, за моря и реки,
За леса и горы, ебена матрена,
скоро-скоро.
Тебя я увижу снова, я на все готовая, блядь,
снова и снова, блядь!
Когда корабли надежды гибнут в синем море – это горе, блядь!
Пусть Ветер уносит в небо (кого и за каким хуем?), словно ты и не был, блядь, но я-то, я-то, блядь, помню всё...
Помню, например, как в маленьком городе мне приснилось, что я хорошая, что мы со Скворцовым живем, как муж и жена, ебемся и оченно счастливы. Ебано пальто! В который раз убеждаюсь я в том, в чем убеждалась уже хуеву тучу раз; в который раз я соглашаюсь с Сократом – воистину, счастье – не родиться!.. О, как я его понимаю! Как я его понимаю, блядь!
Только, блядь, чудес не бывает. Он всегда будет любить меня. Никогда он не сможет меня разлюбить. Никогда не разлюбит. Потому что Я – его девочка единственная!..

И ещё, кстати о птичках :)

http://www.liveinternet.ru/users/811743/post34830197/

Я спешил на личную стрелку с удивительной девушкой С. Когда я достиг метро «Тверская», я понял, что я напрасно спешу, потому что у меня в запасе ещё десять минут, а она наверняка опоздает. Такая хуйня.
Весь день, сегодня, 25-го сентября, у меня ехала крыша на почве проблемы выбора. Посему, когда я решил выкурить ещё одну сигарету прежде, чем спуститься в метро, мне было о чем подумать.
Я стоял, как мудак, напротив светящейся вывески «COCA-COLA», которая появилась в Москве сразу после начала перестройки, и пятнадцатилетний Дулов, увидев ее из окна, подумал, что началась ядерная война, – и спрашивал себя, подражая голосу Господа: «Скворцов, ты сам-то, блядь, понимаешь, куда ты идешь? Ты сам-то уверен в том, что ты делаешь? Ты вообще отдаешь себе отчет, куда и зачем ты сейчас пойдешь? Ты понимаешь, что именно сейчас ты решаешь свою ебаную судьбу или нет? Ты хорошо понимаешь, что ты делаешь?»
Я больно ужалил осенний асфальт докуренным до фильтра бычком и стал спускаться в метро. На седьмой ступеньке я увидел, что мне навстречу поднимается моя первая жена Мила. Мы с ней дружим. Она очень хорошая девочка. У нас с ней была общая юность и взаимное лишение девственности, что сближает интеллигентных особей противоположного пола на всю жизнь.
Я и выпалил ей весь свой внутренний текст. Да, сказала, она, вздохнув, тебе тяжело. И хорошо сказала, как немногие бы могли. Уж она, моя первая Мила, она-то уж знает, как это тяжело. Кому, как ни ей это знать?
Мы посмотрели друг другу в глаза, и я понял, что у нее все то же самое. Мы договорились созвониться завтра утром и попиздеть, ибо я уже начал опаздывать к С.
Я пришел, я решил, я увидел ее после полуторамесячной разлуки и четырёх-пяти бездарных телефонных звонков. Да и была ли это разлука, если у нас ещё все впереди, а все то время, пока мы не виделись, я хуячил о ее персоне роман?
Ебать меня в голову! Мне нельзя ее любить. Мне нельзя ее хотеть. Но я уже и то и другое по уши. Ебать меня в девственный анус!..

«Макс, привет!
Спасибо тебе за письмо (и комментарии)
Люблю, когда ты умничаешь, не люблю, когда пускаешь слюни (извини за «натурализм»)
По прочтении поняла, что из затейливого юноши ты на глазах превращаешься в незатейливого мужчину. Или наоборот.
<...> Что ещё:
Опять шлю свою мутотень в виде пьесы-импр. и порнуху, кот., скорее всего, тебе понравится. А может быть и нет.
Покай.
И.»

Еще позавчера я полагал, что закончу этот роман длинной бредопоэтической, прозополитической песнью с неровными строками, со свингованным ритмом, если, конечно, попадутся грамотные читатели, способные этот хитрый свингованный ритм уловить. Но сегодня я уже так не полагаю, потому что, откровенно говоря, заебся.
А если быть и ещё более откровенным и уж совсем позволить себе невозможную наглость, то можно сказать, что заебся я даже не сегодня, а при рождении, блядь. У мамы хуево получалось меня рожать. В целом, все бы оно ничего, если бы я не захлебнулся околоплодными водами при рождения. А поскольку я захлебнулся, то для того, чтобы получить от меня необходимый младенческий первый крик, меня сразу, не успел я родиться, принялись пиздить. Читать далее...

«Привет, Л...ва!
Хорошо, я напишу все в письме.
Давай играть, как будто я злой и маленький.
Исходя из этого, сообщаю.
Я получил твой пакет в среду. Кстати, извини, что когда ты звонила (только что) я не спросил, как у тебя дела. Чего-то у тебя с голосом не то. Но ты, главное, знай, что слова – чепуха. Я помню все, что с нами было и знаю, что с нами будет. Примерно. Все будет хорошо. Я тебе вообще лучше сам буду звонить, если это удобно. Это удобно? В любом случае сообщи, да или нет.
Так вот, все по порядку. Читать далее...

Блядь! Да вообще бы в этот дом, блядь, никогда бы не возвращался! Ебаный в сучий свой рот! Ненавижу этот дом, в котором только два жильца, простите за пошлость: я и моё горькое горе. Дом этот – рай для настоящего онаниста! Я ненавижу его! Я ненавижу свой дом! В нем я несчастен! В нем мне хуево и горестно!
Проводя в этом доме целые сутки, лишь на полчаса выходя составить компанию дуловской собаке Тепе, прогуливающийся со своим долговязым хозяином, так сложно шутить, радоваться, посещать молодежные вечеринки, любить жизнь, улыбаться не одними губами, и то, как только девочка твоя посмотрит в другую сторону, так и вообще не улыбаться, ибо все это шоу, для той, кто счастливей меня. Но это же ведь говно! Человек не имеет права считать себя несчастней других, потому что это элементарная бестактность; потому что это такая степень ощущения собственного морального и эстетического превосходства, что, блядь, не в рот ебаться! На хуй! На хуй весь этот ебаный мир дома моего!
Заебало! В этом доме со мной вечно говно и хуйня, а за его пределами – царица С. Милая, добрая, непростительно чуткая, похоже, знающая всю эту хуйню, всю эту жизненную порноеботину. Нет, вряд ли она знает, но, блядь, интуитивно чувствует то, что ей не надо чувствовать, потому что я хочу, чтоб она была счастлива. Потому что все мертвецы вокруг, и лишь она одна живая. Даже я – мертвец в свои, блядь, неполные двадцать пять. Зачем, зачем я мертвец? Господи, зачем я уже мертвец? Зачем ты даешь ей понять, что я мертвец, и делаешь это так подло? Зачем ты так с этой удивительной девочкой, Господи? Как ты так можешь? Неужели же ты, Господи, такой же, как и все остальные? Неужели и ты тоже мой враг?..
Ладно бы, если б ты Читать далее...

..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
.............

В июле С и я стали репетировать мои песни. До добра это не довело. Никакого секса между нами не было. Не было, по-моему и намеков. Хуй знает. Вроде бы не было. Кроме, разве, того, что я позволил себе в одну из наших с ней встреч сказать что-то такое о том, что она, мол, замечательный человек, вследствие чего при всем желании не сможет спеть мои песни плохо. Услыхав такой текст, она тут же спросила меня, глядя прямо в глаза: «Так тебе певица нужна или замечательный человек?» Ну хули, в глаза, блядь, я надрочился смотреть оченно хорошо и говорить при этом все, что мне вздумается (работа такая. Поэту-песеннику без такой хуйни невозможно), поэтому так же глядя в глаза С, я сказал ей, что одно другому не мешает. Таким же тоном я мог сказать: «Я хочу тебя!»
Короче говоря, вроде бы и ничего ещё не было, но многострадальная крыша свернулась в один момент. И началась самая хуйня, каковую я так ненавижу, но на которую, видимо, осознанно напоролся. Иначе, на хуй бы мне было так упорствовать с записью своих девичьих песен. Ведь, блядь, совпадение ли это, что единственную подходящую мне вокалистку (прежде всего с профессиональной точки зрения) я сразу же захотел как женщину. Что, блядь, делается на свете? Как только Отец допускает, охуевшая морда!
Началась, началась, блядь, хуйня. Ну что я мог сделать с тем, что мне было охуительно здорово рядом с С? Что я мог сделать с тем, что я готов был пить с ней чай и курить сигареты до тех пор, пока не уезжал последний поезд метро? Что я могу с этим поделать? И что, блядь, могу я поделать с тем, что приезжая от удивительной девушки С, как только я удалялся от нее хотя бы метров на сто, в голову мою стремительным смерчем врывалась все ещё плохо забытая Имярек? Что я могу с этим поделать, если это так до сих пор? Читать далее...

Да пошли вы все на хуй, простите за откровенность! Вы сначала играть научитесь как следует, а потом суйтесь в мою высокосложную душу! Иначе вы меня уже достали, блядь, суки! Заебали, минуя постелю! Посему, будьте бобры, пройдитесь в пизду по коридору направо! Вам там, блядь, самое место будет. Там, блядь, и развлекайтесь в свое удовольствие, и ебите во все дыры кого пожелаете, а меня, блядь, и мою бабу не троньте! Потому что в противном случае я вам пасть разорву и одномоментно с последней так же и жопу, блядь!..
Ты, Имярек, прости меня! Очень может быть, что я перед тобой и виноват в чем-либо. Оченно запрОсто. Я всегда виноват перед теми, кто того страстно желает. Всё всегда всем пожалуйста. Нету problem, блядь. Завсегда и по-свойски. Подходите по одной: никто не уйдет обделенной моим комплексом вины перед ней. Записывайтесь загОдя. Желающих много ведь. Вины у меня, блядь, на всех хватит. Доброты у меня на всех хватит, любви у меня на всех хватит, простоты у меня на всех хватит и мудрости тоже, блядь, ни отнять – ни прибавить. Всем всегда подсоблю: кого ужалю, кого успокою как следует.
Ты, Имярек, прости. У меня не было сил. Время вышло. Я хочу, чтоб мне было хорошо. А ты хочешь, чтоб мне было плохо. Это, конечно, по твоему мнению круто и охуенно, когда влюбленные мучаются, когда они в разлуке, когда в каждом редкостном поцелуе оба чувствуют привкус Смерти, блядь, оба мечтают о совместном самоубийстве, оба чувствуют постоянную, разрывающую на части боль, блядь, – короче вся эта ложная эстетическая хуердень: «Империя чувств», блядь, Мисима, «Гранатовый браслет», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Малыш и Карлсон, который живет в Дармштадте»...
Все это вне всяких сомнабул оченно заебся, но... Читать далее...

У меня, в этом моём качестве, появилась первая антипатия Кто-то счёл себя, вероятно, сильно умнее меня. Он бредит?..

Сегодня
Ваня и я перевозили холодильник «ЗИЛ» для его роковой Л. Акция!
Я очень давно предвкушал, как настанет время – и я скажу про Ваню и Л. то, сё, проведу аналогии с тем-то, тем-то и тем-то; роились в моей мозговой яме всякие стильные лексические черевЯки, но вот, все как как всегда, – время, оно, блядь, пришло, кажись, да говорить – пиздец, как неохота. I’m very, блядь, sorry! Next time. В ином измерении, блядь.
Да и что тут скажешь? Кажется, это принято называть «сложными отношениями». У Вани с Л. сложные отношения. У меня с Имярек сложные отношения. У Имярек со всем, что движется и дышит, – сложные отношения. У меня, опять же. У Вани. У Л. со всем миром и с самой собой, в первую очередь, сложные отношения. У Имярек со мной сложные отношения вообще вплоть до никаковых. С С у покорной слуги сложные отношения. У нее же со мной все гораздо проще, по-моему. Хуй ее знает, то ли он отсутсвует у нее в данный момент, и место сводобно, то ли есть, но мой ей кажется лучше, или, напротив, кажется хуже, но, блядь, в целом, всё всё равно проще и светлее. Номинатива обязывает ее.
Хуй знает, то ли я С хочу, то ли Имярек – это, сколь ни вращай, судьба моя, блядь. Хуй знает. У меня с судьбой сложные отношения. Как у Л. с Ваней. Как у Вани с Л. Как у меня с С. Как у Имярек со мной. Как у меня с Имярек. Как у Дулова с А., вплоть до отсутствия таковых. Как у А. со всем окружающим миром. Как у Катечки Живовой с Г. Как у Г. со всем окружающим миром. Как у окружающего мира с миром неокружающим, блядь. С миром, блядь, содержащемся В… Ебена матрена, все как-то неустроено хронически. Все какой-то полный пиздец перманентно разворачивается на наших глазах. Да, Имярек? Да, С?
О, милая С! Нам не стоило знакомиться. Ебать в рот все эти мои девичьи песенки! Не будь этих ебаных песенок, я бы Читать далее...

Открой-ка свой, залупка, ротик!..

Бля, да если бы жизнь действительно была столь сложна, сколь сие для столь многих желательно, то и жить-то было б существенно проще. Всегда б каждое, блядь, хуйло могло вырулить себе нишу и там сидеть, чувствуя себя Человечком, не страдая, как писал Лермонтов, не отворачивая глаз. Каждому была бы предоставлена в этом случае, если б жизнь была так вожделенно сложна, его собственная, простите опять же за Лермонтова, «дева Рая», с каковой каждое мужское хуйло б проводило «небесный час». («Небесный час» – я ебу, блядь! О, поэзия, ебтыть. Прямо какая-то Алена Свиридова-акмеистка! Даром, что я пивом из-за нее подавился! НЕБЕСНЫЙ пилигрим СМИРЕННОЮ рукой... ...И предо мной любви РАЗВЕРЗЛАСЬ БЕЗДНА... Клёвая она все-таки девочка. Талантливая, бля буду. Эко, блядь, – ЕРЗЛ-ЕЗДН! Я это всё люблю, что мне делать с собой? А БГ – старый дурак, хоть и отмучился с ним по полной программе во времена первого брака. «Вот идет мальчик. Он просто влюблен... И что мне делать с ним?!» Ебаное солнце, блядь, ближневосточной поэзии. Я ебу, блядь!)
О, как мила-таки С! Я дозвонился-таки до нее. ещё не вечер, блядь! ещё придет на мою рыжую улицу новый праздник! И встречу, блядь, его я, этот праздник новый, радостно у входа, и всю нежность и страсть, на каковые ещё, бог даст, способен, ибо ранее богатства мои в этой области неисчерпаемы были, несмотря на бесхозяйственное использование моих природных ресурсов первою Милой да пятой Любимой, этому новому празднику, который придет и останется со мной навсегда, подарю.
Ведь любой праздник – он только с третьих сторон обладает всякими там разнообразными чертами, а в первую очередь каким бы ни был этот Праздник, он в первую очередь – Женщина, то есть, блядь, простите за истинную банальность, венчик алый, блядь, из роз, то есть, блядь, увы, Творенья. Ура Женским Женщинам, которых так Зубрик не любит по понятным причинам! Хули, Читать далее...