Первый из ротных был рыжим, высоким, стройным. За стать, за горделивый вид назывался он в полку «белый офицер». Есенина, Хайяма знал наизусть полностью. С третьего стакана читал, пел под гитару.
Как-то, не вспомнить уже чего ради, рассказал он про наследуемый дар. От деда к внуку, через поколение, передаваемый. Ему достался, а деть некуда. Дар этот – заговаривать сибирскую язву.
Из рассказа того узнали мы про страшную болезнь, не излечимую никак, кроме слов Андреевича. Стали жить дальше.
В один из дней долгой командировки временный ротный пришёл чернее тучи. Открыл, что неделю уже носим мы в себе сибирскую язву. Корову, кусок которой нам скормили, привили накануне этой гадостью. Привила зоотехник - и ушла в отпуск.
Туча, внесённая ротным, выросла вдвое. Делать было нечего. Одно хорошо – домой, родным не привезём. Домой было нескоро.
По телефону Адреевич язву заговорит? Слова – то помнит? Да и смешно – заговаривать.
Посмеялись над идеей Анреевичу звонить, да стали жить дальше.

Толик почти как Ленин – говорили про взводного солдаты. Ленин – вечно живой. Толик – вечно пьяный.
Мы шли через реку. Голодные. С довольствия снялись, кормились сами, деньги кончились.
Толик встретился нам на мосту, как парламентер в кино. Под мостом проплывали утки, о чем-то крякали.
«Дичь» - сказал Толик.
Слова его - то ли про уток, то ли про городок, где мы стажировались, то ли про нас самих - пали в благодатную почву. Сашка увидел уток по-новому. И обратно видеть не хотел. Вечером вернулся он, пылая взором. На любу засохли капельки крови. Из газетного кулька болталась утиная голова.
Настоящие охотники знают куда послать товарищей, не понимающих этой страсти. Мы туда не пошли, видели все, что было дальше.
Обольстив словами жену взводного, Сашка получил тазик, кипяток и советы.
Вымочив утку в кипятке, яростно драл с неё перья, не желавшие облетать самостоятельно. Кашу из перьев и остывшей воды выплеснул в окно, чем занял досуг проходивших местных жителей. Долго жалели они о невыученной тригонометрии, вычисляя подлое окно. Долго мечтали зверски растерзать неизвестного Сашку.
А он разглядывал голую утиную грудь и думал – как её приготовить.
Приготовил в офицерской столовой, с помощью поварих, подкупленных конфетами.
И принес. На гарнир была водка.
Второй Сашка обожал гарнир. Даже под вдруг одичавшую утку. Остальные ушли, обозвав ужин свинством.
Вернувшись, застали спящих Сашек, утиные кости, покрытый инеем пол, украшенные салатом «Белоцерковский» стол, стулья, кровати, подушки.
Проникнувшись вдруг чувствами местных жителей, хотели Сашек побить. Но богатырский сон их защитил.
Потом оказалось, что плохого они не делали. Ну, просыпали кило соли. Ну, разбилась трехлитровая банка с водой. Ну, размазали воду с солью по полу шваброй. Ну, устроили дуэль, стреляя салатом из катапульт-ложек.
За что сердиться?

Прибыли два солдата-грузина. Утром буду представлять их взводу. Не хочется огорчать исковерканной фамилией.
Вот и слушала вечером жена: "Рядовой Грзениванишвили! Выйти из стоя!" "Рядовой Кбилцецхлашвили! Выйти из строя!"
А вам слабо?

потому как о прапорщике

(разбужено Ванычем)

- похвалил генерал.

Димка зашел перед стажировкой.
- Помоги написать программу управления полком, - говорит. – Меня тогда в адъюнктуре оставят.
- Ты всерьез? Японцы украдут шестой интеллект делать, если получится. Хотя задачка прелесть. Структурный анализ сделаешь - задницу исцелуют. Пару рутинных процессов автоматизируем. Остальные другим оставим. Блеск работа получится.
Димка молчал, подбирал подходящий матюк. Ушел обиженный.
Зашел снова, когда вернулся.
Бросил на стол сфальцованные, с перфорацией листы.
- Вот! Не то, что ты.
- И что здесь? – листинг был на Фортране.
- Программа подбора личного состава в экипажи и караулы по психологической совместимости.
На Фортране? Хотя ладно, математикой все описать можно. Где же исходные данные, база с параметрами людей? Нет нигде. Только даты рождения.
Страшная догадка оказалась верной! Лев не совместим с Раком, но совместим с Девой. Да… Это реально использовалось в элитной части… Еще и с гордостью – «личный состав подбирается с помощью ЭВМ»…
- Иди на…, Димка! Выть охота.

У жены помощника начальника штаба сломалась плойка - такая расческа с подогревом. Новый сорокаватный паяльник, полученный накануне взводным, отлично к плойке подходил. Помнач щедро отвалил взводному "что хош" - пять значков "Отличник боевой и политической подготовки" и пять значков "Специалист 3 класса". Мечта пяти военных водителей лежала в коробочке.
ЗиЛам было плохо без прокладок и поршневых колец. Взводный взял с собой рядового Шайморданова и поехал на ремонтный завод. Шайморданов почему-то числился в документах хохлом. Это, или что другое сыграло роль, но запущенный на завод Шайморданов легко и быстро подружился с местными ремонтниками - сплошь солдатами. За два комплекта значков с завода было вывезено на погрузчике и подарено: поршневых комплектов - четыре, валов коленчатых - два , валов распределительных - четыре, комплектов поршневых колец - восемь, вкладышей, лампочек, ремней и прокладок различных - без счета. Комплект значков достался и Шайморданову. А вы говорите: "Макнамара"...

У солдата две потехи - выпить и утонуть.
Первое мое дело - узнать где. Чтоб помешать неизбавимо радости молодческой.
Кончился день. Позади эшелон, выгрузка, колонна в пыли, палатки, поставленные в ряд. Упали, уснули - ни до чего. С дюжину нашлось неугомонных, удравших и вернувшихся к рассвету. Каждого встретил, каждому радость испортил. С утра начали они ров вокруг парка - стоянки машин.
Еще вечером, только воткнули колья палаток, поехал к реке. Далеко ли? Найдут ли, доберутся ли в первую ночь?
Да и как утерпеть? Вот он - Дон! Вот они, отрезанные войной, мои корни, смутный призыв утерянной родни.
Ветер, волны. Черное небо далеко где-то смешивается с черной водой. Хорошо - пешком не доберутся.
К полудню на берег снова. Найти пляж, куда возить. Узнать дороги, которыми помчатся к реке изжаренные солнцем военные машины. Придумать, как не дать.
Ширь, жара, вода до горизонта, лента песка по краю. Навстречу, по одному и стайками, мальчишки - мелюзга. В стайках, скучившись, рассматривают, одиночки деловито несут желтобокие снаряды.
- Стой! Откуда?
- Ребята дают.
Край воды намыл в песке смертоносную поленницу.
Отобрал, сложил в одно, ветками, тряпками огородил, отогнал младших, старших, прежде щедрых таких, сторожить поставил. И - к власти местной.
Власть не близко, но на месте. Исполком всех хуторов в округе.
- Послезавтра будут - положил трубку председатель.
- А раньше? Ведь пацаны.
- Ты ж слышал. Послезавтра. Этого добра горы. Фронтовые склады немецкие. Что ни год кто-то рвётся.
Через день привез на пляж полный кузов растопленных разгильдяев. Под деревом скатерка битком, председатель, саперы. Пьяные, веселые – обмывают сделанное.
-Давай к нам, командир!
-Не могу - с людьми.
-Держи тогда.
Два больших, янтарно жирных леща легли в руки.
-Это не лещ, командир, - поправил председатель - Это синец. Деликатес. Гостей угощать.
Вдали, не всякий доплывет, крохотный островок. Ровно под танк, что на нем стоит. Въехал  "Тигр " на горку, там и подбили. Разлилось водохранилище, превратило горку в остров, намыло снарядов в появившихся берегах.
Накупались. Набрали раков. Сварили паяльной лампой. Каждому вышло по два.
Разламывали пальцами, красными от вишен.
Тепло. Широко. Красиво.

был у нас в кавалерии случай

Проезжая по Съездовской вспомнил

Интересные выявляются совпадения.
Наши женщины загадочным образом влияют на ноги иностранцев. Роль окон в этом влиянии неоспорима.
Судите сами.

По понедельникам совещание у генерала. Генерал, Царство ему небесное, был рафинированный интеллигент. Послевоенным капитаном-артиллеристом вошедший в нашу кибернетику. Каждое слово наполнено глубоким смыслом и, когда уместно, тонким юмором.
Среди прочего обсуждается ЧП. Монгольский офицер объяснился в любви русской женщине и, вымогая взаимность, повис в окне третьего этажа, держась за нижнюю часть рамы. Пока возлюбленная раздумывала, монгол, как сказал генерал, "Проявил недостаточную физическую выносливость", рухнул на асфальт и сломал обе ноги.

Четвертый (а с учетом цокольного - пятый) этаж учебного корпуса. Пронзительный, протяжный женский крик из угловой аудитории. Сбежавшийся народ застает там женщину - преподавателя русского языка, обхватившую ноги офицера, скажем с Ближнего Востока или с севера Африки. Остальное в офицере уже по ту сторону раскрытой створки окна. В стеклянной классной доске дыра, на полу осколки.
Выясняется.
Офицер который раз пытается сдать зачет. Что-то опять не так. "Ну как вы не можете понять?"- восклицает преподаватель. Но семантика этой фразы для той страны иная: "Ну ты и тупой". Стерпеть такое, да еще от женщины?! В ярости головой о доску и рыбкой в окно.

Вот ведь как. Вот к чему приводит женская манера молчать, когда спрашивают или говорить, когда не спрашивают. А вот мы, привычные, не сигаем в окна от общения с нашими женщинами.