Немного продолжения, девать пока некуда, пусть побудет тут.
Не забыть бы, что предыдущая часть на предыдущей странице днева, отредактированная...

Я проснулся с ясной головой, от какового состояния успел уже, оказывается, за последние 2 дня отвыкнуть...
Боль в груди спряталась куда-то глубоко и почти не мешала дышать. Вместе с сознанием вернулась память. Вместе с памятью - стыд. И желание действовать.
Ведь моя спутница меня наполовину вылечила...
Я осторожно приподнялся, прислушиваясь к себе - справа в груди словно затаился кто-то железный с острыми краями. Но не двигался. Пока.
И ты рассчитывал переломить ведунью ТАКОЙ силы?! Внушить ей страх и заставить уйти?!
Телепат хренов... Ну и что ж, что раньше получалось... Так то раньше.
Сам уйдешь. Вот только когда?
...Зато у меня получилось встать!
Правой рукой всё-таки двигать не хотелось, и натягивать куртку - тоже.
Поэтому, действуя одной левой рукой, я очень неловко накинул плащ и выбрался наружу.
Хорошо там было... Капли росы на траве искрились под лучами солнца так ярко, что больно было глазам. Захотелось немедленно наклониться, провести по ним рукой, слизнуть прозрачные огоньки... но я ж тогда не встану. Какие-то идиотские мысли лезут в голову... а вот интересно, если бы я был пониже ростом, меня бы так же шатало, как сейчас?
Шалашик одним боком почти прилепился к лесу, и совсем недалеко я с радостью заметил под деревом полузаросший мхом большой камень. Устремился к нему, как к родному, и почти упал сверху.
Мокрые листья... роса... запах свежести и раскрывающихся цветов позднего лета... и такой родной мох на старом валуне. Тоже весь в росе...
Как же мне хочется нырнуть в воду и плыть, плыть... Нестерпимо хочется... Только где же я здесь воду возьму... Что же это со мной такое?
Разве что умыться росой... а ее тут много.


Альдис

Подходя к шалашику, который мне уже казался чем-то вроде дома, я вдруг ощутила безотчетную тревогу и ускорила шаги.
Внутри было пусто... Аарне исчез.
Он всё-таки добился своего.
Всё вокруг потеряло смысл. Принесенная чистая вода, ягоды и несколько грибов, радость от пойманных рыбок, чудесное яркое утро...
А я так счастлива была, что угадала - мне удалось разбудить его собственные силы. Не знаю как. Но ночью словно чей-то тихий голос вплетал свои слова в мою ворожбу, и опять еле слышно зазвучала под переливы струн та баллада, что почудилась мне на далеком северном берегу... Во всяком случае, когда я перестала
ворожить, мой спутник просто спокойно спал - дышал ровно и тихо, не стонал, не метался, и лоб его наконец перестал быть горячим...
Но ведь я уходила совсем ненадолго!
Ягоды, грибы и рыба - всё то, что я с такой радостью собиралась скорей приготовить - показались ненужными и лишними. Я положила их рядом с нашим импровизированным ложем из веток...
Зачем тогда всё...
Его меч лежал на прежнем месте. Значит, оружие он не взял!
Я выбежала наружу - и почти сразу увидела Аарне.
Он сидел на камне, прислонившись спиной к стволу старой поваленной сосны.
Голова его была запрокинута, и глаза, показавшиеся мне опять темно-синими, неподвижно, остановившимся взглядом смотрели в небо.
На секунду я застыла, задохнувшись, в висках застучала кровь...
А потом увидела, как он пошевелил левой рукой... и между пальцами заклубился ккой-то туман. Правую руку он медленно, с трудом прижал к груди... и пальцы - искрились...
Я так и стояла. Не знала, что сказать.
Его плащ лежал рядом на земле. Руки, плечи... даже повязка на груди - всё искрилось, и капли воды сияли ореолом вокруг головы, на концах волос.
Казалось, что роса со всей поляны, сливаясь в небольшие струйки, устремилась к Аарне. Она превращалась в туман и клубилась вокруг его фигуры, складываясь в замысловатые фигуры, легкими тенями касающиеся его лица, рук. Эта водяная пляска длилась и длилась, а я не могла оторвать взгляда. Наконец, водоворот тумана яростно завертелся, вспыхнула радуга - и капли опали обратно на траву, зашуршав, как легкий дождик.
Аарне вздохнул и посмотрел на меня... Он улыбался так светло и мягко, что мое сердце сжалось от нежности. Я засмеялась, подбежала и обняла его, забывшись от радости.
Аарне вздрогнул... и мое наваждение развеялось. Опять я сделала ему больно?! Что же я творю... как стыдно... Я смущенно отстранилась, стараясь не глядеть ему в глаза.
Было ужасно неловко от моего порыва, щеки залила предательская краснота. Да что ж это со мной? Может, он не заметил?
Какая я глупая - разве это можно не заметить?
Надо сказать ему что-то такое, отчего он сразу поймет, что это ничего не значит… А что, все-таки это объятие что-то значит? Я слушала, как сильно бьется сердце, и молчала, смотря в сторону от Аарне, даже голова кружилась от собственных мыслей. Старалась выбросить все из головы, подумать о чем-нибудь другом, но тут же вспоминала, как пахли его волосы прохладой и свежестью, и даже руки начали тихонько подрагивать, а он все молчал…

И смотрел на меня.
Я наконец отважилась взглянуть в его глаза...
Они снова были светлыми - серо-голубыми. Они затягивали. На дно...
И не знаю, чего в них было больше. Радости - или боли.
Сильные руки взяли меня за плечи. Аарне легко встал и сказал тихо, опустив взгляд:
- Ну что ты... Всё в порядке. А я ведь даже не знаю, как тебя зовут...

Зимняя ночь.
Луна и звезды лили свет на искрящийся снег. В большом поселении на берегу реки, в одном из домов, горела лучина. Дверь была распахнута, женщина в исподнем стояла на пороге, ее ноги подгибались. Она с тоской смотрела на огромный мрачный каменный дом, чей силуэт высился вдали. Там, за стенами этой каменной твердыни,
всего пять дней тому, появилась на свет ее девочка. Но муж ждал сына - и прогнал жену из собственного дома к матери, запретив даже вспоминать о случившемся. Что теперь будет с ребенком?
Завтра всем объявят, что она потеряла дитя. Хенна зарыдала беззвучно, закрыв рукавом лицо...
В лес от поселения уходили следы лыж. Седовласый воин легко скользил в сторону темнеющих древних елей. За его спиной ворочался и попискивал кто-то, завернутый в шкуру. Недобрая тишина обступала со всех сторон, как болотная топь, гасила в себе все звуки.
Снег скрипел под старыми лыжами, полог леса приближался. Деревья надвинулись, закрыв ночное небо, и стало очень темно. Холод и мгла равнодушно взирали на человека, которому давно не было страшно. Просто он забыл, как это бывает. И теперь, смутно ощущая непонятное ему чувство, воин хмурил косматые брови, размашисто скользя по холмам ночного леса.
Прошло много времени, прежде чем он остановился.
Ночь уже перевалила за середину, вдалеке надрывно пел волк. Огромная поляна была покрыта нетронутым белым покрывалом, только прямо посередине лежал выворотень, вздымая к бархатному небу узловища корней. Воин осторожно положил меховой сверток. Священное дерево, поваленное еще осенью бурей, как будто надвинуло обломки корней над малышкой, защищая ее. Вот так...
Теперь судьба ребенка была в руках богов.
Все-таки кровь младенца пролить не отважился бы ни один воин.

Прошёл двадцать один год...

На высоком берегу огромный каменный дом, вполне достойный называться замком, смотрелся мрачной, но вполне надежной твердыней.
Это была защита для всех, кто дому был бы хозяином или хотя бы гостем. И довольно внятное предупреждение всем остальным - лучше не соваться. Стены, башни, узкие окна - только крайность могла заставить пойти на приступ этого жилища. Впрочем, уютным жилищем дом не был ни в коей мере.
А что касается защиты...
Под надменными, ровными стенами с узкими окнами не стояло вражеское войско. Там не было вообще никого. Сумерки сгущались над близким лесом. И пахло дымом. Не ароматным дымом костра и даже не пожаром, когда горит подлесок, старая хвоя и мох - дым был каким-то удушливым и неприятным. Пожелавшему разобраться, откуда же доносится этот запах, стало бы в конце концов ясно, что горит что-то в замке - еле заметные сизые струйки просачивались словно из-под земли. Но это было не со стороны ворот - там всё было в порядке, и доносившиеся шумы большого хозяйства - ржание лошадей, собачий лай и негромкие голоса - не несли тревоги. Пока...
Глухая стена, обращенная к лесу, смыкалась с густым кустарником. И совсем неожиданно от него отделилась высокая фигура мужчины в темной одежде.
Он оглянулся на замок, секунду промедлив, и бросил что-то на землю. А затем легкой, словно плывущей походкой направился к близкому лесу. И больше не оглядывался.
Если бы внимательные глаза смотрели на него со стороны опушки, то разглядели бы, возможно, брошенный догоревший факел, длинные светлые волосы незнакомца и узкий меч за его плечом. А также мрачный, какой-то мертвый взгляд светло-голубых, льдистых глаз.
Но рядом не было никого.

Мне очень не хотелось задумываться: где сон, а где явь...
Иногда действительность была почти такой же приятной, как во сне. Легкие руки девушки смачивали губы, укладывали на лоб что-то прохладное, отчего в голове прояснялось. Тогда я приоткрывал глаза и видел её лицо. Очень сосредоточенное и встревоженное. И немного грустное.
Мне очень нравилось наблюдать за ней, глядя сквозь ресницы, тем более что я почти всегда чувствовал, когда она была рядом. Но я старался, чтобы она этого не замечала. Не хотелось увидать, как заботливый, теплый взгляд становится враждебным. Это ещё случится... но пусть не сегодня.
Хотя вроде бы она поверила, что я не бил её по голове и не собирался продавать. Вот только следовало честно признать, что не надо было мне ничего говорить...
Да уж. Как трогательно. Вот он я - решил тебя спасти от рабства, а может и от чего похуже. Герой, весь в белом. Вернее, в черном. И чего добился? Она останется рядом, будет меня лечить и заботиться... а тем временем люди Сойле нас найдут... с помощью магического поиска или как-то ещё. Собак, конечно, я со следа сбил, но этого мало...
Увиденная мной сцена в подземелье не дает сомневаться, чем же всё закончится. Да я, собственно, и не удивился... Вот только нельзя, чтобы она была со мной, когда это произойдет. Что мне стоило промолчать! Или сказать что-то такое, чтобы она разозлилась ещё больше...
От этих мыслей становится так мерзко, что сознание снова и снова проваливается то в черноту, где нет ничего, кроме боли, то опять забрасывает меня на знакомый берег, где удается ненадолго забыть об опасности, угрожающей моей спутнице. А главное, о том, что я сам могу навлечь на неё всё то, от чего хотел избавить...
Ну да, я прячусь... прячусь в своих снах, чтобы не ругать себя опять... и единственным оправданием мне служит то, что если уходить туда иногда, то становится немного легче дышать и не стонать при каждом движении - этого только не хватало...
А, будь оно всё проклято! Даже и тут не повезло. Очнувшись в очередной раз, я услышал-таки свой собственный хриплый стон. Хорошо, что девушки в тот момент не было рядом. Скоро она вернулась с охапкой свежих веток и листьев, с травами и мхом.
Тихонько положила наземь свою "добычу". Снова прикосновение тонких пальцев, холодная вода - а потом я понял, что она пытается меня сдвинуть. Ветки предназначались для постели.
А теперь помоги ей, придурок, - не хватило ума и выдержки промолчать и оставить при себе свои оправдания, значит теперь она будет тебя тащить, и ворочать, и лечить, а ты приподнимайся... знаю, что не хочется... и глаза можешь не открывать, ты, главное, двигайся... И молчи...

Альдис
---------
Я аккуратно заделывала мхом щели в стенках шалаша - они были совсем незаметными, но всё-таки оттуда немного тянуло ночным холодом. И в это время я спиной почувствовала, что Аарне открыл глаза и смотрит на меня.
Захотелось поежиться или сразу обернуться. Но я продолжала свою работу.
- Значит, ты хотела взглянуть на моё будущее? - услышала я тихий, но очень холодный голос. Почти как в том видении. Когда он говорил с палачом.
Я только открыла рот, чтобы ответить, как услышала:
- Ну и как? Понравилось? Голос был полон сдержанной ярости. - Или ещё что-нибудь хочешь увидеть?
- Ничего я не хочу!
- А если не хочешь, почему ты не уходишь? Ведь ты же узнала, кажется, что я не самая лучшая компания для тебя. И уж не знаю, что там увидела ТЫ, но я... видел достаточно, чтобы понять, что тебя там быть не должно!
Уходи к своим, - продолжал он более спокойным голосом. - Ведь знаешь, наверное, куда идти.
- А ты действительно не понимаешь, зачем я здесь? - Мне было очень обидно. - Что я хочу тебя вылечить? Ведь это из-за меня... стрела... это же я её задела!
- Какая разница. Ну не ты - так кто-нибудь другой... - произнес он устало тоном, которым что-то втолковывают глупому ребенку. - Вынула стрелу - спасибо. И хватит. Я отлежусь тут пару-тройку дней... и тоже уйду. Только воды оставь...
- Ты сам-то хоть веришь в то, о чем говоришь?
Я посмотрела в в насмешливые и какие-то шальные глаза.
- Не знаю... Только нельзя тебе туда со мной... в замковое подземелье...
Он усмехнулся, и я вдруг осознала, что эти слова он не сказал вслух. Просто подумал.
А я услышала.
Я слышала бабушку. Очень часто. Не задумываясь о том, как это происходит. Бабушка вообще была, как правило, немногословной, и её мысленная ласка или просьба, обращённые ко мне, были делом привычным. Так было - не знаю почему. Никогда я не угадывала ещё чьих-нибудь слов.
Но в тот момент даже не это поразило меня. Прозвучавший голос - да, это был голос Аарне, но ТАК он со мной ещё не разговаривал. Ни следа холодной насмешки, равнодушия... отчужденности.
Виноватая, грустная улыбка... какая-то беззащитная... Мне чудится?!
Я вглядывалась в его лицо, пытаясь увидеть то, что услышала в голосе. Но он сразу закрыл глаза.
И тогда - с запозданием - я вдруг поняла то, о чем не думала раньше.
Увиденное мной с помощью Ляма - должно случиться. Я не могу это предотвратить. И добилась только одного - заставила сигарда пройти через это дважды. Что-то больно сжалось у меня внутри... Но ведь вчерашняя рана у него зажила! Если я верно разглядела тот сон.
Та - зажила. А остальные?
"Хочешь думать, что это сон? - сказала я себе. - Конечно, так легче... Потому что ты оказалась жестокой, моя дорогая, - ты ведь знаешь, что он всё это действительно чувствовал. С начала и до конца"...
Я встала на колени и взяла Аарне за руку. Он не пошевелился, но сплетенное из наших волос колечко тихо сжало мой палец.
Всё равно я буду бороться!
-Молчишь? - Теперь я обращалась к нему так же, как бабушке - мысленно. - Хорошо, я тоже буду молчать. Только знай - никуда ты от меня не денешься. И перестань двигаться, не вставай, я же вижу, как тебе больно!
Его пальцы в моей руке дрогнули, Аарне приподнял голову и открыл глаза, показавшиеся мне вдруг не серо-голубыми, а синими, как море в грозу... и тут же я ощутила непонятный страх и желание бежать отсюда - куда угодно, только скорей. Так трудно было остаться на месте и тут же не вскочить!
А в следующее мгновение... наваждение схлынуло.
Аарне неподвижно лежал на приготовленной мною постели, и только губы его окрасились алой кровью.
Не хватило сил...
- Вот, значит, как ты можешь? - зло сказала я. - А я не уйду. Всё равно ты меня не прогонишь!
И стала расплетать волосы.

Лучше бы здесь было темно...
Потому что такого я даже не могла себе представить.
Аарне прикован к стене за вывернутые вверх руки и обнажен до пояса. На месте сегодняшней раны - почти заживший багровый рубец. Лицо - нетронуто... только большая ссадина на виске. Спокойный взгляд светлых глаз, уже знакомая мне его ленивая усмешка... но этого же не может быть. Неужели это и есть его будущее?!
Я с ужасом смотрю на палача - никем другим и не может быть находящийся здесь человек, перебирающий что-то на столе. Я даже слышу пряный и терпкий аромат трав, доносящийся от стоящей на столе плошки - вроде бы знакомый, но не могу вспомнить, что это такое. Какое-то время я надеюсь, что всё это сейчас исчезнет. Нет.
Палач, взяв нож, подходит к сегвану и медленно, с явным удовольствием начинает проводить по его телу черту за чертой, то лезвием, то кончиком ножа, в одному ему ведомом порядке. Я пытаюсь закричать - у меня не получается. Звучат какие-то вопросы - но я не могу их разобрать. А сегван молчит.
Меня начинает трясти... Я вижу, как быстро наливаются кровью глубокие порезы, снова и снова. Уже вся грудь Аарне залита кровью, но этот кошмар не кончается -палач подходит к столу и начинает размешивать что-то в плошке. Рукавицей. И тут я вспоминаю, ЧТО это такое... но ведь это же ужасно, это хуже чем любой ожог... Он подходит к сегвану и начинает втирать эту смесь в его раны.
Вскрикнув, я закрываю лицо руками. Может быть, тогда всё это исчезнет?
Я перестаю видеть истерзанное тело Аарне, но возникает голос.
- Ну что, ты думал, что тебе удастся обмануть кунса? Устроил пожар. Пожар, ага. Как будто кто-то поверит, что можно вот так сжечь целое состояние. Да на эти деньги можно знаешь сколько кораблей снарядить? Куда же ты запрятал товар, будь ты проклят?!
Молчание. Какая-то возня и непонятные звуки...
- Всё равно ты скажешь. Заговоришь, да ещё как. Нет, конечно, сам я не такой дурак, чтобы баловаться серыми кристаллами, но и моя доля там есть! И я её получу!
- Знаешь, что ты получишь? - неожиданно раздается ясный и насмешливый голос Аарне. - И куда именно?
А дальше звучит нечто такое, что... половину слов я не поняла. Но палач, видно, понял... Я открываю глаза и вижу, как тот несколько раз изо всех сил ударяет сегвана по старой ране. И только после этого глаза сегвана закрываются, а белокурая голова бессильно падает.
Я пытаюсь дотянуться до него - и стискиваю горячие пальцы. Уже здесь. В шалаше. И я держу Аарне за руку...

Ничего не изменилось. Снаружи потрескивает костер. Начинает темнеть. Я вскакиваю и, взяв небольшую тряпицу, намачиваю ее водой из реки. Осторожно обтираю ему лицо и кладу влажный лоскут на лоб. Нет, лоскуток слишком мал. Отрываю ещё полосу от своей рубахи. А сегван вдруг поворачивает голову и, не
открывая глаз, кажется что-то тихо произносит... или стонет...
Я встаю на колени и пытаюсь вслушаться. Показалось. И в это время мой палец стягивает колечко.
Осторожно я поднимаю голову Аарне чуть повыше - и вижу, как из угла рта у него показывается струйка крови. А потом он открывает глаза.

..."Провожая в дорогу,
из которой я никогда не вернусь...
жди - не жди - никогда не вернусь...

Словно раненый зверь,
Я бесшумно пройду по струне,
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слезы лила обо мне...
Чтоб ты шла по следам моей крови во тьме
до ворот, за которыми холод и мгла"... (Мельница. "Воин Вереска")


Я опять стою на берегу, где помню каждый кустик.
Но девушки здесь уже нет. Почему-то мне так спокойнее. Я не помню, почему. Только знаю, что со мной рядом ей находиться опасно. А так хочется ещё раз увидеть эти изумрудные глаза! И взгляд - не испуганный, ненавидящий, а просто - ласковый. Я забыл, как это бывает...
Кто-то тихо трогает меня за плечо, я с надеждой оборачиваюсь - и вижу мальчишку, лет двенадцати-тринадцати, в странной одежде. Куртка, штаны, сапоги и шапочка - одинакового темно-коричневого цвета и похожи на замшу. Длинные черные волосы и огромные карие глаза с сиреневатым отливом. Никогда не видел никого похожего - ни наяву, ни во сне.
Я не успеваю ничего сказать, как мальчик спрашивает:
- Ты мне поможешь?
Видно, изумление слишком явно написано на моём лице.
- Я без тебя не смогу, - парнишка смотрит виновато и как-то очень грустно. - Вообще я был уверен, что и ты не сможешь помочь! Просто меня попросили... поэтому я и пришел. А ты, оказывается, можешь... просто тебе сейчас очень плохо... но ты помоги немножко, я дальше уже сам...
А мне как раз хорошо. О чём это он? Здесь мне не может быть плохо...
- Ну что ж, пойдем.
Я беру его за руку, и мальчик продолжает уже на ходу:
- Я сам ничего не смогу увидеть. Будешь видеть только ты и она. Линия твоей судьбы. Она меня очень просила посмотреть твоё будущее.
- Что?! Я пытаюсь высвободиться, но маленькая ладошка зажимает мою руку словно тисками. - Кто - она? И зачем это всё?!
Я и сам-то не хочу видеть, а уж тем более показывать это желающим!
Там и будущего, наверно, осталось на пару дней... и смотреть уже не на что. Я начинаю вспоминать, откуда я шел и почему мне так не хочется заглядывать в это самое будущее. Вспоминать тоже не хочется. Но я вспоминаю почти всё.
Даже если у меня будущего и не на два дня... то тем более. Ничего хорошего она не увидит. Потому что скорее всего люди Сойле меня всё-таки достанут. Я не успел уйти. Или не хотел...
Мальчишка не отпускает мою руку. И я проваливаюсь куда-то вниз...
Нет, не под воду. Но вздохнуть почему-то не могу - очень долго. Темно... какое-то странное и вместе с тем знакомое место... подземелье, кажется... каменные стены, грубо сколоченный стол, факел в кольце.
Ко мне, заинтересованно всматриваясь (вот уж было бы на что смотреть!) подходит низенький человек в кожаной безрукавке. Странно - это он такой низкий или я так высоко нахожусь? Его губы шевелятся, но я ничего не слышу. Скорее всего, очень мало при этом теряю. Вообще всё видится в каком-то тумане или дыму... Проходя мимо стола, человечек берет оттуда что-то и, подойдя совсем близко, долго смотрит мне в лицо. Очень хочется либо плюнуть в эту физиономию, либо хотя бы сказать что-то очень для него неприятное. Чем же он меня так достал?
Потом, решившись, со старательным видом этот коротышка начинает холодными пальцами снова и снова проводить по моей груди. Потом по плечу. Почему-то я не могу пошевелиться, и, скосив глаза, вижу, что это не пальцы - в его руке небольшой, странного вида нож. Это продолжается долго, а потом нож сменяет какая-то смесь, что он втирает в мое тело... а потом ещё что-то раскаленное, я плохо вижу... вот же тварь...
И пытаясь рвануться, я вдруг с огромным удивлением вижу всё это - опять со стороны.
Наверное, этот мой друг не такой уж низкий - просто, оказывается, я повис на стене, а разведенные в стороны руки прикованы к вбитым в стену цепям. Он всё трудится, и вместо рубашки мое тело покрыто кровавыми узорами, пересекающимися и сливающимися между собой... почему-то совсем не больно, вот только обидно,- как же я им дался?!
Что-то он ещё всё время у меня спрашивает... Я не слышу. Но ничего - чтобы сообщить ему о его происхождении и ближайшем будущем, вовсе не обязательно его слушать... И я с удовольствием и красочными подробностями его просвещаю.
После чего он изо всей силы ударяет меня в грудь рукояткой ножа. Я опять долго не могу вдохнуть, а потом вдруг оказываюсь лежащим возле уютно пылающего очага. Рядом уже никого нет. Дотлевает факел, и, Боги... как же жарко... горит всё тело, и спина, и руки... Кажется, если я упаду грудью на пылающие угли, мне станет холоднее, чем сейчас...
Только вместо этого - неожиданно прохладное прикосновение ко лбу. И я не вижу больше подземелье. Что меня совершенно не огорчает. Если бы ещё что-то в горле не мешало нормально дышать...

На свинцовых волнах белокрылый корабль -
Долго чайки рыдали у берега вслед.
Долго жены смотрели и щурились вдаль,
Умоляя Богов защитить их от бед...

Северное море шумело, Я его никогда раньше не видела, но сразу узнала.
Шорох набегающих волн, откуда-то раздавались тихие слова баллады...
Холод...
Открыла глаза. Шумит, оказывается, кровь у меня в ушах, а холодно
оттого, что лежу на сырой земле без рубахи. Я неуверенно села, все
противно плыло и шаталось перед глазами. На мне кровь... много крови.
Сердце бухнуло, предчувствуя беду. Аарне, видимо, приходил в себя и
пытался подняться! Я увидела, как кровь толчками течет из потревоженной
прижженной раны. Повязки, которые я пыталась наложить, конечно, сбились.
Я застонала от отчаяния. Как долго это продолжалось? Успею ли снова
подхватить гаснущую жизнь? Хватит ли сил? Бледное лицо сегвана как будто
светилось в полумраке шалаша. Я зашептала яростно:
- Ну, нет! Ты у меня не умрешь, даже не думай, слышишь?

Как река уйдет, станет лишь ручьем
И ручей уйдет, станет лужицей.
Руда ты бежишь, да уйдешь назад
По слову моему, по велению.

Понемногу поток иссяк... Но все равно, мне нужно найти чистотел и
гриб-дымовик. На одном наговоре Аарне долго не протянет, кровь пойдет
опять. Я схватила рубаху и, на ходу ее одевая, выбралась из шалашика.
Шел дождь, но страшный ветер уже утих. Странно, а рассвет обещал хороший
день... Небо было затянуто хмурой пеленой. Чистотел я нашла почти
сразу, а вот за грибом пришлось походить по лесу. Я даже почти забыла о
своей ноге. Она тихо ныла, но не мешала мне. Наконец, я тщательно
растирала чистотел на плоском камешке, сидя рядом с костром. Он не
потух, а значит, без сознания я находилась недолго.
Аарне успел потерять много крови, но всё же есть надежда, что можно
поставить его на ноги.
Руки были заняты, а голова свободна. Поэтому в нее сразу полезли мысли.
Зачем они с Алваром меня утащили? И почему мы ночью с Аарне ушли
вдвоем, куда торопились? Или откуда? И почему он потребовал, чтобы я
уходила, как только подлечу ногу? А сам что - возвращаться собрался?!
Или... остаться здесь?
Пожалуй, только на последний вопрос я знала ответ. Вернее, чувствовала.
Он действительно хотел остаться один.
Невольно я вспомнила, уже в который раз, то, что, видно, не почудилось
мне ночью в его взгляде...
На мгновение мне подумалось - а не сам ли он каким-то образом спустил
эту стрелу?!
Нет, конечно.Какой бред лезет в голову. Я вспоминала, как споткнулась, и
попыталась ещё раз представить, что же тогда случилось...даже голова,
кажется, закружилась... вот я упала, я сижу на земле, и под ладонью
веревка... какая веревка?!
Так это я её задела?!
Как хорошо, что он обернулся. Ведь иначе стрела попала бы ему в
сердце.
Он забрал боль себе обратно каким-то образом. Я не могла вспомнить, что
было во время транса, но это было невероятно. Он же не ведун, как так
вышло? Хотя... я уже ни в чем не уверена. Он так смотрит иногда, у него
такой взгляд! У меня даже как будто в животе что-то сворачивается, когда
случайно встречаемся взглядом...
Скоро чистотел превратился в желто-зеленую кашицу, в которую я высыпала
оранжевую пыль из гриба. Тщательно размешала и выложила смесь на лист
подорожника. Прижала лист к ране и крепко перевязала.
Я вообще не понимала, почему у меня так сжимается сердце, когда я смотрю
на его лицо, как будто уже немного осунувшееся. Глаза, сверкавшие
ледяным огнем, куда я боялась посмотреть, были закрыты, и вся его
фигура, вызывавшая у меня до этого ощущение гибкости, силы и холодного
расчета - что-то наподобие стального клинка - была словно изломана, с
неловко подвернутой правой рукой, запрокинутой головой...
Аарне тихо, глухо застонал, не открывая глаз. А я подумала, как же мы
долго шли сюда - и он ведь ни разу... он только тяжело дышал. В углу всё
ещё лежал вырезанный мною наконечник стрелы и рубашка, казавшаяся сплошь
черной - она вся была в крови.
Аарне лежал на тонкой подстилке из веток и листьев, залитых его кровью,
дыхание его было поверхностным и неровным. Наклонившись, я осторожно,
разбирая спутанные волосы, взяла несколько волосков - похожих на мои,
только немного потемнее, и тихонько коснулась рукой его лба и губ - они
были сухие и очень горячие. Надо скорей добыть воду...
Я укрыла его плащом. Как давно он мне отдал свой плащ! Нет уж,
забирай...Хоть это ещё я могу для тебя сделать.
И шагнула прочь от шалаша, не сразу почувствовав, что по лицу текут
слезы.
Я не хочу, чтобы ты умирал. Прошу тебя...

Забросив за плечи кожаный мешок и взяв ножик, я пошла по тропинке,
привычными движениями переплетая его волосы вместе со своими на пальце.
Это простой способ установить связь с человеком, где бы он ни был. Я
шепнула пару нужных слов волосяному колечку. Когда Аарне придет в себя,
оно затянется на пальце.
Мне нужно было знать, когда это произойдет...
Я старалась думать о том, что нам придется провести здесь некоторое
время, если... пока Аарне не наберется сил. А чтобы силы появились, надо
было что-то поесть. Я вспомнила, как мы с моим Котом учились вместе
ловить рыбу. Он - молниеносным ударом лапы, а я прямо руками. Придется
восстанавливать навыки.

Мой дом горел.
Ало-рыжее пламя гудело всё сильнее.
Горело всё: резные наличники, которыми так гордилась мама. Рамы окон. Колыбелька моей сестренки, сделанная отцом, куда она укладывала своих кукол. Смолистые бревна трещали. От пожара было невыносимо жарко, пламя обжигало лицо, не давало дышать, хотя и не доставало до меня… Почему-то я не мог двинуться, несмотря на то, что мимо меня, чуть не задевая, пробегали какие-то люди и что-то со смехом кричали друг другу. И я знал, что они радуются добыче, вытащенной из нашего дома до того, как его подожгли…
Совсем недалеко от меня, в окружении нескольких воинов с обнаженными мечами, стояла моя мать и судорожно прижимала к себе ребенка – сестренка была вся в саже, рубашонка разорвана.
А перед ними на земле лежал мальчишка. Полуголый, босой, с окровавленной головой, он продолжал сжимать бесполезный уже кинжал рукой, на которую наступил один из воинов.
И снова меня охватила такая ярость, ненависть и стыд – как уже много раз бывало во сне, - что я даже не удивился, как же это у меня получается лежать на земле и одновременно наблюдать за этим со стороны?!
Я ещё раз попытался хотя бы пошевелиться, сделал шаг - и всё исчезло. Теперь я стоял на палубе корабля. И опять огонь не давал дышать. Горели паруса. Тлела моя одежда. Я отбивался от каких-то черных теней. Как и всегда, некому было защитить мою спину; но, хвала Богам, эти тени двигались как-то замедленно, иначе мне бы не устоять, потому что меч у меня в левой руке, а их много... Почему в левой, почему мне всё дается с таким трудом?!
А вот же они, перышки. Я же прибит стрелой к мачте. Опять. Как трудно двигаться...и опять я непослушными пальцами обламываю конец стрелы, до крови прокусив губу. Теперь только рвануться - и я свободен, ну же, давай, ведь в прошлый раз это получилось, ты даже ещё сколько-то плыл потом...
Я рванулся, но вместо палубы или спасительных волн возникла чернильная темнота. Без луны и звезд, с одним мерцающим огоньком вдали. Можно было не двигаться... Как хорошо. Как я устал... Огонь медленно приближался, и я неотрывно смотрел на него, зная, что вот сейчас наконец всё закончится, всё будет хорошо, только дойти до него... вернее, он сам двигается ко мне...
И опять не получилось - чей-то тихий голос зашептал мне в ухо: "ну подожди... подожди, не мечись... я сейчас... Аарне, держись"...
Тьма истаивала, распадалась клочьями, и я увидел, как проступают очертания моего родного берега.
Жемчужно-серое освещение белой ночи. Тропинка, спускающаяся к воде мимо маленькой березки. Старая баня с замшелой крышей. А у самой кромки воды - большой плоский валун, серый, покрытый мхом и разноцветными лишайниками. Как часто я сидел на нем в детстве и глядел вдаль, откуда приходили корабли!
А сейчас там тихо сидела девушка.
Густые, длинные белые волосы, ещё более светлые, чем мои, были распущены и как-то неровно подрезаны с одной стороны. Ветерок шевелил прядями, и словно туман вился вокруг ее головы...
Она оглянулась через плечо и как-то робко улыбнулась мне навстречу.
Почему мне так знакомы эти глаза... Я не помню, как ее зовут. Я просто знаю, что она мне ближе всех... из тех, кто ещё остался в нашем мире...
Ускорив шаги, я подхожу к ней. Девушка протягивает мне руку - и тут я вдруг вижу большое кровавое пятно у нее на груди, на светлом платье...
- Что с тобой?! - Я почти кричу, но она, кажется, меня не слышит. - Я тебя перевяжу! Не мешай...
Но она молча, так же улыбаясь, отстраняет меня своими худенькими и неожиданно сильными руками.
У меня перехватывает дыхание - я не могу на это смотреть. Всё-таки мне удается, отведя ее руку, прикоснуться к кровавому пятну... и оно исчезает под моей ладонью, словно ничего и не было...
- Ну зачем ты это сделал? - говорит она тихо. - Я не хотела. Зачем?
Она ласково проводит рукой по моему лицу, отводит прядь волос... и тут меня затопляет боль. Я инстинктивным движением хватаюсь за грудь, но легче, конечно, от этого не становится, я только чувствую, как кровь течет по моим пальцам. И жарко. Всё горит...
И что-то мешает дышать.
Я открываю глаза. Или мне это так кажется. Над головой - близко - сплетенные ветки. Полумрак, дождь шуршит снаружи... и пушистые белые волосы рассыпались по мне. Так это был сон или нет?!
Не могу подняться - правая рука не действует, и голова, уткнувшаяся мне в плечо, кажется такой тяжелой... Осторожно, кое-как, я пытаюсь левой рукой немного отодвинуть девушку, хотя бы заглянуть ей в лицо и что-то понять... Только вокруг меня всё темнее, я ничего не вижу, понимаю только, что она почему-то полураздета...
Всё-таки это была она. Во сне. Или не во сне...
Мне удается сесть.
Бледное лицо. Закрытые глаза. Распущенные волосы, укутавшие смутно белеющие плечи. Алая точка на груди. И всё.
Что с ней? Почему она тут лежит? И как я вообще сюда попал?
А дождь уже, кажется, заливает нас... или нет, это не дождь. Опять, как во сне, словно железный цветок раскрывается в груди, не давая дышать... ну зачем же ты тут осталась... уходи...

Мир возвращался... Сначала я осознала, что не могу пошевелиться, но было так плохо, что и не хотелось этого делать. Передо мной колыхалась тьма, хотя мне казалось, что я открыла глаза. Язык покалывало и во рту было сухо, ощущение, как будто он забит песком. Потом пришла боль, резанула по глазам, сжала виски и сосредоточилась на затылке, пульсируя. Воздуха не хватало, я судорожно хватила его ртом и поняла, что в мой живот врезается чье-то плечо. С губ сорвалось слабое сипение, когда с плеча меня бросили на землю. Связанные за спиной руки не смягчили падение, а только усилилась боль в плечах и запястьях. В щеку впились сосновые иголки. Значит я уже вижу, раз определила, что они сосновые.
- Ну, личико ей не испорти, - произнес надо мной хриплый мужской голос по-сегвански.
Я попробовала лечь на спину, но затылок болел так, что я не смогла повернуть голову.
- Эй, ты! Что? Пить хочешь? - от голоса этого мужчины у меня муравьи посыпались за шиворот. Не знаю, что такого я услышала, но от страха чуть снова не потряла сознание. В тот же миг кто-то ударил меня сапогом в живот.
Читать далее

Я услышал сзади вскрик и оглянулся, продолжая по инерции двигаться вперед.
И в этот момент что-то сильно ударило меня в грудь. Стрела.
Девушка сидела на земле, неловко поджав ногу и держась за неё. Вывихнула? сломала?
В лесу стояла тишина, не слышно было даже птиц; я быстро осмотрелся и облегченно вздохнул, увидев что-то наподобие неестественно выгнутых веток.
Вот, значит, как. Всего лишь самострел. Никого тут нет. Ну что ж, это самое главное... а что касается остального, то, наверное, что-то такое со мной должно было произойти... Нечего было мне ввязываться в эту историю.
- Что у тебя с ногой? - спросил я, опустившись перед ней на колени, отчего меня сразу повело куда-то в сторону.
Она смотрела на меня испуганными глазами и молчала. Да не буду я тебя трогать, чего ты боишься...
- Покажи, - потребовал я, и она послушно вытянула вперед уже начинающую распухать в щиколотке ногу.
Перелома нет, хвала Богам... а это должно через пару дней пройти. - Идти сможешь?
Она кивнула, уставившись на торчащую из меня стрелу.
- Вставай, - сказал я резко. Конечно, в другой раз я помог бы ей встать... но сейчас было очень трудно встать самому. - Пошли. С трудом я остановил кружащиеся деревья - они двигались и расплывались перед глазами.
Здесь должен был быть шалаш, и я обязан до него дойти, пока ещё могу. Потому что начинался дождь. А она не дойдет одна до своих, если простудится...
Она встала, на мгновение скривившись от боли, и как-то странно посмотрела на меня. Взяв за руку, я потащил ее вперед по тропе. Сначала она заметно прихрамывала, потом стала двигаться легче... Мы шли и шли. Что-то она, кажется, говорила, но я не слышал из-за звона в ушах.
Внезапно в лесу открылась маленькая полянка. На другой ее стороне стоял с виду уютный и добротный шалаш.
Я выпустил её руку и сразу чуть не упал.
- Иди туда. Там передохнешь, полечишься. А потом уходи... Говорить было тоже больно. И дышать.
Всё. Конец пути. Я так устал...

Когда сидишь у костра, ночь кажется гораздо темнее.
Эта нехитрая истина пришла мне в голову, когда я вглядывался в деревья на опушке, освещённые отблесками огня. За ними, стоит отойти от костра лишь пять шагов, казалось, царит непроглядная вечная мгла.
И такая же мгла была у меня на сердце.
Впрочем, что же это я говорю! Какое, к Богам, сердце?! Его у меня нет... и не было никогда... с той ночи, когда сгорел мой дом.
Да оно и к лучшему. При моей жизни иметь сердце было бы недопустимо.
Как вам верность, замешанная на предательстве? А наоборот? Вот то-то же.
А быть почти что сыном - приемным сыном - убийцы твоей семьи? А когда ради тебя пренебрегают единственным человеком, с которым тебе хотелось бы сойтись поближе, а ты ещё всячески способствуешь этому...
Хорошо хоть это расположение кунса долго не продлилось.
И так я слишком долго оставался слепым и умудрялся не замечать того главного, что целиком завладело Сойле. И моя нежданная свобода совпала с прозрением.
Что я сделаю с ним? Я не знал. Не знал, сделаю ли вообще что-нибудь. Внутри было пусто и мертво... хотелось просто НЕ БЫТЬ... если вообще чего-нибудь хотелось. А кто меня спрашивать станет...
Алвар заснул, прихрапывая, раскинувшись у костра; помнится, первую половину ночи он как раз обещал сторожить. Сторож хренов. Ну что ж. Его счастье. Значит, убивать его сейчас не буду. Да и противно это было бы. Противно и легко...
Я посмотрел на девушку и понял, как я поступлю. Её глаза, такие знакомые... в них усталость, страх - совсем немного - и что-то ещё, чего я не понимаю. Я, наконец, увидел, на кого она так похожа, но даже это мне сейчас было всё равно. Может быть, потом...
Вот только об одном я не хочу сейчас думать - зачем я это делаю?!
Молча я подошел к ней, присев, одним движением ножа освободил связанные руки.
Поставил на ноги, взяв за плечи, и сказал:
- Пойдём. Тихо.