Нравится это кому-то или нет, но главную московскую мечеть снёс ливень. Если кому не нравится, пусть утешит себя тем, что метеорология - приспешница конспирологии. 

Судя по заголовкам газет, в уик-энд выпало море разливанное осадков.

"Российская газета" приводит хронику финала существования столетнего зелёного здания в Выползовом переулке: 10-го рухнула западная стена, 11 сентября было решено сносить.

Легко было ожидать реакции "Архнадзора", всеми фибрами души трепещущего даже при перспективе сноса трамвайного депо.

Никто не спорит, что здание, где побывал Каддафи, претендует на историческую ценность. Но его построил архитектор Жуков. Без фундамента, сделавши таким образом невозможным корректирующий разворот к Мекке да и вообще любую реконструкцию. Таких зданий в восточно-мавританском стиле, кстати, очень много на южном побережье Крыма, в Симеизе. Многие из них в запустении.

Легко было также ожидать, что в блогосферных диспутах о мечети обозначит себя Марат Гельман, гешефты которого до Перми довели.

Но почему-то ожидаемого вопроса - как в Белокаменной и Златоглавой ныне будет проходить курбан-байрам - не прозвучало. И собственно, ответа на него.

Другое дело, что этот ливень, или, по теории заговора, ангел западного крыла сделает нас немножко лояльнее, спокойнее, полнолуннее.

Одних удержит от демонстрации некоторых варварских перформансов, других - от проявлений идиосинкразии, неточно называемой экспертами ксенофобией.

Моё частное мнение (не мнение секретаря политсовета партии, регистрация которой была завёрнута - по общераспространённой красивой легенде, чеченом с мушкой на губе): в сраче по гей-прайду прогрессивным националистам необходимо воздержаться.

Геи, которые принадлежат к открытой пассионарной части общества, прорвали оборону. Им можно только позавидовать. И у них чему-то поучиться. Настырности, например. Не самоубийственной, как у активистов "Стратегии-31", а эффективной. Лично мне омерзительна только трусость, несправедливость и слащавость. Я исхожу из общего понимания того, что геи априори конституционно слабее. Мое личное гипертрофированное женолюбие логически порождает гомофобию. Но я слушаю Меркьюри. Один мой друг двадцать лет скрывал от меня, что он гей. Наивно полагать, что можно обойтись без поддержки голубой мафии, чтобы прийти к власти, как и без поддержки прочих герметичных сплочённых и  тайных обществ. Что же касается пидарасов - в нашем сюрреалистическом пространстве эта кличка давно имеет расширительное значение.

По мне, ежегодные акции гомосексуалистов по 300-500 человек в оцеплении не намного позорнее одного дня жизни перформансиста Гельмана, стилизующего под ветерана обезьяну, или редактора и ублюдка Гусева, торгующего мулатками в своей газете.

Те, кто хочет шоу в свободной стране, пусть его делает, если это не связано с надругательством, как у Гельмана, или с сутенёрством, как у Гусева.

Солидно ли того, кто открыто выражает свою позицию, кто идёт наперекор общественному мнению, кто добивается публичности и легитимности, называть извращенцем?

А пусть выйдут хоть на Болотную, хоть на Шевченко - в предписанном количестве и расскажут.

Об античности, Меркьюри, Рембо и Чайковском. 

Выходили же люди с табличками "Я люблю шаурму"? Выходили, буквально вчера, вампиры и зомби? Выходили адепты Кристины Потупчик, стяжая славу Навального? Выходил, наконец, небезупречный с точки зрения натурализма публицист Лимонов?

Да, не всех винтит чечен с мушкой.

Но важно оставаться вменяемым, как я не раз подчёркивал, и не нацеливаться только на то, чтобы тебя свинтили.

Не уподобляйтесь хоругвеносцам. Этих хмурых бородатых людей всё равно уже ничего не остановит.

http://seminarist.livejournal.com/673424.html

(...)

Гопников я не встречал разве что в одном секторе своей разнообразной деятельности - на заводе "Фрезер". Там, где воодушевление рабочих в спорах о жизни, космосе и смерти окрыляло меня. Фрезеровщиком был некоторое время тунеядец Бродский. В этом с ним я чувствую солидарность.

Фотообраз моего предка-аристократа, приосанившегося за ломберным столом, завалялся в семейном архиве. Хотя я чувствую в себе порядочную пролетарско-селянскую закваску и взаимно тяготею к своему ортодоксально простому народу. Этим словом - гопота - назвать его господствующую часть не огульно. Это родное, привычное, понятное, против этого в кармане длинный ключ или заточка, чтобы воткнуть под кадык при случае.

Но разве может зваться гопотой та чернь, которая режется в карты в сивушной атмосфере пригородной электрички, или пугливый Равшан в оранжевой жилетке, который наращивает картонкой борт помойки, или даже жемчужный прапорщик, всего лишь повторяющий казарменную фразеологию господ преемников?

Нет, это просто близоруко дальтонирующие, ушибленные духом люди. У гопоты духа нет.

Гопота любит носить адидасовские штаны, но не меньше - белые воротнички. Гопники мутируют и оседают в офисах.

Прибывшие из далёких и ближних весей. Ненавидящие свою малую родину и мою - нашу с тобой Москву.

Женская разновидность гопоты - хабалки - искренне верят, что прототип их штанов-обосрашек - галифе, а не мусульманские шаровары.

Безрадостность мест своего происхождения они переносят в Москву. Рейтинг традиционного русского очарования провинцией никогда не падал так низко. Москвичи страдают комплексом вины от того, что в весях не рождаются долларовыми миллионерами, а из культурных событий за МКАД только Гельман и Петросян.

Наивно полагать, что гопоту селекционировали революция, война и система зачисток.

Гопота бессмысленно агрессивна, как малолетки в рабочих кварталах Ленинграда, забивающие насмерть подвыпившего прохожего палками, утыканными гвоздями.

В Москве, где мэр-гопник возвеличил гоп-стиль, а её потаённость навеки растоптана, новоиспечённая гопота увидела для себя условия наивысшего благоприятствования.

Оглядитесь: она превысила критический предел досадного, но терпимого меньшинства.

Шайки криминальных рекрутёров - отпрыски иммигрантов - деморализуют на станциях кольцевой линии метро жалкие остатки правопослушных горожан.

Гопоте не мешает просвещённость и прогрессивность правителя. Если правитель подхамливает - она с удовольствием хавает.

Гопота - социальная группа, которая не прибегает к омбудсменам, чтобы реализовывать своё право на свободу собраний по статье 31-й. Гопоту не винтят на Триумфальной, за ней не следит оруэлловское око управления "К", к ней невозможны педагогические подходы.

Реннесанс гопоты пришёлся на 90-е, сейчас её очевидное второе пришествие.

И теперь на повестке дня не война элит с профанами, а война обывателей с грядущими хамами.

В декабре по традиции снижаю градус выспренности.

Планку высокого стиля, служащего для меня в основном защитой от дурака. Но при этом я не настолько самонадеян, чтобы выдавать свою манерность, которая приведёт меня когда-нибудь разве что к вершине маньеризма, за высокий стиль.

Потому что сбрасывая упомянутую планку, я неизбежно скатываюсь к амикошонству (франц. ami «друг» и cochon «свинья»).

Просто же быть развлекательным и доступным, без крайностей, мне не удаётся, потому что я умный.

Я бы никогда не написал про "дырку в попе", как известный автор, рейтинг которого поднимают не очень притязательные женщины.

Точнее, может быть, и напишу, но цитировать будут не дырку.

Но я стараюсь изо всех сил быть понятным себе и другим. И теперь, в оставшиеся три недели этого года, обещаю себе приложить все усилия, чтобы не быть глубокомысленным. Хотя это невозможно.

Всё кажется мне аллюзиями на тему моих мыслей. Я хватаюсь за остатки литературы - бумажные артефакты, которые встречаются мне в вагонах метро у стройных и сосредоточенных женщин. И если за последнее время я не добыл ничего, то это оттого, что женщины сидели слева, а левый глаз у меня был подбит в драке и плохо видит, или естество читательницы занимало меня больше.

Современную литературу я не читаю. У меня мезальянс с ней. На даче Чехова держу под кроватью и этим довольствуюсь.

VS недавно заставила меня задуматься, когда спросила: "Что мне почитать?" Почитай, говорю, Колядину: вернула в литературу массу архаизмов - например, "елда" и "манда", получила "Русский букер". "Колядина? Фамилия не внушает доверия", - поморщилась VS, и смотрю - закачивает "Молот ведьм" на свою электронную книгу.

Мне так бывает страшно влюбиться в другую женщину. Нет, это невозможно.

Потому что везде у нас завелись жучки. Много жучков, но мало скарабеев. Вот какой-то башкирский чиновник запретил в интернете мемуары Муссолини. Не надо смеяться, я специально поторопился посмотреть: мемуары унылые и негипнотичные, в смысле влияния даже на экзальтированных потомков. Примерно то же, что дневники Геббельса. Скука. И главное - экстремизма не больше, чем в самом слове "фашизм", и уж точно меньше, чем в сурах Корана (http://www.liveinternet.ru/users/2669395/post143317122/). Но зато теперь башкирский чиновник - то ли Ахмет Асхатов, то ли Асхат Ахметов - звезда регионального масштаба. И думается, освоены определённые государственные деньги башкирскими языковедами.

Башкирский чиновник в запрете сем равен вельможе, sic!

Предложить на выставку запретного искусства Марату Гельману или всё-таки сделать ремонт к Новому году?

С заявлением в ГУВД обратился бизнесмен (...) Сергей Шмаков. Он полагает, что опубликованные в №4 за 2010 год иллюстрации к статье «Крестовый подход» продолжают дело разжигания религиозной вражды, начатое Юрием Самодуровым и Андреем Ерофеевым. Самодуров и Ерофеев, как известно, в июле этого года были осуждены Таганским судом Москвы по статье 282 УК РФ за организацию выставки «Запретное искусство – 2006». По-видимому, Шмаков уверен в том, что произведения искусства, показанные на выставке, организаторы которой признаны виновными в «возбуждении ненависти с использованием служебного положения», нельзя публиковать в печати.

Помнится, на этом процессе художник Врубель кулуарно бросил корреспонденту одного информационного портала: "Это наши святыни!"  Нет, братец Врубель, это не ваши святыни.

Чтобы ответить на вопрос, умерла ли сейчас литература, существует ли она, - захожу в книжный магазин в Алупке. Захожу каждый год. Потому что из всех страстей, которым подвержен, удовлетворять сильнейшую - страсть к чтению - могу уже едва ли не 14 дней в году.

Книжный в Алупке - единственный книжный, в который вообще захожу за последние годы.

Там "Яму" Куприна продавцы ничтоже сумняшеся ставят рядом с "Котлованом" Платонова

Несколько лет назад мне показалось, что литература жива, потому что я встретил на полке этого магазина "Ай-Петри" Иличевского. Но писатели так часто дискредитируют себя, занимая места в арбитраже каких-то литературных конкурсов, или соглашаясь на интервью какой-нибудь дышащей на ладан "либеральной" газетке... Что и говорить тут нечего.

В этом году я купил не обманывающего ни плохих, ни хороших ожиданий Пелевина (книга с авангардным рассказом "Игнат, колдун и люди"), М. Кононенко, которого я всеми силами заставлю себя не смешивать с говном, потому что этот "известный на весь рунет" уроженец города Апатиты и обозреватель упомянутой выше обанкротившейся газетки умудрился получить рецензии на обложку Быкова, гельминта-Гельмана и ещё не помню кого, и наконец, я купил приятного, одушевляющего Л. Юзефовича, о котором немедленно захотел по приезду в Москву побольше узнать. Его книга "Песчаные всадники" (о Монголии и Унгерне) играет на стыке тонкого стилизма Павича и грубого - Бабеля.

Сегодня, в начале жаркой недели, должен состояться процесс над компаньонами Гельмана. Кто такой прежде всего Гельман? Пронырливый коростель, в сущности скупщик конъюнктурных произведений, которые, может, видели люди, живущие в пределах Садового кольца (если говорить о московских реципиентах современного искусства). Мой сосед по даче Володя, рабочий завода "Электроизолит", знает из трёхпрограммника про осьминога Пауля, а про Гельмана не знает ничего. Мой папа, пенсионер, бросивший читать "Московский комсомолец", наверное, тоже ничего не знает про конъюнктуру рынка современного искусства. Девушке в чёрном купальнике на пляже в Серебряном бору тоже глубоко по фиг, что существуют своеобразные люди, которых удовлетворяет наряжать обезьян в мундиры с орденами, напоминающими ордена Великой Отечественной войны, или писать матерные слова на иконах. Могу сказать, кого интересует Гельман. Провинциальных ущербных журналистов, вдохнувших столичный воздух свободы и "свободного" искусства и потерявших нормальную этическую ориентацию. Сумасшедших инсталляторов из-за рубежа, охотников за русской чернухой диссидентов. "Несогласных" извращенцев, которые лезут и лезут настойчиво на Триумфальную площадь и которым с известной долей иносказательности премьер прописал направление в дурку.

То есть нормальный человек, особенно в высокий курортно-дачный сезон, ничего не знает и знать ничего не хочет про Гельмана со товарищи. И симптоматично, что именно в пик этого сезона - без излишнего резонанса - будут наказаны кураторы деструктивных течений в "искусстве" - по статье, которая обычно вменяется правым. Очень жаль, что "мировое имя" Гельмана не позволяет остудить процессуально его головокружение от успехов на поле слепого и яростного инакомыслия.

Парадоксально, но Гельмана подняли правые, как в своё время о Сорокине заговорили после протестных акций одной молодёжной организации. Ни для кого не секрет, что на Западе любят оруэлловские вопли о попрании прав и свобод и запрете "неоднозначного" искусства и что плевелы недовольства - галеристы часто, даже будучи сильно избитыми, бывают сыты и довольны. Любопытно, что сделал бы Кадыров с этими кураторами, устрой они свою выставку в Чечне? Собственноручно расстрелял бы пейнтбольными шариками.

Кто такие правые, не знает ни рабочий Володя, ни девочка в чёрном купальнике, ни мой папа-пенсионер. Но они существуют. Это не только православные хоругвеносцы или евразийцы - мракобесы кабинетного учёного Дугина. Не только катакомбисты и хмурые бородачи из какого-нибудь общества православных граждан. Не только активисты и сторонники, кстати, тоже запрещённых в России партий и движений. Это ещё и правые художники, порой с атеистической или даже анархической позицией. Порой (и это самое важное) не чуждые греха авангардизма. Поэтому естественно, что у одного из фигурантов сегодняшнего дела, брата Виктора Ерофеева - Андрея ввиду замаячивших перед ним трёх лет колонии-поселения окончательно сорвало гайки и он перешёл в наступление на правых, инициировавших его посадку, таким образом навсегда отрезав себе путь к той свободе, которая обеспечила бы его деятельности незаметное и безбедное продолжение - без пристального и тревожащего внимания этих правых.

Таким образом, будут ли им объявлены колония-поселение или "условно" - вопрос второстепенный. Каждый день этих деструктивистов, не нужных ни широкому обществу с вменяемыми эстетическими запросами, ни родине, ни девушке в чёрном купальнике, - будет пахнуть прогорклой кашей.