На обочине стоит несколько машин. Трасса пока свободна, но, если присмотреться, поток сгущается. Вылезаю, достаю сигарету, подходит водитель в синем адидасе и кричит, где здесь свёрток на Грани. Сначала даже не понимаю его. Какой свёрток? На деревню Грани, повторяет он. Понятия не имею. Ты что-нибудь слышал про эту деревню, Себастьян? Закуриваю. Мне рассказывали, что одна студентка в институте стран Азии и Африки готовила шпоры к экзамену по китайским династиям, а один билет она знала и написала: «Это легко». В день сдачи вытянула билет про реформы какого-то Сяо-Мао, заглянула в шпору, прочитала: «Это легко» – и поняла, что ничего про Сяо-Мао не знает. Вот так и мы, Себастьян, на грани провала.
Я просматривал несколько раз объезд пробки в Тимашёвске (в этом польза, кстати, регистратора, ты включил его?), но, видимо, Лосево – это относительно новое проклятие на дороге. Мы изучаем схему, я вижу сомнение в воспалённых глазах водителя. Он тычет пальцем в топографическую карту, бумажную карту, Себастьян! Съезд не здесь, а дальше, убеждённо говорит он. И возвращается в свою машину. 68-й регион – Тверская область? А, нет, Тамбов.
В его кроссовере царственно туманится миловидное личико. Приятно смотреть на чужих отпускных жён. Спокойно и величественно, с напускной холодностью, холёные и измотанные, миниатюрные и гренадёрские, раскисшие и бодипозитивные – они следят за тем, как их мужья таскают в зубах уголья, делают нервные кульбиты, добывают сведения, еду и символы комфорта. Я предполагаю, что холодность маскирует их домоводческий страх, над которым можно усмехнуться, если не учитывать, что за щитом мужчины они ткут полотно истории. Но вернёмся к нашему щиту, точнее, пренебрежём им и прикрепимся к этому кроссоверу. Как он втопил. Теперь не расслабишься за разговорами.
Мне всегда было плевать на мужей. Это не связано с тем, что жёны мне о них рассказывали, а это случалось. Как ты понимаешь, речь идёт о том времени, когда тебя не было, Себастьян. Совсем. Тот отрезок своей жизни я назвал бы великим праздношатанием. Это было время бесплатных дорог. Будущий бенефициар этой магистрали только открыл свой первый кооператив. Я сбегал сперва со школьных, потом с институтских занятий и ехал на метро или электричке по столичным и загородным, достопримечательным или сталкерским маршрутам. Я искал логова и дома. Мне и сейчас нужно много домов, и в этом нет ничего буржуазного, как меня упрекает Проклов, нет, ты знаешь, я не оформляю дома на себя. Дом для меня – религия и капсула самобытности. А если хочешь, детский комплекс – с тех пор, как власть сперва уплотнила, а потом разменяла на квартиры в панельке наш родовой пятистенок на улице Революции. Но держать обиду на власть неконструктивно. Мифология тут в помощь, как ускользнуть от ослеплённого циклопа.
Для меня путешествие – это поиск нового дома. С пятнадцати до двадцати я бродил по московскому центру, оторвавшись от выхинской периферии. Встречал рассвет на лавочке Лужнецкой набережной. Я попробовал, как писатель Олеша, спать на лавочках – на самом деле после одной такой ночёвки встаёшь весь разбитый. Носятся чайки над водой, прогрохотал состав по мосту, на том обрывистом берегу прозрачно сияет акварель Нескучного сада. Холод с реки пронизывает до костей, брусья наминают бока, городское пространство тревожно, голоса птиц резки. И хорошо ещё, что река не судоходна.
Я шёл в подъезды, а в подъездах хуже. Один из них – в доме у памятника Гоголю, у того памятника, который с барельефами, в районе Хлебного переулка. Очень трудный опыт, нужно расположиться на верхней площадке так, чтобы просматривать лестницу. Хлопают двери, цокают каблуки, гудит лифт, за окном придуманная книжная жизнь – немного по Драйзеру, немного по Фицджеральду и в целом, конечно, по нашему петербургскому автору: возможно, косой дождь, светятся окна в старых домах и неоном – а до галогенов был неон, – вывески на Калининском проспекте. Крыши. Я потом их перечислю, сейчас никакие из них недоступны. Впрочем, можно подняться в Национале на смотровую площадку ресторана, там открывается красивый вид, мне его показывала знакомая из Дюссельдорфа.
Логова и убежища искал, как Гуинплен или Степной волк. Нет, я не чувствовал себя аутсайдером, но что-то творилось в моей душе… Среди найденных убежищ была сосна за кольцевой дорогой. Я сумел не только добраться по голому стволу с кое-где торчащими сучками до вершины кроны (мой одноклассник, который занимался скалолазанием в спортивной школе, не достиг этой точки), но и поднять туда материал для постройки будки. В этой будке, в кресле из дощечек, связанных проволокой, я проводил многие часы до заката – после школы или вместо неё.
Помню свою самую важную ночь, проведённую на чёрном полированном, как рояль, камне по правую руку от Чайковского. Август, закрытый сезон, из открытых окон консерватории – репетиция оркестра. К ограждению приварены ноты Первого концерта. Перспектива улицы, ведущей к храму Вознесения. Качающийся фонарь. Нет, я не выбирал, кем мне стать: художником, поэтом или музыкантом. Я пытался угадать, на что я обречён. Мне так не хотелось учиться и работать. Но мечталось найти золото в гнёздах ворон.
Смотри, как гонит. Уже должен бы появиться этот – как он там говорил? – свёрток. Оторвался, джентльмен тамбовский. Что-то с принтером, наверное, я хотел в Москве распечатать карты... Не из браузера надо было, а в Ворд скопировать? Что сейчас об этом говорить! Всё, усвистал. А вот он, перед поворотом остановился, спрашивает… Явно же на объезд, что спрашивать, поворачиваем. Теперь адидас за нами. Тише едешь – дальше будешь. Все туда повернули, на Грани. Какая-то деревня, южная, какие просторные дворы, а дальше станицы пойдут. Станицы, в этом слове есть что-то пылающее. Синий четырёхтомник. Сватают Григория. Прощается с Аксиньей в подсолнухах, говорит ей: «Надо прикончить с этим...» Эх, женская душа, подумала было, что прикончить – её мужа Степана. Ан нет. Знаешь, как по-латыни подсолнух? Helianthus.
А это что ещё? Дорога кончилась. Дальше пыль столбом. Деревенские на мотоциклах. Колонна встала. Задумались. И в лес тронулись. Интересные дела, Себастьян, контрабандными тропами в Крым пробираемся. Погоди, пацаны хорошую дорогу хотят показать. Подфартило же им! Нет, мы поедем со всеми. Брось, здесь не только джипы, пузотёрки как наша тоже есть. Вон и Логан карабкается. А куда деваться, сзади уже жмут. Мы поедем? Мы помчимся?.. И отчаянно ворвёмся прямо в снежную зарю!
Выключи музыку, Себастьян. Это, я скажу, зрелище в стиле киберпанка. Колонна, дымя, ползёт через лес, словно ощупью, без рекогносцировки. Машины подёрнуты серой пылью от дисков до шильдиков. Урчание двигателей, скрип подвесок, в нарытых колёсами ямах древесная труха. По сторонам омуты, сочный мох и редкий кустарник… И лапы у елей дрожат на весу.
Серия сообщений "Белое каление":
Часть 1 - 1.
Часть 2 - 2.
...
Часть 17 - 17
Часть 18 - 18
Часть 19 - 19
Часть 20 - 20
Часть 21 - 21
...
Часть 26 - 26
Часть 27 - 27
Часть 28 - 28
Юрий_Мишенев обратиться по имени
Пятница, 29 Сентября 2017 г. 00:29 (ссылка)
