Год прошёл. Чуть более года. Люблю её всё сильнее. По-прежнему прихожу к ней после работы, смотрю. Умиляюсь осторожно. Ловлю себя на том, что хочется похлопать её по слегка задранному заду.

Но на работу езжу в метро. Тырк-пырк в пробках - это мне не надо. Я марафонец. Отвоевал наконец для неё во дворе карман. Воевал без кровопролития. Кто мне конкурент? Злобный пенсионер с первого подъезда с чёрной от родимого пятна губой? Пигалица на Getz, которая подсылает ко мне для переговоров свою маму? Блонда на красной мыльнице с аэрографикой и в цветочках, которая чуть что - кричит мне, что у неё мужа нет?

Не то чтобы я самый крутой, но там, где внаглую дворники снимают, не суюсь. Жду момента. Люди тоже у префектуры выбивали - так говорят. А может быть, пиздят.

Моя Aveo занимает тоже вполне себе козырный карман. Девочка со шрамом. Но уже не целочка. Шрам - створкой ворот шарахнуло от ветра: отвлёкся буквально на секунду. Шрам решил оставить. Он украшает её.

Люблю. Особенно это понял во время пяти тревожных дней. Не мог сесть за руль. Страх вернулся. То есть садился, но на поворотах задевал бордюры. Было - глубочайшее чувство вины перед ней. Что бросил и не грел в морозы. Что ты не мог с ней... что ты не мог в неё... Одним словом, что не моя она была, словно чужая, и я ей чужой.

Кажется, совсем недавно фиксировал в дневнике первую тыщу. Сейчас 19, но это я ездить не успеваю. Сменил масло после 15. Так и не сделал защиту картера. Сейчас вот колёса привёз на замену.

Столкновение - одно. Зеркалами в городе Алупке. С дамой, естественно. Города - вначале был Плавск. И Плавск был с бело-голубой церковью, рынком. Пешеходным переходом с регулировщиком, похожим на японского городового. Ну всякие там Коктебели, Инкерманы. В память врезалась степь в районе Джанкоя, и солёные озера, и Симферопольский канал, и красивая Белгородчина.

Брянщина была. Великолепная Киевская дорога. Там впервые выжал сто сорок.

Гатчина - это совсем ещё вчера. Въехал под кирпич, гулял по городу, слушал разнообразные мнения о себе.

Дважды отпускали за встречку. Последний раз в Москве, в ловушке на Осташковском. Ловушку, что интересно, нашёл в сети за два дня до этого. Поместил себе в дневник изучить. Не буду лукавить: отпускают. Без гонорара. Поговоришь с людьми нормально - желают приятного пути. Никакую корочку даже не надо показывать. Просто достигать понимания. Но, подчёркиваю, в обоих случаях дело касалось ловушек и подстав. Специально не нарушаю.

Любишь - это когда тебе нравится её мыть. Я мою её за городом сам и получаю от этого почти эротическое удовольствие. Когда, знаете, ослепительный мартовский снег, под которым журчит спрятавшийся ручей. Народу у нас никого зимой. Только Мишка. Как он ещё не одичал здесь... Издалека наблюдает, повиснув на подмышках на заборе. "Ты из космоса наше Золотово видел?" - кричу ему. - "А как же! Видел. Слушай, распечатай мне - я пробовал,  а не вышло".

Мишка ушлый. Поговоришь с ним - и чего-то остаёшься ему должен.

Но самое запоминающееся - ночи, проведённые с ней. Точнее, те туманные утра, когда мотели переполнены и просыпаешься - голова на ручнике. Окна запотевшие. За ними - другая, незнакомая жизнь. Которая впереди.