И всё-таки эти московские мелкие денежные потери, которые так раздражают, - такой несущественный повод, чтобы считать день неудачным, думал я, идя в ночи с работы. Но ведь прав Шмидт, когда говорит, что в Европе такого произойти не могло! чтобы бухгалтерия не нашла общего языка с банком, а предоставила во всём разбираться банковскому клиенту, который сам же отмечен поэтической рассеянностью. Вот холм завезённого чернозёма в сквере - в темноте наощупь я могу определить, насколько он ценен, а вменить банку его ответственность по счетам - нет, увольте. Всё это детали, из которых соткана жизнь. А ещё эти крики в ночи - сперва девушек на "Краснопресненской", увидевших крыс, потом - за окном гостиной: крик, похожий на крик воюющего с другими котами Артаксеркса. Если он вернётся, я тут же отнесу его к ветеринару, впрочем, что говорить - он не вернётся. Как предположила продавщица Ира из деревни Кудрино, его либо собаки разорвали, либо попал под машину. Ира - бывшая стюардесса, родом из деревни, облетела весь мир, знает английский язык. Когда-то на том месте, где сейчас пасека, в Кудрино была школа, где она училась. Этот край деревни я очень люблю. Во-первых, рядом с пасекой поле подсолнухов. Во-вторых, на отшибе, если совсем спускаться вниз, к роднику, - дом-пятистенок деревенского сумасшедшего с окнами, обклеенными газетами. На этот дом я давно глаз положил, но сумасшедший умер, и тогда уже подыскался дом этой писательницы. В-третьих, за пасекой дорога сворачивает налево в Ахтырку и направо, по краю леса и клеверного поля, в Золотово. Это и есть летняя кратчайшая дорога к дому.