-Метки

 -Музыка

 -Поиск по дневнику

Поиск сообщений в Спрайтик

 -Подписка по e-mail

 

 -Сообщества

Читатель сообществ (Всего в списке: 1) Критика_без__критинизма

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 25.12.2006
Записей:
Комментариев:
Написано: 3940

Sprite рулёz %)






Сказка о фотографах

Среда, 13 Мая 2009 г. 20:14 + в цитатник
Когда-то давно Бог создал свет.
Еще в первый день творения.
Потом была создана вода и таблица Менделеева.
Люди жили-жили, да не знали как все это соединить вместе.
А потом пришел умный дядечка и изобрел фотографию.
И как-будто сложился пазл.
Это было чудо.

Сейчас такое чудо есть у каждого в кармане или сумке.
Чем круче чудо - тем ближе к богу себя чувствует обладатель.
И не важно, что для того чтобы приблизиться к Богу -
надо не просто обладать, надо еще и творить.

Глупые девочки с выбеленными волосами,
серьезные дядьки с толстыми пузами и кошельками,
ничем особо не примечательные люди,
дредастые неформальчики -
у всех у них появилась отличная игрушка.
Имя этой игрушки - "Крутая Фотокамера С Крутыми Объективами".
И все. И понеслось.

Они могут не уметь фотографировать.
Они могут быть профессионалами.
Они могут снимать оч техничные картинки.
Они могут снимать говоно.
Но пафоса у них на 100 человек.

Самая большая их проблема -
они не понимают, что фотография - это не слепок с реальности.
Это не сочетание красивых линий забора и гвоздей.
Это не красивое размытие фона на портрете за счет объектива в 1000 баксов,
это не виртуозная работа в фотошопе.

Фотография рождается уже самой реальностью.
Человеку лишь надо уловить эту песню мира
и успеть ее остановить,
резануть лезвием по ткане бытия,
Отхватить от него кусочек в 1/125 секунды,
и сделать так - чтобы этот кусочек не умер,
как отрезанный цветок - от жажды.

Он должен сделать такую картинку,
чтобы каждый зритель, путешествуя взглядом по ней,
оживлял бы ее, отдавал ей частичку себя,
и фотография бы под его взглядом распускалась и пела,
пела песнь этого чудесного мира.

Такие картинки не снимаются "поточным методом".
Такие картинки не выбираются по принципу 1 из 100.
Либо человек делает только такие картинки,
либо ему рано ходить с фотоаппаратом.

Чтобы быть фототворцом - не обязательно нужен фотоаппарат.
Научитесь сначала видеть и чувствовать музыку мира,
а потом уже пытайтесь ее схватить...

(с)
Рубрики:  всякое



Процитировано 1 раз
Понравилось: 28 пользователям

Без заголовка

Среда, 15 Апреля 2009 г. 22:33 + в цитатник
КУРСОВАЯ РАБОТА
НА ТЕМУ: «ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В РОССИИ»
УЧЕНИКА 9 «Г» КЛАССА
НОВИКОВА ИЛЬИ






ПЛАН РАБОТЫ:

I. ВВЕДЕНИЕ
II. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОТИВОБОРСТВО В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ И ИНТЕРВЕНЦИИ
1. ПОВЕДЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
1.1. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОЗИЦИИ БОЛЬШЕВИКОВ
1.2. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОГРАММЫ « БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ»
2. КРАСНЫЙ И БЕЛЫЙ ТЕРРОР
2.1. «КРАСНЫЕ « И «БЕЛЫЕ»
2.2. БЕЛЫЙ ТЕРРОР
2.3. КРАСНЫЙ ТЕРРОР
3. МЕЖДУ «КРАСНЫМИ» И «БЕЛЫМИ»
3.1. КРЕСТЬЯНЕ ПРОТИВ «КРАСНЫХ»
3.2. КРЕСТЬЯНЕ ПРОТИВ «БЕЛЫХ»
3.3. «МАХНОВЩИНА»
4. ИНТЕРВЕНЦИЯ
5. ИЛЛЮЗИИИ И РЕАЛЬНОСТЬ ВОЕННОГО КОММУНИЗМА
5.1.ПОЛИТИКО–ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИДЕАЛЫ БОЛЬШЕВИЗМА
5.2. ВОЕННЫЙ КОММУНИЗМ НА ПРАКТИКЕ
III. ЗАКЛЮЧЕНИЕ










I. ВВЕДЕНИЕ

Гражданская война в России – это время, когда кипели необузданные страсти и мил-лионы людей готовы были жертвовать своими жизнями ради торжества своих идей и прин-ципов. Это было характерно и для красных, и для белых, и для крестьян повстанцев. Такое время вызывало не только величайшие подвиги, но и величайшие преступления. Нарастав-шее взаимное ожесточение сторон вело к быстрому разложению традиционной народной нравственности.
Крупнейшая драма 20-го столетия - гражданская война в России.
Одним из первых историков политической истории гражданской войны в России, бес-спорно, является В.И. Ле¬нин, в трудах которого мы находим ответы на многие во¬просы по-литической истории жизни и деятельности народа, страны, общественных движений и поли-тических партий. Одной из причин данного утверждения является то, что почти половина послеоктябрьской деятельности В.И. Лени¬на, как руководителя Советского правительства, приходит¬ся на годы гражданской войны. Поэтому не удивительно, что В.И. Ленин не только исследовал многие проблемы по¬литической истории гражданской войны в России, но и рас¬крыл важнейшие особенности вооруженной борьбы проле¬тариата и крестьянства против объединенных сил белой гвардии.
В.И. Ленин определяет ее как наиболее острую форму классовой борьбы. Эта концеп-ция исходит из того, что классовая борьба резко обостряется в результате идеологических и социально-экономических столкновений, которые, неуклонно возрастая, делают неиз¬бежным вооруженное столкновение между пролетариатом и буржуазией.
Истоки разработки истории гражданской войны и ис¬тории ее политических аспектов уходят в 20-е гг., когда исследование широкой проблематики разносторонней дея¬тельности политических партий и движений осуществля¬лось "по горячим следам". К сожалению, после смерти В.И. Ленина для советских исследований стали характерны искажения ленинской концепции, непризнание буржуазной историографии, превращение сталинских авторитар-ных оценок и суждений в догмы, серьезно и надолго затормо¬зившие развитие исторической науки.
Исследование истории гражданской войны тормозилось все более возраставшим влия-нием культа личности, что нахо¬дило конкретное выражение в недооценке роли народных масс, искажении исторических фактов и политических событий, упрощенном толковании деятельности политических партий и движений. Так продолжалось вплоть до середины 50-х гг.
Начавшийся после 20-го съезда КПСС с середины 50-х гг. новый этап развития совет-ской исторической науки принес существенные изменения в исследование проблем истории гражданской войны, в особенности истории непролетарских буржуазных партий. Однако многие публикации по-преж¬нему содержали привычные шаблоны и политические сте¬реотипы.
К сожалению, годы перестройки и перестроечное вре¬мя переходного периода мало, что изменили в исследовании проблем истории гражданской войны. Так, до сих пор почти не изучена политическая ситуация антисоветского лагеря. Отсутствуют труды, исследующие политический крах бе¬логвардейских и националистических режимов. Подлежат исследова-нию процессы создания и деятельности антиболь¬шевистских правительств как составной части политичес¬кой истории гражданской войны. Более того, беспрецедентная критика са-мых "незыблемых" устоев советской жизни, в том числе и нравственных принципов, снятия "идеологи¬ческих табу" с реальной истории бывшего советского обще¬ства.
Тем не менее, следует отметить, что уже сделана вну¬шительная заявка на исследование политических сюжетов истории гражданской войны. Имеется в виду, прежде всего изучение истории буржуазных и мелкобуржуазных пар¬тий. Пересмотрены, в частности, такие полити-ческие сте¬реотипы, как меньшевики — изначальные враги народа, по¬собники белогвардей-цев. Началось изучение истории мел¬кобуржуазного анархизма и политической основы такой массовой и длительной борьбы, как басмачество. Заслуживает внима¬ния и исследование по-литических портретов и биографий лидеров противостоящих сил: революции и контррево-лю¬ции. Среди них В.И. Ленин, Я.М. Свердлов, Л.Д. Троцкий, И.В. Сталин, Н.И. Бухарин, Ю.0. Мартов, М.А. Спиридоно¬ва, П.Н. Милюков, П.Б. Струве, А.И. Деникин, А.В. Колчак, П.Н. Врангель, Н.И. Махно. Вместе с тем продолжает ждать своих исследователей историче-ская правда, о погибших в годы беззакония и забытых героях войны. По-прежнему ос¬таются нерешенными, а главное, запутанными политичес¬кие проблемы революционного насилия, "белого" и "красного" террора, первой волны российской эмиграции.
Что же касается зарубежной буржуазной (в том числе и эмигрантской) историографии, то здесь также десятиле¬тиями ощущался классовый подход к рассмотрению поли¬тических сюжетов истории гражданской войны в России. Отметим, прежде всего, что буржуазная ис-ториография справедливо считает гражданскую войну в России наибо¬лее значительной из всех гражданских войн 20-го века.
Одним из аспектов политической истории гражданской вой¬ны, выдвигаемые буржуаз-ной историографией, являются вы¬воды о "пассивности народных масс" в противовес классо-вому характеру войны. Буржуазные авторы стремятся убедить чи¬тателя в том, что большин-ство населения, особенно нерусской национальности, противостояли как "красным", так и "белым", не проявляя активности в поддержке большевиков. Вместе с тем следует отметить, что в последние годы в связи с повы¬шенным интересом буржуазной историографии к иссле-дова¬нию проблем социальной психологии, политологии и творчес¬кой активности народных масс за рубежом предпринимаются попытки дать более сбалансированную характеристику при¬чин фактической победы большевиков в гражданской войне.
История гражданской войны как общественно-политическое и историческое явле¬ние, всеобъемлющее политическое понятие особо острой и своеобразной формы классовой борь-бы имела место с фев¬раля 1917 по октябрь 1922 г.
В указанных хронологических рамках осуществлялась воору¬женная борьба различных классов и социальных слоев рос¬сийского общества, защита завоеваний революции буржуаз¬но-демократического и социалистического характера, кото¬рая потребовала подчинения себе всех сторон жизни всех классов и слоев многонационального населения. К осени 1922 г. ос-новные силы внешней и внутренней контрреволюции были разгромлены, хотя эта победа не получила правового под¬тверждения противоборствующих сторон. Именно поэтому в раз-личных регионах страны (Дальний Восток, Средняя Азия и др.) продолжались боевые дейст-вия, но они уже носили характер подавления остаточного сопротивления различных военно-политических формирований.


II. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОТИВОБОРСТВО В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ И ИНТЕР-ВЕНЦИИ.
1. Поведение политических партий в годы гражданской войны.
1.1 Политические позиции большевиков
Раскол российского общества, явственно обозначившийся еще в пору первой револю-ции, после октябрьской революции дошел до своей крайности – гражданской войны. Граж-данская война началась сразу же 25 октября 1917 года с яростного сопротивления юнкеров в Москве, похода генерала Краснова на Петроград, мятежей атаманов Каледина и Дутова. И самое страшное заключается в том, что гражданская война была запрограммирована, она рассматривалась большевиками как «естественное» продолжение революции. Более того, по первоначальным замыслам большевиков гражданская война планировалась во всемирном масштабе. К этому призывал и лозунг, выдвинутый Лениным в начале мировой войны: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую».
Известно, что Ленин подвергал жестокой критике тех членов партии, в частности Троц-кого, которые предлагали решить вопрос о переходе власти к большевикам на съезде Сове-тов. Ленин, не без основания, настаивал на необходимости поставить съезд уже перед свер-шившимся фактом. Правые меньшевики и правые эсеры потребовали начать переговоры с Временным правительством об образовании кабинета, опирающегося на все слои общества. Не встретив понимания, они отказались признать полномочия новой власти и покинули съезд, тем самым формально исключив возможность своего вхождения в новое правительст-во.
2-й Всероссийский съезд реализовал лозунг «Вся власть Советам», утвердив новую структуру государственной власти, подчеркнув, правда, что она является временной и дейст-вует до созыва Учредительного собрания. В состав ВЦИК, олицетворяющего высшую госу-дарственную власть между съездами Советов, вошли представители всех партий, оставшихся на съезде. Первое же «рабоче-крестьянское» правительство – СНК – было однопартийным-большевистским. Его главой был избран Ленин.
Вскоре после образования первого Советского правительства вопрос о коалиции ле-вых партий встал с новой силой. События развернулись вокруг позиции, занятой Всероссий-ским исполнительным комитетом союза железнодорожников (Викжель). В дни октябрьского переворота нейтралитет Викжеля, не пропускавшего эшелоны с фронта в Петроград, в опре-деленной степени способствовал победе большевиков. 29 октября руководство этой профес-сиональной организации потребовало создания однородного социалистического правитель-ства, упразднения ВЦИК и СНК, сформирования «Народного совета», исключающего уча-стие «персональных виновников Октябрьского переворота». Викжель предложил различным партиям приступить к переговорам по этим вопросам, угрожая в противном случае всеобщей забастовкой железнодорожников. На состоявшемся в этот же день заседании ЦК РСДРП(б), в отсутствии Ленина и Троцкого, было принято решение согласиться с «необходимостью из-менения состава правительства». Делегация ЦК, посланная на переговоры с Викжелем, не возражала против создания коалиционного правительства из представителей всех социали-стических партий, включая большевиков, но без Ленина и Троцкого. Последние оценили данную позицию как предательство, равносильное отречению от советской власти. «Если у вас большинство, - заявил Ленин сторонникам многопартийного правительства, - берите власть в ЦК. Но мы пойдем к морякам». В ответ на это Каменев, Рыков, Милютин, Ногин вышли из ЦК; Рыков, Теодорович, Милютин, Ногин – сложили полномочия наркомов. В своем заявлении они подчеркнули, что сохранив чисто большевистское правительство воз-можно только средствами политического террора.
Позже Ленин, придя к власти, поставил вопрос об отсрочки созыва Учредительного со-брания. На возражение о том, что подобный шаг будет трудно объяснить, ведь РСДРП(б) именно за это критиковало Временное правительство, Ленин реагировал очень резко.
Весной и летом 1918 года между большевиками и левыми эсерами возникла резкая конфронтация. Последние требовали децентрализации хлебного дела, отказ от хлебной мо-нополии, протестовали против экспроприации купечества и создании комбедов. На заседа-нии ЦК ПЛСН 24 июня 1918 было принято решение «в интересах русской международной революции в самый короткий срок положить конец так называемой передышке, создавшейся благодаря ратификации большинством правительств Брестского мира». На этом же заседа-нии было принято решение организовать ряд террористических актов против «представите-лей германского империализма», а для проведения в жизнь своей цели ставился вопрос о принятии мер к тому, чтобы трудовое крестьянство и рабочий класс примкнули к восстанию и активно поддержали партию в этом выступлении.
Но первоначально левые эсеры предприняли мирную «парламентскую» атаку на боль-шевиков, используя трибуну 5-го съезда Советов. Потерпев поражение на съезде, левые эсе-ры пошли на открытый разрыв с большевиками, началом которого стало убийство герман-ского посла Мирбаха 6 июля 1918 г. Большевики расценили эту авантюру как начавшийся мятеж против советской власти и приняли энергичные меры по его ликвидации. Вечером 6 июля была арестована левоэсеровская фракция во главе с М. Спиридоновой. 7 июля расстре-ляны 13 левых эсеров, захваченных с оружием в руках.
14 июля 1918 года на заседании ВЦИК был поставлен вопрос о контрреволюционной деятельности партий, входящих в Совет. ВЦИК постановил исключить из своего состава представителей правых партий и меньшевиков, а также предложить советам удалить пред-ставителей этих фракций из своей среды. Этим решением эсеры и меньшевики, как ранее ка-деты, были поставлены, по сути дела, вне закона. Таким образом, период мирного политиче-ского противостояния социалистических партий закончился.
Окончательному расколу между большевиками и революционными демократами спо-собствовали также начавшиеся летом 1918 г. крестьянские мятежи против советской власти. В период между июнем и августом в 20-ти губерниях России было зарегистрировано 245 массовых крестьянских выступления. Между Уралом и Волгой они смыкались с вооружен-ными выступлениями чехословацкого корпуса. Имели место случаи, когда и рабочие пере-ходили на сторону белогвардейцев.
Если не считать территорий, оккупированных немцами, то первыми советская власть потеряла те обширные и, как правило, слаборазвитые в промышленном отношении районы, где аграрный вопрос, в силу отсутствия помещичьего землевладения, не стоял так остро, как в других местах. В первую очередь это была Сибирь, лицо которой определяли хозяйства зажиточных крестьян-собственников, не редко объединенных в кооперативы с преобладаю-щим влиянием эсеров. Это были также земли, заселенные казачеством, известным своим свободолюбием и приверженностью к свободному укладу хозяйственной и общественной организации жизни. Именно казачьи станицы стали первым оплотом вооруженной борьбы с советской властью, которую возглавили атаман А. И. Дутов в Оренбуржье и А. М. Каледин на Дону. Однако сопротивление новой власти, хотя и носило ожесточенный характер, было, по сути, эмоциональным всплеском, стихийной реакцией тех слоев общества, которых мало привлекали большевистские лозунги. Поэтому мятежные атаманы были разгромлены доста-точно быстро. Именно здесь родилось «белое движение», начало которому положило созда-ние добровольческой армии, во главе которой встал свет русского генералитета: М. В. Алек-сеев, Л. Г. Корнилов, А. И. Деникин, А. С. Лукомский и другие. Эта армия включилась в борьбу против советской власти уже в ноябре 1917 года.

1.2. Политические программы «белого движения».

В сентябре 1918 года в Уфе состоялось совещание представителей всех антибольшеви-стских правительств, которые под сильным давлением чехословаков, угрожавших открыть фронт большевикам, образовало единое «всероссийское» правительство – Уфинскую дирек-торию возглавленную лидерами ПСР Авсентьевым и Зензиновым. Наступление Красной Армии заставило Уфимскую директорию перебраться в более безопасное место – Омск. Там на должность военного министра был приглашен адмирал А. В. Колчак. Тем самым социали-сты-революционеры, игравшие в директории главную роль, пошли на открытый блок с си-лами, которых еще недавно считали своими главными врагами. Опираясь на военную мощь чехословацкого корпуса, директория стремилась к созданию собственных вооруженных формирований действовавшие против советской власти на огромных просторах Сибири и Украины. Однако русское офицерство не желало идти на компромисс с социалистами. По свидетельству Колчака, все представители армии, с которыми он встречался, относились от-рицательно к Директории. Они говорили, что Директория – это есть повторение того же са-мого Керенского, что Авсентьев – тот же Керенский, что идя по тому же пути, который уже пройден Россией, он неизбежно приведет ее снова к большевизму, и что в армии доверия к Директории нет.
В ночь с 17 на 18 ноября 1918 года группа заговорщиков из состава офицеров казачьих частей, расквартированных в Омске, арестовали 3 членов Директории, которые через два дня были высланы за границу, а вся полнота власти была предложена адмиралу Колчаку, при-нявшему звание «верховного правителя России».
Эсеры бросили открытый вызов Колчаку, объявив о создании нового комитета во главе с В.Черновым, ставившего перед собой целью «борьбу с преступными захватчиками власти». Всем горожанам вменялось обязанность подчиняться только распоряжениям комитета и его уполномоченных. Однако и этот комитет был свергнут в результате военного выступления в Екатеринбурге. Чернов и другие члены Учредительного Собрания были арестованы. Эсеры перешли на нелегальное положение, начав подпольную борьбу против режима Колчака, став при этом фактическими союзниками большевиков.
Несколько иначе развивались события на юге. Создание здесь Добровольческой армии, которая с первых шагов своего существования являлась целостным военно-политическим организмом, предопределяло их характер складывающейся новой власти – военно-диктаторский. Именно это обстоятельство способствовало тому, что Юг стал центром при-тяжения лидеров монархических партий и организаций. Сюда же устремили свои взоры ка-деты, дав тем самым основание для запрещения деятельности своей партии.
Появившиеся в Добровольческой армии политические лидеры монархистов и кадетов попытались придать режиму необходимое военно-диктаторское идеологическое обоснова-ние, дополнив его своеобразной «гражданской конституцией», олицетворять которую был призван специальный орган при командующем Добровольческой армией – «особое совеща-ние». Положение об «особом совещании» разрабатывалось под руководством известного думского деятеля, лидера партии русских националистов В.В.Шульгина.
Статья 1. Положения от 18 августа 1918 года гласила: « Особое совещание имеет целью: а) разборку всех вопросов, связанных с восстановлением органов государственного управле-ния и самоуправления в местностях, на которых распространяется власть и влияние Добро-вольческой армии; б) … подготовку законопроектов по всем отраслям государственного уст-ройства как местного значения по управлению областями, вошедшими в сферу влияния Доб-ровольческой армии, так и в широком государственном масштабе по воссозданию России в ее прежних пределах…»
Таким образом, лозунг «единой и неделимой России», идея реставрации монархическо-го строя стали основополагающими для деникинского правительства. Оно не считало нуж-ным, хотя в тактических целях, как это делал Колчак, камуфлировать свою программу демо-кратическими отступлениями.
Вполне естественно, что подобное политическая ориентация «белого движения» резко сужало его социальную базу, особенно среди крестьянства, опасавшегося реставрации по-мещичьего землевладения, а также националистически настроенных средних слоев россий-ских окраин.
Между тем резко изменилась внешнеполитическая ситуация. В начале 1918 года миро-вая война завершилась поражением Германии и ее союзников. В побежденных странах на-родное недовольство переросло в революции, свергнувшие монархии в Германии и Австро-Венгрии. 13-го ноября советское правительство аннулировало Брестский договор. Все эти события подоспели как нельзя, кстати, для большевиков. Они позволили поднять их пошат-нувшийся авторитет партии. В одно мгновение большевики избавились от ярлыка антипат-риотов. С другой стороны, вроде бы подтверждалась ленинская гипотеза о русской револю-ции, сохраненной в качестве плацдарма для мирового революционного процесса.
Таким образом, осенью 1918 – весной 1919 годов военно-оппозиционный фронт против большевиков был значительно сужен за счет выхода из него партий революционной демо-кратии. Самой значительной вооруженной оппозицией по-прежнему оставались силы, объе-диняемые «белой идеей», мощь которых значительно возросла после начала прямой интер-венции войск союзников. Однако трагедия «белого движения» заключалась в том, что оно не имело широкой социальной базы внутри страны. Ставка на то, что анархическая идея, объе-диняя народ, станет альтернативой коммунистической идее, не оправдалась. Не менее серь-езные просчеты были допущены при проведении экономической политики. Обуреваемые ярой ненавистью к большевикам, белые генералы уповали в основном на военную силу, поч-ти исключив из своего арсенала иные способы борьбы. Говорить о наличии определенной экономической программы можно с известной мерой условности. Тем не менее, именно эти вопросы выдвигались на первый план на отвоеванных белыми территориях.
Вопрос о земле был практически уже решен советской властью. Белая власть могла либо признать это как свершившийся факт, либо попытаться повернуть события вспять. Средний путь, как всегда бывает в переломные и кризисные моменты, не воспринимается радикали-зированными массами, но белые правительства попытались пойти первоначально именно по этому пути.
Весной 1919 года правительство Колчака издало декларацию по земельному вопросу, в которой было объявлено о праве крестьян, обрабатывающих чужую землю, снять с нее уро-жай. Давая в дальнейшем ряд обещаний о наделении землей безземельных и мало земель-ных крестьян, правительство указывало на необходимость возврата захваченных земель мел-ких земельных собственников, обрабатывающих их своим трудом, и заявляло, что в оконча-тельном виде вековой земельный вопрос будет решен национальным собранием.
Эта декларация была таким же топтанием на месте, как в свое время политика Времен-ного правительства в земельном вопросе, и являлась по существу, безразличной для сибир-ского крестьянина, не знавшего гнета помещика. Она не давала ничего определенного и кре-стьянству приволжских губерний.
Правительство юга Росси, возглавляемое генералом Деникиным, еще менее могло удов-летворить крестьянство своей земельной политикой, потребовав предоставления владельцам захваченных земель трети своего урожая. Некоторые представители деникинского прави-тельства пошли еще дальше, начав выдворять изгнанных помещиков на старых пепелищах.


2.КРАСНЫЙ И БЕЛЫЙ ТЕРРОР
2.1. «красные» и «белые»
Разгон Учредительного собрания, Брестский мир вызвали недовольство, резкое неприятие большинства активных политических сил: от монархистов до умеренных социалистов. Но этих сил для сопротивления пусть еще слабому, но доказавшему умение удер-живаться любыми средствами советскому правительству, было явно недостаточно. Отдельные очаги сопротивления первоначально подавлялись большевиками относительно легко. Но в стра-не, особенно в городах, резко обострялась продовольственная проблема. Одним из ключевых обещаний большевиков было обещание накормить трудящихся городов. Однако голод усиливал-ся. Нормальные рыночные отношения в стране были окончательно расстроены. Единая денежная единица не существовала. К тому же новая совет¬ская власть, ее вожди были последовательными сто¬ронниками ликвидации рынка вообще, видя в нем систему отношений, постоянно порождающую не-на¬вистный им капитализм. Весной 1918 г. усиливает¬ся реквизиторно-расцределителъная политика боль¬шевиков: укрепляется хлебная монополия, образу¬ются комбеды, в деревню посылаются чрезвы-чай¬ные продовольственные отряды. Крестьянство цент¬ральных областей России до этого активно не вы-сту¬пало против большевиков, занятое стихийной де¬мобилизацией и возвращением к хозяйству. Но с весны 1918 г. в настроениях крестьянства происхо¬дит перелом. Оно все более выражает свое не-доволь¬ство новой властью. Ситуация стала меняться не в пользу Советов. Главной силой, противосто-явшей им, становится так называемая «демократическая контр¬революция», объединявшая преимуществен-но эсеров и другие умеренно-социалистические партии и группы. Они выступали под фла-гом восстановления демо¬кратии в России и возврата к идеям Учредительного собрания. Эти группы создали к лету 1918 г. свои региональные правительства: в Архангельске, Сама¬ре, Уфе, Омске, а также в других городах.
Параллельно с «демократической контрреволю¬цией» начинает формироваться военно-патриотиче¬ская контрреволюция из числа офицеров. Генералы Алексеев и Корнилов создают на Дону Добро-воль¬ческую армию. Но ее численность оказалась невели¬ка, она не обладала значительными вооруже-ниями и боеприпасами. 17 апреля 1917 г. осколком слу¬чайного снаряда был смертельно ранен генерал Л. Корнилов. Занятые немцами в соответствии с ус¬ловиями Брестского мира области Войска Донского поставило добровольцев в сложнейшее положение. Они не признавали ни власти Советов, ни немецкой оккупации, но силы их были ограниченны.
Реальной политической силой стала «демократи¬ческая контрреволюция», которая смогла опереться на чехословацкий корпус. Чехи и словаки, не же¬лавшие воевать за интересы Австро-Венгрии и ак¬тивно переходившие на сторону России, сформиро¬вали 50-тысячный корпус для борьбы на Восточном фронте за независимость своей страны. Брестский мир привел их к убеждению, что большевики преда¬ли их, и они в большинстве своем были настроены крайне антибольшевистски. Одновре-менно в их сре¬де выделились и группы, симпатизировавшие ново¬му режиму в России.
Подозрительное и презрительное отношение к чехам со стороны местных советских властей при-ве¬ло их к вооруженному выступлению. На железнодорожных ветках от Челябинска до Самары чехо-словаки были единственной организованной вооружен¬ной силой. Эти территории они и брали под свой контроль. Параллельно в стране нарастали антисо¬ветские крестьянские хлебные бунты. Офи-церские организации делали попытки осуществить восста¬ния в городах центра России. В начале авгу-ста чехословаки заняли Казань и совместно с вооруженны¬ми отрядами самарского правительства, назы-вавше¬гося Комитет членов Учредительного собрания» (КОМУЧ), намеревались идти на Москву.
К этому времени Л. Троцкому, сочетавшему жес¬точайшие меры по наведению дисциплины и привле¬чение в Красную Армию старого офицерства, удалось создать регулярную боеспособную армию. Офицерст¬во привлекалось как принуждением (в качестве за¬ложников брали членов се-мей офицеров), так и добро¬вольно. К новой армии примыкали, как правило, те, кто считал, что в старой армии они не реализовали свои профессиональные способности. Историческим парадок-сом стал тот факт, что в Красной Армии ока¬залось больше офицеров из царской армии, чем на стороне антибольшевистских сил. Красная Армия на¬несла ряд чувствительных поражений силам «демо¬кратической контрреволюции». Среди вождей пос¬ледней, как это бывает обычно при по-ражениях, рез¬ко усилились разногласия, склоки. Реакцией на слу¬чившееся стало стремление вновь найти «сильную руку». 18 ноября 1918 г. военный министр объеди¬ненного антибольше-вистского правительства в Омске адмирал А. В. Колчак заявил о переходе всей полно¬ты власти в свои руки и стал «верховным командую¬щим всеми вооруженными силами России. Он также был объявлен Верховным правителем.
В 1917 г. командовал Черноморским флотом, готовя его к операции по захвату черномор-ских проливов. После прихода большевиков к власти эмигрировал, но добровольно вернулся в Россию, чтобы возгла¬вить белое движение.
Именно оно с осени 1918 г. становится главной силой антибольшевистского сопротивле-ния. Основ¬ной идеей этого движения было восстановление бое¬способной армии для отпора большевизму и возрож¬дение «великой, неделимой России». Белое движе¬ние не было много-численным. В момент пика своего развития в феврале 1919 г. все белые армии на Вос¬токе, За-паде, Севере, Юге и на Северном Кавказе насчитывали с тыловыми частями немногим более полумиллиона человек. По своей численности они явно уступали Красной Армии, в которой числен¬ность только одного из самых непреклонных удар¬ных отрядов — интернационалистов, среди кото¬рых были немцы, венгры, югославы, китайцы, ла¬тыши и другие, превышала 250 тыс. человек.
В рядах белых оказались различные политичес¬кие силы: от правых социалистов до ярост-ных мо¬нархистов. Выработать при таких условиях единую идейно-политическую платформу оказалось почти невозможным. Военные же лидеры по природе сво¬ей не смогли уделять вни-мание этим вопросам столь интенсивно, как это делали вожди большевиков. В общих чертах большинство белых признавало реа¬лии политической и общественной жизни, произо¬шедшие в России до 25 октября 1917 г. Их доку¬менты гарантировали в будущем, после победы, сво¬боду печати, собраний, вероисповеданий, защиту прав собственности. Но конкретное их решение пе¬реносилось на тот период, когда большевизм будет разгромлен и новое Учредительное со-брание или новый Земский собор решат вопрос о форме власти и собственности в будущей России. Трагическим для белого движения стал отказ от его поддержки значительной части гражданской интеллигенции, находившейся в состоянии апатии и неверия. Этот разрыв при-вел к тому, что белым не удалось нала¬дить в тылу нормальное гражданское управление. Им вы-нуждены были заниматься военные, не имевшие серьезного опыта для такой работы и допус-кавшие непоправимые ошибки. Насильственные реквизи¬ции без финансовых гарантий оттолк-нули от него крестьянство, первоначально одобрительно относив¬шееся к белым как к людям, изгоняющим больше¬виков.
Так как белое движение носило ярко выраженный национальный, российский характер, оно вызывало значительные опасения у союзников, которые пресле¬довали в России свои интересы. Между ними уже были достигнуты договоренности о сферах влияния в будущей России. Эти же цели преследовала высадка союзных войск на Севере, Юге и Дальнем Востоке. Участия в бое-вых действиях совместно с белыми ар¬миями не было. Но сам факт их высадки использо¬вался большевистской пропагандой для возбуждения недоверия к белому движению. Помощь же союз-ни¬ков финансами, вооружениями и обмундированием носила ограниченный характер и не могла оказать воздействия на ход боевых действий.
На судьбу белого движения влияло как отсутст¬вие реальной аграрной программы (хотя бы в духе Столыпина, или Корнилова), так и невозможность установления контактов с нацио-нальными движе¬ниями даже антибольшевистского толка. Ведь эти движения, как, например, на Украине и на Кавка¬зе, выступали за отделение от России, чего в силу убеждений белые принять не могли.
Тем не менее, борьба развивалась с переменным успехом. Как минимум дважды, весной 1919 г., когда армия Колчака продвигалась от Уфы к Волге, и в начале осени 1919 г., когда армии генерала А. Деникина овладели Орлом и Воронежем, угро¬жая взятием Москвы, совет-ское правительство и Красная Армия оказывались в критическом поло¬жении. Казалось, что военный успех вот-вот насту¬пит. Но каждый раз он не приходил. К началу 1920 г; белое дви-жение оказалось обезглавленным. Был выдан красным и казнен ими А. Колчак. Эми¬грировал после поражений генерал Деникин.
Красные сумели довести численность своей ар¬мии к началу 1921 г. до более четырех мил-лио¬нов человек. Ядро этой армии, состоявшее из поли¬тического и командного состава, было спаяно железной дисциплиной. Планирование операций осу¬ществлялось высококвалифици-рованными специа¬листами, многие из которых воевали с 1914 г. Быстрый рост численности армии давал возможность выдвижения наверх молодым людям, таким, как, например, бу¬дущий маршал Тухачевский. Как и всякая револю¬ционная армия, Красная Армия выдвинула немало сверхэнергичных, но малообразованных и анархи¬чески настроенных личностей. Од-нако с самого начала создания ее основным бичом было массовое дезертирство. Только за 1919—1920 гг. из Крас¬ной Армии дезертировали 2 млн. 846 тыс. человек. Можно предполо-жить, что за 1918—1921 гг. эта армия из-за дезертирства обновилась почти наполо¬вину. Де-зертирство было характерно не только для «Красной», но и для «Белой» армии. Дезертиры попол¬няли многочисленные отряды и банды, громили де¬ревни и города, устраивали нацио-нальные погромы. Законы войны, воинской дисциплины не распро¬странялись на обе армии, воевавшие в годы револю¬ции. Такова трагическая сторона любой революци¬онной, граждан-ской войны. Палитра гражданской войны не исчерпывается противостоянием красных и бе-лых. Можно говорить и о «Махновщине».


2.2 Белый террор.
В ночь на 6 июля 1918 г. в Ярославле, а затем в Рыбинске и Муроме начались вооружен-ные антисоветские выступления. Цель восстаний видна из постановления главнокомандую-щего Ярославской губернии, командующего вооруженными силами Добровольческой армии Ярославского района: «Объявляю гражданам Ярославской губернии, что со дня опубликова-ния настоящего постановления… 1. Восстанавливаются повсеместно губернии органы вла-сти и должностные лица, существовавшие по действующим законам до октябрьского пере-ворота 1917 года, т.е. до захвата центральной власти Советом Народных Комиссаров…» Подпись: полковник Перкуров. Именно он является начальником штаба мятежников.
Захватив часть города, руководители выступления начали беспощадный террор. Осуще-ствлялись зверские расправы над советскими партийными работниками. Сотни расстрелян-ных, разрушенные дома, остатки пожарищ, развалины. Аналогичная картина наблюдалась и в других волжских городах.
Это было только началом «белого» террора. А. И. Деникин в своих «Очерках русской смуты» признавал, что добровольческие войска оставляли «грязную муть в образе насилия, грабежей и еврейских погромов. А что касается неприятельских (советских) складов, мага-зинов, обозов или имущества красноармейцев, то они разбирались беспорядочно, без систе-мы». Белый генерал отмечал, что его контрразведывательные учреждения «покрыв густой сетью территорию юга, были очагами провокаций и организованного грабежа». Факты сви-детельствуют о том, что почти сразу же после победы Октября международная реакция пе-решла от политических, экономических, идеологических методов борьбы непосредственно к военным. наряду с активной поддержкой контрреволюционных генералов интервенты сами развернули массовый террор, немыми свидетелями которого являются «лагеря смерти» Мудьюг и Иоканьга, Мезенская и Пинежская каторжные тюрьмы. Только через Архангель-скую тюрьму за год оккупации прошло 38 тысяч арестованных, из которых было расстреля-но 8 тысяч человек. Приказ колчаковского генерала Розанова: « Возможно скорее и реши-тельнее покончить с енисейским восстанием, не останавливаясь перед самыми страшными и жесткими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживающего их. В этом отношении пример японцев в Амурской области, объявивших об уничтожении селе-ний, скрывающих большевиков, вызван, по-видимому, необходимостью добиться успехов в трудной партизанской борьбе». Еще в ноябре 1919 года белочехи в своем меморандуме пи-сали: «Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы (имеются в ви-ду колчаковские) позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских гражда, расстрелы без суда представи-телей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычные явления». Об этом же говорил Колчаку во время беседы по прямому проводу 21 ноября 1919 года Вологодский: « Все слои населения до самых умеренных возмущены про-изволом, царящим во всех областях жизни…» Да и сам «верховный правитель» в минуты от-кровения признавался своему единомышленнику, тогдашнему министру внутренних дел В. Н. Пепеляеву: « Деятельность начальников уездных милиций, отрядов особого назначения, всякого рода комендантов, начальников отдельных отрядов представляет собою сплошное преступление». Именно эта жестокость колчаковщины, беззаконие и произвол, творившиеся подручными Колчака, заставили подняться на борьбу с ним сибирских крестьян.
В братоубийственной войне исчезали, становились чуждыми многим привычные поня-тия: вместо милосердия и сострадания обоюдное озверение, вместо спокойного течения жиз-ни – состояние страха. То, что творилось в застенках контрразведки Новороссийска, в тылу белой армии, напоминало самые мрачные времена средневековья. Обстановка в белом тылу представляла что-то ни с чем не сообразное, дикое, пьяное и беспутное. Никто не мог быть уверен, что его не ограбят, не убьют без всяких оснований.
2.3 Красный террор.
В статье «Как буржуазия использует ренегатов» Ленин, критикуя книгу К. Каутского «Терроризм и коммунизм», разъясняет свои взгляды на проблемы террора вообще и револю-ционного насилия в частности. Отвечая на обвинения в том, что раньше большевики были противниками смертной казни, а теперь применяют массовые расстрелы, Ленин писал: «Во-первых, это прямая ложь, что большевики были противниками смертной казни для эпохи ре-волюции… Ни одно революционное правительство без смертной казни не обойдется и что весь вопрос только в том, против какого класса направляется данным правительством ору-жие смертной казни.» Ленин как теоретик и политик однозначно выступал за возможность мирного развития революции, отмечая, что в идеале марксизма нет места насилию над людьми что рабочий класс предпочел бы, конечно, мирно взять власть в свои руки.
Советская власть и ее карательные органы первоначально воздерживались от насилия как средства борьбы с врагами, и лишь после того, как антибольшевистские силы начали осуществлять массовый террор, советская власть объявила «красный» террор. 26 июня 1918 года Ленин писал Зиновьеву: «Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хо-тели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы их удержали. Протес-тую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это невозможно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощ-рять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров…». В воззвании ВЦИК от 30 августа 1918 г. о покушении на председателя СНК Ленина говорилось: «На по-кушение, направленное против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции». 5 сен-тября 1918 г. СНК принял постановление, вошедшее в историю как постановление о «крас-ном» терроре. В нем говорилось, что заслушан доклад председателя ВЧК о борьбе с контрре-волюцией и СНК считал, что «при данной ситуации обеспечение тыла путем террора являет-ся прямой необходимостью. Что необходимо обезопасить советскую республику от классо-вых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу лица, причастные к белогвардейским заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры». В газете «Из-вестия» в декабре 1918 г. была опубликована беседа с только что назначенным Председате-лем Ревтрибунала К. К. Данилевским. Он заявил: «Трибуналы не руководствуются и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карательный орган, соз-данный в процессе напряженной революционной борьбы, который выносит свои приговоры, руководствуясь исключительно принципами целесообразности и правосознания коммуни-стов. Отсюда вытекает беспощадность приговоров. Но как бы, ни был беспощаден каждый отдельный приговор, он обязательно должен быть основан на чувстве солидарной справед-ливости, должен будить это чувство. При огромной сложности задач военных трибуналов на их руководителях лежит и огромная ответственность. Приговоры несправедливые, жестокие, безмотивные не должны иметь место. В этом отношении со стороны руководителей военных трибуналов должна проявляться особая осторожность». Таким образом, с одной стороны – беспощадность приговоров, а с другой – отсутствие всяких юридических норм, право обви-няемого на защиту. Это накладывало определенный отпечаток и на содержание деятельности ВЧК.
3. Между «красными» и «белыми»
3.1. Крестьяне против «красных».
Столкновения между регулярными частями красной и белой армии являлись лишь фаса-дом гражданской войны, демонстрирующим два ее крайних полюса, не самых многочислен-ных, но самых организованных. Между тем, победа той или иной стороны зависела, прежде всего от сочувствия и поддержки тех, кто составлял самую внушительную силу государства – крестьянства.
Декрет о земле дал крестьянам то, чего они так долго добивались, - помещичью землю. На этом свою революционную миссию крестьяне посчитали оконченной. Они были благо-дарны Советской власти за землю, однако сражаться за эту власть с оружием в руках не спе-шили, надеясь переждать тревожное время у себя в деревне, возле собственного надела. Чрезвычайная продовольственная политика была встречена крестьянами с недоумением. Они не могли понять, зачем нужна земля, если хлеб отбирают до последнего зернышка. В деревне начались столкновения с продотрядами. Только в июле – августе 1918 г. в Цен-тральной России таких столкновений было зафиксировано 150. Большевики применили к не-довольным чрезвычайные меры – отдачу под суд, ревтрибуналы, тюремное заключение, конфискацию имущества и даже расстрел на месте.
Когда Реввоенсовет объявил мобилизацию в Красную Армию, крестьяне ответили мас-совым уклонением от нее. На призывные пункты не являлось до 75% призывников. В канун первой годовщины Октябрьской революции в 80 уездах Центральной России почти одно-временно вспыхнули крестьянские восстания. Мобилизованные крестьяне, захватив оружие и разойдясь с призывных пунктов, поднимали своих односельчан на разгром комбедов, Со-ветов, партийных ячеек. Значительное число крестьянских восстаний в Центральной России объяснялось тем, что эти районы очень интенсивно эксплуатировались продотрядами. А их массовость обеспечивалась за счет участия в них среднего крестьянства и даже бедноты, хо-тя каждое выступление большевики объявляли «кулацким». Правда, само понятие «кулак» было весьма растяжимо и не определенно и имело скорее политический, а не экономический смысл.
Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что крестьянские выступления вряд ли можно характеризовать как антисоветские и даже антибольшевистские. В сознании народных масс советская власть, большевики ассоциировались с демократическим этапом революции, дав-шим мир, землю, народовластие. Но крестьяне никак не могли смириться с насильственным изъятием хлеба, принудительными повинностями, отсутствием свободы торговли.
3.2. Крестьяне против «белых»
Массовое недовольство крестьян наблюдалось и в тылу белых армий. Однако оно имело несколько иную направленность, чем в тылу у «красных». Если крестьяне центральных рай-онов России выступали против чрезвычайных мер, но не против советской власти как тако-вой, то крестьянское движение в тылу белых армий возникало как реакция на попытки рес-таврировать старые земельные порядки и, значит, неизбежно принимало большевистскую направленность. Ведь именно большевики дали крестьянам землю. При этом союзниками крестьян в этих районах оказывались рабочие, что позволяло создать широкий антибело-гвардейский фронт, который укреплялся за счет вхождения в него меньшевиков и эсеров, не нашедших общего языка с белогвардейскими лидерами.
3.3. «Махновщина».
Несколько иначе развивалось крестьянское движение в приграничных между красными и белыми фронтами районах, там, где власть постоянно менялась, но каждая из них требова-ла подчинения своим порядком и законом, стремилась пополнить свои ряды за счет мобили-зации местного населения. Дезертирующие и из белой, и из Красной Армии крестьяне, спа-саясь от новой мобилизации, укрывались в лесах и создавали партизанские отряды. Выступ-ления «махновцев» охватили весь юг России: Причерноморье, Северный Кавказ, Крым.
Но наибольшего размаха и организованности крестьянское движение достигло на юге Украины. Во многом это было связанно с личностью руководителя повстанческой крестьян-ской армии Н. И. Махно. Сражаясь и с немцами, и с украинскими националистами - петлю-ровцами, Махно не пускал на освобожденную его отрядами территорию и красных с их продотрядами. В декабре 1918 г. армия Махно захватила крупнейший город юга – Екатери-нослав. К февралю 1918 г. махновское войско увеличилось до 30 тысяч регулярных бойцов и 20 тысяч невооруженного резерва, который в случае необходимости можно было собрать под ружье под одну ночь. Под его контролем находились самые хлеборобные уезды Украи-ны, ряд важнейших железнодорожных узлов. Махно согласился влиться со своими отрядами в Красную Армию для совместной борьбы с Деникиным. Однако, оказывая военную под-держку Красной Армии, Махно занимал независимую политическую позицию, устанавливая свои собственные порядки.

4. Интервенция.

Вместе с тем начинающаяся в России граж¬данская война с самого начала осложнялась вмешательством в нее иностранных государств.
В декабре 1917 г. Румыния, пользуясь слабостью новой вла¬сти, оккупировала Бессара-бию.
На Украине созданная после Февральской революции Цент¬ральная Рада, как орган на-ционалистических сил, объявила се¬бя в ноябре 1917 г. верховным правительством, а в январе 1918 г., заручившись поддержкой Австро-Венгрии и Германии, провозгласила самостоятель-ность Украины.
В феврале под ударами Красной Армии правительство Цент¬ральной Рады бежало из Киева на Волынь. В Брест-Литовске оно заключило сепаратный договор с австро-германским блоком и в марте вернулось в Киев вместе с австро-германскими вой¬сками, ко-торые оккупировали почти всю Украину. Пользуясь тем, что между Украиной и Россией не было четко фиксирован¬ных границ, немецкие войска вторглись в пределы Орловской, Кур-ской, Воронежской губерний, захватили Симферополь, Рос¬тов и переправились через Дон. 29 апреля 1918 г. германское командование разогнало Центральную Раду и заменило ее пра¬вительством гетмана П. П. Скоропадского.
В апреле 1918 г. турецкие войска перешли государственную границу и двинулись в глубь Закавказья. В мае в Грузии выса¬дился и немецкий корпус.
С конца 1917 г. в российские порты на Севере и Дальнем Востоке стали прибывать анг-лийские, американские и японские военные корабли якобы для защиты их от возможной герман¬ской агрессии. Вначале Советское правительство отнеслось к это¬му спокойно. А ЦК РСДРП(б) согласился принять от стран Ан¬танты помощь в виде продовольствия и вооруже-ния. Но после заключения Брестского мира военное присутствие Антанты ста¬ло рассматри-ваться как прямая угроза советской власти. Одна¬ко было уже поздно. 6 марта 1918 г. в Мур-манском порту с анг¬лийского крейсера высадился первый десант. Вслед за англичанами поя-вились французы и американцы.
В марте на совещании глав правительств и министров ино¬странных дел стран Антанты было принято решение о непризна¬нии Брестского мира и необходимости вмешательства во внут¬ренние дела России.
В апреле 1918 г. японские десантники высадились во Влади¬востоке. Затем к ним присое-динились английские, американские, французские и другие войска.
В. И. Ленин расценил эти действия как начавшуюся интер¬венцию и призвал к вооружен-ному отпору агрессорам, несмотря на то, что вооруженные силы Антанты воздержались от прямого военного вмешательства во внутренние дела России, предпочитая оказывать мате-риальную поддержку и консультационную помощь противостоящим большевикам силам. Даже после окон¬чания первой мировой войны Антанта не решилась на широко¬масштабную интервенцию, ограничившись высадкой в январе 1919 г. морского десанта в Одессе, Крыму, Баку, Батуми, а так¬же несколько расширив свое присутствие в портах Севера и Дальнего Востока. Однако это вызывало резко негативную ре¬акцию личного состава экспедиционных войск, для которых окончание войны затягивалось на неопределенный срок. Поэто¬му черно-морский и каспийский десанты были эвакуированы уже весной 1919 г.; англичане покинули Архангельск и Мурманск осенью 1919 г. В 1920 г. были вынуждены эвакуироваться с Даль-него Востока английские и американские части. Только японские войска оставались там до октября 1922 г., хотя первоначально страны Антанты сделали ставку на чехословац¬кий кор-пус, располагавшийся на внутренних территориях Рос¬сии.

5. Иллюзии и реальность военного коммунизма.

5.1 Политико-экономические идеалы большевизма.

Термин «военный коммунизм» был «изобретен» одним из видных большевиков, постоянно вступавшим в дискуссии с В. Лениным,— А. Богдановым. Он называл «военным коммуниз¬мом» организацию общества, при которой армия бе¬зусловно подчиняет себе тыл, создавая «ор-ганиза¬цию массового паразитизма и истребления». Сам Ленин заговорил о «военном комму-низме» лишь веной 1921 г., связав его с продовольственной раз¬версткой. Но несомненно, что одним из главных источников той организации, которую начал анали¬зировать Богданов, была идеология большевизма, его воззрения на политико-экономические механиз¬мы общества. В ос-нове этих воззрений лежал лозунг «преодоления частной собственности». Частная соб¬ственность напрямую связана с рыночными, товар¬но-денежными отношениями. Вот почему целью пе¬рехода, к социализму большевики считали ликвида¬цию рынка, ликвидацию денежного обра-щения, за¬мену их централизованным производством и рас¬пределением. Место рынка как ре-гулятора всей хо¬зяйственной жизни должен был занять планово-рас¬пределительный механизм. Для этого и требовалась «диктатура пролетариата», иными словами, жест¬кая централизован-ная система, способная довести единую волю центра до самых отдаленных уголков, чтобы контролировать потоки сырья и ресурсов, идущих снизу вверх, а затем — продуктов, идущих сверху вниз. Всё без исключения в идеале должно было быть взято на «учет и контроль». Для этого требовался особо подготовленный и преданный ад¬министративный аппарат, а также население, при¬нимающее данную систему как единственно воз¬можную и верную. Идеалом было и такое ограни¬чение права собственности, при котором никакие предметы — от участ-ка земли до швейной машин¬ки — не могли бы быть использованы для производ¬ства продуктов на продажу с целью получения дохода, не предусмотренного административно-распре¬делительным механизмом.
Помимо идеологических схем, большевики опи¬рались и на своеобразно понимаемую ими экономи¬ческую практику других стран, и прежде всего Гер¬мании. Именно там наиболее по-следовательно для общества, сохранявшего частную собственность, во¬ время войны было осу-ществлено принудительное регулирование производства и потребления. Там были введены трудовая повинность и карточки, от¬менена свободная торговля, введены твердые цены. Одна-ко Ленин, восторгаясь германской системой, не называл ее «военным социализмом». Он ут-верждал, что это «военно-государственный монополистичес¬кий капитализм или, говоря про-ще и яснее, воен¬ная каторга для рабочих». Но, тем не менее, он счи¬тал, что такая система есть последняя ступень перед настоящим социализмом. Для того чтобы подобно алхимику превратить «каторгу для рабочих» в со¬циализм, нужно только найти «философский ка¬мень». А этим «камнем» является создание револю¬ционного правительства во главе с парти-ей боль¬шевиков, которое отменит частную собственность во всех видах и тем самым «катор-га» превратится во благо для всех.
Следует отметить, что Ленин был отнюдь не оди¬нок в своих взглядах. Практика тех лет по-казывает, что социалисты всех оттенков начала века мыслили так же. И умеренные, и ради-кальные. Они расходи¬лись лишь в сроках, темпах и способах осуществле¬ния такого идеала.
Как мы видели, не отставала от этих процессов и Россия. В стране, где доля государст-венной (казенной) собственности была исключительно велика! по сравнению с Европой, на-чиная еще с петровских времен, централизация производства и распределения набирала силу.
Но российский административно-управленческий аппарат, не чета немецкому, проваливал все планы центролизации всех царских и временных правительств. Это давало преимущест-во большевистским лидерам в их обосновании борьбы за власть.
Централизация постоянно порождает опасность политической диктатуры и постоянно не вы-держива¬ет собственной тяжести. Интересно, что отказ от «во¬енного коммунизма» в России и «во-енного государст¬венно-монополистического капитализма» в Германии произошел почти одно-временно весной 1921 г. Но привычные формы хозяйства (хотя и по разным при¬чинам) притяги-вали к себе обе страны. Россия на ру¬беже 20-х и 30-х гг. решительно возвращается к цент¬рализованной плановой экономике и устанавливает тоталитарный коммунистический режим. В Герма¬нии в 1933 г. пришедшие к власти национал-социа¬листы также усиливали планово-централизаторские процессы, контроль над распределением, а полити¬ческий режим стал тота-литарным.
Наконец, источником, формировавшим полити¬ческие идеалы большевиков, стала жестокая реаль¬ность, с которой им пришлось столкнуться, придя к управлению страной. Это прежде все-го относилось к настроениям масс. Не только крестьяне, но и значи¬тельная часть рабочих были настроены против большевиков. Они не только в течение 1917—1921 гг. принимали анти-большевистские резолюции, но и активно участвовали в вооруженных антиправи¬тельственных выступлениях. Поэтому предстояло создать такую политико-экономическую систему, которая бы позволила рабочим поддержать силы для производства хотя бы на ми-нимальном уровне, но одновременно поставила бы их в жесткую за¬висимость от властей и администрации, определяв¬ших уровень продовольственных норм и норм выра¬ботки продукции.
В реальности эти цели достигались лишь при наличии мощного репрессивного аппарата.

5.2«Военный коммунизм» на практике.

Придя к власти, правительство большевиков сразу же нача¬ло так называемую «красно-гвардейскую атаку», на капитал, хаотично национализируя предприятия, служащие и вла-дельцы которых обвинялись в «са¬ботаже и контрреволюции». Однако попытки в соот¬ветствии со своими же собственными политически¬ми установками передать предприятия в управле¬ние рабочим, фабрично-заводским комитетам натолкнулись на то, что фабзавкомы, представляв-шие рабочих, искали лишь личной выгоды, а производ¬ство было близко к краху. Как писал один из вид¬ных революционеров, Н. Подвойский, весной 1918 г.: «Рабочие и крестьяне, прини-мавшие самое непо¬средственное участие в Октябрьской революции, не разобравшись в ее ис-торическом значении, думали использовать ее для удовлетворения своих непо¬средственных нужд». Такие намерения были объяв¬лены «анархо-синдикализмом», т. е. стремлением проти-вопоставить групповые интересы трудящихся общегосударственным интересам диктатуры про-ле¬тариата. 28 июня 1918 г. Ленин подписывает декрет о национализации почти всей крупной промышлен¬ности. Формально он был связан с Брестским ми¬ром, так как по его условиям приходилось платить выкуп за всю национализированную после 30 июля 1918 г. германскую собственность. Немцы списков такой собственности не представили, а советское правитель-ство их также не имело. Было решено объявить о переходе в руки государства всей круп¬ной собственности во всех отраслях промышленнос¬ти сразу. В ноябре 1920 г. были подвергнуты на¬ционализации и мелкие предприятия, являвшиеся кустарными, ремесленными мастерски-ми. Национа¬лизированные или поставленные под государствен¬ный контроль предприятия не имели права поку¬пать сырье и продавать продукцию. Но сырьё и топ¬ливо не подвозились, опла-та за произведенную про¬дукцию не осуществлялась. Производство катастро¬фически падало, что было следствием не только по¬всеместных военных действий, но и постоянно уси¬ливавшейся централизации. Рабочие бежали с пред¬приятий.
Еще сложнее обстояло дело в деревне. В соответ¬ствии с «Декретом о земле», принятым 25 октября 1917 г., помещичьи, монастырские и иные земли конфисковывались и передавались крестьянам. Со¬ветская власть утверждала, что крестьянство в це¬лом получило 150 млн. деся-тин земли. Но эта цифра никогда не была доказана. Иные подсчеты утверж¬дают, что, наобо-рот — в ходе конфискации было изъято только в 1918 г. не менее 45 млн. десятин кресть-янской земли, находившихся на хуторах и отрубах, т. е. полученных крестьянами по зе-мель¬ной реформе Столыпина. «Декрет о земле», состав¬ленный эсерами, но проведенный в жизнь Лени¬ным, сводился не только к конфискации земель, но к их фактической национали-зации, а также к введе¬нию уравнительного землепользования, к запрету расширять запашку, арендовать и покупать землю, использовать труд наёмных работников. Эта аграр¬ная револю-ция не была итогом неких вековых меч¬таний крестьянства или реализацией большевист¬ской доктрины. Она стала итогом заблуждений, гос¬подствовавших в умах «прогрессивной» интел-ли¬генции многие десятилетия. Ее призывы к равенст¬ву и идеалистической справедливости были реали¬зованы на практике большевизмом. Но трудящийся крестьянин землю потерял.
Все это вместе и привело к ужасающему паде¬нию уровня аграрного производства. В янва-ре 1919 г. была официально введена продовольствен¬ная разверстка. На этот раз, в отличие от царского и временных правительств, за невыполнение зада¬ний по сдаче продовольствия вво-дились суровые ка¬рательные санкции. Они стали главным способом добывания продовольст-вия. Но и это не помогало. Нарастал стихийный обмен, еще быстрее, чем преж¬де развивался -«черный рынок». Чтобы не допустить поездок горожан в деревню, а крестьян в город и пре-сечь «буржуазную» стихию, крупные города бы¬ли окружены заградительными отрядами. На-селение городов или вымирало, или бежало. С 1917 по 1921 г. население, например, Петро-града сократи¬лось с 2,5 млн. человек до 700 тыс. человек. В от¬дельные месяцы смертность от голода была такой же, как и в критические недели ленинградской бло¬кады. Фактически лишь «черный рынок» помогал выжить тем, кто не имел возможности получить улучшенное снабжение, работая в партийно-госу¬дарственном аппарате.
Всеобщая нехватка товаров, неизбежно вела к «ком¬мунизации» быта. Отменялась плата за воду, газ, электричество, тем более что вода не шла, газ не горел, лампочки не светились. Бесплатный проезд в городском транспорте был обусловлен тем, что транспорт остановился. От-мена квартплаты про¬водилась после того, когда путем «уплотнения» в «буржуйские» квар-тиры вселялось несколько се¬мей, не имевших возможности оплатить ее. Итогом «военного коммунизма» стало полное разрушение хозяйства, массовый голод и деградация. Но совет¬ская власть удержалась.

III. ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Гражданская война закончилась победой «красных». Ее влияние на последующий ход исторического развития нашей страны катастрофичен. Взяв за аксиому положение о том, что гражданская война была выиграна благодаря мудрой политики партии большевиков, ее ру-ководители перенесли в мирную жизнь все свои военные наработки. Чрезвычайные админи-стративные методы управления, заложенные во время гражданской войны в процессе войны за выживание советской власти, в последующем были доведены до абсурда. Террор, который еще можно было как-то объяснить в условиях жесткого противостояния, становится необхо-димым атрибутом подавления малейшего инакомыслия. Однопартийность и диктатура пар-тии будут объявлены высшим достижением демократии. Тоталитарная система, спасшая партию в период гражданской войны, станет ее надежным оплотом и в дальнейшем.
Данные о жертвах гражданской войны до сих пор очень неточны. Тем не менее, все ис-следователи согласны, что большинство потерь приходится на долю мирного населения, а в вооруженных силах от болезней умерло больше солдат, чем погибло в бою. В рядах Красной Армии и красных партизан, по некоторым оценкам, погибло в бою и умерло от ран и болез-ней до 600 тысяч человек.
Сколько-нибудь надежных данных о потерях белых нет. Принимая во внимание их го-раздо меньшую (в четыре-пять раз) численность и лучшую боевую подготовку, а также то, что до одной четверти советских потерь приходится на войну против Польши, число погиб-ших в бою и умерших от болезней в белых армиях можно оценивать в 200 тысяч человек.
Не менее 2 миллионов составляет число жертв террора, главным образом «красного», и потери крестьянских формирований, сражавшихся как с красными, так и с белыми. По край-ней мере, 300 тысяч человек погибли в ходе еврейских погромов.
Всего из-за гражданской войны население СССР (в послевоенных границах) уменьши-лось более чем на 10 миллионов человек. Из них более 2 миллионов эмигрировало, а более 3 миллионов мирных жителей умерло от голода и болезней.
Гражданская война нанесла непоправимый урон стране.

~borders~ Part 3

Четверг, 03 Июля 2008 г. 23:50 + в цитатник
Я носился по кухне, ища всевозможные лекарства, в то время, как ты чуть ли не задыхалась от кашля. Я напялил на себя передник. Зачем? Не понятно. Может, чтобы тебя насмешить? Один раз ты улыбнулась сквозь отчаянный порыв жары. Плохая из меня сиделка. Толком не знаю лекарств.
Когда я болел, ты меня заваливала на наш диван, укрывала пледом, делала специальный чай и давала лекарства. Было приятно осознавать, что он был наш. Мы вместе его выбирали. И только от этого, уже было приятно. Вообще лекарства были не вкусными, но у тебя они были почему-то слаще всевозможных сладостей. Ты постоянно сидела около меня, читая что-нибудь, или мы смотрели какой-нибудь фильм, под который я благополучно засыпал. Ты и спала со мной. Когда я болел, я улыбался, несмотря на все твои ругательства.
Теперь заболела ты. И только теперь я понимал, почему ты ругаешь меня, когда я болею.
Ты волнуешься. Переживаешь. Но и когда ты ругаешь, выходит такое ощущение, что ты просто делаешь это для меня. Ты вообще молчалива. Постоянно думаешь о своём, а тут все мысли направлены на меня. Это делает мне честь. Но специально я болеть для этого не буду. Не хочу, чтобы ты волновалась зря. Опять граница. Смешно.
- Алекс, открой верхний ящик, там лекарства, которые нужны,- твой голос перешел практически на хрип.
- Молчи лучше. У тебя и так связки на срыве… У меня порой такое ощущение, что ты лучше меня знаешь мой дом, - ты улыбнулась. Хорошо.
Наконец я выудил то, что требовалось. Я быстро приготовил всё, что нужно. Дал тебе таблетки и стакан, чтобы ты запила. Потом понёсся опять на кухню за чаем. Я сейчас похож на наседку, которая кудахчет над своим чадом. Тебя это забавляло.
Я протянул тебе кружку чая. Твои руки сейчас были очень слабыми, поэтому я решил сам тебя поить. Моя кроха выдула эту кружку где-то за минуту. Быстро. Несмотря на твою боль и слабость. Как бы я хотел забрать все твои мучения себе. Забирала. Вот что ты делала, когда лежала со мной. Ты забирала всю мою боль себе. Сейчас меня осенило. Вот почему ты потом ходила более бледная, иногда пошатываясь. Ну я и дурак.
Ты как будто понимала ход моих мыслей и опять улыбнулась. Я уложил тебя на диван, прижав своим телом к спинке, обнял и поцеловал. Своим носом ты зарылась в мою грудь. Твоё дыхание тоже хрипело и было горячее из-за болезни. Так непривычно. Вскоре ты уснула. Я понял это тоже по твоему дыханию. Оно стало спокойнее и равнее. Спи, мой котёнок, и не волнуйся. Я буду рядом, когда ты проснёшься. Я не посмею тебя покинуть.
Рубрики:  всякое

~Borders~ Part 2

Суббота, 28 Июня 2008 г. 23:29 + в цитатник
Я наконец проснулся. За окном закат показывал себя с самой яркой стороны. Он был ражим, но кое-где облака поблёскивали малиновым оттенком. Вся комната была рыже-желтой. Красиво. Интересно, сколько я проспал? Сутки, больше? Не знаю. Что-то настойчиво стучало в гостиной. Интерес наконец взял вверх, и я вывалился в прямом смысле из постели. Кое-как дополз до объекта моего любопытства. Около коридора сидело моё чудо в больших наушниках и отстукивало ритм мелодии ладонью. Рядом лежали ролики, готовые к приключениям. Хочешь пойти на тренировку и настраиваешь себя? Я бы посмотрел на это.
- Ты уже проснулся?
- А? – я всё ещё летал в своих рассуждениях, когда ты прорвалась в мой мир своим голосом.
- Пойдёшь со мной на тренировку?
Какая ты порой прямолинейная. Нет, чтобы чаем напоить.
- После тренировки попьём чай, если хочешь.
Ты читаешь мои мысли?
- Я не читаю твои мысли, у тебя на лице всё написано.
- Тогда не пугай меня так больше, - смех. Твой нежный смех. Я улыбнулся.
- Тогда бери и пошли.
Как всегда дошли на площадку в тишине. Ну почему ты так любишь молчать? Но у меня как-то невольно получается любить то, что любишь ты. Опять граница. Чувствую себя за решеткой. Но она не холодная и не из железных прутьев. Она из солнечных лучей, и ты тоже в ней есть, что очень радует. Хотя… я не хочу, чтобы ты была в клетке. Лучше я буду твоим пленником. Мне это не в тягость, а в сладость. Порой мне интересно, о чем ты думаешь, когда тренируешься, или смотришь на небо. Твой взгляд говорил о том, что ты не здесь, как будто ты в другом мире. Из твоих наушников сейчас доносилось что-то ударное и ритмичное.
Вот мы и дошли. Быстро переодев обувь, ты первая въехала на площадку. Людей не было. Это хорошо. Первые десять минут ты просто раскатывалась. Затем уже начала прыгать на перила и прокатываться по ним. Захватывающие зрелище. Я стоял и наблюдал, облокотившись на перила спиной. Больше ничего не надо.
- Алекс, иди сюда.
- Ну и что ты задумала на этот раз? Хочешь укатать меня до смерти?
- Либо давай руку, либо смело можешь не ходить на мои тренировки.
Я живенько подъехал с улыбкой и взял тебя за руку. Мы медленно катились вперёд. Потом чуть быстрее, затем спиной вперёд. И так час.
Когда мы возвращались домой, ты улыбалась, и я был счастлив. Прижав к себе, я чуть не замурчал. Забавно было бы. Вот мы и дома. Скинув нелёгкий груз, мы на перегонки понеслись в кухню. В результате я пришел первый, с тобою на плече.
- Проигравший делает чай, - с радостью объявил я.
Мне очень нравится, как ты делаешь чай. У тебя он почему-то вкуснее получается, даже этот противный зелёный, который я не люблю всею душой. Но ты-то его любишь. Когда разговоры о сессиях прекратились, и чай был выпит, ты отправилась на крышу. Как всегда. Вскоре я тоже поднялся, прихватив с собой плед. Я присел рядом и укрыл нас. Ты сама прижалась, положив голову на плечо. Руки невольно обняли тебя.
- Небо красивое
- Да, - но рядом со мной находилось кое-что красивее…
Рубрики:  всякое

...

Суббота, 31 Мая 2008 г. 22:57 + в цитатник
Когда-нибудь настанет день
И мы будем все вместе
Уйдёт куда-то тёмная тень
И на душе станет немного легче
Я много думала о нашем прошлом
Когда мы друг друга не знали
Кто-то был юмористом хорошим
Кого-то на других променяли
Иногда я задумываюсь о нашем будующем
Какими мы станем лет через пять?
Растанемся, уйдём и в итоге ни с чем?
Или успеем кем-нибудь стать?
А сейчас вы мне очень дороги
И я не хочу вас терять
И даже если разойдёться наши дороги
Мы друг друга найдём, не сможем потерять
Рубрики:  всякое

фанф

Суббота, 10 Мая 2008 г. 22:59 + в цитатник
Это цитата сообщения -Ice_Life- [Прочитать целиком + В свой цитатник или сообщество!]

1



Соби

Проклятье, я опаздываю к окончанию уроков Рицки. Если он увидит, что меня нет у ворот школы, обидится и будет долго недовольно молчать, уворачиваясь от моих рук. И не признается, что скучал, глупый. В моей душе трепыхаются голубые бабочки при каждом воспоминании о моем котенке. А если учесть, что я думаю о Рицке постоянно, то, похоже, я сам стал большой голубой бабочкой. В точку, Соби, - голубой.

Кажется, успел. Перевожу дыхание, занимая привычное положение у ворот. Мимо меня проходят малыши, оживленно болтая и радуясь, что вырвались на свободу. Внимательно вглядываюсь в гомонящую толпу. Знакомой хрупкой фигурки не видно. Рицка, где ты? А если ты не пришел сегодня в школу? Если что-то случилось? В последнее время - сердце болезненно сжимается - у тебя появлялись все новые и новые пластыри, старые синяки и царапины не успевают заживать.

- Привет, Соби!

Друзья моего Рицки. Радостная Юико подпрыгивает от нетерпения.

- Ты к Рицке? Он остался в классе, меня вот этот утащил.

Она тянет за рукав длинноволосого мальчишку.

- Мы идем запускать воздушного змея.

Я дергаюсь в сторону центрального входа. Он же там один.

- Рицка на втором этаже в классе 6-3.

- Спасибо, Юико.

- Догоняйте!

- Да! Догоняйте!

Мальчишка поддакивает, но он явно не хочет, чтобы мы присоединились.

Дверь класса плотно закрыта. Я прислушиваюсь. Тихо. Дверь слабо скрипит, когда я отворяю ее и проскальзываю внутрь. Ты здесь. Теплая волна накатывает на меня при виде темной головы, лежащей на сложенных на парте руках. Ты спишь. Не знаю, что бы я отдал за возможность посмотреть на тебя, спящего в твоей постели. Как ты любишь спать? На спине, раскинув ноги и руки в стремлении забрать как можно больше места? Тогда я мог бы присесть рядом и дразнить почти поцелуями. Или ты любишь спать на животе, уткнувшись лицом в подушку, сжав ее руками? Тогда я мог бы лизнуть чувствительную полоску кожи под волосами. Я неслышно пересекаю пространство между нами и останавливаюсь. Мой малыш сладко сопит, я не выдерживаю и осторожно провожу пальцами по шее над воротником. Ты беспокойно бормочешь что-то.



Рицка

Мои ресницы вздрагивают, прикосновение к шее, как когда падаешь в охапку осенней листвы, возле школы их сгребают, чтобы сжечь, а они появляются снова и снова настырно, и пахнут дымом. Я поднимаю голову с парты, я так и не смог уснуть сегодня, клевал носом все уроки и, кажется, в итоге совсем заснул. В классе никого, только формулы мелом на доске, прикосновение снова, я поворачиваюсь, тру сонные глаза кулаком и чуть не падаю со стула.

- Соби? Как ты здесь оказался?

Только не говори, что ты и сюда влез через окно.

- Что? Что с твоей рукой?

Твоя рука перебинтована, темное пятно. Кровь?

- Соби, ты опять?! Снова дрался без меня?! Бо... ль...но?

Мой голос ломается от тревоги и гнева и... Я понимаю, что держу твою руку и отдаю ее, почти откидываю, назад тебе, уворачиваюсь. Получается так, что я сажусь на парту, потому что отступать мне некуда.

- Нет, Рицка. На этот раз я не дрался. Просто нож соскользнул, когда затачивал карандаш. Ничего страшного.

- Глупее не придумаешь! А нельзя...

Я спускаю ноги с бокового края и спрыгиваю на пол, учебник падает на пол, и я нагибаюсь поднять его.

- ...быть поосторожнее? Кому из нас 12?!

Черт, Соби, неужели так трудно хотя бы ради меня постараться. Тут и так на каждом углу непонятно что творится. В парке, на улице, в школе, хорошо еще, в мою комнату, кроме тебя, никто не суется. Ты знаешь, что происходит, вернее, догадываешься, лучше бы не знал, а то это выглядит как издевательство. От меня всегда все скрывают, и даже брат, мне становится горько, слезы наворачиваются на глаза, я весь издергался. Если с тобой что-то случится так же, как с Семеем, что мне тогда делать? И с каких пор ты мне так же нужен, как он? Раньше мне же никто не был нужен, кроме брата. Я мучился, потеряв его, но больше мне нечего было терять. А теперь как будто... снова есть. Я опускаю голову, чтобы ты ничего не увидел. Ты приседаешь рядом со мной, больше не прикасаясь.

- Ты прав. Накажи меня, Рицка.

Я хватаю учебник и резко поднимаюсь, отворачиваясь, исподтишка вытирая глаза.

- Мазохист дурацкий! Балбес! Прекрати уже это! Говоришь, послушаешься чего угодно, что я скажу, а сам элементарного не можешь!

Ты говоришь так привычно, можно подумать, Семей наказывал тебя, какая чушь. Я злюсь так, что пнул бы тебя. Точно, если бы не твоя идиотская фраза.

- Ты доведешь меня, Соби, не знаю еще, что я сделаю... Вот же привязался!

Я подхожу к доске, зачем-то хватаю в руки тряпку. Не могу понять, чем ты для меня стал, лучше бы ты не приходил. Даже брата я не чувствовал так...

- Я не хотел пугать тебя, Рицка.

Ты подходишь и берешь мою руку, я вырываюсь, и на твоем пиджаке остаются белые отпечатки моих пальцев, я пытаюсь их стереть, становится еще хуже. Да почему я такой неловкий с тобой. Твоя ладонь ложится между моих ушек и гладит волосы. Я почти закрываю глаза, прижав ушки к голове, делая вид, что щурюсь. Немножко разрешу. Ты же все равно не слушаешься.

- Что у тебя за папка?

Что-то пестрое. Я вспоминаю, что мы в классе, и все-таки выскальзываю из-под твоей приятно поглаживающей руки, вдруг кто увидит. Развел тут телячьи нежности. Вот еще. Мое лицо заливается краской.



Соби

- Соби? Как ты здесь оказался?

Дернувшись, ты скидываешь мою руку. Острые ушки прижимаются к волосам, сейчас зашипишь. Я смеюсь и забываю спрятать свежую рану. А ты... знаешь, куда смотреть.

- Что? Что с твоей рукой? Соби!

Краснеешь, глядя на кровь, проступившую сквозь бинт. Кричишь. Звонко, зло.

- Соби, ты опять?! Снова дрался без меня?! Бо... ль...но?

Ты берешь мою руку и рассматриваешь. Я не успеваю среагировать и отшатнуться. Сжимаю зубы, борясь с собой, своим телом, мгновенно напрягшимся от твоей близости. Отвечаю вполголоса.

- Нет, Рицка. На этот раз я не дрался. Просто нож соскользнул, когда затачивал карандаш. Ничего страшного.

Когда утром рисовал тебя, замечтался больше положенного. Я беру тебя за подбородок.

- Я соскучился.

Твои губы, поцелуй умирает, так и не родившись, когда ты нервно отстраняешь мою руку и забираешься на парту, пряча глаза. Во мне что-то рвется, туго натянутое, давшее длинные корни.

- Глупее не придумаешь! А нельзя быть поосторожнее? Кому из нас 12?

Видимо, это моя судьба - любить тех, кто никогда не ответит мне взаимностью. Что ж, я умею отдавать себя целиком, не получая ничего. Я сжимаю ладонь, режущая боль помогает глухо сказать.

- Ты прав. Накажи меня, Рицка.

Это говорю уже не я - моя память. Твой испуганный взгляд словно проникает сквозь одежду, видя следы, оставленные на мне твоим братом, шрамы, подаренные учителем. Обозвав меня мазохистом, ты не открыл Америку. Убегаешь к доске. А я все равно не в силах вынести расстояния между нами и иду за тобой, как на цепи. Как пес. Когда умирает часть тебя, терпеть боль становится легче. Я снова беру детские пальчики, извиняясь за то, что напугал, и мне уже не так больно, когда ты позволяешь погладить себя по ушкам, смешно морщишься. Твои ушки мягче самой мягкой кисточки. Спасибо, Рицка.

- Что у тебя за папка?

Мой рисунок.

- Там ты, Рицка.

Я кладу папку на стол и поворачиваюсь, чтобы... уйти. Надо уйти. Я чувствую, что сегодня мой уровень самоконтроля по какой-то причине понижен, как бы мне самому не стать опасностью для тебя.



Рицка

Поворачиваешься спиной.

- Ну и иди! Иди!

Что, правда уйдешь? Мне совсем не хочется домой. А все остальные уже разбежались. И... не только из-за этого я хочу, чтобы ты побыл со мной. Я привык быть с тобой каждый день. В растерянности - я же не могу сказать, чтобы ты остался, не могу и все, - я открываю большую плоскую папку.

- И... а-а-а...

Я сглатываю и закрываю рисунок обеими руками. Я сам-то себя таким никогда не видел, а нарисовано так похоже, словно я тебе позировал. Я без ушей и хвостика... Мне кажется, от стыда мои уши становятся красного цвета. Псих, ты все время меня шокируешь. Сразу, как появился, начал втирать мне про любовь и тискать, как будто у тебя есть право на это: щекотать мне уши, тянуть за руки.

- Рицка? Ты все еще в классе?

С ошалевшими глазами я поворачиваюсь в сторону скрипнувшей двери. Учительница входит в класс, мои руки сами собой сминают рисунок.

- О, господин Агацума...

Увидев тебя, она тут же забывает обо мне, бестолково улыбается. Я захлопываю папку и, схватив ее, прошмыгиваю между вами, несусь, чуть не падая, - подошвы кед скрипят - по коридорам и останавливаюсь, тяжело дыша, недалеко от ворот школы. Сажусь на деревянную скамейку и жду, когда ты выйдешь, в этот раз мы поменялись местами. Я прижимаю руки к пылающему лицу, но они тоже горячие. Подавляю огромное желание снова раскрыть брошенную рядом папку, разгладить рисунок, рассмотреть его. Странно думать, что когда-нибудь я не смогу шевелить ушками и хвостом. Мои уши стоят торчком, и я прижимаю их к голове, чтобы не показывать свои спутавшиеся в клубок чувства.

- Ой, кто у нас тут? Новенький.

Я и не заметил, как ко мне подошла троица старшеклассников. Что им от меня надо?

- А у новенького есть новенькие йены? Мамочка дает тебе на конфетки?

Один из них протягивает руку к папке, я успеваю вцепиться в нее, и мы тянем папку друг у друга. Сердце, как испуганный кролик, скачет в груди. Второй из группы берет мой рюкзак, у меня не хватает сил отнять папку, я проигрываю...



Соби

Нет, я не уйду. Я обернусь и обниму тебя. И никогда не отпущу. Ты смотришь на меня обиженно и растерянно. Словно не знаешь, чего же ты хочешь на самом деле. Выгнать или позволить обнять себя. Ты встряхиваешь головой, забавно топорща ушки, будто надеясь прикрыться ими от моего взгляда.

- Рицка, ты еще здесь?

В класс входит глупышка-учительница. Проклятье, испортила такой момент. Она замечает меня и смотрит, хлопая ресницами. Как ее там, Шиноме Хитоми? Пока бедняжка пытается справиться с шоком от встречи, ты выбегаешь из класса, прижав папку к груди. Улыбаюсь. Ты взял рисунок с собой. Дам тебе пару минут и пойду следом. Вдруг, ты будешь стоять у ворот школы и ждать меня. Хотелось бы. Потому что тогда я смогу прикоснуться к твоей щеке совсем скоро, а не поздним вечером.

- Как вы прошли в школу, Агацума-сан?

- Через дверь, госпожа Шиноме. Я умею быть незаметным.

- Неужели вы влезли сюда через окно, Агацума-сан?

Пытается шутить. Явный прогресс. Раньше она просто молча раскрывала рот, как рыба.

- Вы так проницательны, учительница. Едва не рухнул вниз, так спешил к Рицке.

Она покраснела. О чем она, интересно, подумала, дамочка с целым сердцем.

- Извините меня, госпожа Шиноме, я должен идти за ним. Давайте как-нибудь выпьем кофе в перерыве между занятиями.

И, видя, как учительница снова лишилась дара речи, усмехаюсь.

- Прощайте.

Я встаю на подоконник и спрыгиваю вниз, игнорируя женский вскрик. В школе мы еще и не так акробатили... Тебя нет у ворот. Бегу за угол и проклинаю себя за то, что отпустил тебя. Ты стоишь между тремя старшеклассниками и тянешь к себе папку, из нее почти вывалился рисунок. Мне видно, как слабеют твои пальцы, но ты не даешь крашеному в рыжий цвет парню отнять мой подарок. Почти плача, но сопротивляясь. Моя жертва. Мой Рицка. Ты не должен плакать. Холодная ярость охватывает меня при виде наглых рож, рук, тянущихся к тебе. Не использовать магию. Сам, своими руками сотру их в порошок.

- Оставьте. Его. В покое.

Мой кулак врезается в плечо крашеного. Я ударил его очень слабо, но и от такого толчка он отлетает к ограде, сшибив по пути своих дружков. Их для меня больше нет, есть лишь твои полные слез глаза.



Рицка

Я кусаю губы, лицо старшеклассника спокойно, ему, кажется, совсем легко меня побороть, он просто не торопится. Играет со мной в перетягивание. Почему я такой слабый, слезы обиды на свою слабость наполняют глаза. Обиды на то, что кто-то пользуется ею. Если они увидят то, что там, растрепят по всей школе. Отксерят и пришпилят на каждой двери класса. Но все совсем не так! И это мой рисунок! Я, нарисованный Соби! Никто не будет трогать его! Пальцы ломит от усилия, они предательски соскальзывают с тисненой коричневой кожи, миллиметр за миллиметром.

- Оставьте. Его. В покое.

Старшеклассник вдруг отлетает, взбрыкивая ногами, я сам чуть не падаю назад из-за отдачи. Папка падает на землю, раскрывшись, но так, что рисунок оказывается накрыт ею. Никогда не видел, как ты применяешь физическую силу, в голове мутно, как будто мне дурно, словно я съел что-то испорченное. Ты сильный, но мне от этого нехорошо. Что ты применил силу. Они бы и так отступили. Испуганные, старшеклассники бросаются бежать. Тот, который упал, тоже. Твой быстрый взгляд на них страшный. Синий, холодный и резкий, как вспышка молнии. Хуже, чем во время дуэлей. Тогда ты спокоен, сосредоточен.

- Пусть идут... Ладно. Соби. Соби. Я в порядке.

Я прошу, забыв, что могу приказывать. Зачем люди делаю такие вещи, откуда это берется? Вряд ли в их жизни произошло что-то такое, что заставляет их кидаться на окружающих. Просто они еще не могут чувствовать чужую боль... Кажется, я завидую им.

- Прости меня, Рицка.

Ты прижимаешь подушечки пальцев к моим глазах. Я отдергиваюсь. Ты поднимаешь, отряхиваешь и одеваешь на меня мой рюкзак. Я стою, все еще в ступоре, не мешая тебе. Я не беру у тебя перепачканную в пыли папку, просто не могу поднять руку. Проваливаюсь в себя, как со мной случается после гибели брата, - то, от чего меня не могут избавить сеансы у психолога, - и прихожу в себя за столиком открытого кафе. Огромный стакан взбитого с мороженым вишневого сока передо мной, мое любимое, я машинально беру губами зеленую трубочку и отпиваю немного.

- Хочешь чего-нибудь еще, Рицка? Ответь же что-нибудь.

Я рассматриваю молочные пузырьки. Сейчас я их выпью, они такие же беспомощные. Я не хочу, чтобы меня кто-то пил. Кто? Я ничего не знаю.

- Я хочу вырасти, Соби.

Юико хочет затащить меня в театральный кружок, говорит, им нужен Питер Пэн. Ненавижу Питера Пэна, он идиот. Я хочу обогнать время, пролистнуть его на много месяцев вперед, быть как ты. Ненавижу, что вечно кто-то другой контролирует ситуацию. Не хочу никаких больше драк никогда ни по какой причине. У нас и нет ни одной причины участвовать во всем этом. У меня нет и у тебя. Наши колени под столом соприкасаются, ткань брюк тонкая. Я задеваю ножку легкого пластикового стола, и рукав моей куртки оказывается в розовой пене.



Соби

Широко распахнутые глаза заслоняют от меня весь мир, я не вижу, как убегают недоумки, расходится небольшая толпа, собравшаяся поглазеть на драку, как начинает накрапывать мелкий дождик. Его капли похожи на крошечные слезинки, дрожащие на кончиках ресниц. Я снова тебя напугал? Моя ярость мгновенно улетучивается, стоит мне услышать твой голос и ласково провести пальцами по мокрым щекам. Ты выглядишь таким потерянным, грудь разрывает желание крепко обнять, спрятать от всех. От себя в том числе. Перевожу дыхание. Прячу папку в свою сумку и, взяв тебя за безвольную ладошку, веду за собой. Ты не сопротивляешься, покорно мелкими шажками идешь рядом. Не смотришь на меня. Ты где-то в другом месте, не со мной. Открываю зонтик с покемонами, который ты дал мне. Ты сказал, он дурацкий. Забавно, но он мне нравится, потому что он был твоим. Ты прижимаешься к моему боку и молчишь. Мне страшно, когда ты такой. Замечаю симпатичное кафе. Над ним растянут лиловый тент, мы сможем посидеть на улице и помолчать. Покупаю тебе мороженое с вишневым соком. Я помню, какими глазищами ты смотришь на эти ягоды. Мне кажется, я уже знаю твои вкусы лучше, чем свои собственные. На нас косятся немногочисленные посетители. Еще бы - высокий блондинистый парень и темный ушастый мальчик, словно засыпающий на ходу. Я хлопочу над тобой, как наседка, усаживаю за самый дальний столик и тихо опускаюсь на стул напротив. Глажу тебя взглядом. Румянец на щеках, закушенные губы, шерстка на ушках мокрая. Ты такой милый, Рицка. Автоматически ты начинаешь пить. Сделав небольшой глоток, отставляешь холодный стакан и вновь замираешь. Проклятье.

- Хочешь чего-нибудь еще, Рицка? Ответь же что-нибудь.

Я чувствую себя абсолютно беспомощным, все мои навыки бесполезны, не могу поцеловать тебя, ты боишься моих поцелуев...

- Я хочу вырасти, Соби.

Неожиданно ты поднимаешь глаза на меня. Ребенок, вынужденный быть взрослым, котенок, боящийся довериться чужой заботе. Случайно я задеваю под столом твою ногу, ты дергаешься и нечаянно роняешь стакан. Пенистая розовая лужица пачкает куртку. Ты сжимаешься, как будто ожидая удара. На это тоже смотреть страшно.

- Растяпа, котенок.

Беру салфетку, аккуратно оттираю пятно. Мне хочется тебя как-то утешить.

- Я постараюсь больше не драться один. Но если у меня будет выбор позволить тебе получить рану или пострадать самому, я сделаю это. Ты мне дороже...

Бросаю взгляд на голубое небо, виднеющееся между серых облаков.

- Пойдем в парк, Рицка. Я куплю нам по гамбургеру. Погуляем вместе.



Рицка

Пролив коктейль, я инстинктивно дергаюсь, чуть не закрывшись руками. На полдвижении я понимаю, что меня никто не накажет. Я бессознательно трогаю пластырь на подбородке. Ночью я не выдержал жажды, забыл взять воду с собой, я все забываю в последнее время, и спустился вниз. Звон разбивающегося над моей головой стекла, укус отлетевшего осколка, темные, кажущиеся совсем неродными глаза.

- Растяпа, котенок.

Моя мать называет меня только отродьем. Однажды я соглашусь с этим. И случится что-то ужасное. Я боюсь. Если я не могу быть взрослым прямо сейчас, я хотел бы быть обыкновенным ребенком. Наверно. Я не совсем уверен, что знаю, что это такое. Или я не помню. Я бы хотел ходить всей семьей в парк аттракционов по выходным. Собаку, не игрушечную, лающую на батарейках, как у меня, а живую, настоящую собаку. Ездить на пикники и кормить толстых голубей крошками. И не иметь представления, что такое - терять. И страх потерять.

- Я постараюсь больше не драться один. Но если у меня будет выбор позволить тебе получить рану или пострадать самому, я сделаю это. Ты мне дороже.

Дождь все еще моросит, и во мне под кожей дождь тоже не прекращается. Он начался давно, а с твоим появлением в моей жизни он все усиливается. Я вспоминаю цыпленка, которого ты готовил, с лопухами. Твои руки так ловко управлялись со сковородкой, приправами, ложками. Смотреть на это было вкуснее, чем есть. Я любил смотреть, как готовит мне брат. Теперь без него завтраки и ужины превратились в пережевывание пищи. Сейчас мне даже моих любимых гамбургеров не хочется, со мной точно что-то не то.

- Терпеть не могу гамбургеры! И я тебе не котенок! Сколько говорить!

Ты ведь даже не скрываешь, что будешь врать мне снова. И при этом говоришь, что я тебе дорог. Не хочу больше находить тебя полуживого на пустыре в красной траве. Все мои слова пролетают мимо твоих ушей. Я вижу, как ты выбираешь, что мне можно сказать, а что нет, что можно сделать и что... Я не ребенок. Ты меня целуешь не как ребенка. Я в кино видел, ты целуешь, как там. Я устал бороться с тобой, результатов ноль. Снимаю запачканную куртку, официантка, заметив беспорядок, убирает лужу и предлагает пересесть за другой столик.

- Благодарю вас. Мы останемся здесь.

Мне пока не хочется никуда идти, со своим дождем - под другой.

- Ты точно не голодный? Рицка?

Вот в кафе у меня полная власть, что захочу, то мне и купят. Обыкновенного ребенка это же должно радовать. Я беру меню, нахожу карту алкогольных напитков.

- Пунш. Я хочу пунш.

Взрослые пьют его. Ты смотришь на меню как будто удивленно.

- Тебе рано. Детям не продают.

Я закрываю меню и перевожу взгляд на тебя. Не мигая.

- Купи как будто себе. Никому здесь нет дела до того, кто его будет пить.

В этом мире вообще никому ни до кого нет дела. Может, так и легче. Быть одному. Тогда боль, по крайней мере, не такая... разная. Просто тупая одна боль.

- Приказываю тебе.

Ты уходишь к бару, я машинально поглаживаю крышечку подаренного тобой мобильника, как привык, хотя тебя не будет пару всего минут. И оставляю его в покое, только когда ты совсем рядом. Когда ты возвращаешься.



Соби

Ты не слушаешь возражений и с вызовом смотришь на меня. Зачем, Рицка? Проверяешь свою власть? Я и не скрываю, что ты можешь приказать мне сделать все что угодно. Вот и сейчас. Я послушно встаю, хотя и не хочу, чтобы ты пил. Мне не нравятся твои слова, они прозвучали, словно и мне нет до тебя дела. Ты не знаешь, по какому тонкому лезвию я хожу. Балансирую между риском сжечь свои мозги и желанием выполнить все твои просьбы. Но я не имею права, во мне слишком много запретов, несколько раз своими вопросами ты приводил в силу самые слабые блоки. Даже от них я потом сутки приходил в себя. Твоему брату доставляло удовольствие видеть, как меня ломает от боли, вызванной его специально заданными вопросами, ты не такой. Шерстка на прижатых к голове ушках высохла и взъерошена, они кажутся в два раза больше. Только если я их поглажу, меня ударит током - такое напряжение ощущается в тебе, твоих глазах, вокруг нас. Я чувствую.

- Держи, пей осторожней. Если начнет подташнивать, вот минералка.

Ставлю перед тобой два бокала, невзначай приласкав тонкие пальчики, вцепившиеся в пунш. Ты едва не шипишь. Милый, какой же ты милый. Подпираю щеку ладонью и смотрю, как ты делаешь первый глоток. Морщишься, но храбришься и отпиваешь второй, уже побольше.

- Не торопись.

Советую я без тени улыбки.

- Хочешь быть взрослым?

Ты пилишь меня взглядом.

- Я тоже этого хочу, Рицка. Но вовсе не обязательно для этого делать то, что делают взрослые. Пить, курить...

Ты внезапно смеешься.

- Сначала сам курить брось.

Твой хвостик, покачиваясь под столом, задевает мои ноги и тут же отдергивается.

- Еще скажи, с девчонками встречаться.

- Не дождешься, чтобы я такое сказал.

Подмигиваю.

- Ты же встречаешься со мной, зачем тебе девчонки?

В обычном состоянии ты бы фыркнул и убежал. Сейчас ты закусываешь губу и говоришь совсем тихо.

- Встречаемся, как взрослые?

- Конечно.

С тревогой наблюдаю за твоим сонным личиком. Спиртное подействовало очень быстро. Ты с трудом держишь глаза открытыми, ресницы то и дело опускаются. На нас уже начинают поглядывать. Что делать? Проклятие, я не хочу стать причиной твоих царапин и синяков...

- Рицка.

Я зову тебя вполголоса. Ты не отвечаешь.



Рицка

Коричневатая жидкость в прозрачном округлом стакане. Я обхватываю его руками, он горячий, по виду похоже на чай. Я отпиваю немного, мне не нравится вкус, совсем несладко. Не понимаю, почему эта гадость стоит так дорого, и зачем ее вообще пьют. Под твоим с укором взглядом я отпиваю еще и закашливаюсь. Краснею и спешу отхлебнуть еще, чтобы ты не подумал, что мне не нравится.

- Не торопись... Хочешь быть взрослым?

Я же уже сказал. Я бросаю на тебя недоуменный взгляд.

- Я тоже этого хочу, Рицка. Но вовсе не обязательно для этого делать то, что делают взрослые. Пить, курить...

Вздумал мне нотации читать. Да ты сам хуже меня. Руку раскровил.

- Сначала сам курить брось.

Мне рядом с тобой самому сигарет не надо. И... мне нравится этот твой запах табака. Нравится. Твои поцелуи тоже должны быть... несладкими... Почему-то это не так... Я опускаю глаза в свой стакан, отодрав взгляд от твоего лица... от... Я сержусь и одновременно меня разбирает веселье. Кто-то нажал на неизвестную мне кнопку, заставляющую смеяться. Пить, курить...

- Ты еще скажи, с девчонками встречаться.

- Не дождешься, чтобы я такое сказал. Ты же встречаешься со мной, зачем тебе девчонки?

Встречаюсь с тобой? Ты никогда не называл это так. Встречаюсь... Внутри становится ужасно жарко. Не смотря на прохладу, и куртку я снял, сижу в одной водолазке. Мы встречаемся. Я уточняю.

- Встречаемся, как взрослые?

- Конечно.

Стакан пуст только наполовину. Как же я весь его выпью, противно же. Я вдруг становлюсь каким-то усталым. Наверно, от того, что не спал ночь, я кладу подбородок на локоть, не в состоянии сидеть прямо. Как после дня с кучей уроков, хуже, как после сильной боли. Только мне не больно, мне как-то... хорошо.

- Рицка...

Утром, когда еще не проснулся до конца, и все тело расслаблено, бывает так. И мысли такие же обрывочные без начала и конца и сразу забываются. Надо подняться. Я представляю, как я это делаю, поднимаюсь со стула, беру свою куртку, и мы идем в парк. И остаюсь на месте.

- Рицка...

Ты тормошишь меня. Да, я сейчас встану... Со.. Соби... Ты подхватываешь меня на руки... У тебя же кровь... Поставь меня...
На твоем плече я почти проваливаюсь в настоящий сон. Теку в плавном движении машины. Из нее ты тоже выносишь меня на руках... Я чувствую, что это не мой дом... Здесь уютно... не страшно...

- Соби?! Что... Что с ним? О господи! Куда ты снова...

- Все нормально, Ке. Малыш просто...

Я пьян? Соби, я тебя сейчас... Значит, я пьян? Все такое размытое... Колышется... Мы словно идем в воде... по дну... Куда-то вверх... и опускаемся...

- А ты... Зачем ты хочешь, чтобы я был взрослым... Соби...

Я ищу твою руку, накрывающую меня пледом. Ты приподнимаешь меня и стягиваешь с меня водолазку, опускаешь обратно на подушки.

- Моего брата ты тоже...

Целовал?

- Он никому не позволял к себе подходить. Кроме... меня. Он... красивый... Семей...

Вода становится густой, совсем тяжелой.

- Соби...

Я еще борюсь с ней. Ты теплый... Если однажды я забуду, ты же напомнишь мне, что я Рицка... Не сражайся больше. Ты можешь умереть. Только мертвые не могут умереть...



Соби

Такси везет нас ко мне. Малыш устало посапывает на моем плече, зарывшись лицом в мои волосы, губы иногда касаются шеи, и я чувствую, как ты шепчешь в неспокойном сне.

- Со.. Со...би...

Ты думаешь обо мне? Я прячу сияющие глаза, иначе водитель непременно загребет меня в полицейский участок. Он и так с подозрением смотрит в зеркало на то, как крепко я тебя прижимаю к себе, закутанного в курточку маленького котенка. Наверно, его останавливает твое стремление зарыться в мои объятия. Может, посчитал, что мы родственники. Когда мы только сели в машину, я хотел положить тебя на сиденье рядом, но ты вцепился в мои плечи, не позволил, да я готов на колени встать перед человеком, придумавшим пунш.

- Мы приехали.

Мужчина кивает, беря чаевые.

- А с ним все в порядке?

- Просто заболел. Простыл.

Поднимаюсь по лестнице с тобой на руках. Ты такой легкий. Представляю, как положу тебя на свою постель и едва не спотыкаюсь. Остынь, Соби.

- Соби?! Что... Что с ним? О господи! Куда ты снова тащишь ребенка? Тебе тех двоих мало? Тебе мало меня???

Ке стоит внизу. Твою мать, совсем забыл, что мы договорились на сегодня.

- Все нормально, Ке. Малыш просто впервые попробовал спиртное. Немного пьян. С кем не бывает.

Пожимаю плечами. Ке идет следом.

- Со!!! Как ты мог!!! Ты специально напоил его!

- Ну зачем же орать?

Понимаю, что в чем-то Ке прав. Ты, встревоженный его громким голосом, открываешь глаза, смотришь сквозь меня, как будто не узнаешь, не видишь. Я подхожу к кровати и скидываю с нее рисунки. На них ты. Настоящий творческий беспорядок. Ке выражается более прямолинейно - логово педофила. Ты совсем обмяк, на скулах горят два алых пятна, губы обветрились. Малыш, сейчас. Опускаю тебя на покрывало.

- Ке, оставь меня. Отложим до вечера, ладно? Девять часов. Сейчас не до тебя, ты же видишь. Извини.

Мои извинения не звучат как извинения. Я загоняю глубже уколы совести при виде обиженных глаз друга. Ни слова. Хлопнула дверь, быстрые шаги по лестнице. Одни. Сажусь рядом и просто смотрю на тебя. Свернувшийся клубочком мой любимый.

- Почему ты маленький, Рицка?

Накрываю тебя пледом, и вдруг твои пальцы сильно сжимают мою руку. Вздрагиваю.

- А ты... зачем ты хочешь, чтобы я был взрослым... Соби...

Как тебе ответить? Поступаю, как обычно. Молчу. Руки сами помогают тебе снять кофту. Ты остаешься в брюках. Мне так лучше.

- Моего брата ты тоже...

Ты заставляешь меня вспоминать то, что я хочу забыть.

- Нет, Рицка. Твой брат никогда не спал здесь. Он любил другого.

Вырывается у меня полупризнание.

- Соби...

Мне показалось, или в твоем голосе мелькнули нотки ревности? Наклоняюсь над тобой, ероша темные волосы.

- Спи, Рицка. Через пару часов я отвезу тебя домой. А пока пусть тебе приснятся бабочки.

Целую в лоб. Твоя сонная улыбка. Ты не выпускаешь мою руку. Что делать, ложусь рядом и притягиваю тебя к себе. Ты довольно вздыхаешь, ворочаешься в моих руках, задевая мои бедра хвостиком и... телом. Пальчики зарываются в мои еще влажные волосы, цепляются за проколотое тобой ухо, посылая заряды удовольствия взрываться от головы до пяток. Рицка, что ты творишь. Я же не железный. Воздух накаляется так, что в легких начинает болеть, ты мурлычешь, устраиваясь поудобней. Я простанываю сквозь зубы.

- Рицка, если ты не угомонишься, я тебя поцелую.



Рицка

Семей кого-то любил? Я бы хотел познакомиться. Он должен быть... необычным... Если Семей любил его... особенным... Почему все, кого я вижу рядом с тобой, говорят мне, что Семей плохой... А ты молчишь, не рассказываешь мне, что это не так... Что там у тебя в голове, за твоими светлыми волосами, синими глазами, за стеклами очков. Когда ты смотришь, мне кажется, моя голова прозрачная, и видно все, что я думаю, но с тобой не так. Мне хочется положить руки на твой лоб и прочесть то, что ты от меня прячешь, как фокусники. Если бы у меня было это умение, я бы приказал тебе не двигаться и просто прочел. Такое навязчивое желание... ладони на твой лоб... как будто на пальцах магнитики...

- Спи, Рицка. Через пару часов я отвезу тебя домой. А пока пусть тебе приснятся бабочки.

Из последних сил я раскрываю глаза и пытаюсь нащупать твою руку. Мои собственные руки тоже уже стали водой, как и все вокруг, плохо слушаются. Это твоя постель, я помню тебя в ней. Всего в крови, страшно бледного.

- Не надо умирать за меня... Соби... Ты ведь не умрешь?

У меня высший балл по истории, никто не выигрывает все время. Твой пиджак пахнет табаком и дождем. Когда ты меня нес, наверно, не мог раскрыть зонт. Я слышу монотонный стук капель и твое громкое дыхание. Не хочется двигаться. Я бормочу.

- Нельзя. В постели. В уличной одежде. Отругают.

Я улыбаюсь. В твоем доме меня ведь ругать некому. Ты шевелишься, отстраняешься, чтобы сбросить пиджак и рубашку. Мои пальцы путаются в шелковой ткани, потому что я продолжаю цепляться за тебя. Моя голова снова ложится на твое плечо, я складываю руки вместе ладонями и забрасываю одну ногу на тебя, как привык с братом. Я когда-то боялся темноты, думал, в ней кто-то прячется, лучше бы так и оставалось... Всего лишь темнота. Твои пальцы по коже... Зеро говорили, мы не единое целое, и должен появиться мой страж с моим именем. Нелюбимый. Нет, пусть он никогда не появится. Я не буду любить его... с ним. Нелюбимый... Меня не оторвать от тебя...

- Меня зовут Рицка. Со.............би

Мои мысли падают на дно, и твои слова уже не могут добраться до меня. Я вижу большую наколотую на булавку бабочку с синими крыльями, мне ужасно ее жалко, что больше она не взмахнет своими блестящими крылышками. Тонкие прожилки...



Соби

Падает на пол пиджак, пуговицы рубашки разлетаются по всей комнате, щелкая о мебель. Я тороплюсь, мне невыносимо выпустить тебя из своих рук даже на секунду. Прижимаюсь к тебе голой грудью, это сладко и больно. Ты весь горишь, шепчешь что-то. Мое имя. Скажи еще раз. Звучит как заклинание. Не могу ему противиться, не хочу. Что же в тебе такого, Рицка, что делает меня беспомощным, словно бабочка, которую вот-вот проткнут иглой, ее крылышки трепещут в отчаянной попытке полететь... навстречу уколу. Добровольно. Раньше я не знал такого слова. Добро - вольно. Сам. Я был мертвым и послушным. До тебя любовь и боль были для меня едины. Учитель. Семей. Ты даришь мне счастье одной робкой улыбкой, тихими вздохами. Тем, что ты есть. Оставайся со мной, Рицка. Семей. Я не буду вспоминать о нем. Потому что есть ты.
И пока я тебе нужен, у меня есть смысл открывать утром глаза, дышать днем. Все ради тебя, Рицка. Маленькое дрожащее создание, поймавшее меня в свои сети. Глупенький, ты никак не можешь поверить в мою любовь. Как же я хочу стать твоим, быть в твоей власти, желание принадлежать тебе лишает меня рассудка. Я глажу тебя по ушкам, блуждая губами по щекам. Рицка. Ротик вкуса мороженого и пунша, целую тебя, как в своих мечтах, как не целовал никого. Отравляя себя твоей невинностью. Обветренные губы, я посасываю их, мягко, осторожно. Во сне ты вжимаешься в меня бедрами. Черт, я попытаюсь остановиться. Чуть позже, еще немного поласкаю тебя. Волосы лезут в лицо, я отбрасываю их на спину, возвращаюсь к поцелуям, я едва сдерживаюсь, чтобы не оставить на твоей шее следы. Печать. Знаки для всех, что ты мой.

- Котенок...

Касаюсь пальцами маленьких розовых сосков, меня кидает в жар от твоего слабого вздоха.



Рицка

На меня смотрят неподвижные незнакомые глаза, нашаривают во мне болевые точки...

- Любуешься?

Соби... Я моргаю, и чужой тяжелый взгляд сбегает, его больше нет в комнате. Ты проводишь рукой по моим волосам, ей ничто не препятствует, я такой же, как на твоем измятом рисунке. Это кажется таким естественным, обычным. Как будто никогда и не было по-другому.

- Зачем с ними так? Зачем они все убиты?

Солнце подсвечивает застывшие крылышки. Одна пара. Две. Три. Четыре. Десятки бабочек пришпилены к стенам.

- Наверно, чтобы сохранить. Чтобы они не умерли сами, Рицка. Бабочки живут совсем мало. И ничего не остается.

Я поворачиваюсь к тебе и машинально сжимаю гвоздик в твоем ухе. Металлическая бабочка тоже никогда не сможет взлететь. Но на нее смотреть не больно.

- Потому что красивые? Поэтому? Пусть они живут и умирают, как хотят.

Ты улыбаешься, отпускаешь меня, подходишь к стене и тянешь булавку. Бабочка падает на твою ладонь, легкие крылья вздрагивают, покачиваются, как от слабого ветра, и вдруг она поднимается в воздух. Я смотрю, как бабочка выбирает своим новым местом край стола. Складывает свои бархатные крылышки вместе и снова распахивает их.

- Соооби. Ты... Ты умеешь оживлять? Соби!

Я с восторгом наблюдаю, как ты делаешь то же самое со всеми булавками, всеми крылышками, всеми бабочками. Их уже так много в комнате, они задевают мое лицо, приятно поглаживают.

- Нет, Рицка. Не умею. Это ты. Твое желание.

- Мое желание?

Комната становится синей от множества крохотных взмахов: потолок, пол, стены, мебель. Ты подходишь ко мне, подставляешь подножку, держишь за спину, чтобы я упал мягко, не ударился. Нагретое солнцем дерево под голыми лопатками.

- Мы раздавим! Соби! Можем нечаянно раздавить!

Я подтягиваю ноги к груди и выкатываюсь из-под тебя. Подбегаю к окну и раскрываю его настежь. И небо из бледно-голубого становится великолепно синим. Все небо.

2



Соби

Под моей рукой ты вздрагиваешь, я останавливаюсь, лежу рядом неподвижно, борясь с собственным телом. Ты сейчас абсолютно беспомощен, на тебе только расстегнутые до половины брюки, и я бы с легкостью снял их. Я тяну за язычок молнии вверх и тихонько отодвигаюсь на край кровати. Мои плечи сводит судорогой, я вцепляюсь руками в плед, пытаясь удержаться, под бинтами расползается новое кровавое пятно. Я сам весь сплошная открытая рана. Желание, которое я, возможно, никогда не смогу утолить. По крайней мере, мне есть чего ждать, а это иногда само по себе является счастьем. Что ты со мной сделал, Рицка? В мире я больше не вижу никого, кроме одинокого маленького мальчика. Бывают ли за день пять минут, в течение которых я не думаю о тебе? Сомневаюсь. Не могу перестать говорить с тобой даже мысленно. И каждую секунду жду звонка. Я знаю, сколько раз ты звонил мне за это время. Раньше я никогда не таскал телефон с собой постоянно, теперь я боюсь оставить его даже на столе. Я обожаю в тебе все: что было до, есть сейчас и будет потом, когда ты станешь взрослым. Знаки твоего детства. Пушистые черные ушки, в день нашей первой встречи я прикусил их зубами, и ты сразу вспыхнул от смущения. С тех пор, как я встретил тебя, я начал меняться, сам себя не узнаю да и не хочу вспоминать, каким я был раньше. Дышать тяжело, каждый выдох окрашивается желтым цветом желания, черным - тоски и лавандовым - моей любви к тебе.

- Соби, Соби.

Шевелятся твои губы в беспокойном сне.

- Все в порядке, Рицка.

Я протягиваю к тебе руку и роняю ее, не дотронувшись. Я знаю, как секс привязывает. Как он становится всем. И ничем, если он лишь средство. У нас все будет иначе.



Рицка

Ты обнимаешь меня. Еще не знаешь, что я проснулся. Голова легкая, но я понимаю, что был пьяным. Украдкой взгляд на часы, не двигаясь. Последний раз, когда я на них смотрел, было три, теперь семь, уже поздно, в это время я уже должен быть дома, или мама должна думать, что я дома. Вставать не хочется, выпутываться из твоих рук, мы никогда не лежали так, не говоря ни слова, близко. Почему я не могу думать, что ты можешь вот также обнимать кого-то другого, как меня сейчас. Или кто-то тебя. Я привык, что ты мой.

- Проснулся?

Как ты узнал? Может, я думал слишком громко?

- Прости, Соби... Моя... выходка в кафе была глупой.

Я чувствую себя виноватым. Почему я все время груб с тобой? Ведь я же хочу быть совсем другим. В голове мелькает воспоминание, как в парке у меня пальцы были в креме, а ты слизнул, я на тебя наорал тогда, потому что это было... чересчур приятно. Когда твои пальцы ерошат мои волосы, гладят тонкую кожу моих ушек изнутри, они встают торчком, словно для того, чтобы тебе было удобнее. Вот еще дурацкие предатели. Кончик бинта на твоей шее щекочет мне щеку, повязка ослабла, открывая страшный шрам. Это заставляет мою память содрогнуться. Сила имени. Она разлучает нас. Разлучит. Я переползаю через тебя и сажусь на край постели, чувствуя спиной твой бок, ты кладешь руку мне на плечо. Не привык к моим извинениям? Везде, как бабочки в моем сне, лежат, приколоты, на полу и на стенах рисунки со мной. Акварель, мелки, карандаш. Мне странно видеть себя со стороны: с книгой, с фотоаппаратом, так. И ни одного с тобой. Ни одного, где я вообще бы был с кем-то.

- Почему я всегда один, Соби?

Я не хочу быть один. Больше никогда. Ни минуты. Я не хочу домой. Мои ноги просто не пройдут все эти тяжелые шаги до моего дома. Баночка с тушью на столе. Кажется, или я чувствую черный запах? Черное будет хорошо видно. Я дотягиваюсь до баночки, беру кисть и вывожу на левой руке.

- СОБИ.

Кисточка щекочет. Мне нравится, как твое имя смотрится на мне. Я не носил ничего красивее. Ты спускаешь ноги с кровати и берешь со стола нож, которым точишь карандаши. Зачем?



Соби

Ноздри щекочет запах детского клубничного шампуня. Втягиваю дразнящий, едва уловимый аромат и открываю глаза, удивленный тем, что ты еще здесь. И не просто спишь рядом, а обеими руками обхватываешь мою ладонь. Не оторвать. Сжимаешь пальцы, будто я сейчас исчезну. Да куда я денусь?! Делаю попытку отодвинуться, но ты только крепче сдавливаешь руку. Не отпускаешь. Мне нравится, когда ты такой, Рицка. Кожа к коже. Уже не обжигает, а тихо греет. Спокойствие. Лава, покрывшаяся тонкой корочкой. Словно и не было ничего. До следующего взрыва. Видимо, я все-таки задремал и во сне дотянулся до тебя, или ты сам прильнул ко мне в поисках тепла. Я привык к тому, что в комнате всегда холодно: так лучше думается и рисуется. Меньше мучающих меня сновидений. Кошмаров, где я теряю тебя навсегда. После них я всегда в ледяном поту. Не просыпайся, Рицка. Пока спишь - ты мой. Знаю, что поступаю, как последний эгоист. Если ты вернешься домой поздно, на следующий день на твоем личике появится новый пластырь. Закусываю губы в бессилии что-либо изменить. Кто мне отдаст несовершеннолетнего мальчика? Я чувствую каждую твою царапину и каждый синяк. Словно бьют меня. Свою боль терпеть проще. Я найду выход. Обещаю. Твое дыхание изменилось.

- Проснулся?

Наслаждаюсь видом взъерошенных волос, огромных сонных глаз, распухших губ. Как я удержался? Сердце екает, но мой голос спокоен. Вряд ли ты сможешь уловить в нем, как я боюсь и одновременно жду привычных слов: «Отстань». Но вместо обвинений, криков, что я извращенец, ты тихо шепчешь.

- Прости. Моя выходка была глупой.

Что? Не веря своим ушам, склоняю голову набок. Что ты сказал? На лице дурацкая улыбка. Ты меняешься, котенок. Становишься взрослым. Почти. Ты бледен, смотришь... Куда? На полуразвязавшиеся бинты, на следы рук Семея, на край печати... не твоей. Моргаешь, будто борешься со слезами. Раз, другой, потом быстрым движением перелезаешь через меня и садишься на кровать, озираясь. Комната изменилась с тех пор, как ты был здесь. Так много... тебя. На виду самые невинные рисунки. Ночью прибавится еще. Осторожно кладу руку тебе на плечо. Просто прикосновение. Молчу. Зачем говорить, без слов я могу показать, насколько ты мне дорог. Словам ты не веришь. Дую в затылок. Легкий вздох и твой вопрос в лоб.

- Почему я всегда один, Соби?

Укол обиды. А как же я, Рицка? Я для тебя никто? Ближе меня у тебя никого нет. И не будет. Я не позволю. Словно иллюстрируя едва оформившиеся мысли, ты берешь кисточку и выписываешь на запястье левой руки мое имя. Внутри снова загорается остывший огонь. Рицка. Будто часть меня на тебе. На время, а я хочу навсегда. Клеймо. То, которое на мне, пробуждает слишком много тяжелых воспоминаний. Я неделю находился между жизнью и смертью, когда оно появлялось на мне. Постепенно. Буква за буквой. Я беру и пробую пальцем лезвие, и без того зная, что оно острое.

- Зачем? Соби?

Ты хватаешь мою руку. А моей рукой владеет безумная мысль избавиться от чужого имени. Проводить лезвием по буквам, чуть надавливая. Бинты падают на колени, ядовитыми кончиками задевая твои пальцы. Ты вздрагиваешь, скидывая с себя белые ленты, будто они могут запятнать. Ты прав, под ними таится столько грязи. Они сидели и ждали, справлюсь ли я. Ни с одним из бойцов обретение имени не происходило так мучительно. Иногда я жалею, что выжил. Но тогда я бы не встретил тебя.

- Пора менять повязку.

Даже если я срежу кожу, надпись никуда не исчезнет. Она в моей голове.



Рицка

- Псих ненормальный! Напугал меня! Убери от себя эту штуку!

Я толкаю дальше по столу нож, он скользит по полированной с множеством трещин и царапин поверхности и с грохотом падает. Я всегда стараюсь не смотреть на колючую проволоку из твоей собственной кожи на твоей шее. Или это терновые ветки? Я не собираюсь всматриваться. Не могу. Как можно было сделать с собой такое? Или с тобой такое? Я вздрагиваю, видя в своем воображении порез, проливающийся кровью. И смотрю в твои глаза. Обычно голубые, сейчас они почти серые. Ты как в воду опущенный все последние дни. А я совсем не знаю, что с тобой делать, как себя вести.
Раньше все время ты улыбался, когда я рычал, а теперь как будто обижаешься. Дождь за окном не унимается, желтый лист, один из последних, прилип к окну, жалкий и мокрый, как будто просит вернуть ему лето или впустить внутрь в теплую комнату. Только ничего такого вернуть нельзя. Мы в этой комнате с точки зрения листа просто счастливцы.

- Это все осень, - авторитетно заявляю я. Надо же как-то тебя оправдать. - Осенью все не в себе. И чем дальше, тем больше все хандрят. А мы не будем. Подумаешь, какая-то осень!

Приятно иногда свалить всю вину на другого. Я пытаюсь применить к тебе приемы, которые на мне практикует госпожа психолог. Это называется позитивное мышление. Я много прочел.

- Я нарисую на тебе улыбку вот этой самой кисточкой, если ты немедленно не улыбнешься! Понял меня?

Я угрожающе приставляю кисточку к твоему лицу, усевшись тебе на живот. Ты наблюдаешь, твои губы немного расслабляются, но это совсем не то, что я хочу. Я сам плохой пример. Мы будем брать его... Я отстегиваю от своих джинсов брелок с дельфином.

- Смотри. Вот кто всегда улыбается! Был в дельфинарии?

Ты отрицательно качаешь головой и кладешь свои руки мне на поясницу. Я сглатываю, пытаясь снова сосредоточиться на своей речи. Твои руки на моей голой коже, они отвлекают. Я боюсь, что они спустятся ниже.

- Не... Не был? Да где ты тогда вообще был? А мы ходили.

Прошлым летом с Семеем.

- Они рисовали, представляешь? Кисточка во рту и по натянутой бумаге. Прямо как ты! Только...

Я вспоминаю рисунок из твоей папки, и мои уши начинают гореть.

- Каракули, конечно. Нам рассказывали, что дельфинов не дрессируют. Их учат. А дрессировщик дельфинов правильно называется тренером. Ели дельфина ударить, он перестанет общаться. А за ласку готов танцевать... Ну и за рыбу. Потом для них самое страшное наказание, если тренер их игнорирует.

Я прижимаю синий брелок к твоему животу.

- Это тебе. А я бы себе такого настоящего хотел. Он бы у меня в ванне жил.

Я мечтаю прямо на ходу.

- Я бы шел принимать ванну и говорил: «Давай, подвинься, мордатый».

Я смеюсь. И ты улыбаешься, как я хотел, глаза из серых становятся голубыми. Неожиданно ты поднимаешься, и я сам оказываюсь под тобой, опрокинутый в карусель ощущений, кисточка, брелок теряются в складках ткани, смех замирает в животе. Твои руки гладят мои плечи, шею, я чувствую тяжесть твоего тела, я думаю высвободиться и не делаю того, что думаю. Сжимаю одеяло пальцами и сжимаюсь сам в твоих руках, испуганный твоим движением и своей неподвижностью.

- Мы сейчас... ни с кем не бьемся... чтобы... целоваться...



Соби

Позволяю опрокинуть себя на спину. Ты такой хрупкий, но малейшего движения маленького пальчика достаточно, чтобы я подчинился. Что ты придумаешь дальше? Я внимательно слушаю, как ты убеждаешь меня, а скорее себя. Кисточка угрожающе покачивается перед носом, едва не оставляя на мне черные следы. Ты улыбаешься. Смотришь мне в глаза так, как будто я нужен. Воспоминания о твоем брате отступают прочь. Ты совсем другой.

- Был в дельфинарии?

Голубой брелок переливается. Твой смех тоже переливается. Сейчас твой голос радостный. Ты любишь это воспоминание. Поделись со мной, Рицка. Прикасаюсь пальцами к твоей голой спине. Слова проходят сквозь меня, оставляя в сознании подробности, услышанные тобой на шоу в дельфинарии. И я наслаждаюсь тем, как было тебе тогда хорошо, мне тоже хорошо сейчас. Что бы ни случилось в будущем, я навсегда запомню этот миг. Твою заботу обо мне. Я не привык быть нужным. Глажу твои позвонки. Невесомо. Пальцы покалывает.

- Он бы у меня в ванне жил. Я бы шел принимать ванну и говорил: «Давай подвинься, мордатый».

Ты заразительно хохочешь. И я смеюсь в ответ. Я люблю тебя, Рицка. Всей душой, сердцем и... Мир переворачивается. Тело само решает за меня. Ты подо мной. Я тороплюсь ощутить твою нежность. Мои руки благоговейно скользят по плечам, вспыхнувшему лицу, бьющемуся в жилке на шее пульсу. Язык скользит по шее. Не отбирайте его у меня. Я сделаю все что угодно. Я готов не щадить больше никого. Готов убивать. Между нашими телами только ткань брюк... Как много.

- С-с-с...о-о-о... би.

Ты сжимаешься, когда я прихватываю зубами маленькое ухо, дышу в него, почти постанываю. И я прихожу в себя, сознавая свою испорченность. Свою жадность, неумение ждать. Лучше бы в твоей ванне жил я. Был тем самым дельфином, которого ты себе придумал. Ты бы залезал ко мне в воду, играл, дотрагивался до меня. Я отстраняюсь. Делаю над собой усилие и поднимаюсь с постели. Ты тут же подскакиваешь, с пылающими щеками. Хватаешь со стула свои вещи, натягивая на себя водолазку. Если я начну что-то говорить, ты смутишься еще больше. Я не хочу, чтобы ты убегал.

- Рицка. Тебе пора домой.

Мне кажется, ты сейчас все поймешь. Я замечаю у себя на руке следы краски. Хороший предлог.

- Я смыть краску. И... бинты. Это недолго. Можно тебя попросить пока поставить чайник? Я сейчас вернусь.

Мне надо под холодный душ. А то, боюсь, я просто тебя не выпущу... Ледяные струи обжигают до боли. Я упираюсь лбом в стену и позволяю себе кончить, всего несколькими жесткими движениями доведя себя до оргазма. Долгого и мучительно постыдного. Ноги подкашиваются. А напряжение внутри не стало меньше. С каждым разом мне все сложней оторваться от твоего тела, котенок. Долго, очень долго я мою руки, забинтовываю левую снова. Шею заматываю длинным шарфом - нет сил возиться с бинтами - и спускаюсь вниз.

- Рицка...

Ты поднимаешь голову и исподлобья смотришь. На столе дымятся две кружки с горячим чаем. На блюдце два кусочка сахара. Ты запомнил, что я всегда кладу в чай две ложки? Ты... согрел меня, Рицка.

- Мне уже точно пора.

Ты тянешь меня за рукав, поторапливая.

- Соби, пошли.

Я же тяну время. Нашариваю в кармане пиджака очки. Там еще твой подарок. Пластмассовый дельфин. Про себя я уже дал ему свое имя.



Рицка

Я кубарем скатываюсь с лестницы вниз. Включаю холодную воду и брызгаю себе в лицо. Каждый раз, когда ты до меня дотрагиваешься вот так по-своему, как никто больше не делал, я теряюсь. Дрожащими руками я наливаю в чайник воды, достаю блюдца и кружки, пакетики с чаем, бисквиты. Я едва отмечаю свои действия, у меня в голове только ты. Весь сегодняшний день и вчерашний и все другие. От твоего первого появления, когда я сразу почувствовал себя неуютно. Я не хотел ни к кому привязываться, мне было спокойно... Когда ты спускаешься, я забираюсь на высокий стул и пялюсь в свою кружку.

- А где Йоджи и Нацио?

До меня доходит, что в доме, похоже, никого нет, кроме нас.

- Не знаю. Где-то по своим делам. Они не говорят.

Свои дела, я им завидую, они сами по себе и друг с другом, вечно веселые и всегда вместе. Никогда не видел таких монстров по компьютерным игрушкам.

- Соби. Пей скорее. Я опаздываю.

Если посмотрю на тебя, ты сразу поймешь, как я не хочу уходить сейчас, вообще не хочу уходить. Я уже час как опоздал, пропустил ужин. Горячий чай и тот не может растопить ледяной кусок страха у меня в животе. Печенье крошится в пальцах. Ты говоришь, мы встречаемся, как взрослые. Взрослым не надо быть дома не позже семи вечера. В своем возрасте я принадлежу своим родителям. Лучше бы я был идиотом и не понимал этого. Но не только поэтому я не могу остаться здесь. Я не могу бросить маму. Она сделает что-нибудь с собой. Я все время этого боюсь. Я бросаю взгляд на часы. Лучше бы я этого не делал.

- Идем же. Идем.

Мне кажется, мои слова тебя обижают. И, когда мы выходим, я сам беру тебя за руку, прося этим жестом прощения. Пытаюсь сгладить свою торопливость разговором. И... мне стыдно, что я не могу управлять своим временем. Осенние листья сиротливо липнут к кедам. Дождь барабанит по зонту. Мы вдвоем под ним все равно как будто еще у тебя дома.

- Я читал про имена. У некоторых народов Африки имя меняется с возрастом. Есть детское имя. И я подумал, может, оно...

Ты сильно сжимаешь мою руку, останавливая, как будто что-то почувствовал. Какую-то опасность. Я отрываю взгляд от дороги и отступаю назад. Порыв ветра бросает в лицо призраку желтые листья. Улыбаясь, он убирает из волос запутавшийся в них листок. Мнет его между двумя пальцами.

- Со... Соби...

Мои губы дрожат.

- Я... я... У меня галлюцинации... Га...

- Семей...

Ты тоже это видишь. Семей жив... Я никогда до конца не верил... я не видел тела... только мамин ужасный крик... Они пришли и сказали... Семея не могли убить... его все любили... Мой брат не мог оставить меня одного...

- Семей!!!

Я бросаюсь вперед и остаюсь на месте. Ты как щипцами держишь мою руку. Я вцепляюсь в твою руку ногтями, пинаю тебя, пытаясь вырваться. Но ты перехватываешь меня под животом, и я оказываюсь на весу, бесполезно дрыгающий ногами.

- Это не Семей. Рицка. Это обман. Иллюзия.

- Пусти меня!!! Я тебе не верю!!! Не верю!!!

Мое лицо становится мокрым. Зонт валяется на асфальте и... Я не хочу тебе верить. В борьбе я ничего не вижу, мотаю головой, и все мешается перед глазами. Ты держишь меня одной рукой, прижимая мои локти к телу. И рядом с братом я вижу... Тебя... Семей обнимает тебя за плечи. И вдвоем вы улыбаетесь... Улыбаетесь... Любимые...

- Какая подлость.

Я не узнаю твоего голоса. Мне становится страшно. Мне кажется, ты сейчас оторвешь... этому... Оторвешь этому... человеку голову обеими руками.

- Не трогай его... Соби. Не трогай его!

У него лицо Семея... Я все еще не хочу верить... Внезапная боль пронзает запястья и шею. Раскаленная, она мгновенно обессиливает. Длинная, полыхающая злой силой цепь тянет к земле. Никогда еще мне не было так больно...

- Со...

Дождь струится по моему лицу. Боль перебивает перестуки сердца. Я не могу ни крикнуть, ни говорить, ни дышать.



Соби

Капли дождя застывают льдом на коже. Странно, слишком холодно. Поворачиваюсь так, чтобы заслонить тебя, не дать промокнуть. Позволь мне сделать для тебя хоть эту малость, Рицка. И пока я, улыбаясь, слушаю твой рассказ про Африку, становится еще холодней. Что-то не так. Дальше идти нельзя. За деревом притаились двое. Они стараются заглушить свою силу, но даже малейшей волны энергии мне достаточно, чтобы определить, откуда исходит угроза моему Рицке. Нас ждут. Кто? Я замедляю шаг. Удар в висок и... в сердце, когда тусклый свет фонаря высекает из темноты твоего погибшего брата. И мы одновременно с тобой шепчем похолодевшими губами.

- Семей.

Ты дрожишь, я крепко держу твою ладонь. Не отдам. Никому. Это не он. Он никогда не смотрел на меня с любовью, с которой глядит на... МЕНЯ?!!! Еще один человек вступает в круг света от фонаря, у него мое лицо. Мое оцепенение проходит. Подмена. Как низко, подло. Кажется, я знаю, кто это. Однажды столкнулся с ними в школе. Полузабытое ощущение, напоминающее дрожь отвращения, когда случайно попадаешь рукой в противно пахнущий плевок. Бесформенные, лучшее творение одного из учителей Семи Лун. Пара, обладающая способностями трансформироваться по своему желанию, способностями угадывать самые потаенные страхи и воплощать их. Мой страх. Не думал, что больше всего на свете боюсь своего бывшего хозяина.

- Семей!!!

Ты рвешься к обманке. Но я не даю совершить глупость ребенку, поверившему в чудо, в мой кошмар. И тут же получаю удары по ногам, ты отчаянно бьешься в моих руках, не желая слушать. Не бросай меня, Рицка. Ты так легко готов оставить меня? Это не твой брат, но и к нему я бы тебя никогда не отпустил. Ты мой. И ты плачешь, мои глаза сухие от гнева.

- Какая подлость.

Я не хочу видеть, как подделка под Семея ласково обнимает моего двойника за плечо. Ему не должно достаться то, чего был лишен я. А малыш не должен видеть, каким влюбленным взглядом я смотрел когда-то на его старшего брата. Не должен плакать. Я хочу стереть этих двоих с лица земли.

- Не трогай его, Соби! Не трогай его!

Ты кричишь. Звонко. Заглушая шум крови в ушах. Это приказ? Но я не успеваю задать вопрос. Неуловимый отрезок времени, когда мы переходим в иную реальность. Сладкая судорога, похожая на оргазм, пронзает тело. Так всегда бывает. Это словно наркотик, пробуешь раз - и ты пропал. Мало кто из бойцов способен добровольно отказаться от него. Мы находимся внутри сферы, созданной текущей водой, блики играют на лицах, придавая им иллюзорность. Тонкая пленка заклятия. Нам не выйти из нее, пока не определится победитель, а я не могу проиграть. Не так ли, сенсей? Я же лучший. Противники улыбаются. Ненавижу. Все равно не могу не восхититься их силой. Создавать красоту так сложно. И как же бережно эти двое держат друг друга. Жду объявления боя. Жду, и спустя секунду цепи ограничения обвиваются вокруг шеи и рук Рицки. Они жестокого красного цвета. Твой крик. Твоя боль. Ублюдки.

- Вы не произвели ритуал.

Не спуская глаз с противников, бережно я опускаю потерявшего сознание мальчика на землю - пожалуйста, потерпи. Маленький, прости меня за то, что мне так даже удобно, что ты без чувств, ты не дашь мне силу победить человека с лицом твоего брата. Ты слишком любишь память о нем. Они и рассчитывают на это. Подделка под Семея делает шаг вперед.

- У нас есть разрешение. Мы разорвем вашу связь, которая не должна существовать. Как ты смеешь не подчиняться приказам своего хозяина? Как ты посмел выжить?

Автоматически я отбиваю первый удар. Шипы из земли. Как банально.

- Нейтрализую. Алмазный щит под ногами.

Слышно, как ломаются острые иглы. Пусть я один, у меня достаточно сил, но ты выдержишь ограничение такой силы не больше двух минут. Чем быстрее я разделаюсь с ними, тем скорее освобожу тебя. Значит, я буду жесток. Я сейчас как бездушная машина.

- Отражающая линза. Калейдоскоп.

Выставляю барьер перед следующей атакой. Лабиринт отражений. Наши с Рицкой двойники возникают на пути летящих огненных струй. И перед следующей и перед еще одной. Глухая защита. Этим обманкам ее не пробить. То, что они выглядят, как самая совершенная пара Семей-Соби, вовсе не значит, что они равны нам по силе.

- Облако мрака, укрой меня и Рицку.

Лица дезориентированных противников искажены яростью. Они не видят нас, только наши отражения. Свои. Око за око.

- Сила гравитации, увеличься в сто раз. Радиус три метра.

Им не успеть спастись. Если только... Сфера дождя с тихим хлопком исчезает. Мы снова стоим на темной улице. Все кончено. Передо мной лежит изломанное, изогнутое под немыслимыми углами тело лже-Семея. В нескольких метрах от него сидит, покачиваясь, мой двойник, его черты как будто расплываются под косыми ударами дождя. Он все же смог выпрыгнуть за пределы действия моего заклинания, оставив свою жертву погибать. Я не хотел никого лишать жизни, если бы в сфере остались оба, заклинание разделилось бы надвое, любые раны... на теле со временем заживают. Ты предал своего хозяина, бесформенный. Ты все равно что труп. Жаль... хотя на самом деле мне настолько не жаль, что мне самому становится жутко. Но только на секунду. Мой Рицка не хочет, чтобы я дрался. Я достойный ученик, и это последнее мое предупреждение, ультиматум. Я поворачиваюсь назад к тебе. Поднимаю на руки, ты слабо дышишь.

- Рицка.

Зову тебя обратно. Вливаю в тебя губами свое дыхание. Тихо иду по улице, оставив за поворотом мертвое и полумертвое тела, покрываю твое лицо поцелуями. Дождь все усиливается.

- Очнись, Рицка, я прогнал их.



Рицка

Я чувствую на губах тепло.

- Все еще не больно, Соби? Нет?

Я вижу Семея, и его взгляд любопытный и пристальный, направленный прямо на меня. Его взгляд, как у мальчишек, у которых я отбил щенка, они до мяса перетягивали ему заднюю лапу тонкой прочной веревкой. В шоке я распахиваю глаза и вижу другой взгляд, тревожный и тоже пристальный, но совсем по-другому.

- Соби.

Мне хочется прижаться к тебе и зареветь, как маленькому, от обиды, что мою память о брате выворачивают наизнанку.

- Тебе больно? Рицка? Скажи что-нибудь.

Ты ставишь меня на землю, осторожно поддерживая, усаживаешь на какую-то скамейку. Запястья горят, как обожженные, хочется опустить их в холодную воду, то же самое с шеей, так бывает всегда, но в этот раз больнее обычного. Я не защищался от человека с лицом Семея, не ждал от него боли, кем бы он ни был.

- Где они? Те... Те люди?

Ты застегиваешь мою куртку. Долго возишься с молнией. Куртка старая, и застежка заедает. Мне кажется, мы уже не там, где натолкнулись на... них. Но, может, мне только кажется.

- Я прогнал их.

Я хватаюсь за твой пиджак.

- Ты же ничего им не сделал?

Только не с Семеем.

- Я ничего им не сделал. Только... проучил.

Я вздыхаю с облегчением. Мне так страшно. Мой приказ никого не трогать, ты выполнил его, ты же тоже любил Семея. Хорошо что ты не победил и не проиграл. И то, и то одинаково жутко. Я все-таки прижимаюсь к тебе и чувствую, что правда сейчас разревусь, еще одно движение - и все. Ты гладишь меня по волосам, задевая ушки, и я вырываюсь, вскакивая со скамейки.

- Я... Я один доберусь быстрее.

Я невнятной скороговоркой проговариваю эту чушь и несусь прочь по улице. Промокшая матерчатая сумка хлопает по бедру. Я бегу, как будто у осеннего ветра есть руки, и он толкает меня в спину. Я вспоминаю все, что мы с братом делали вместе, как он читал мне легенды, готовил тимаки в праздник мальчиков и доставал фигурку самурая в шлеме с царапиной на боку. Как мы в шутку боролись, и брат всегда давал мне себя одолеть, хотя я и понимал, что он поддается, я смеялся. Я лихорадочно перебираю не потерянные воспоминания, чтобы удостовериться, что они целые. Все, что у меня осталось. Я бегу все быстрее, чтобы меня не догнали фальшивки. Расстояние до дома оказывается очень коротким, легкие полыхают огнем, я останавливаюсь, чтобы отдышаться, и вспоминаю, что опоздал, и брата больше нет, чтобы защитить меня. Я, как воришка, открываю дверь, надеясь проскользнуть в свою комнату незамеченным. Скидываю промокшие грязные кеды. Дом погружен в полумрак, свет только на кухне. Стук кухонного ножа, мерно ударяющегося о деревянную доску. Он затихает.

- Ужин остыл. Кто разрешал тебе задерживаться?

Из-за свесившихся на лицо волос я не вижу маминых глаз.

- Я... я не нарочно.

- Ты хочешь, чтобы соседи считали, что я плохая мать?

- Извини, я уже пришел.

- От тебя постоянно пахнет сигаретами. Ты думаешь, я не знаю, где ты пропадаешь? Со своими приятелями.

Я бы хотел уметь врать и придумать что-нибудь, чтобы мама не надвигалась на меня со спрятанными за волосами глазами.

- Такими же бездельниками, как ты. Паршивый мальчишка. Рицка бы так не сделал. Из-за тебя я сама превращаюсь в чудовище!

Мне хочется отодвинуть волосы, встряхнуть маму. Каким был тот Рицка, чем он был так хорош? Что не так со мной? Она замахивается на меня, как будто хочет отвесить пощечину, но в руках у нее кухонный нож, и я хватаюсь за него, ладони и пальцы пронзает острая боль, кровь ползет по рукам, я выпускаю нож, падаю на пол и на четвереньках доползаю до лестницы, сердце громыхает на весь дом, я убегаю от собственной матери. В страхе услышать догоняющие шаги за спиной. В глазах становится темно, когда я закрываю дверь своей комнаты покалеченными пальцами. От боли из глаз катятся слезы. Я сползаю на пол спиной по двери и утыкаюсь лицом в колени. Такого не бывает, не может быть.

- Соби.

Я не могу пошевелить онемевшими пальцами. И сам не могу пошевелиться. Меня бьет крупная дрожь, и зубы стучат друг о друга, словно уже зима. Подаренный тобой мобильник в кармане куртки, но я не могу двинуться. Я хочу, чтобы ты сейчас оказался здесь. Пожалуйста.

- Соби.

Почему мама так обращается со мной? Что я сделал? Может быть, я сделал что-то ужасное? Что-то непростительное. В то время, которого я не помню. Что-то настолько ужасное, что моя память вырезала этот кусок. Может, я заслужил? Я падаю на бок. Семей не может быть жив, он никогда не оставил бы меня одного... так. Что бы я ни сделал. Я хочу к Семею. Пожалуйста.

- Соби.

Это мое единственное заклинание.



Соби

Уже перед домом я оборачиваясь туда, где осталось мое сердце. Спи, малыш. Спокойной ночи.

- Соби, ты где ходишь?

Чужой голос заставляет меня вздрогнуть. Напади на меня кто сейчас, я вряд ли бы оказался на высоте. Я еще там, в мерцающей сфере, отголоски острого удовольствия плещутся внутри.

- Ке? Что ты здесь делаешь?

- Ты же сам позвал, помнишь? Готовиться к завтрашним занятиям. Видно, не помнишь. Шляешься под дождем без зонта. Простынешь же.

Твой подарок, зонтик с покемонами, он остался где-то в ночи, если бы не Ке, я бы сейчас сорвался и бросился искать, но я и так все время прогоняю его. Как ты добрался, отчаянно хочется позвонить, я бессилен защитить тебя от психованной матери. Я готов забрать тебя к себе, но ты боишься, что в твое отсутствие произойдет непоправимое. И там бродит призрак Семея, лежат его вещи, дом помнит. А я ничего не значу для моего хозяина по сравнению с братом. Это мои тайные мысли и страхи. Невысказанные, но оттого еще более мучительные.

- Ты будешь еще долго так стоять?

Ке вторгается в мои мысли.

- Не пригласишь войти?

Ожидающий взгляд. В ответ кривая усмешка. Выражение его лица так похоже на мое - беззаветная преданность, глаза побитой собаки. Я веду себя с ним, как Семей вел со мной. Точно так же то маню, то прогоняю, и никогда не скажу ему то, что он хочет услышать.

- Да, конечно.

Поднимаюсь по лестнице, Ке идет следом. Ступеньки мокрые, мне приходится крепко держаться за перила.

- Со-би.

Угрожающе доносится сзади.

- Ты здесь, извращенец?

- Я не извращенец.

Парирую по привычке. Открываю дверь и отхожу в сторону, пропуская Ке вперед. Он оборачивается.

- Снова думаешь о бедном малыше?

Ке пытается скрыть свою ревность, но она проступает сквозь интонации заботы.

- Ну?

Не выдерживает.

- Да, я думаю о Рицке.

Чего скрывать от него правду. Так много обо мне никто не знает.

- Малыш задержался у меня, боюсь, будут проблемы с матерью.

Вспоминаю, как голубой дельфинчик грел ладонь. Он и в кармане пиджака словно излучает тепло.

- А почему он опоздал?

Подозрительно сощурившись, Ке смотрит на лестницу, ведущую в спальню.

- Ты лишил его ушек? Он уже не маленький невинный ребенок? Он дал тебе то, что ты не смог получить от Семея?

Без жалости я хватаю Ке за воротник и заставляю почти лечь спиной на стол. Опираюсь обеими руками о края и шиплю.

- Не смей говорить подобную гадость. Я не стану делать это с моим Рицкой... Как бы мне ни хотелось. Запомни.

Ослабив захват,

Аудио-запись: Flo-Rida Ft. T-Pain - Low (Travis Barker remix)

Воскресенье, 27 Апреля 2008 г. 21:03 + в цитатник
Файл удален из-за ошибки в конвертации бла бла

Слалом

Вторник, 22 Апреля 2008 г. 18:35 + в цитатник

Рубрики:  Видео

Аудио-запись: Bad Randall - My Session

Пятница, 18 Апреля 2008 г. 22:24 + в цитатник
Файл удален из-за ошибки в конвертации бла бла бла XD

Rawr - новая серия фотографий в фотоальбоме

Пятница, 18 Апреля 2008 г. 22:20 + в цитатник

Без заголовка

Среда, 20 Февраля 2008 г. 22:35 + в цитатник
As he came in he noticed that everyone was busier than before. He looked at the screen.
‘What’s the other traffic near the Beech Bonanza?’
‘What other traffic?’
Then Wallace saw the fast-moving dot on the edge of the screen. ‘Oh my God!’ he cried out.
With a single rapid movement Keith pushed him to one side and seized control. He shouted to Irving Redfern: ‘Make an immediate right turn NOW!

Lieutenant Neel’s plane was rushing towards the Beech Bonanza.
If Irving Redfern had acted immediately, he might have saved himself and his family. He was a good pilot, but not a professional, and he was a polite man, who always thought before he acted. Now he wasted the few seconds he had, by replying to Keith’s message.
In the control room they watched in silence, praying hard, as the bright green dots flew towards one another.
‘Washington Center, this is Beech –’ they heard, and then the voice suddenly stopped.
The dots on the screen met, and up in the clear blue sky the Beech Bonanza was falling, out of control and spinning wildly, to the earth.
Then the terrible thing happened, the thing that Keith would never forget. The radio of the Beech Bonanza still worked. The screams of the trapped Redfern family were heard clearly in the control room, and the voice of nine-year-old Valerie was especially clear. All over the control room faces turned white, and George Wallace broke down and wept as he heard her screams of terror. ‘Mummy! Daddy! Do something! I don’t want to die! I don’t want to die!’
The aircraft crashed and burned with the Redfenrs inside it. Lieutenant Neel landed safely by parachute, five miles away.
Рубрики:  всякое

Без заголовка

Среда, 20 Февраля 2008 г. 21:15 + в цитатник






http://teledu.ru/video/748b91bb-cad6-4626-8717-70b2085fc3d1

http://teledu.ru/video/262bafa4-dabe-4e61-88f6-6f770f6ae36d

http://teledu.ru/video/3c60c197-f578-41d6-ad74-d3227b0093f6
Рубрики:  Видео

Без заголовка

Суббота, 05 Января 2008 г. 01:24 + в цитатник
Emo
Alcatraz
Amanda Woodward
Anomie
Belle Epoque
Carther Matha
Cerberus Shoal
Circle Takes The Square
Cobra Kai
Current
Dominic
Elements Of Need
Envy
Fingerprint
Four Hundred Years
Funeral Diner
Gantz
Hassan I Sabbah
Hoover
Indian summer
Ivich
Jara
Jasemine
Joshua Fit For Battle
Julia
Knotwork
Kodan Armada
La Quiete
Maximillian Colby
Mihai Edrisch
Moss Icon
Native Nod
Navio Forge
Off Minor
Orchid
Ordination Of Aaron
Page 99
Peu Etre
Phoenix Bodies
Plunger
Policy Of Three
Portaits Of Past
Portrait
Raein
Refused
Rites of Spring
Saetia
Still Life
The Party Of Helicopters
Versus The Mirror
Welcome The Plague Year
Рубрики:  всякое

...

Вторник, 18 Декабря 2007 г. 13:38 + в цитатник
Утро. На улице ещё темно. Слегка дует ветер. Тишина, изредка нарушаемая моторами проезжающих машин. Девушка допила чай, одела шарф, куртку и вышла. Людей практически нет. Под светом неярких фонарей кружились клубы снега. Нико подняла голову и почувствовала холодный снег на своём лице. «Прохладно» - промелькнуло у неё в голове. Она закрыла глаза и секунды две наслаждалась этим. Но этот день всё равно был серым, как все остальные предыдущие дни. Каждое утро одно и тоже. Кто-то мчался к автобусной остановке, кто-то спокойно проходил мимо, никого не замечая. Было интересно наблюдать за всем происходящим. Только сегодня картина наполнилась белым маленьким и холодным пушком, и только он радовал глаз. Проходя мимо переулка, девушка услышала жалобное мяуканье. Никого не было. Только коробка. Девушка подошла и посмотрела. В коробке сидел совсем маленький серый котёнок. «Тебя тоже бросили?»
Котёнок поднял голову и опять жалобно мяукнул. Казалось, что он плачет. Да, он плачет. Зрелище неописуемое. Только жестокие люди могли так поступить с беззащитным существом. «Что ж, малыш, думаю вместе нам будет легче. К тому же нельзя тебя здесь бросить» Девушка взяла на руки мяукающий комочек шерсти и укутала в шарфе. Тот мирно заснул. Умиляющая картина. Девушка невольно улыбнулась. Затем сообразила, что нужно его накормить и что она опаздывала на работу. Если она поторопится, то успеет заскочить в магазин за молоком. На город опустился туман. Нет, это был не туман. Это были те самые глубы снега. Только их стало больше. Девушка растворилась в этом воздушном сугробе вместе с клубочком шерсти.
Рубрики:  всякое

Аудио-запись: Linkin Park - Breaking the habit

Музыка

Вторник, 13 Ноября 2007 г. 13:57 (ссылка) +поставить ссылку

Комментарии (0)Комментировать

мдо..

Среда, 07 Ноября 2007 г. 21:28 + в цитатник
вот нафиг я поспорила? знала ведь, что проиграю( Алис, оценивай.


Было около одиннадцати часов вечера. На улице никого не было. Была лишь тишина и туман. Ряды машин стояли спокойно. Иногда ветер приносил малую часть прохлады, в которой нуждались жители. Это лето выдалось не самым радужным. Температура зашкаливала под сорок градусов. Но жители этого города привыкли, каждое последующее лето становилось жарче. Приходилось не легко, но справиться можно было. Многие из людей уезжали из города во время лета, а некоторые оставались и принимали нужные меры. Нет, не сражались с солнцем, с ним они смирились, а лишь пытались охладиться и уберечь свою кожу от сгорания.
Но вернёмся на улицу. Ни в одном доме не горел свет. Хотя… Нет, поглядите. В маленьком двухэтажном доме, с табличкой «Детектив - Блек», на втором этаже горит свет, хоть и очень тускло. От туда же доносились разъярённые крики самого Блека.
- И что мы на них имеем? – проорал он на двух своих агентов – здесь больше записей о том, что они любят, а не их прошлое!
С этими криками он бросил на стол две папки, от туда вылетели фотографии двух девушек.
- Но сер. Эти чертовки умудрились обвести вокруг пальца всех наших агентов – чуть ли не срываясь на истерику, попытался проговорить один из агентов.
- Тогда объясните мне, как две несовершенно летние девчонки умудрились закодрить и заставить сознаться во всё им, опытных агентов с великолепной сноровкой?! Мало того, что мне приходиться вести наблюдение и работать под прикрытием жалкого детектива, так я должен ещё и нервничать из-за вашего провала в сотый раз! Я, великолепный и превосходный работник ФБР со стажем 20 лет, назначен следить за двумя фуриями, которые каким-то образом были на самых необъяснимых местах преступления.
- Но сер, мы не знаем, замешены ли они в них – осмелился заметить другой агент.
- Именно это мы и пытаемся выяснить, олух. Убирайтесь из моего кабинета. Пошлите новых агентов. И пусть на этот раз они не следят за ними из далека, а первыми подойдут.
Агенты поспешно удалились из его кабинета. Блек подошел к окну и посмотрел на мёртвую улицу. В последнее время он стал более нервным, может из-за погоды, а может из-за двух девчонок, которые не давали ему уснуть. Нет, не в этом смысле конечно. Вдалеке раздавался рёв моторов и выстрелы. «Этот городок не такой тихий, как кажется на первый взгляд»
Давайте посмотрим, кто нарушил такую прекрасную тишину. Что же мы видим, два мотоцикла едут с огромной скоростью, а за ними гоняться ещё два. Те, что гоняться достали винтовки и пытаются пристрелить мотоциклистов на красном и синем мотоциклах. Странно, но те даже не пытаются уклониться от пуль преследователей. Вместо этого они выполняют неописуемые виражи и трюки. Они отрывают одно колесо от асфальта и встают сами, открывая полностью спины. Да что там спины, полностью открываются. Обладатель красного мото хватается за ближащий фонарь, разворачивается и тем самым сбивает одного противника. Другой же мотоциклист не разворачивает мотто, а сам поворачивается на нём и с криком «Ну что вы к нам привязались?» ударяет ногой мотоцикл противника. Бедолага от шока потерял дар речи и не заорал, но мысли его можно предположить.
Но что мы видим? Впереди мост начал подниматься, слева плывёт огромный корабль. Здесь это не редкость, но наши экстремалы в ужасной ситуации. Или нет? Посмотрев друг на друга они возвращаются в нормальное положение и прибавляют газ. За 20 метров до моста синий останавливается, а красный наоборот, ещё больше ускоряется и прыгает. Переворачиваясь через себя, чудом перепрыгивает, ведь мост почти полностью уже открылся. Оставшийся экстримал оборачивается и несколько секунд смотрит на преследователей. Затем быстро разгоняется и прыгает. В Воздухе над кораблём разворачивается на 180 градусов и успешно приземляется.
- Могла бы и не выкрутасничать.
- Могла бы и не поджигать норкувую шубу той дамы с криком «убийца зверей» и ты знаешь, мне так удобнее.
С этими словами они сняли шлемы. И что мы видим? Это те девушки чьи фотографии мы видели на столе у Блека.
- Нико, ты же сама против такого обращения с животными. К тому же это дама - шпионка Блека.
- Только прижились… Алиса, я тебя когда-нибудь убью.
- Да ну?
- Не ломай кайф, дай хоть насладиться этим выражением.
- Ладно, раз ты такая умная – скажи, что будем делать?
- Опять переезжаем. – произнесла девушка и посмотрела на звезды – только на этот раз не в другой город, а в другую строну. В Америку.
- Очень хотела туда поехать. Там легко можно податься куда угодно и если правильно всё сделать, то возьмут и без резюме. Там одни куклы ходячии, так что устроимся. Затих…
- Что? С тобой-то? – перебила Нико
- Успокойся. Я не виновата, что приключения так и лезут мне на задницу.
-Лезут – не то слово – пробурчала себе под нос девушка.
- Ладно, ладно. Успокойся. Нервничать тебе вредно. Поедим лучше, оформим всё.
- Поехали. В аэропорт.
Они скрылись в тумане, но звук мото раздавался в далеке, отчетливо и долго.
Рубрики:  всякое

Без заголовка

Вторник, 06 Ноября 2007 г. 19:03 + в цитатник
1. Имя и фамилия

(. Можете так же написать ваше прозвище)

2. Возраст
(не забываем что игра о ЛЮДЯХ. Вам не может быть более 90 лет)

3. Внешность (3-4 сложных предложения; картинка под кат желанию)
( Внешность ДОЛЖНА соответствовать аватару. Тут как раз и понадобиться фантазия. Опишите все что только можно. Желательно конечно в литературной форме, но можете запонить пункты приведенные ниже.Запомните ИДЕАЛЬНХ НЕТ, особенно на НАШЕЙ игре):
Рост:
Вес:
Цвет глаз:
Цвет волос:
Коплекция лица:
Телосложение:
Особенности( шрамы,пирсинг,язвы,раны и т.д…)

4. Характер (описание в 2-3 сложных предложения)
(Чем подробнее вы опишите свой характер тем легче будет с вами играть.)

5. Особенности (особые приметы. Вкусы в одежде.Ваши болячки,вызванные ядовитыми химикатами.Что ваш персонаж любит, а что нет. Его слабости,страхи,фобии, любимы словечки и т.д)

6. Биография( Вот где вы должны выложить все. Вашу жизнь от начала и до появления на Острове. Прошу так же указать как именно вы попали на острове и сколько вы на нем проживаете)
Рубрики:  всякое

Нико

Понедельник, 05 Ноября 2007 г. 19:49 + в цитатник
 (150x150, 38Kb)
1. Нико Рицки

2. 17 лет

3. Черноволосое существо с черными глазами. Бледный оттенок кожи. Есть пирсинг в носу и татуировка внизу спины. Не высокая. Всегда ходит с наушниками. Глаза всегда подведены карандашом. На шее есть цепочка со знаком.

4. Вдумчевый человек, но при этом безбашанная личность. Любит совершать необдуманные поступки. Поступает всегда так, как считает нужным. Никогда не врёт, только играет. Добивается своего и никогда не отступает. Весёлый человек, но задумчивый. Никогда не обидиться на мелкие проступки. Ну а если же что-то серьёзное, то простит не скоро, т.к. злопамятная.

5. Часто одевает наушники и включает музыку на полную громкость, чтобы хоть на какие-то мгновения отдалиться от этого мира. Иногда подпевает. Любит гулять на пляже ночью. Так же увлекается фотографиями. Никогда не понимала людей, кто не любит холод. Считает лишним высказывать своё мнение пока её не спросят. Никогда не верила в любовь, но ищет её.

6. В жизни было много смертей. Своих родителей не знает, т.к. погибли в автокатастрофе, когда Нико было только три года.После этого обнаружила, что может воссоздовать всё что захочет, от предметов до физических и необъяснимых возможностей. До 14 лет была под присмотром старшего брата. После его смерти воспитывалась улицей. Её приучили к главным правилам улицы: выживает сильнейшей. Враг моего врага мой ВРАГ. Рассчитывай только на себя, помощи не жди. В 16 лет встретила далёкого родственника и с его помощью поступила в университет на факультет фотографов. Проучилась только год. Университет был взорван старыми её "друзьями" за то, что "бросила" их. После чего, Нико собрала нужные вещи и ушла учиться жить дальше. Так и познакомилась с Алисой.

7. воссоздание. Гомуном стала после автокотострофы.

Гомун - человек приближущейся к смерти, не пострадавшей от неё физически, но потерявший душу от этого.
Рубрики:  всякое

XD

Среда, 31 Октября 2007 г. 16:26 + в цитатник
СПРАЙТ: Синтетический Псевдочеловек с Реплицированным Аннигилятором для деЙственного Террора

СПРАЙТИК: Синтетический Позитронный Робот с Автоматическим деЙственным Трансмутатором для Интенсивного Клонирования
Рубрики:  всякое

дооо)

Понедельник, 22 Октября 2007 г. 14:30 + в цитатник
Сегодня Международный День Зверски Привлекательных и Чертовски Умных Женщин! И поэтому поздравляю тебя, отправь это всем, кто подходит под описание. Мне можешь не отправлять, я уже получила такое письмо от одной Зверски Привлекательной и Чертовски Умной Женщины.
Рубрики:  всякое

XD

Воскресенье, 21 Октября 2007 г. 21:54 + в цитатник
Заболела))
Рубрики:  Днев

Без заголовка

Четверг, 18 Октября 2007 г. 19:26 + в цитатник

Рубрики:  Пикчи и музыка

I want...

Четверг, 18 Октября 2007 г. 14:53 + в цитатник

Рубрики:  Пикчи и музыка

ЗаметГО

Воскресенье, 14 Октября 2007 г. 21:27 + в цитатник
bandits

бандитки
Рубрики:  всякое

Everdae - Colors

Понедельник, 08 Октября 2007 г. 15:13 + в цитатник
So take a look around and see all the different colors
But don't make a sound or he might just take advantage
Such a pretty gown but he took it off already
No you can not lie no you can not to a liar

Uh oh Uh oh you didn't think just cause you tip toed, tip toed
Didn't mean I wouldn't catch you though, catch you though
And now we're face to face and now we're face to face
As your heart trembles inside
Don't you feel grand?

And now I'm faced with this dilemma
Oh yeah
But I got another question,
I got another question for you

The sounds of making love but your not just quite like lovers
Such a pretty gown oh wait it's off already
No you can not lie no, you can not lie
When all you know is false colors and all you see is light

Today the sun came up with frowns
No, I wont hold your hand
If he's the reason why I die would you just let him go?
But now I'm faced with this dilemma
Oh yeah
But I've got another question I've got another question for you

I'm leaving town now baby but before I go
Theres a little little something that I want you to know
You'll never be happy you'll never be happy without me
With out me...with out me...
Рубрики:  всякое

Анти

Четверг, 04 Октября 2007 г. 10:52 + в цитатник
Бугагагага^^ ещё одна)) настроение самосабой поднялось)) само шикарное то, что она подписана О_о *пацталом*
Рубрики:  всякое

Без заголовка

Понедельник, 01 Октября 2007 г. 13:23 + в цитатник
http://www.liveinternet.ru/users/xice_girlx/profile

кто хочит.. пусть перебирается на мой новый днев... я там чаще пишу...
Рубрики:  всякое

4400

Понедельник, 01 Октября 2007 г. 12:57 + в цитатник
So long ago, another life
I can feel your heartbeat
It's not a dream, remember us
I could see it in your eyes
We'll find our place in time
A place in time, beyond the sun
We'll find our place in time
A place in time to call our own
Рубрики:  всякое

Пригавор

Понедельник, 01 Октября 2007 г. 11:47 + в цитатник
И вот какой вирдикт вынесли мне врачи:

нужен покой, три дня вообще не ходить.

не так уж всё и плохо)) правда гипс мне всё таки хотели наложить -____-" но ми заорал на всю больницу.. и мне только перевезали ногу...

хатю сигны((((
 (450x600, 31Kb)
Рубрики:  Днев

хм

Воскресенье, 30 Сентября 2007 г. 11:37 + в цитатник
Интересно.. а слабо всё сказать в лицо?
Рубрики:  Днев


Поиск сообщений в Спрайтик
Страницы: [19] 18 17 ..
.. 1 Календарь