Женщины - самое великое счастье мира. Плох тот мужчина, который об этом забыл.
Будьте более требовательными к нам, пожалуйста. Мне больно видеть, как вы терпите унижения. Цените себя. Помните, если он вас не любит сейчас - то и не полюбит позже. Ничего не измениться, какими идеальными вы бы ни были с ним. Цените себя и бросайте плохих мужчин.
Каждой по достойному мужику, в общем. :)
Аминь.
СТРЕЛЕЦ и ОВЕН:
Уже древние мудрецы утверждали, что Стрелец – это дополнение к Овну. Любовь между ними приходит с первого взгляда, а «короткое замыкание» - еще задолго до бракосочетания. Брачный союз между ними вообще обещает быть гармоничным и благополучным. Стрелец всегда и постоянно устремлен на поиски истины, и здесь его наилучшим помощником будет именно Овен, ибо научные споры, беседы и диспуты между обоими как раз и ведут к этой цели. Часто возможно и такое развитие событий: если промедлить с оформлением брака, то с уверенностью можно считать, что «поезд ушел», и наша пара разойдется на том же перроне и будет ждать следующего поезда, чтобы уехать уже с другим партнером.
В начале любовной эпопеи Стрелец направляет все разговоры и мысли только в сторону ЗАГСа, но если этот период начинает затягиваться, то его посещают сомнения в правильности выбора партнера. Любая медлительность и колебания вызывают в его душе разлад, и союз может лопнуть, как мыльный пузырь. Но следует отметить, что в отношении заключения брака инициатива исходит только от Овна.
Женщины-Овны, как правило, быстро и легко справляются со своими Стрельцами. Их решительность всегда берет верх над колеблющимися чувствами Стрельца. До тех пор, пока Стрелец будет советоваться только со своим Овном, и считаться только с его взглядами и мнениями, с его точкой зрения – все будет хорошо в их семейной жизни. Но как только он задумает искать советы вне дома, обмениваться мыслями с другими людьми, то без труда можно предсказать, к чему эти поиски приведут и какие находки последуют.
СТРЕЛЕЦ и ТЕЛЕЦ:
Брачный союз между Тельцом и Стрельцом обречен на гибель, как не имеющий под собой ни малейшей твердой опоры. Одно только физическое притяжение – этот красочный мыльный пузырь, который лопается от самого легкого ветерка жизни.
СТРЕЛЕЦ и БЛИЗНЕЦЫ:
Этот брачный союз не отличается благополучием, так как эти знаки находятся в гороскопе в оппозиции (полные противоположности), и оба партнера смотрят на жизнь каждый со своей колокольни, имеют свою точку зрения. Хотя это в какой-то мере и обогащает их духовные запросы, повышает их уровень, все равно, кроме раздоров и разлада этот брак принести ничего не может.
То, что оба стремятся ко всякого рода переменам, переломам и перестановкам, тяготеют ко всему новому, неизведанному, неиспытанному, что оба непрерывно меняют свои взгляды и убеждения, мнения и мировоззрение, как и вечное душевное беспокойство, расшатывают нервную систему и психику и только усугубляют и осложняют проблему данного брачного союза. Правда, скуке здесь прижиться негде и некогда, ибо она немедленно вырывается с корнями. И все же приходит день, когда эти два метеора как слетелись, так и разлетаются, чтобы больше никогда не встречаться на жизненном пути.
СТРЕЛЕЦ и РАК:
Стрелец обладает той жизненной силой и энергией, которые так притягивают Рака и физически, и духовно, но все же между ними возможна лишь идеальная дружба и деловое сотрудничество. Их брачный союз обречен на провал, так как в итоге произойдет явный разлад и разрыв. Их «разводит» противоречивость и несхожесть взглядов и мнений, убеждений и мировоззрений.
СТРЕЛЕЦ и ЛЕВ:
Здесь наблюдается двойственная картина. Брачный союз между мужчинами-Стрельцами и женщинами-Львами обречен на неудачу и провал. Уже вскоре после брака Стрелец пускается в рискованные поиски новых любовных переживаний. Львицы тоже не торопятся начать строгую жизнь замужней дамы. Все это порядком осложняет начавшуюся совместную жизнь.
Совсем иная картина просматривается, когда в данном брачном союзе он является Львом, а она – Стрельцом. Если Лев будет пребывать в тумане сомнений, в вечных загадках и догадках, то женщины-Стрельцы в брак приходят уже с большим интимным опытом. Они очень умело, и искусно подают интим из кухни любви прямо на подносе. Сходство темпераментов и характеров обоих являются залогом прекрасного союза, в котором Лев избавляет свою «стрельчиху» от бесплодных сравнений одного партнера с другим.
СТРЕЛЕЦ и ДЕВА:
Несмотря на большое физическое притяжение, этот брачный союз весьма проблематичен. Здесь сказывается и различие в темпераменте, и во взглядах на жизнь. К известному своеобразию и тщательно распланированному распорядку жизни Дев бедному Стрельцу привыкать совсем не просто. Его удерживает от разрыва только одна приманка – это сберегательная книжка или крупный банковский счет Девы. Но вся беда в том, что дотянуться до них у бедного Стрельца нет никакой возможности. Стрелец начинает задумываться, вспоминая о былых свободных временах и мечтая о заманчивых просторах там – за горизонтом. Его раздражают ежевечерние лекции Девы о пользе труда, о перспективах и реальных возможностях, о долге и ответственности.
И Стрелец никак не может уразуметь и понять, почему даже любовь должна быть скована и загнана в «лагерь строгого режима с прогулками только по расписанию». И понимая нежизненность такого брака, Стрелец «поднимает паруса» и исчезает в неведомых далях.
Правда, этот промах Дева будет помнить всю жизнь, но поможет ли ей это?
СТРЕЛЕЦ и ВЕСЫ:
Между ними может складываться прочный и счастливый брачный союз, но только при настоящей взаимной любви. Тогда отпадают вообще любые затруднения.
Здесь нет домашних войн, даже локального характера, так как партнеры понимают друг друга с полуслова, а на мелкие грешки не обращают никакого внимания. Кроме того, нет такого мужчины-Стрельца, которого женщина-Весы не смогла бы очаровать и осчастливить. А для мужчин-Весов дороже всего победа над женщиной-Стрельцом. Но все же наилучший вариант тот, где он – Стрелец, а она – Весы. В этих случаях они вместе задумывают и общие планы, и программу социального подъема, своего будущего.
СТРЕЛЕЦ и СКОРПИОН:
Брачный союз между этими партнерами неблагополучен. Зато в этом случае вероятны прекрасные дружеские отношения, не исключено и деловое сотрудничество, но только на основе взаимного доверия и понимания.
Романтические отношения имеют больше шансов на выживание, если мужчина является Стрельцом, а женщина – Скорпионом.
СТРЕЛЕЦ и СТРЕЛЕЦ:
Этот брачный союз отличается живостью и веселостью, богатым опытом и забавными интимными играми. Вообще в нем бывает многое: бурная деятельность и частые командировки, туристические поездки и путешествия, внезапные сюрпризы с обеих сторон, ибо при случае оба партнера не отказываются «попастись на чужих пастбищах». Правда, нервная система обоих со временем истончается до толщины волоса, а тут уж недалеко и до кризиса.
Роли в домашних «спектаклях» исполняются темпераментно и с большим воодушевлением. Обе стороны высказываются прямо, открыто и откровенно, не стесняясь зрителей, после чего испытывают полное удовлетворение от выступления. И это нисколько их не утомляет. Наоборот, с новыми силами и в новых вариантах они начинают разыгрывать жизненный сценарий, но уже с новым актерским составом.
СТРЕЛЕЦ и КОЗЕРОГ:
Этот тандем бывает более удачным в тех случаях, если между обоими партнерами существует физическое притяжение и если Козерог сумеет сексуально удовлетворить Стрельца. В противном случае, семейная жизнь начнет распадаться и разлаживаться может не сразу, но неминуемо.
Мужчина-Козерог действует на свою партнершу успокоительно и отрезвляюще, а мужчина-Стрелец – в лучшем случае как кофейный суррогат перед сном.
Женщины-Козероги верят своим партнерам до тех пор, пока все идет более-менее гладко и сладко, и пока все обещания совпадают с реальным ходом событий. А женщина-Стрелец потратит много лет и еще больше сил на то, чтобы партнер по браку научился ее ценить и уважать.
СТРЕЛЕЦ и РЫБЫ:
Несмотря на возможность сильного физического притяжения, брачный союз между этими партнерами весьма проблематичен. Существующие между ними противоречия настолько основательны, что преодолеть их практически невозможно.
Мужчина-Стрелец завоевывает свою «рыбку» только штурмом, не давая ей даже опомниться. А потом ей приходится или привыкать ко всему, или выпрыгивать из негостеприимного аквариума и «делать ноги». Хотя мужчина-Стрелец и отчитывается каждый вечер весьма правдоподобно о том, где был, почему задержался и т.д., но потом выясняется, что это были за командировки, какие курсы повышения квалификации и прочее и прочее.
Честолюбивые стремления женщин-Стрельцов очень нервируют мужчин из знака Рыб, отвлекая их из мира фантазий, принуждая к делу и труду. Здесь союз может быть более прочным и устойчивым, если мужчина «рыбы тяготею к свободным и творческим профессиям, особенно к занятиям живописью, литературой или музыкой. В этом случае и сами женщины-Стрельцы заинтересованы в продолжении совместной жизни.
СТРЕЛЕЦ и ВОДОЛЕЙ:
Для благополучного союза здесь есть неплохие задатки. На жизнь оба партнера смотрят почти одинаковыми глазами, сходно ведут себя в различных жизненных ситуациях. Оба ценят свободу и независимость, оба самостоятельны.
Между ними существует и физическое притяжение. Наилучший вариант здесь тот, где Водолей – мужчина, а Стрелец – женщина, так как именно «стрельчиха» может убедить своего Водолея в том, что она самая наилучшая женщина на свете, и создана только для него. Этот гипноз действует до тех пор, пока Водолей не преподнесет ей первый сюрприз, который нередко остается последним.
Хуже обстоят дела между мужчиной-Стрельцом и женщиной-Водолеем. Сначала придется изрядно помучиться и перестрадать из-за его вечной нерешительности и душевного разлада. Уже только по одной этой причине их отношения становятся проблематичными. Мужчина-Водолей постоянно требует для себя льгот и преимуществ, а вынести это может далеко не каждая женщина. Поэтому при желании сохранить брак приходится искать пути компромисса, и прекрасной «водолейке» приходится быть семейным психотерапевтом или гипнотизером.
Если зима вдруг приходится на июль,
Если проснулся в кровати, но весь в снегу,
Губы мгновенно замерзли на слове «лю…»
Значит, солгу тебе правду. Опять солгу.
Я расскажу, что ты принц из другой страны.
Я промолчу, что страны твоей больше нет.
Той, где под солнцем и звездами все равны,
Той, по которой ты плакал сейчас во сне.
Я расскажу, что глаза у тебя в отца.
Я промолчу, что он был от рожденья слеп,
Помня его волевые черты лица,
Теплые руки, дающие теплый хлеб.
Я расскажу про родную твою сестру.
Смуглую девочку, шуструю как лиса.
Я промолчу, как тащили ее к костру.
Богу Дождя не хотелось ее спасать.
В доме натоплено. Ночь и горит камин.
Ты улыбаешься, веря моим словам.
А за окном, осыпаясь, цветет жасмин
А под окном, зеленея, растет трава.
Ты засыпаешь и видишь свои снега.
Я научу, и ты сможешь сказать «люблю»
Знаешь, как трудно бывает тебе солгать
Если зима вдруг приходится на июль?
Мы опять не имеем ни шансов, ни прав только выкрутить пробки и стать потемнее.
Почему тебя нет ни online, ни in love, если я без тебя засыпать не умею?
Позвони, расскажи мне забавную чушь про невежливый ветер и злые трамваи,
я тебя продышу, проживу, промолчу, я тебя удержу до рассвета словами где-то в снах,
от которых всего лишь черта остается под утро на смятой подушке.
Иногда ты умеешь меня не читать. Иногда я пытаюсь об этом не слушать.
Иногда нас разводят по разным углам, как детей, что уже напроказили слишком.
А сегодня сидеть без назойливых ламп, просто ждать, когда ты наконец позвонишь мне,
в темноте вспоминать, как звучат голоса, как от счастья и нежности пальцы немеют
Я б сама позвонила, чтоб это сказать, но ты помнишь – ни шансов, ни прав не имею.
Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.
взволнованно, но беспечно,
абсолютно необъяснимо;
единожды и навечно,
прицельным огнём – мимо.
и ни один первый встречный
не носит твоё имя.
письма истлели до половины,
на перегибах истёрлись в прах.
если мы в чём-то повинны,
то в собственных вещих снах.
жизнь обещает быть длинной,
как эта весна.
необъятно, непостижимо,
мы везде и нигде.
никогда так жадно не жили,
перешагнув предел,
а однажды проснёмся чужими
и не у дел.
будем молиться, сутулиться,
смотреть больными глазами.
что не сбылось – не сбудется,
во всём виноваты сами.
однажды встретим себя на улице –
и не узнаем.
Меня любят толстые юноши около сорока,
У которых пуста постель и весьма тяжела рука,
Или бледные мальчики от тридцати пяти,
Заплутавшие, издержавшиеся в пути:
Бывшие жены глядят у них с безымянных,
На шеях у них висят.
Ну или вовсе смешные дядьки под пятьдесят.
Я люблю парня, которому двадцать, максимум двадцать три.
Наглеца у него снаружи и сладкая мгла внутри;
Он не успел обрести той женщины, что читалась бы по руке,
И никто не висит у него на шее, кроме крестика на шнурке.
Этот крестик мне бьется в скулу, когда он сверху,
и мелко крутится на лету.
Он смеется
и зажимает его во рту.
и сколько бы раз ни уехал, из какого бы города ни улетел, из чьей бы жизни ни вышел через парадную дверь,
он всегда будет помнить ее, открывая то новую книгу, то карту метро, то старый блокнот и ставить ее в пример,
он всегда будет знать, что вон там, на границе Европы-Азии, на другом конце провода и Земли
она ждет и скучает и каждый нечетный вечер отправляет в плавание бумажные корабли.
она все понимает, совсем не ревнует, уже не скрывается в клубах и умело мешает водку с мартини в бокал,
ей одной оставаться то ли страшно, то ли просто не свыклась пока, у нее ведь работа, учеба, аврал, все дела.
а он пишет истории ей по e-mail, мол, однажды вернусь навсегда, ты свои не туши маяки…
а она тем временем рвется внутри на куски, срывается в ночь, срезает с себя все его ярлыки.
а она тем временем сильней становится и просит его не звонить так часто, вообще по возможности ей не звонить,
просит не спрашивать, что случилось, не прилетать раньше времени, себя не винить, говорит, милый, я не могу объяснить.
и сколько бы раз ни давал обещаний, в каком бы городе ни сжигал мосты, ни повторял прости,
у него как всегда ровно ноль шансов из тысячи, чтобы их спасти.
я, конечно, не жалуюсь, но феи сломали фен.
ты сломал себе нервы, пальцы взяли сигарету и сломались.
потом еще одну. детство не любило манную кашу,
а потом повзрослело. истерики в коротких гудках,
в коротких губах, в коротких юбках.
из всей этой жизни мне запомнились
только губы в помаде. в подъезде было больно и грязно на полу.
в детском саду воспитательница просила:"давайте послушаем тишину".
и мы слушали. и ничего.и почему-то тихо. и только дома мне
рассказали, что она немая. было жаль ее. и тех детей, которые
все еще чего-то ждут. я не будущее - это тебе на будущее.
когда в глазах минус семь - за окном в два раза меньше градусов.
"я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона
огненные губы фонарей," -
мы собираем друг другу все слова, которые до сердца
достают. и если ты будешь любить кого-то после меня,
тебе нечего будет писать в утренних смс. плохо понимаю,
что плохо. аллергия на каждое алло, каждый день, каждые джинсы
на размер меньше. сердце - моя пауза между ребрами, а люди
загоняются из-за пауз в разговоре. письмо не доходит до тебя.
до тебя не доходит, что нормально все,
ничего не болит, кроме головы. пофиг, летала ли ты во сне.
могла ли потом встать с кровати - рассвет врет
чувственным ртом, что не придет.
на каком-то лице две точки, тире, скобка.
ты же хотел, чтобы я улыбалась.
на.
"Обычно то, что я пишу для MAXIM, я выкладываю попозже, но в этот раз мы все равно решили у себя на сайте разместить эту забаву одновременно с выходном номера. Поэтому, встречайте. Суперобложки для книг, которые стыдно читать в метро. Берем такую обложку и оборачиваем ею что-нибудь постыдное (например, Пауло Коэльо). И сразу все понимают: едет интересный человек. Идея с суперобложками, конечно, не слишком уж нова, но, скажу без ложной скромности, несколько шуток у меня ничего так, получились."
Не надо стараться сократить не эффективно используемое время, не нужно лениться достать книгу, не надо делать интерфейсы такими, чтобы работать с ними было отупляюще просто, не надо бояться тратить время на процесс, не всегда ведущий напрямую к результату.
И, когда он вконец уставал от чужих тревог,
от бесцветных слов и бессмысленных обязательств –
он скидывал мир, как плащ, и входил в уютный простой мирок,
распахнув окно, где дрожали звёзды в небесной смальте.
Когда он вконец уставал от мирской возни –
он запирал свою дверь, открывал сервант, где стояли вина,
и вспоминал двух женщин, которые были с ним,
двух женщин,
каждая из которых была ему половиной.
***
У одной были тёплые руки и преданные глаза,
у той, что вечно случались рядом,
если от беды он на волосок.
А другая – стройная как лоза и гибкая как гюрза –
ускользала меж пальцев, как тонкий морской песок.
С первой – целую ночь пил чай, говорил взапой,
не касаясь, - люди чем-то же отличаются от зверей.
А другую сразу кидал на лопатки и накрывал собой,
чтобы хоть на час, не навек, - но сделать её своей.
Одна была вся – его боль, его детский страх,
он бы мог убить её, если бы был смелей;
но являлась другая - верная, любящая сестра, –
и он снова дышал, и они подолгу бродили навеселе.
На одну тратил жизнь и кровь, и столько душевных сил -
только другая и знала, как он после бывает слаб.
Ни одну, ни вторую он ни о чём не просил, -
но одна его погубила, а другая его спасла.
***
Где-то там, вдали от чужих людей, на краю весны,
перед часом Быка, под сверкающей ранней луной,
он вспоминал двух женщин, которые были с ним, -
двух женщин,
которые на самом деле были одной.
(c) Kaitana
В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Он был построен в какой-то там –надцатый век.
Рядом жила ослепительно-черная Кошка
Кошка, которую очень любил Человек.
Нет, не друзья. Кошка просто его замечала –.
Чуточку щурилась, будто смотрела на свет
Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало!
Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет»
Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла
Гладить себя. На колени садилась сама.
В парке однажды она с Человеком гуляла
Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.
Выла соседка, сирена… Неслась неотложка.
Что же такое творилось у всех в голове?
Кошка молчала. Она не была его кошкой.
Просто так вышло, что… то был ее Человек.
Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела.
Кротко ждала, когда в окнах появится свет.
Просто сидела. И даже слегка поседела.
Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»
В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Минус семь жизней. И минус еще один век.
Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?»
«Кошки не ждут…Глупый, глупый ты мой Человек»
Когда Стивен уходит, Грейс хватает инерции продержаться двенадцать дней.
Она даже смеется – мол, Стиви, это идиотизм, но тебе видней.
А потом небеса начинают гнить и скукоживаться над ней.
И становится все темней.
Это больше не жизнь, констатирует Грейс, поскольку товаровед:
Безнадежно утрачивается форма, фактура, цвет;
Ни досады от поражений, ни удовольствия от побед.
Ты куда ушел-то, кретин, у тебя же сахарный диабет.
Кто готовит тебе обед?
Грейси продает его синтезатор – навряд ли этим его задев или отомстив.
Начинает помногу пить, совершенно себя забросив и распустив.
Все сидит на крыльце у двери, как бессловесный большой мастиф,
Ждет, когда возвратится Стив.
Он и вправду приходит как-то – приносит выпечки и вина.
Смотрит ласково, шутит, мол, ну кого это ты тут прячешь в шкафу, жена?
Грейс кидается прибираться и мыть бокалы, вся напряженная, как струна.
А потом начинает плакать – скажи, она у тебя красива? Она стройна?
Почему вы вместе, а я одна?..
Через год Стивен умирает, в одну минуту, "увы, мы сделали, что смогли".
Грейси приезжает его погладить по волосам, уронить на него случайную горсть земли.
И тогда вообще прекращаются буквы, цифры, и наступают одни нули.
И однажды вся боль укладывается в Грейс, так, как спать укладывается кот.
У большой, настоящей жизни, наверно, новый производитель, другой штрих-код.
А ее состоит из тех, кто не возвращается ни назавтра, ни через год.
И небес, работающих
На вход.
Кая не отпускает.
ни Снежная Королева.
ни кокаин
кай не Адамов сын.
Кай не Каин.
Кай по-своему уникален
у кая колотый лед в груди
кай кается
мается
что он такой один
у кая в венах Jim Beam
в кармане - Green card
сердце само себе
и обвинитель, и адвокат.
сердце ему все прощает.
что он? опять улетает?
милая, лед не тает.
хватит с тебя
зимы.
сердце на карантине
герда на героине
видимо,
стали другими
мы
Недавно в возрасте 98-и лет умерла женщина по имени Ирина.
Во время Второй мировой войны Ирина получила разрешение на работу в Варшавском гетто в качестве сантехника-сварщика. У неё были на то "скрытые мотивы". Будучи немкой, она знала о планах нацистов по поводу евреев. На дне сумки для инструментов она стала выносить детей из гетто, а в задней части грузовичка у неё был мешок для детей постарше. Там же она возила собаку, которую натаскала лаять, когда немецкая охрана впускала и выпускала машину через ворота гетто. Солдаты, естественно, не хотели связываться с собакой, а её лай прикрывал звуки, которые могли издавать дети.
За время этой деятельности Ирине удалось вынести из гетто и тем самым спасти 2500 детей. Её поймали; нацисты сломали ей ноги и руки, жестоко избили.
Ирина вела запись имён всех вынесенных ею детей, списки она хранила в стеклянной банке, зарытой под деревом в её заднем дворе.
После войны она попыталась отыскать всех выживших родителей и воссоединить семьи. Но большинство из них окончило жизнь в газовых камерах.
Дети, которым она помогла, были устроены в детские дома или усыновлены.
В 2007 году Ирина Сэндлер была номинирована на Нобелевскую премию Мира.
Она не была избрана. Получил её Эл Гор - за слайд-шоу по всемирному потеплению...и где логика?
задыхаюсь в замкнутости компьютерно-телефонной. отвлекаюсь на книгу, на что-нибудь вроде чая...
как же им всем удается выжить в пространстве офисного планктона, не срываясь на дерзости, не скучая?
мне так хочется говорить с тобой этим утром, мне так хочется написать тебе: мол, проснулась?
мне так хочется независимой быть и мудрой, не прикованной к этому адресу, дому, стулу...
рассказать тебе - дома кошка кусает мелких, и гоняется за хвостом, словно белка по колесу,
я купила вчера изумительные тарелки, вот приедешь в гости и я тебе принесу
в них чиз-кейк или что ты там любишь - рулет? малину? или может устроим фондю, позовем гостей?
я привязана к офису, к осязаемому в пространстве сплину. и к молчанию. и к отсутствию новостей.
делаем вид, что заняты чем-то важным. сами же поминутно летим в и-нет:
может она написала? а что если дважды проверить почту, аську, вот скайп еще.... нет, нет, нет -
тишина. тишина отвечает по всем канонам. мол, работайте, девушка. солнце еще высоко.
ладно, черт с ним. будет же лето и мы с балкона будем пускать змею, а пока, пока -
мы задыхаемся в синем неоновом свете, когда видимся так, украдкою, в вечеру...
- ладно, давай, у меня же еще и дети...
- ну давай. целую. до завтра. я наберу.
(с) Марта Яковлева
Помнишь, как это - солнце за кромкой леса, серые скалы, родинка у виска. Ветер смеется, прыгает, куролесит, ветер втыкает палки в мои колеса, красит коленки пятнышками песка.
Мне бы замерзнуть, сжаться, а я стекаю, и извиняюсь, зная, что я права. Жизнь наконец осознала, кто я такая, жизнь поняла, куда я ее толкаю и отобрала авторские права.
Помнишь ли эти дни, локотки в зеленке, дергала струны, снашивала колки. Физика на коленке - как на продленке, помнишь, ты называешь меня Алёнкой, я огрызаюсь - Алька и никаких.
Кажется, я жила на проспекте Славы, Мити или Володи, давным-давно. Как я дрожала - только не стать бы старой, как я тебя встречала, возле состава, как мы лакали розовое вино.
Помнишь, как в марте мы открывали рамы, тусклые дни соскабливали со стен. Как я теряла зимние килограммы, точная съемка, яркие панорамы, помнишь, как я любила тебя - совсем.
Вот я сижу за стойкой ночного бара, тупо считаю трупики сиграет. Помнишь - а каждый вечер, как после бала, как я со всех страниц себя соскре.бала и оставляла рядом с тобой гореть.
Помнишь, или не помнишь, а было сколько теплых ночей, невыдержанных утрат. Как мы с тобой валились в чужую койку, между симфоний, между дневных осколков и засыпали в позе "сестра и брат".
Как я ждала осеннего ледостава, как я в ночи молилась за наш союз...
Господи, кто бы понял, как я устала,
Господи, кто бы понял, как я боюсь.
я сходила с ума в клейкой нежности вечных фраз,
в ожидании лета, в глупом московском беге...
я делила жизнь на "до нас" и "после нас",
я ломала город, как школьник ломает лего -
из моих маршрутов нежность текла как сок
в бесконечной {по}пытке тело отнять от тела,
и простое "люблютебя" затягивалось на несколько строк
и означало "что хочешь со мной то и делай".
я смеялась навзрыд и плакала невпопад,
ревновала тебя к одежде, к часам, к рулю...
..........................................................
но все это было тысячу лет назад.
я не люблю тебя. слышишь, уже не люблю.
Если пить, то сейчас, если думать, то крайне редко,
Избегая счастливых, мамы и темноты.
Для чего мне все эти люди, детка,
Если ни один все равно не ты.
Если кто-то подлый внутри, ни выгнать, ни истребить,
Затаился и бдит, как маленькая лазутчица.
Ай спасибо сердцу, оно умеет вот так любить –
Да когда ж наконец
разучится.
5 сантиметров правды
на 5 километров лжи
чем-то заслужены лавры
стерты души рубежи.
***
Ты скажи,
Ну зачем?
Было плакать навзрыд?
Было биться о стену,
Мешая соседям?
Ты скажи,
Ну зачем
В сердце доступ закрыт?
Почему мы с тобой
Сожалеем?
Я тебе расскажу
О себе
О других
Ты же просто посмотришь устало
Ну зачем же вообще
Нам тогда говорить?
И неужто молчания мало?
По твоим я рукам
Прочитаю слова
Очень глупо тебе было верить
Эта странная, тихая
Жизнь-ерунда
Эта ваза, которой не склеить.
Эти песни-стихи,
О которых кричим,
Эти смелые выкрики
С места
Эта сотня-друга
Волшебных причин,
Почему мы с тобой по соседству.
***
5 километров лжи
на 5 сантиметров правды
Стерты все рубежы
Мы с тобою на равных.
Легче не будет, ты что, ты что. Здесь не бывает легче. Зрение лучше зато потом, вот – фонари как свечи, снег в волосах, на ресницах снег, разве не счастье, боже. Мы обойдёмся без клятв навек и не навеки тоже. Может, когда-нибудь повторим, станем ещё раз ближе. Чувствуешь – стало болеть внутри? Значит, ты снова выжил. Значит, держи меня на руках. Знаешь, давно когда-то жил далеко-далеко в веках сказочный император, в светлом заоблачном терему, в царстве хмельного лета. Двух дочерей принесли ему боги огня и света.
Время проходит, шумит волна, ветер несёт удачу.
Младшая любит гулять одна, старшая чаще плачет.
Птицы из сада почти всегда к младшей садятся ближе.
Старшая дочка ворчит: ну да, всё достаётся рыжим.
Праздники с вечера до утра – девочки любят танцы,
Старшая – платья и веера, маски и иностранцев.
Младшая – слушать обрывки фраз или смотреть на свечи.
Звали и замуж с десяток раз кряду за этот вечер,
Но, когда падает кто-то ниц, рыжая лишь смеётся.
Старшей сестре достаётся принц, младшей – цветы и солнце.
Так и живут, как хотели жить. Так, как стрела из пращи,
Дни улетают. Вода бежит. Старшая плачет чаще.
Выйдем на улицу, в синий свет с искрами снежной пыли. Видишь, над городом неба нет, видно не заслужили. Вон под гитару за грош поёт ангел, наверно, падший. Знаешь, бывает, что нам везёт, так же, как этой, младшей: с неба на нас не течёт вода, августом пахнет ветер – люди тогда говорят: ну да, всё достаётся этим.
Сколько ни жалуйся, как ни вой, так же всё будет дальше:
Нам
не достанется
ничего,
здесь ничего не наше.
Да, пусть под нами не треснет лёд – нам не откроют двери.
Нас ничего, ничего не ждёт, в этом мне можно верить.
Если к нам даже спешит гонец – только послать на пламя,
Нам не достанутся ни дворец, ни паруса с гербами,
Ни королевский дармовый пир, ни золотая дверца.
Только больной и безумный мир, бьющийся вместо сердца.
Я вообще не хотела к тебе или не к тебе, я едва отошла от сентябрьских колких дней. Я тебя не ждала в кривобокой моей судьбе, но тому, кто нас сводит, конечно, всегда видней. Ты смешной и язвительный, ты мне едва знаком, почему же ноябрь всецело достался нам? Но когда я с тобой, я не думаю ни о ком, что немыслимо странно по нынешним временам.
Я не верю тебе, я не вижу тебя нигде, ты вообще не звонишь, так зачем мне тебя искать? Мне тебя не пророчит ни воск в голубой воде, ни дожди за окном, ни стальная морская гладь. Даже ждать тебя трудно, в усталости, в тишине, бесконечный туман, утомительный перевал. Я бегу от тебя, ты мне нравишься, но я не…
Но потом ты касаешься клавиш, и я – жива.
Это чувство похоже на плавный табачный дым и спокойную святость усталой речной воды. Как когда ты решил, что останешься молодым, как когда ты уверен, что незачем ждать беды. Это очень похоже на мягкую синеву предвесеннего неба и танцы латинских стран, на мороз в Новый Год и полуночную Москву, на которую смотришь с балкона, когда ты пьян. Это чувство, как будто ты вытащил тот билет, это чувство, когда только-только прошла гроза, как когда собираешь каре на тузах, как свет заходящего солнца щекочет тебе глаза.
Ты меня удержал силой ветра, воды, огня, чем-то так удержал, что ведь я не смогла бы без.
И звучать заставляешь не клавиши, а меня, и играешь не Баха, а грозы моих небес.
Так держи меня дальше на странной своей волне, я хочу в тебя верить, хочу тебя понимать. И, конечно, конечно, я вижу тебя во сне, но никто из живущих не должен об этом знать.
Да, потом будет страшно, потом будет нелегко, будут сонная морось и дикие холода. Да, и как ни стреляй, будешь целиться в молоко, и ещё – уходить в бесприютное никуда. Да, никто никого не сумеет тогда сберечь, да, нам грудь разорвут, что попробуй потом зашей.
Но такая игра, без сомнения, стоит свеч. Так играй же, играй, так играй по моей душе.
Джеффри Тейтум садится в машину ночью, в баре виски предусмотрительно накатив.
Чувство вины разрывает беднягу в клочья: эта девочка бьется в нем, как дрянной мотив.
«Завести машину и запереться; поливальный шланг прикрутить к выхлопной трубе,
Протащить в салон.
Я не знаю другого средства, чтоб не думать о ней, о смерти и о тебе».
Джеффри нет, не слабохарактерная бабенка, чтоб найти себе горе и захлебнуться в нем.
Просто у него есть жена, она ждет от него ребенка, целовал в живот их перед уходом сегодня днем.
А теперь эта девочка – сработанная так тонко, что вот хоть гори оно все огнем.
Его даже потряхивает легонько – так, что он тянется за ремнем.
«Бэйби-бэйб, что мне делать с тобой такой, скольких ты еще приводила в дом,
скольких стоила горьких слез им.
Просто чувствовать сладкий ужас и непокой, приезжать к себе, забываться сном, лихорадочным и белесым,
Просто думать ты – первой, я – следующей строкой, просто об одном, льнуть асфальтом мокрым к твоим колесам,
Испариться, течь за тобой рекой, золотистым прозрачным дном, перекатом, плесом,
Задевать тебя в баре случайной курткой или рукой, ты бы не подавала виду ведь.
Видишь, у меня слова уже хлещут носом –
Так, что приходится голову запрокидывать».
«Бэйби-бэйб, по чьему ты создана чертежу, где ученый взял столько красоты, где живет этот паразит?
Объясни мне, ну почему я с ума схожу, если есть в мире свет – то ты, если праздник – то твой визит?
Бэйби-бэйб, я сейчас приеду и все скажу, - я ей все скажу – и она мне не возразит».
Джеффри Тейтум паркуется во дворе, ищет в куртке свои ключи и отыскивает – не те;
Он вернулся домой в глубокой уже ночи, он наощупь передвигается в темноте,
Входит в спальню и видит тапки – понятно чьи; Джейни крепко спит, держит руку на животе.
Джеффри Тейтум думает – получи, и бредет на кухню, и видит там свою порцию ужина на плите.
Джеффри думает: «Бэйб, дай пройти еще октябрю или ноябрю.
Вон она родит – я с ней непременно поговорю.
Я тебе клянусь, что поговорю».
Джеффри курит и курит в кухне,
стоит и щурится на зарю.
а мне нравится гулять одному.
слушать музыку.
бродить по городу,неважно день это или вечер,и делать вид что кого-то высматриваю в толпах людей.заглядывать в глаза.
или сидеть где-нибудь.задумчиво курить и посматривать на часы,словно в ожидании.потом резко встать,и пусть все думают что я не дождался!мне нравится!
так я хотя бы не выгляжу совсем одиноким.
наверное. (с) kola-kao
Осень ходит за нами, сонными, влажно дышит в затылок тьмой. Тополя золотеют кронами, ветер крепче – пора домой. Если страшно, то прячься, деточка, приручая свою печаль, за любимой рубашкой в клеточку, за заваренный мятный чай. Осень просит взлетать и падать с ней, смотрит долго, роняет грусть.
На тебя она смотрит тягостней. Я опять за тебя боюсь.
Осень ходит за нами медленно, осень видит тебя насквозь. И глаза поднимать не велено, вспоминай же, что не сбылось, всё бессильное, неудачное, весь безрадостный непокой.
Или в небо смотри прозрачное с этой вечной людской тоской.
А ты думаешь, небу легче-то, небу незачем ждать зимы? У него нет рубашек клетчатых, чая с мятой, и книг взаймы. Нам закатами и высотами не даёт превращаться в прах, мы – изранили самолётами и запутали в проводах. Нам-то можно одеться в панцири, а ему –
ничего совсем.
Ни к тебе прикасаться пальцами, ни пытаться понять зачем эта нежность так долго мучает, обещая в ответ – лети. Называй хоть судьбой, хоть случаем, но не бросить и не уйти.
Если страшно себя растрачивать, так, что ходишь, боясь дышать - ты скажи мне, скажи, я спрячу ведь и попробую не мешать. Пусть твой взгляд засверкает просинью, пусть ломается старый лёд, заклинаю – не бойся осени, ведь она всё равно уйдёт.
Ты останешься.
Выжжен город, но бесконечно прозрачен снег.
Ты очнёшься, и будет холодно, и опять улыбнёшься мне.
…
Эта вечная глупость, шёпот мой, сто истерик на десять строк. Я хотела бы быть безропотной и, чуть что, не взводить курок. Не держу в себе крика – страшно ведь, не стою за твоим плечом, не могу перестать расспрашивать и рассказывать ни о чём.
Осень схлынет, и что-то включится. Ночью градус идёт к нулю.
Ты ведь знаешь, что всё получится.
Я люблю тебя.
Я – люблю.
будет день, я привыкну к тебе,
ты привыкнешь к моим мужчинам,
и к болезненной худобе,
и к слезам моим беспричинным,
и к тому, что я много знаю,
и к тому, что я много пью,
что не складываю - вычитаю жизнь свою.
будет день, надо лишь дожить.
сев на пряничного коня,
ты беспечно сможешь кружить
по кругам карусели звездной.
станешь просто любить меня.
очень просто.
и очень поздно.
Она почему-то уходит в вагон, зачем? Постой же, не надо, зачем закрывают двери?
Ещё один миг, и она пропадёт, совсем, в ту самую небыль, в которую я не верю.
Я буду бороться, и я её сберегу, она будет прежней, весёлой, живой и шумной. И я не хочу отпустить её, не могу, и вот, я бегу за вагонами, как безумный. И вот, спотыкаясь, кричу, но не слышу что, швыряю на ветер проклятья и камни в окна. Мелькают квадраты задёрнутых белых штор, и я догоню, я смогу, я почти что смог, но…
Куда же ты. Не получается вровень с ним. Пожалуйста, стой. Умоляю тебя, не надо.
А поезд не слушает, поезд неумолим, а поезд не знает поломок и неполадок. И тот, кто ведёт его, невозмутим и строг, он знает, зачем и куда уезжают люди. И поезд дойдёт, разумеется, точно в срок. Она будет жить там. Меня там совсем не будет.
Да, небо не рухнет и солнце не станет стыть, я знаю, что всё это правильно, так бывает, что надо принять, надо с этим учиться жить, и будут другие, она не одна такая. Что люди уходят, и в том, что она ушла, нет чьей-то вины, ни твоей, ни её, ни бога. У вас был костёр, а сейчас прогорел дотла, и поезд гремит, и петляет в лесу дорога, и надо не плакать про горечь людских разлук, а что-то всевышнее благодарить за встречу.
Но ты, машинист, кукловод, ну зачем ты вдруг?
Ты сделал нас целым, за что нас теперь калечить?!
Мы слабые, господи, нам не хватает сил, спокойствия, времени, нам, беспокойным, страшно – нам хочется просто, чтоб кто-нибудь нас любил, и всё. Оказалось, другое не так уж важно.
И этих, моих осмелевших, моих живых, похожих на солнце в траве или хохот клавиш,
моих неотрывных,
зачем ты уносишь их?
И что ты оставишь мне, что же ты мне оставишь?
…
Так шепчешь ты яростно, после молчишь, молчишь, сидишь на обочине, колешь о гравий пальцы. И поезд ушёл, в лунном небе остыла тишь, и ещё раз взрослеешь и хочется возвращаться. Посмотришь на тучи, на лес и идёшь домой, сказав небесам: может, слишком кричу, прости, но
слова не беру назад.
…
Поезд сегодня твой. И кто-то, молчащий и сломленный, смотрит в спину.
Когда ты войдёшь и поймёшь, что уже привык, когда вдруг разгонится поезд и гравий брызнет, не надо смотреть. Это кто-то, срываясь в крик,
бежит за тобой, уходящим из чьей-то жизни.
На самом деле мне нравилась только ты, мой идеал
и мое мерило. Во всех моих женщинах были твои
черты, и это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорна своим страстям, летаешь
между Орсе и Прадо,— я, можно сказать, собрал
тебя по частям. Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине, третья
умеет все принимать как данность. Одна не чает
души в себе, другая — во мне (вместе больше не попадалось).
Одна, как ты, со лба отдувает прядь, другая вечно
ключи теряет, а что я ни разу не мог в одно все это
собрать — так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты допустила меня
раза три через все препоны,— осталась тут, вопло-
тившись во все живые цветы и все неисправные телефоны.
А ты боялась, что я тут буду скучать, подачки сам
себе предлагая. А ливни, а цены, а эти шахиды,
а роспечать? Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая.
Слишком холодно нынче, здесь не было так давно. Я смотрю на него, и с испугом хватаю руки. Опускается небо на крышу, звенит окно. Я пытаюсь держаться за запахи и за звуки. За случившийся сон, разговор о любых вещах, за малейшую радость, за каждую неудачу. Я хватаю его за рукав и за край плаща. Я цепляюсь за тень его, след, силуэт,
и плачу.
И стою, дверь скрипит, стылый ветер бежит под кров, я хватаюсь за воздух, в тумане глазами роясь. Потому что да мало ли в мире таких дворов, кораблей и дорог, и красавиц с косой по пояс. Потому что не говорила бы так тогда, и не спорила долго, не мерила этим взглядом, то глядишь – обошлось бы. А видишь, идёт туда, и уже не вернёшь, не догонишь, не встанешь рядом. Тень срывается с пальцев, и ты не держи – держись. Ты твердила, что так не бывает, что не отдашь, но приходится, видишь, такая уж эта жизнь, и сейчас тебя учат тому, как бывает страшно.
Я трясусь на пороге, а с неба летит вода. Он вот-вот подойдёт, удивлённо возьмёт за плечи: ну куда же ты рвёшься, я вовсе не пропадал, это просто такой неуютный промозглый вечер.
Скажет: что же ты, глупая, маленькая моя, это просто сентябрь, всего лишь не видно солнца, да не манит меня ни корабль, ни колея…
И вернётся.