В какой-то степени это моя отдушина, в какой-то степени это моя проблема. 
 Сейчас это уже улеглось на полочку обожания где-то внутри и повесило табличку 'the closest friendship ever'.
 Абсолютно несерьезная вещь, под абслолютно странным названием.

 

 1. Planet Telex.

 

Наверное, я ничего не почувствовал, когда увидел его впервые в жизни. Это было, на удивление, самым обыкновенным воспоминанием, которое только можно себе представить, так что ни о каком сумасшедшем головокружении не может быть и речи. Возможно, это просто детство сыграло со мной такую злую, совсем взрослую шутку и я только лишь лучезарно улыбнулся, когда его хмурый взгляд исподлобья прошелся по мне, надеясь вселить страх и ужас.

Думаю, вы уже поняли, что первым, во что я попробовал влюбиться, были его тонкие, вечно недовольные миром брови, выражавшие абсолютное недоверие ко всему, в том числе и ко мне. На самом деле, я не пробовал, я сразу к ним привык и вскоре с огромным рвением бежал в школу, чтобы проверить, не стали ли они хотя бы чуть-чуть лояльнее. С каждым днем я все больше раздражался, замечая знакомую и уже почти что живую морщинку над  переносицей, но не сдавался, хотя знал, что она прекрасно понимает, что кроме нее меня больше ничего не интересовало, ни имя ее хозяина, ни то, как он проводит свое свободное время.

Где-то месяц я продержался на расстоянии, усиленно проявляя дружелюбие через общих знакомых, через быстрые взгляды, но упрямые маленькие брови оказались с характером, постоянно отвечали отказом и отворачивались от меня. В конце концов, настал момент, когда это мне надоело, и я решил познакомиться с ними поближе.

- Привет.- Захлебываясь в потоке эмоций, вымолвил я, мельком поглядывая на его недоверчивый лоб.- Я - Доминик.

Смерив меня настороженным взглядом, он коротко улыбнулся и переключил все внимание на меня:- А я – Мэтт. Мэтт Беллами, если быть совсем точным.

- Эм…- Мне хотелось скрыть свое почти полное безразличие к его словам и поскорее заняться объектом своего пристрастия.- Ну, круто, да.

- Можно я буду называть тебя Дом?- Нахальству этого мальчика не было предела, но ради той милой гримасы, начавшей проявляться на его тонком лице, я позволил ему делать всё, что только вздумается.

- Конечно. Как хочешь.

- Я просто совсем недавно здесь… если не нравиться, ты скажи, я же не знаю нравиться или нет. Здесь все странные какие-то.- Мэтт задумчиво постучал пальцем по парте и замолчал, словно забыл о нашем разговоре.

- По правде говоря, я тоже тут не слишком давно. Переехал три месяца назад.- Я нарушил эту застенчивую тишину, если можно назвать тишиной звуки школьной перемены, и получил своё небольшое вознаграждение: Мэтт отвлекся и снова смотрел на меня недоверчиво, хотя здесь недоверие скорее было напускным. Морщинка разгладилась, и две темные полосочки бровей теперь трогательно и забавно представали передо мной во всей своей красе.

- Значит, мы вдвоем, вроде как, лишние?

- Вроде того.- Не знаю, почему его, в столь нежном возрасте, беспокоил такой вопрос. Я лично чувствовал себя вполне комфортно среди коренных обитателей Тинмута, да и Девоншира тоже, но противоречить этому мальчику мне было сложно.

- Здорово.- Мэтт улыбнулся, и волна доверия захлестнула не только его, но и меня самого. Мне вдруг показалось, что моя маленькая влюбленность было лишь частью чего-то большого и чудного, но мысль испарилась из-за толпы наших одноклассников, ввалившихся в класс и, тем самым, сообщивших нам о начале урока.

 

2. The Bends.

 

Бесследно исчез год нашего знакомства, даже немного больше, а я так до сих пор и не узнал о нем ничего. Моя карьера барабанщика стремительно шла в гору, у меня была девушка, я наслаждался его особенностью и предпочитал вести себя крайне эгоистично ввиду такого превосходного стечения обстоятельств. Мэтт же почти не менялся, если не считать этой его странности относительно имени: с некоторых пор он требовал величать его Мэттью. Но этому не суждено было претвориться в жизнь: с приходом Криса все стали называть его Беллзом. Не могу сказать, что он был в восторге, но на тот момент его больше всего волновала музыка, и такие банальности, как собственное имя, он просто пропускал мимо. Одержимость идеей создания собственной группы, хаотичное написание музыки, пока не слишком качественной, и робких текстов полностью контролировали подросшего Беллами.

Это был мой второй раунд в сражении, которое длилось долгие семнадцать лет. Я мог днями напролет слушать его захлебывавшиеся в агонии песни, которые он писал днем и ночью, и смотреть как его аккуратные, детские ещё пальцы бегают по струнам и, в очень редких случаях, по клавишам фортепиано. Это гипнотизировало и вызывало не меньший восторг, чем его бесконечно безупречные выражения чуть повзрослевшего  лица.

Он привязал меня к себе такими мелочами, но без них мироощущение было уже не тем. Вы не представляете, какие чувства вызывали у меня долгожданные репетиции, как жадно я вперялся в гриф, которому было позволено быть обхваченным его тонкими, как шелковые нити, пальцами, в холодные струны, которым было все равно, когда их касалась его живая рука. С каким удивлением я внимал к каждой строчке, такой чистой и стройной, обрушивавшейся на воздух с его бледно-розовых губ.

Не было ничего удивительного в том, что я всегда заходил за ним, чтобы удостовериться в том, что он придет на репетицию.

Звонок в дверь. Мне пришлось помучиться в ожидании, прежде чем дверь открыла его бабушка.

- О, Доминик, это ты? Что ж, проходи, Мэттью уже собирается. Извини, это я его задержала… Просматривала его детские кассеты, не могла не поделиться с ним своей радостью.- Его бабушка была милой женщиной, как раз такой, какой и должны быть нормальные бабушки. Я просто не мог рассердиться на нее за столь трепетное обращение с внуком. В конце концов, чем я отличался от нее же?- Слушай, пока Мэттью нет, не хочешь посмотреть его первое выступление перед публикой?

- Было бы замечательно.- Я тепло улыбнулся и проследовал за ней в гостиную.

- Вот и хорошо.- Промурлыкала она и включила видеозапись на том моменте, где остановилась.

Маленький Мэтт, судя по всему, ещё задолго до нашего знакомства, сидит за большим черным мерцающим роялем и достаточно неплохо воспроизводит классику. Его маленький хохолок на затылке единственное, что выдает его сущность- сущность дикого и фантастически странного человека. В остальном, он просто прилежный мальчик, отдушина своих родителей.

- Кхм.

Я обернулся: Беллз, растрепанный, с гитарой за спиной, угрожающе взглянул на меня.

- Пошли?

- Ну, так что ты стоишь?!- Еле заметный оттенок гнева в его речи предназначался исключительно мне, никак не бабушке.

- До свидания.

- Хорошо вам провести время. До встречи, Доминик.- Она, не глядя, помахала нам рукой, не отрываясь от экрана, на котором Маленький Мэтт доигрывал  последние ноты.

- Какого черта ты стал смотреть с ней это?- Грозно спросил Мэтт, едва мы ступили за порог дома.

- Это мило, тем более пожилым людям не стоит отказывать в таких вещах.

- Больше не заходи за мной, а то вдруг она начнет показывать те старые фотографии, на которых я на горшке сижу. Не очень-то это приятно, нет?- Он уже расслабился, опять доверился мне, чувствуя во мне что-то сильное, что защищало его от моего влияния.

- Обязательно зайду и попрошу ее подробно поведать мне о твоем сложном детстве с горшками и прочими достопримечательностями, в ползунках и без них.- Я рассмеялся и он, заразившись хорошим настроением, дружелюбно пихнул меня в бок.- Я хочу знать о тебе все и помнить тебя разным.

- А плохо тебе не будет?- Беллз насторожился моей любознательности, но я абсолютно не волновался на счет моей подозрительности. Мы же друзья или как?

 

3. High and Dry.

 

Наши шестнадцать лет отметились окончательным созданием группы, чему я был действительно рад. Мы втроем представляли собой нечто большее, чем обычная дворовая группа, и виной этому был только лишь Беллами. Я уже не был намерен отпускать его от себя. Убрать его из моей жизни было бы равносильно снятию противовеса с чаши моих внутренних весов. Наверное, я просто превратился в маленький симбиотический организм, поселившийся на нем, ради того чтобы жить. От меня он получал всего только что светловолосую голову, следующую за ним по пятам, иногда даже впереди. Но Мэтт был счастлив, занимаясь тем, что действительно его влекло, чувствовал некоторую поддержку с нашей с Крисом стороны, и этого оказалось достаточно.

Наше первое, будем считать, серьёзное выступление доказало нам и всем остальным, что мы выделялись из общей массы. Мы выиграли, хотя были абсолютно уверены, что нас обязательно обойдут, по крайней мере, шесть групп.  Выиграли, несмотря на жуткий ужас, который охватил Беллами перед самым началом действа.

До сих пор помню как, сидя за громоздкой барабанной установкой, я наблюдал за его необычной медлительностью, за его длинными волосами, почти полностью закрывавшими его лицо, за его тонкими, синюшными в том убогом свете, губами, дергающимися от слов, которые он так и не произнес вслух. Мне было почти так же страшно, как и ему, но я мог спрятаться, а ему было необходимо выбросить этот мусор из головы, выбросить прямо в ноги людей, упрямо сидевших на своих местах.

В тот вечер Мэтт разбился. Мы с Крисом носились, собирая крошечные осколки, хотя сами были в состоянии эмоционального опьянения, когда хочется просто сесть и смотреть в одну несуществующую точку. Микроскопические фарфоровые сколы рвали нам кожу, наливались нашей кровью, пока мы лепили, как тупые маленькие детишки,  бесконечные крошки от дорогого нам человека обратно на место, а он безразлично ухмылялся, сжимая в руках главный приз.

- Мэтт, пошли отсюда.

- Да, пошли, Беллз.

Нам пришлось ночевать вместе. Втроем. На одной маленькой кровати, рассчитанной, в очень крайнем случае, на двух человек. Банально, но после того, что случилось, мы все чувствовали необычайное разочарование, которое буквально высасывало из нас силы, используя тонкие соломинки с невероятно острым концом, воткнутым нам прямо в вены и, чтобы снизить эффект, мы, прижавшись друг к другу, как забитые уличные собаки, пытались заснуть. Усталость отвоевала нас у богини Победы, мы быстро заснули, но та все равно нашла ещё более действенный способ разрушить нас изнутри.

Что-то твердое уже который раз за ночь пихнуло меня в грудь. Каждый раз, открыв глаза, я различал маленький серый кулак. Пепельная поверхность его кожи, рельефные потемневшие от кошмаров вены и почти полностью обнаженная рука говорили мне, что Мэтту снятся плохие сны. Раздраженно вдохнув, я попытался заснуть, что было не слишком сложно.

- Дом, я упал. Во сне. В пустоту…- Шепнул он, часто переводя дыхание.- На меня шла какая-то толпа, я оступился и начал падать…

- Всё будет хорошо, Беллз, спи.- Мяукнул я, прислушиваясь к воздуху вокруг. Вроде, спокойный.

- Как будто действительно упал…- Удивлялся он, не давая мне заснуть.

- Успокойся и спи.- Было моей последней фразой. Кулак застыл неподвижно и, наверное, раскрылся: Мэтт тоже погрузился в новый кошмар.

Мне снились безликие люди, окружившие здание в ожидании парня, готового шагнуть с высоты в сотню этажей. Уроды, похожие на мертвецов, задохнувшихся в пакетах, мешали мне подойти вплотную к зданию, мешали мне увидеть того, кого загнали наверх, давили меня. Медленно, но от этого только более болезненно. Я проснулся тогда, когда они опустили меня на землю, пытаясь задушить меня белым полиэтиленовым палачом.

 

4. Fake Plastic Trees.

 

Истощенный до последней, самой жалкой мысли, Мэтт долго не мог восполнить ту невидимую потерю, хотя мы все уже давно влились в обычную жизнь без неприятных побед и сладостных поражений. Из того живого человека, чьи руки, гладкие тонкие сухожилия и бесконечные летучие движения казались чем-то до ужаса внеземным, он превратился в хрупкий пластик. Без формы, без лица.

- Беллз, если хочешь, можем сегодня пойти ко мне. У нас будет что-то вроде грандиозного семейного ужина, в общем что-то ужасно идиотское, и, может, ну, не знаю… Ты спасешь меня от этого?- Зевая, спросил я, стоя под дверью класса в ожидании учителя алгебры и его дополнительных заданий, видимо, призванных разнести мою самоуверенность в пух и прах. И, наверное, совершенно не важно то, что моя сестра и отец всегда были готовы вправить мне мозги и объяснить ещё парочку килограмм лишней информации, а значит и объяснить мне что такое иррациональные неравенства.

- Семейный ужин? Здорово. Я с тех пор как переехал от бабушки, ел нормально, наверное, только во сне. Этот парень - чокнутый, ты знаешь?- Беллами съехал вниз по стенке, его ноги как паутина перекрыли небольшой коридор, и он тоже зевнул, изнемогая от сгустка энергии, которая не могла найти точек приложения. Нет, не обычной энергии, а скопления тех электрических импульсов, постоянно возникающих в его голове. Каждый раз, когда на его листках, в тетрадях или на руках появлялись какие-то строки, он с пренебрежением стирал или зачеркивал их и возвращался к пустому состоянию выжидания. Сидя на уроках за ним, я замечал резкое содрогание колких, проступающих через тонкую шерстяную оболочку свитера плеч каждый раз, когда ядрено-синие чернила размазывались по тыльной стороне его руки, пачкали поля голубоватыми хвостами комет и перекрывали мысли материальностью.

- Ну, так придешь? Давай, а то я умру, слушая очередной рассказ «Как я защищала свою диссертацию и бла-бла-бла».

- Что изменится оттого, что я тоже буду слушать этот бред вместе с тобой?- Его голос явно был недоволен тем, что хозяин уже почти согласился на это.

- Я просто смогу быстрее смотаться от них, прикрываясь тобой.- Отстраненно произнес я, больше занятый разглядыванием неясной фигуры, приближающейся к нам, которая очень напоминала нашего математика.

- Ну, наконец-то…- Пробормотал Мэтт, но я, честно говоря, не очень понял, к чему относилась эта фраза.

***

-… В отличие от тебя, Доминик, я всегда была любимицей всего класса… Извините, молодые люди, куда это вы собрались?- Моя мама явно была не в восторге оттого, что я, грубо пихнув Беллами, который уже обеими руками удерживал голову, чтобы не упасть лицом в пустую тарелку и не заснуть на самом интересном месте, дернул его за руку, а сам уже начал вставать из-за стола, не дождавшись даже горячего.

- Мм… мам, понимаешь…- Мысли в моей голове словно исчезли, оставив вместо себя нелепую извиняющуюся табличку.

- Эм… Понимаете, я купил новый альбом, и Дом очень сильно хочет его послушать, он его долго ждал и вот.- Беллами виновато заткнулся, забрав из вазы с фруктами апельсин.

- Ладно, идите, мне-то что.

***

- Ты правда что ли купил его?- Садясь на кровать, изумленно вспомнил я.

Беллами лениво провел пальцем по магнитофону, собрав всю пыль, пригнездившуюся на пластмассовых кнопках, которыми я уже давно не пользовался. Он кинул мне забытый апельсин и начал рыться в бездонном рюкзаке, выгребая полуразложившиеся тетради и другой мусор, погребавший под собой относительно новую прозрачную коробочку, внутри которой лежало весьма ценное приобретение.

- Сейчас ставить?- Заправляя смоляную прядь за ухо, протянул Беллз, запихивая обратно все содержимое. Я сполз с кровати за кассетой, но Мэтт схватил ее раньше и хитро улыбнулся из-за волос, опять закрывавших его болезненное, уже чуть более счастливое, чем прежде, лицо.

- Помнишь Pablo Honey? Ну, так это ещё круче.- Он загорелся, жонглируя этой маленькой коробочкой и натравливая меня на музыку.

- Ставь давай уже.- Едва не ответив на его улыбку, буркнул я.

- Мм…- Нахмурившись, он думал что бы включить, перебирая песни, которые уже слушал. Видеть его обычным снова было чертовски здорово.- Первые две так себе, так что будем слушать третью.

Победоносно нажав на play, Беллами с разбегу прыгнул на мою кровать и, окончательно на нее взобравшись, бросил в меня подушкой, судя по всему намекая на то, что я должен был сделать то же самое.

- Ты так и будешь сидеть на полу как идиот?- Высоко, как мне казалось с пола, подпрыгивая, спросил этот кретин. Ответом на этот вопрос стала подушка, прицельно поразившая жертву прямо в задыхающуюся грудь. Беллами разразился хохотом, сгибаясь пополам и садясь на колени. Прижав «убийцу к себе», он уже чуть ли не плакал от смеха под протяжное «don’t leave me high, don’t leave me dry». Тем временем я, разогнавшись, полетел прямо на ничего неподозревающего Беллза, увидевшего меня только в момент непосредственно аварии. Сиплые уже смешки разорвали мои уши, когда я ударился лбом о его предплечье и повалил того на бок. Так мы и лежали: он, зажимая себе безудержный рот подушкой, а я, трясясь от навалившегося смеха, упираясь лбом в его теплую, костисто-мягкую руку, вдыхая и выдыхая прямо в рукав.

- Господи, я…- Мэтт начинал приходить в себя.- Так… больше…не……

Я с трудом поднял лицо и вдруг заметил, что слегка обнимаю его прижатые к груди ноги. Его розовато- красное лицо, потерявшее аристократичные черты, зато вернувшее себе признаки жизни, выглядывало из-за белого кончика подушки и иногда дергалось из-за остатков смеха в его легких. Смешнее его я не видел никого в своей жизни и снова, не удержавшись, рухнул обратно. Беллами чуть развернулся подо мной, выпустил подушку из рук и я вопросительно посмотрел на него ещё раз. Инстинктивно дернувшись вперед, я понял, что он прислушивался к чему-то. Смешавшись, он лежал временно разбитый эмоциями и ловил ртом воздух и слова, долетавшие до нас.

But I can’t help the feeling

I could blow through the ceiling.

If I just turn and run. And it wears me out.

Он перевел взгляд на меня: я почти дышал ему в скулу, такой же сбитый с толку.

If I could be who you wanted all time.

 

5. Bones.

 

Несмотря на всю неловкость момента, в который мы когда-то попали, я не очень ценил это воспоминание, хотя при ближайшей же возможности ускользнул в магазин за таким же альбомом. Он пылился на моих полках, пока Беллами не было, а я, скомкавшись где-нибудь на кровати или бессмысленно пытаясь сделать то, что задавали в колледже, архивировался вместе с ним. Глупо это было конечно, ведь у меня было столько друзей, сокурсников, которые все ещё игрались в человечков-персонажей из моей жизни. Они по очереди вытаскивали меня куда-нибудь, но мне было слишком трудно выкинуть свою беспечную школьную жизнь на обочину и каждый раз проезжать мимо нее безо всяких сожалений.

Каждое утро начиналось с того, что я вставал, брал с собой сумку с одинаковыми тетрадями и пешком доходил до необходимого здания, думая о том, что где-то за тысячи миль от Тинмута Беллами уже давно проснулся и двигается вперед. Мне же было суждено застрять и периодически прикидываться не неудачником с убитой мечтой, а идеальным парнем с наиобычнейшей судьбой. Каждый день мне обязательно нужно было вспомнить нашу корявую запись в Ньютоне, найти среди бесконечных кассет эту шипевшую, но невероятно нежную пленку. Мне, правда, никогда не хватало сил дослушать ее хотя бы даже до середины, и она успешно отправлялась составлять компанию the bends. 

- Ну, как ты?

- В целом, неплохо. Учусь вроде нормально, иногда даже работа подворачивается.

- Ты хочешь, чтобы все было по-старому, разве нет?- Просто поразительно насколько порой Крис оказывался проницателен, но, честно говоря, я не до конца уверен в том, что, глядя на моё безразличное лицо, можно было предположить что-нибудь другое. Уольстенхолм задумчиво взглянул на меня, а потом, переведя взгляд на точку горизонта, где небо сливалось с морем, протянул:- У меня свадьба будет… скоро. Ну как- скоро…  Где-то месяцев через 10. У меня будет семья, я, должно быть, счастлив.

- Очень рад за тебя.- Мрачно вымолвил я, даже не успев проконтролировать свой чрезмерно нетактичный рот.

Он усмехнулся.

- Я чувствую то же, что и ты, Дом. Я не понимаю, почему этот чертов Мэтт Беллами решил поехать куда-то совсем один и не сообщил, когда вернется обратно. Но…

- Но у тебя есть достойная замена жизни, которой, наверное, уже больше никогда не будет, а у меня лишь ещё пара месяцев в колледже и… всё. Всё, ты понимаешь? У меня нет даже примерного представления о том, что случится, и, боюсь, что мне уже даже все равно.- Моя жестикуляция вышла из-под контроля, и я больно ударился о металлический поручень, отделявший бетонную стену от соленых брызг грязно-голубого моря. Несмотря на разочарование, которым страшно разило от этой мысли, мне стало легче, и даже Крис мне украдкой улыбнулся.

- У нас нет никакой замены. Он вернется, я же знаю.- Басист шутливо дал мне подзатыльник и грустно закончил свой монолог на сегодня.- Проблема в том, что я не знаю когда.

- Крис, мне сейчас итак тяжело. Давай, пока не будем об этом, а лучше пойдем куда-нибудь? Может, за Томом зайдем?

Он пожал плечами и, смутно подумав о чем-то, кивнул.

 

Какие-то отрывки, комки памяти временами разрывались просроченными ракетами и хлопушками в моей голове, но этого было недостаточно, чтобы вызвать то опустошающее ощущение, которое вылезало каждый раз, когда я слушал bones. Все вместе возвращало меня к началу.

К разным началам, у разных истоков и с разным завершением. Одним из таких завершений стали две открытки, пришедшие мне за время отсутствия Беллами. С разницей в полтора месяца они закончили жизнь у меня в комнате: одна клочками разлетелась по воздуху, другую же я долго пытал сигаретой, и она скончалась от трех сквозных ранений. Просто, наверное, не надо писать «Скучаю. Мэтт» и «Осталось не так уж много времени, дружище». Естественно, Уольстенхолм пребывал в счастливом неведении об этих тайных посланиях, хотя его все эти короткие фразы только обрадовали бы.

Я бы с удовольствием написал ответ, несметное множество обратных писем, но почему-то каждый раз, когда я брался за ручку, мои слова выходили некрасивыми, предложения казались обрубками моих эмоций, а бумага рвалась, мялась или попросту терялась на моем столе среди вечного хлама. И все время ощутимо расплывчато работал мозг, словно пытаясь помешать мне ответить, пусть даже от этих ответов зависело моё будущее. Доходило до того, что я замертво валился спать прямо на стол, едва выпускал ручку из пальцев. Однажды я даже проснулся и обнаружил в руке смертельно зажатый кусочек моего неродившегося письма.

А потом понял, что Беллами тоже не железный, и если у меня получалось худо-бедно справляться со своими банальными кошмарами, то он уже давно и медленно сходил с ума. Я помню, с каким нетерпением он убежал отсюда, как мечтательно и воодушевленно звучали его мысли вслух. Помню, как облегченно вздохнул, перекрыв краник, через который к моей душе шла необходимая мне пыль- отработанные и съеденные Беллами мечты, сны и радужные иллюзии. Всё это шло на пользу лишь первые два месяца. Потом уже стальные болты начали выворачиваться их моей плоти, невидимое облако заволокло мои глаза, нежелавшие даже различать силуэты нового мира, и во мне даже проснулся некий кризис личности. Правда, это я пережить мог, в отличие от неведения.

Наконец мой эгоизм порвался, порвалась наша дружба, разорвалось наше настоящее и, закружившись в воздухе над побережьем, были потоплены все эти останки. Заблудший Беллами вернулся и просил перезвонить ему. Удивление, которое я испытал тогда, могло бы меня убить, но я последовал примеру нашего гениального гитариста - убежал с места возможного преступления. Я каждой косточкой бежал, почти летел, чувствуя, как детство возрождается, перерождает меня изнутри и делает меня несокрушимым, почти утопичным.

А что если это была проверка? Какой-нибудь способ узнать чего я стою? Я, кстати, так и не спросил его об этом, но, думаю, что прошел своё пятое испытание.

 

6. Nice Dream.

 

Предыдущие победы доставались мне легко. Ни одна из возможностей не была ещё настолько уникальной, насколько было необходимо, однако мы упорно двигались вперед. Двигались стремительно: за пару месяцев из каких-то нелепых детей-оборванцев с десятком песен в кармане, мы стали полноценной, официально существующей группой, у которой, к тому же, был контракт с лейблом самой Мадонны. После такого, мне кажется, и не надо было ничего желать, и я действительно был в своем любимом мире, среди чего-то враждебного, но удивительно привычного и сносного.

Конец тысячелетия и самопровозглашение нас, как самых отчаянных психически нестабильных подростков девяностых должно было подкрепиться уже давно названным альбомом, с уже давно скроенной обложкой, с давно готовыми песнями. Но, зная Беллами, можно было с закрытыми глазами, ушами и атрофированным мозгом сказать, что он ни перед чем не остановится, чтобы разбавить свои старые творения чем-то свежим, наполненным новым впечатлением от жизни. Нам с Крисом и Джоном приходилось просто исполнять своим немаловажные роли в этом театре, по сути, одного актера. Конечно, мы имели возможность напомнить нашему гению, что мы все-таки существуем, но под завершение записи мы все были отвержены уже столько раз, что едва Мэтт заикался о нерифмующейся строчке, мы либо притворялись спящими, либо вставали и уходили подальше от кропотливого автора текстов.

- Одна песня… - Беллами монотонно крутился на стуле, не допуская никого к панели звукозаписи, из-за чего все задействованные люди уже давно разошлись кто куда, кроме меня, конечно же. Услышав недовольные нотки в его голосе, я поспешил как можно громче захрапеть, но только сдал себя с головой.

- Черт, почему я не умею натурально изображать храп?- Грустно посмеявшись над собой, я перевел взгляд на фронтмена, протирающего глаза от блеклой завесы напряженности. От напрасных творческих усилий Мэтт выглядел как самый настоящий пришелец: зеленовато-голубая кожа, андрогинные пальцы и нелепый капюшон, только добавлявший определенного космического шарма. На секунду он снова уставился на карандаш, настолько его измотавший, что, недолго думая, Мэтт как бы случайно уронил его на пол, расслабив кисть руки.

- Ничего не выходит.- Он снова начал мять своё лицо в раздражении.- Блять, я три часа уже здесь сижу…

- Тебе обязательно включать в альбом ещё один новый трек? Давай просто возьмем ну rain, например? У нас много песен, которые ещё можно реабилитировать, они не так уж и безнадежны, Беллз.

- И я сидел здесь все это время, чтобы после 3 часов зомбирования бумаги услышать это? Нет уж, теперь я точно ее напишу.- Он рывком вернулся к своей работе, оставив меня, судя по всему, подумать над своим поведением, но, спустя несколько секунд, послышался протяжный тихий стон, доказавший бесполезность его занятия.

- Ну, если ты настолько сильно хочешь завершить начатое, то мы же все равно придем сюда завтра записываться дальше, так что давай, пошли уже куда-нибудь, а то ты всю ночь можешь просидеть, я тебя знаю. Может, тебя осенит неожиданно…- Я уже сам не понимал, что лепечу из-за смертельно необходимости поспать хот бы четыре часа. Но самый важный пункт я выполнил: Мэтт слетел с мертвой точки и, крича мне «Захвати блокнот», куда-то побежал. В полусне, почти слизнув рукой смеявшиеся над ним последние два дня бело-кремовые листки, я наугад прошелся по коридору.

- … Да, я по тебе тоже скучаю, извини, что так поздно…- Беллами махнул мне рукой, показывая куда идти. Моё состояние дошло до критического: срочно надо было найти что-нибудь, куда можно было сесть.

- Беллз, ты же не хотел дальше…- Зевок получился слишком длинным и, когда, я, наконец, закрыл рот, понял, что тоже сижу за столом, точнее уже почти сплю, уткнувшись лбом в плоскую деревяшку.

- Незапланированное вдохновение…- шепнул он, отстраняясь от трубки.- Нет, дорогая, мы тут корпим над очередной песней и никак не можем даже начать писать. Подумал, что ты отвлечешь меня от этого.

На протяжении всего разговора, длившегося, наверное, вечность, я медленно моргал, уставившись на Беллами невидящими глазами. Пружинка телефонного провода болталась, руководимая его забавляющими прикосновениями, а листок бумаги медленно заполнялся ультрамариновыми зигзагами, завитушками и нелепыми геометрическими фигурами, не имевшими ничего общего с будущим текстом. Но я чувствовал слова в воздухе, даже я мог бы взять их из ниоткуда и получить пару строчек - настолько липкими и действительными были те буквы. Слушая ее монотонный голос, доносившийся даже до моего сознания через матрицу электрических кабелей, Мэтт сначала робко, потом уже порывистее выцарапывал буквы на разлинованном листке. Мне надо было подняться и понаблюдать за ходом его мысли, но слишком много сплавов усталости и раздражения вылилось мне в череп и слишком сильно мне нравилось слушать его редкие «да, конечно» и «угу» вперемешку с поистине ребяческими зевками прямо в телефонную трубку.

- Боги…- Нечетким хрипом отозвалось эхо от стен помещения.- Тебе не надоело ещё слушать этот бессмысленный бред?.. Положи трубку – скажи, что нам отрубят мизинцы, если мы не дозапишем альбом до конца недели.

Режущий слух лязг шарика ручки о деревянные волокна и пластмассовый клацк, сообщивший об окончании телефонного сеанса.

- Кажется, текст почти есть…- Даже по обычному звуку, можно было предположить, что Мэтт скромно улыбается, в глубине души разрываясь от любви к себе.

- Прекрасно, я завтра прочту.

- Давай, я тебе сейчас прочитаю начало, ладно?

«Ты будешь говорить всё, что угодно, перепробуешь всё на свете, только чтобы убежать от осознания своей бессмысленности и маловажности. Ты неподвластен, и нам не суждено быть любимыми. Я не хочу, чтобы ты знал, что я думаю об этом. Я никогда не мог и даже не намеревался придавать этому значение». Ну, как?

Может быть, если бы я был настроен по-другому, я бы взял его уставшее, но все ещё издевающееся надо мной лицо и наотмашь бил бы этой бумагой по лицу, пока кровь не закрасила бы все строчки. Но пустота мыслей не дала проникнуть этим словам глубоко, и они застряли у меня в носоглотке, дрожа от ужаса. Где-то в подсознании проскочила искра разума, подсказавшая, что этот отрывок может быть с таким же успехом посвящен и его девушке, и мне, и просто абстрактному человеку. Беллами не хотел внедрять в меня старую заскорузлую болезнь, он просто заигрывал со словами и ритмами.

- Неплохо.- Неопределенно буркнул я.

- И это всё?- Усмехнулся он, скомкав листок. Хруст смятого творения сообщил о сломанном хребте песни.- Значит, мне надо ещё немного над чем-то потрудиться.

Жаль, я не видел, как Беллз в задумчивом полусне беспокоит свои пряди, пытаясь, таким образом, включить мозг в три часа ночи, когда ему, по идее, уже на всех законных основаниях полагается спать.