14-17 мая 2021 года я участвовал в работе IX Международного конгресса "Русская словесность в мировом культурном контексте. Классика и мы: к 200-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского". Конгресс был организован Фондом Достоевского и проходил в Липках. 30 лет назад в июле 1992 года я был на школе молодых учёных в Липках. Прошло тридцать лет, жизнь изменилась, но люди остались прежними.
Я считаю себя последователем Достоевского и мне интересно было узнать, как учёные и писатели анализируют проблему смысла жизни в творчестве Достоевского, как сами отвечают на этот вечный ("проклятый") вопрос. Приглашаю посмотреть мой фильм "Достоевский и смысл жизни".






Взгляды Достоевского на смысл жизни менялись на протяжении всей жизни и творчества. Герой романа «Игрок» Алексей Иванович убеждает себя, что смысл его жизни в великом и светлом чувстве, которое носит гордое название «Любовь».
В романе «Преступление и наказание» прослеживается мнение, что истинным смыслом жизни является очищение души; причём это очищение может быть мучительным, но оно обязательно должно быть.
В романе «Братья Карамазовы» Алёша смысл своего существования видит в служении Богу и людям.

Достоевский был убеждён, что полюбить жизнь нужно и можно прежде её смысла. Такова мысль Алёши Карамазова в беседе с братом Иваном: для того, чтобы понять жизнь, надо полюбить её «прежде логики».
Иван считает любовь исторически сложившейся формой моралистического лицемерия. "Клейкие весенние листочки, голубое небо люблю я, вот что! Тут не ум, не логика, тут нутром, тут чревом любишь, первые свои молодые силы любишь... Понимаешь ты что-нибудь в моей ахинее, Алёшка, аль нет? - засмеялся вдруг Иван.
— Слишком понимаю, Иван: нутром и чревом хочется любить, - прекрасно ты это сказал, и рад я ужасно за то, что тебе так жить хочется, - воскликнул Алёша. - Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить.
— Жизнь полюбить больше, чем смысл её?
— Непременно так, полюбить прежде логики, как ты говоришь, непременно, чтобы прежде логики, и тогда только я и смысл пойму».

Человеку важно не просто жить сыто, важно понимать, для чего он живёт. Нельзя рационально обосновать смысл жизни и благодаря этому полюбить её. Неизбежность смерти делает бессмысленными все жизненные стремления, желания. Если Земля и Солнце не вечны, и всё обречено на разрушение, зачем тогда созидать?

Человеку приходится искать смысл жизни. Ненашедшие часто убивают себя.
«Потеря высшего смысла жизни… несомненно ведёт за собою самоубийство», — такова лаконичная формулировка взгляда писателя, взятая из декабрьской книжки «Дневника писателя» за 1876 год.
В «Дневнике писателя» Достоевский приводит откровения самоубийцы: «...я присуждаю эту природу, которая так бесцеремонно и нагло произвела меня на страдание, – вместе со мною к уничтожению... А так как природу я истребить не могу, то и истребляю себя одного...».

Если смысл понимать как Закон, то отсутствие смысла это отсутствие закономерностей в нашей жизни, а значит всё нелепо и случайно, не поддаётся никакому пониманию и управлению, жизнь — абсурдна!

Иван Карамазов хочет верить, но не может, хочет жить, но не видит в жизни смысла. Он останавливается в трагическом недоумении перед обнаруженным им парадоксом жизни: в мире одновременно существует зло и насилие, но при этом бескорыстная и жертвенная любовь людей друг к другу.

«Я люблю человечество, — говорит Алёша — но чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, порознь, как отдельных лиц».

В уста старца Зосимы Достоевский вкладывает свою заветную мысль о всепокрывающей любви. «Любовью всё покупается, всё спасается... Любовь такое бесценное сокровище, что на неё весь мир купить можешь, и не только свои, но и чужие грехи ещё выкупишь».





Центральной проблемой нравственной философии Достоевского является проблема обоснования высших моральных ценностей и идеала. Писатель полагал, что любой поступок человека должен быть нравственно обоснован и оправдан, чувство любви должно распространяться на весь мир, мораль должна быть нравственной, а любовь деятельной.

Однако попытки обоснования морали привели писателя к неразрешимому противоречию природного и духовного в человеке. По Достоевскому, абсолютные основания морали, без которых мораль не действенна, возможны лишь в рамках религиозного сознания, ибо единственной преображающей человека силой может быть религиозная вера.

Достоевский показал, что без Бога невозможно духовное преображение человека. Только вера в Бога может являться гарантом нравственного выживания, как каждого человека, так и всего человечества.
"Совесть — это действие Бога в человеке". — говорил Фёдор Михайлович Достоевский. — "Совесть без Бога есть ужас, она может заблудиться до самого безнравственного".

«Попытки Достоевского связать гуманистический общественный идеал с личностным совершенствованием противоречивы. Его этика зиждется не на познании законов действительности и не на ориентировании нравственного суждения на них, а на воле к утверждению абсолюта», — признаёт А.Н. Кошечко.

Идея свободы — важнейшая для Достоевского, стержень спора Великого инквизитора с Христом. Достойны ли люди столь великого дара? Если нет свободы, то нет и моральной ответственности. Свобода — краеугольный камень человеческого существа. Но что нужно человеку для счастья: сытость или свобода?

Достоевский устами своих героев выразил мучавший его всю жизнь вопрос о бессмертии. В фильме "Братья Карамазовы" Ивана Пырьева выразительно показана беседа братьев Ивана и Алексея с их отцом.
– А всё-таки говори: есть бог или нет? Только серьёзно! Мне надо теперь серьёзно.
– Нет, нету бога.
– Алёшка, есть бог?
– Есть бог.
– Иван, а бессмертие есть, ну там какое-нибудь, ну хоть маленькое, малюсенькое?
– Нет и бессмертия.
– Никакого?
– Никакого.
– То-есть совершеннейший нуль или нечто. Может быть нечто какое-нибудь есть? Все же ведь не ничто!
– Совершенный нуль.
– Алешка, есть бессмертие?
– Есть.
– А бог и бессмертие?
– И бог и бессмертие. В боге и бессмертие.
– Гм. Вероятнее, что прав Иван. Господи, подумать только о том, сколько отдал человек веры, сколько всяких сил даром на эту мечту, и это столько уж тысяч лет! Кто же это так смеётся над человеком? Иван? В последний раз и решительно: есть бог или нет? Я в последний раз!
– И в последний раз нет.
– Кто же смеётся над людьми, Иван?
– Чорт, должно быть, - усмехнулся Иван Фёдорович.
– А чорт есть?
– Нет, и чорта нет.
– Жаль. Чорт возьми, что б я после того сделал с тем, кто первый выдумал бога! Повесить его мало на горькой осине.
– Цивилизации бы тогда совсем не было, если бы не выдумали бога.

«…Разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в человечестве идею о Боге…». «Отсутствие Бога нельзя заменить любовью к человечеству, потому что человек тотчас спросит: для чего мне любить человечество?»





В самом начале романа, когда происходит встреча семейства Карамазовых со старцем Зосимой, Пётр Александрович Миусов излагает мысли Ивана Федоровича:
«… на всей земле нет решительно ничего такого, что бы заставляло людей любить себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил человечество – не существует вовсе, и что если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в своё бессмертие. Иван Федорович прибавил при этом в скобках, что в этом-то и состоит весь закон естественный, так что уничтожьте в человечестве веру в своё бессмертие, в нём тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, всё будет позволено, даже антропофагия. Но и этого мало, он закончил утверждением, что для каждого частного лица, например как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие своё, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении».

— Неужели вы действительно такого убеждения о последствиях иссякновения у людей веры в бессмертие души их? — спросил вдруг старец Ивана Фёдоровича.
— Да, я это утверждал. Нет добродетели, если нет бессмертия.

«Представьте себе, — пишет Достоевский в феврале 1878 г. Н.Л.Озмидову, — что нет Бога и бессмертия души (бессмертие души и Бог - это всё одно, одна и та же идея). Скажите, для чего мне тогда жить хорошо, делать добро, если я умру на земле совсем? Без бессмертия-то ведь всё дело в том, чтоб только достигнуть мой срок, а там хоть всё гори. А если так, то почему мне (если я только надеюсь на свою ловкость и ум, чтоб не попасться закону) и не зарезать другого, не ограбить или почему мне если уж не резать, так прямо не жить на счёт других, в одну свою утробу? Ведь я умру, и всё умрёт, ничего не будет».

В. Ш. Сабиров, О. С. Соина в статье «Ф.М. Достоевский о смысле жизни, смерти и бессмертии человека (антропология почвенничества)» пишут:
"…по Достоевскому, первое необходимое условие, придающее человеческой жизни смысл и устраняющее трагедию смерти, есть вера в Бога и бессмертие души. …
Другим важнейшим аспектом смысла жизни в понимании Достоевского служит теллурический момент почвенничества, т. е. связь человека с землёй вообще и родной землёй в частности. …
Для великого писателя чрезвычайно важен и третий момент, обуславливающий смысл жизни человека — его глубокая прочувствованная принадлежность к своему народу и прочная духовная связь с ним".





«Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна и именно — идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные „высшие“ идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из неё одной вытекают, — писал Достоевский. — Если убеждение в бессмертии так необходимо для бытия человеческого, то, стало быть, оно и есть нормальное состояние человечества, а коли так, то и само бессмертие души человеческой существует несомненно».

Проблема бессмертия это краеугольный камень не только нравственных проблем, но и житейских. Если человек верит, что после смерти его ждёт суд за всё то, что он совершил в этой жизни, то он живёт осмотрительно, понимая, что за всё придётся отвечать. И тогда любой поступок становится нравственным по необходимости. А если человек не верит в бессмертие, тогда нет никакой нравственности и никаких правил, кроме собственных желаний.

Однако идея бессмертия не так однозначна и привлекательна, как может показаться. Достаточно вспомнить мифического Сизифа, обречённого на вечные муки. Да и проклятый Вечный Жид вряд ли счастлив.
К тому же идея бессмертия – всего лишь предположение. Строить систему ценностей исходя из предположения, не следует, шаткость её очевидна.

14 апреля я побывал на премьере спектакля «Братья Карамазовы» в Малом драматическом театре – театре Европы (Санкт-Петербург). Меня интересовало только одно: как Додин ответил на "проклятые вопросы", поставленные Достоевским, в том числе на вопрос о смысле жизни. Я спросил об этом у зрителей.





Так в чём же смысл жизни по Достоевскому?

"Согласно Достоевскому, — пишут В. Ш. Сабиров, О. С. Соина, — смысл человеческого существования именно в силу своей онтологической всеохватности никоим образом не может быть представлен в виде моральной проповеди или ещё того менее — какой-либо социальной доктрины и уж тем более — какой-либо «идеи», претендующей «переделать» «ошибочное» существование человечества «по новому штату»".

Возможно, Достоевский не успел сформулировать своё окончательное понимание смысла человеческой жизни, он умер внезапно, не закончив роман «Братья Карамазовы».
Когда в 1994 году я вторично приехал в Старую Руссу и пришёл в дом-музей Достоевского, то в беседе с директором музея спросил у неё: какой роман написал бы сегодня Достоевский, если был бы жив?
Она ответила: "о любви, о любви несмотря ни на что".
После этих слов я вынул рукопись и показал заглавную мысль моего романа «Чужой странный непонятный необыкновенный чужак»:
"БЫТЬ МОЖЕТ, ЦЕЛЬ ЖИЗНИ СОСТОИТ В ТОМ, ЧТОБЫ НАУЧИТЬСЯ ЛЮБИТЬ, ЛЮБИТЬ НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО».

Продолжением романа "Братья Карамановы" должна была стать судьба Алёши, его уход из монастыря в школу и даже покушение на цареубийство. Я постарался в своём романе-быль "Странник"(мистерия) показать и то, и другое, и третьи.

Я не столько исследователь, сколько последователь Фёдора Михайловича Достоевского. Уже тридцать лет веду мысленный диалог с Достоевским, спорю с ним.
— Откуда в людях столько жестокости? Отчего одна индивидуальность желает подавлять другую, а один народ эксплуатировать другой? Только из-за того, чтобы доказать свое превосходство? Что это: естественная конкуренция или противоестественное самоуничтожение?
— "Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей".
— Но что я могу сделать один среди засилья зла, когда каждый за себя, когда власть продажна и за деньги можно подкупить кого угодно, когда...
— "Но нельзя сидеть сложа руки, иначе окончательно дойдешь до самооправдания, до сознания собственного бессилия перед властью обстоятельств: при чём я, эпоха виновата, время-то, мол, какое! — нероново!.."
— Мне нужна истина, а не благие выдумки. Между альтруизмом и эгоизмом побеждает эгоизм — это факт! Совесть, возможно, и оказывает сдерживающее воздействие, однако тело берёт верх! Абсурд заключается в том, что все понимают нежелательность такого порядка вещей, но это и есть реальность.
— "Или действительно высший смысл именно в этой бессмысленности: и страсти духовные, муки совести, полёт мысли, порывы творческого вдохновения, неколебимость веры не более чем чудовищная ухмылка над бедным человечеством, пустая игра воображения, чтобы хоть на краткий миг забыться, отвлечься от жуткой неминуемости этой последней правды, от этого вселенского, паучьи ненасытного бога — чрева?"
— Не могу, не хочу в это верить! Как же тогда жить, если и в самом деле тело над душой берёт верх? Или главный закон жизни — выживай?
— "Лучше уж гнуться, чем переломиться; согнёшься да выпрямишься, прямее будешь".
— Я не могу равнодушно смотреть на людскую боль, как люди желают себе смерти. Всё окружающее кажется абсурдом, лишенным какого-либо смысла.
— "Подумаешь — горе, раздумаешь — воля Господня".
— Куда ни глянь, везде господствует сила. И все призывы к любви и добру не останавливают злых людей, любовь не побеждает ненависти, добро не уничтожает зла.
— "Красота спасёт мир".
— Но как?! Я жизнью готов пожертвовать, лишь бы понять смысл происходящего, что есть человек.
— "Человек есть тайна. Её надо разгадывать, и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком. … Одни из лучших минут в жизни моей были те, когда я, наконец, клал на бумагу то, что выносилось долговременно в моих мыслях; когда я и до сих пор уверен, что едва ли есть высшее из наслаждений, как наслаждение творить. … Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой".
— Я хотел бы написать роман о восхождении души человеческой, роман, который перевернёт взгляд на мир, изменит миропонимание, поможет каждому открыть в себе вселенную, постичь замысел Бога.
— "Чтобы написать роман, надо запастись прежде всего одним или несколькими сильными впечатлениями, пережитыми сердцем автора действительно. В этом дело поэта. … При полном реализме найти в человеке человека. … Никогда не выдумывайте ни фабулы, ни интриг. Берите то, что даёт сама жизнь. Жизнь куда богаче всех наших выдумок! Никакое воображение не придумает вам того, что даёт иногда самая обыкновенная, заурядная жизнь. Уважайте жизнь! … Как только художник захочет отвернуться от истины, тотчас же станет бездарен. … Искусство, без сомнения, ниже действительности. … Чего бы вы ни написали, что бы ни вывели, что бы ни отметили в художественном произведении, — никогда вы не сравняетесь с действительностью. … Проследите иной, даже вовсе и не такой яркий на первый взгляд факт действительной жизни, — и если только вы в силах и имеете глаз, то найдёте в нём глубину, какой нет у Шекспира. Но ведь в том-то и весь вопрос: на чей глаз и кто в силах? … В поэзии нужна страсть, нужна ваша идея, и непременно указующий перст, страстно поднятый. Безразличие же и реальное воспроизведение действительности ровно ничего не стоит, а главное — ничего и не значит..."
(из моего романа-быль "Странник"(мистерия) на сайте Новая Русская Литература)



В 1996 году я участвовал в съёмках фильма "Анна Каренина" вместе с Софи Марсо и Шоном Бином. Снимали ночью на Витебском вокзале. После ночных съёмок всё вокруг казалось нереальным. Решил прогуляться по ночному городу. Как герой "Белых ночей" Достоевского, шёл в тумане, предчувствуя нечто необычайное, что обязательно должно встретиться на пути. Вдруг погасло освещение. Лабиринт переулков и домов провалился во тьму. Ощущение, будто оказался на дне высохшего колодца. Проходя по не проснувшейся улице, обратил внимание на трепещущийся белый холм.
— Кому этот памятник? — спросил у прохожего.
— Какому-то писателю.
Присел на скамейку. Хотелось спать. Вдруг кто-то подсел ко мне на скамейку.
— Печально видеть себя великим. Я ведь не этого хотел, совсем не этого. Вот памятник поставили, идолом сделали, и теперь творят что хотят, а я вынужден терпеть. Невыносимо! Да и памятник глупый, несуразный. А зачем? В назидание потомкам или в знак признания? Только чего стоит это признание, когда при жизни травили. Не нужно мне это сейчас, да и никогда не было нужно. Кому при жизни ставят памятники, после смерти забывают. Оценить может только Вечность. А потому, если служить чему-то, посвящать свою жизнь, то исключительно вечному. Обращение к Вечности — вот единственный повод для гениального творчества!
Ужасно, что не можешь ничего сказать, а тебя используют как куклу. При жизни клянут, а после смерти памятники ставят. Лицемеры! Мертвечина им ближе и дороже, чем живое. Они же самоутверждаются, удовлетворяют своё тщеславие, приобщаясь к авторитету великого. Сами-то создать ничего не могут. Изучают меня, исследуют, пытаются засунуть меня в свои схемы! Только ничего-то они не понимают!
Они бы живого меня так любили! А любить мёртвого особого труда не нужно. Они не меня, они себя любят! Хотя, похоже, ни себя не любят, ни меня. Потому как если бы любили, то не изучением творчества занимались, а исполнением того, что я оставил им. А то исследовать-то легче, чем любить!
Они меня потому любят, что им за это платят, а не платили бы, они бы и не любили, и не изучали. Не меня надо изучать — всё равно не поймут, я и сам себя до конца не понимаю! — себя изучать надо, себя совершенствовать; не меня, а людей любить!
Заковали в свои определения, спеленали формулировками. Я уже не я, а их выдумка. А приду к ним, так ведь выгонят. Зачем им истина? — у них у каждого своя правда! Им значимость свою показать нужно, встав со мной рядом. Они не меня, они себя возвеличивают!
Сказать бы всё, что я о них думаю, посмотреть бы на их лица! Только как скажешь? Ведь и слушать не будут. Скажут: «зачем пришёл нам мешать? Мы тебя лучше знаем, чем ты себя. Мы исследовали, мы изучаем, мы тебя объясним, чего ты и не думал. На каждое твое слово наших пять, на каждый том твоих сочинений, наших десять. Ты неисчерпаем! Ещё не одно поколение будет питаться наследием твоим. А чего нет у тебя, мы додумаем, так сказать, обогатим! Лишь бы финансировали!»
Не я им нужен, а деньги! Деньги им нужны, а не любовь! Они не хотят изменяться, они хотят изучать! Им имя моё нужно, чтобы своё рядом поставить. И подземка моим именем названа, и кабак под моим именем, от имени моего торгуют, и в доме моём всё не так… А что говорят обо мне эти так называемые учёные, просто диву даёшься! Я творил, чтобы они изменились, а они меня изменили, — они приспособились, меня к себе приспособили!
Вот памятник мне поставили. Только мне уже всё равно. Главное-то не это.
— А что?
— Не книги главное, не книги… а чувство… любовь!
Эх, напрасно, всё напрасно! Ничего-то они не понимают!
Жестокая эта правда, жестокая, но только другой не хочу, другой правды и не бывает. Это ложь сладенькая, правда же всегда горька.
Писательство не развлечение, это поиск истины, забвение себя и жажда сострадания! Творчество — средство постичь свою душу, сделать её лучше. Можешь не писать — не пиши! А если пишешь, то сердцем! Слова ведь не подбирают, они приходят сами собой, как неизбежность. Это даже не слова, это образы чувств. Я чувствую, как в каждом слове, в каждом вопросе скрыт огромный смысл, и смысл этот есть Бог.
Заслужить талант невозможно! Это дар! Поэт — пророк! В вечности остаются поэты! И оценивает истинно только Вечность!
Высшее достоинство писателя — не искать славы, умерщвлять своё тщеславие.
Мне не писательство нужно, а общение с Господом — когда Он отвечает мне, а в конечном итоге, нужна мне Его любовь, которая приходит через благодать и которая даётся в Откровении.
Несколько строчек Откровения стоят многих страданий. Я лишь делаю то, на что у других не хватает смелости, — обнажаюсь до последней возможности, исповедаюсь в самых грязных грехах, расковыриваю болячки, — и за это готовы платить. Платить, и только!
Люди почему-то не любят правду, предпочитая красивые сказки. Не хотят люди знать правду, боятся её, более того, воспринимают как оскорбление. А художник не может без правды, его интересует Истина!
— Ты злишься?
— Это вечное недовольство собой; из-за того, что я не настолько совершенен, чтобы выразить Совершенство. Всё пытаюсь, стараюсь, но чувствую, не получается. Оттого и злюсь на себя. Жизнь ничего не стоит; стоит только то, что успел написать.
— Ну напишешь, ну опубликуют, мир от этого не измениться.
— Зато изменюсь я! Искусство — это ведь способ спасения души, очищение, катарсис. Мало написать правду, нужно ещё в правде разглядеть Истину, понять смысл её! Всё в человеке, все тайны мироздания, и постигать себя значит постигать Бога. Во всех своих неприятностях и ошибках виноват сам человек, если, конечно, у него хватает ума понять и смелости признать это.
Задача литературы — формировать новые идеалы, вспоминая Вечные истины, доказывать их необходимость и возможность!
Ни один философ не способен на то, к чему литература предназначена — просто говорить о сложном. Литература исследует жизнь лучше науки и плодотворнее любого другого искусства, неся бремя ответственности за слово, которое только и должно быть от Бога, и которое должно быть Бог.
Литература может то, на что не способна никакая наука — поразить сердца людей Истиной! Это и долг литературы, и её предназначение — сердцем Истину постигать! Любовью в душу проникая, вызывать в ней сострадание, уча при этом мудрости милосердия, пророчествовать, призывая к добру, и, постигая причину зла, наставлять людей Пути к Богу, который с нами сейчас и везде! А иначе, зачем писать?! Никакая другая цель не оправдывает необходимость марать бумагу.
Искусство слова — кое и есть литература — состоит в умении проникнуть в сердце, и, покорив его, заставить разум побуждать людей творить добро без оглядки, вызвать чувства, которые лучше любого доказательства убедят в необходимости любить несмотря ни на что.
Искусство уравновешивает действительность, идеальным создавая баланс реальному. Истинна лишь та литература, где фраза не аргумент, а чувство, где строчки — музыкальная партитура, а буквы — ноты, где текст не текст вовсе, а мука, радость, боль и любовь; это ключ к разгадке своей души, когда лишь слово одно способно вызвать в душе такие чувства, кои прежде человек в себе и не подозревал.
Литература — это крик, зов к человеку, призыв к лучшему в человеке. И потому всякое слово должно быть от Бога, и слово это должно быть Бог! Другие слова ничего не стоят!»
(из моего романа-быль "Странник"(мистерия) на сайте Новая Русская Литература)

На секции "Достоевский и мы" Конгресс решил поддержать защиту Игоря Леонидовича Волгина (президента Фонда Достоевского) от клеветнических измышлений и необоснованных подозрений.





Смотрите продолжение темы в моих следующих постах, где будут видеоролики наиболее интересных выступлений на Конгрессе.

Так что же вы хотели сказать своим постом? – спросят меня.

Всё что я хочу сказать людям, заключено в основных идеях:
1\ Цель жизни – научиться любить, любить несмотря ни на что
2\ Смысл – он везде
3\ Любовь творить необходимость.
4\ Всё есть любовь

Приглашаю посмотреть мой снятый в Париже в сентябре 2019 года фильм – мнения людей из разных стран о смысле человеческой жизни.





А в чём для Вас СМЫСЛ ЖИЗНИ?

© Николай Кофырин – Новая Русская Литература – https://www.nikolaykofyrin.ru