Отец Иоанн, более известный как Иван Охлобыстин, — натура творческая и многогранная. Сценарист, режиссер, актер, журналист, пиарщик, политик, телеведущий — и все это один человек. Охлобыстин уверен, что работа должна нравиться, иначе она бесперспективна. Вот и сейчас Иван чувствует себя комфортно в роли священнослужителя, но на жизнь зарабатывает тем, что у него получается лучше всего — писанием сценариев.



— Признайтесь, в детстве вы не мечтали быть священнослужителем?

— Мечты всегда меняются. В детстве я хотел быть волшебником, но уже тогда осознавал, что это невозможно. Взрослея, я сформировался в прагматика и в восьмом классе выбрал самую близкую к мечте профессию — кинорежиссера. Когда я поступал первый раз во ВГИК, сдал все экзамены и был зачислен, но… Один из классиков режиссуры (он уже старый человек, поэтому в знак уважения к его возрасту не буду называть имени) вызвал меня к себе и уговорил отказаться от места, дать шанс поучится 30-летним «старичкам», при этом пообещал, что я после армии поступлю автоматически. Во время службы я все проанализировал и понял, что он меня попросту надул. На освободившееся место взяли своего человека, моего одногодку. После армии я все же туда поступил. Я не против протекционизма, более того, если понадобится, сделаю все возможное, чтобы пристроить своих детей туда, куда они захотят.

— Пристроить — это полдела, а учиться?..

— Нужно прилежно учиться, что я и делал. Потому как я, паренек с окраины, хоть и хороших кровей, но голодранец голодранцем, рассчитывать мог только на себя. С первого курса начал снимать. В огромном количестве стали появляться призы. Награждали, как правило, тех, кто доделывал работу до конца, — таких оказывалось немного. А у меня в том возрасте был административный порыв: я привлекал друзей, ребят с других курсов…

— Расскажите забавный случай из своей карьеры.

— Ко мне 15 лет назад приехал Михаил Хлебородов и сказал, что ему нужен боевик. Это не мой жанр, и я очень неохотно взялся за сценарий. Так вот, представляете, его только недавно начали снимать.

— У вас всегда так время тянется?

— У меня всегда сумасшедший день. Просыпаюсь — уже надо к кому-то ехать, потом бегом на тренировку по боевому искусству, ночью пишу сценарии, перед сном обязательно полчаса чтения. Странно, что в сутках всего 24 часа. По мне, так должно быть минимум 48, чтобы все успевать. На личную жизнь времени совсем не остается.

— Так уж и не остается? У вас недавно родился сын!

— У меня это уже шестой ребенок. Детей вообще должно быть много! Иначе зачем жениться? Конечно, семью нужно содержать, но тем, кого останавливает материальный вопрос, лучше жить по отдельности. В брак вступать можно только по любви, ведь он подразумевает живые отношения, поэтому все заканчивается детьми. И чем их больше, тем лучше. Мать и семья начинаются с трех детей. Один ребенок — это несерьезно, как замена пуделю, чтобы что-то живое рядом бегало и все как у людей. А вот когда их трое, понимаешь, что такое на самом деле дети! Уже и мыслишь иначе — общинно, зарабатываешь по-другому, зарождается коллективность, ведь семья — ячейка общества. А приводить в качестве оправдания нерешенный квартирный вопрос — это детский сад.

— Правда, что по вашим сценариям ставили пьесы в театрах?

— Написал две пьесы для МХАТа, которые шли три года. Потом постановщик Михаил Ефремов ушел, и пьесы сняли из репертуара, да и правильно сделали. Они были временным явлением и актуальными лишь тогда, так сказать, на злобу дня.

— А как получилось, что известный сценарист переквалифицировался в киноактеры?

— Я никогда не был кинозвездой! Все происходило очень просто. Мне звонил какой-нибудь кинорежиссер и говорил: «Две звезды я уже утвердил, а третью бюджет фильма не позволяет — помоги сэкономить». Меня использовали как расходный материал, ведь я домовитый колхозник, который понимает смысл слова «экономить».

— А еще вы работали журналистом…

— Поскольку я человек пишущий, меня позвал Владимир Яковлев в журнал «Столица». Я с удовольствием согласился, потому что платить обещали хорошо, а я как раз только женился и хотел делать супруге дорогие подарки. Журналистика мне нравилась, со временем даже пристрастился к ней и перешел в холдинг «Совершенно секретно». Писал много: вел свои колонки, публиковался в журнале «Деловые люди». Позже сделал вывод, что это все-таки не мой формат. В любой работе должен быть импульс, а без него дело бессмысленно.

— Где журналистика, там и PR. Согласны?

— В сумасшедшие 90‑е я был соучредителем «Агентства политических новостей». Мы занимались черным пиаром и работали на разные политические партии, иногда даже конкурирующие между собой. Вот это было творчество! Война настоящих пиарщиков! А сейчас PR похож на борьбу за право поцеловать в нижнюю часть спины начальствующий чин.

— Видимо, понаблюдав со стороны, вы посчитали целесообразным заняться политикой?

— Меня пригласили возглавить партию «Кедр», и я согласился, опять же из меркантильных соображений. Я бесконечно далек от «Гринписа», но мне очень понравилась зарплата. Конечно, без острой надобности я не стану калечить дерево, но все-таки человека считаю царем природы.

— На этом ваша политическая деятельность не закончилась?

— Потом я баллотировался в депутаты Тушинского района. Я призывал людей голосовать не за меня, а за своего. Разочаровался в политике после того, как аналитическая комиссия при повторном подсчете голосов по итогам выборов обнаружила, что 90% голосовали не за того, кто победил, впрочем, и не за меня. Вообще, мне эта среда не нравится — низкооплачиваемый труд и нервотрепка.

— Но это же не повод впадать в крайности? Вы неожиданно для всех подались в священники!

— Почему неожиданно? Я всегда был набожным человеком. Правда, покрестился только в девятом классе и после этого у кого-то из одноклассников украл Библию. Она со мной уже 25 лет, и я не знаю, кому ее вернуть.

— Так что в итоге побудило вас принять сан?

— Началось все с того, что я пошел в церковные служки: по выходным и праздникам свечи носил, алтарь убирал — мне нравилось. А потом познакомился со среднеазиатским митрополитом Владимиром. В один прекрасный день он сказал, что мне пора становиться настоящим священником. Мое решение было спонтанным, я уехал на семь месяцев в Азию, принял сан, отслужил положенный срок и вернулся в Россию.

— А как же карьера? Получается, вы пожертвовали всем ради богослужения?

— Карьера как таковая меня никогда не интересовала. Карьера вообще вещь относительная, она дает одну возможность — самореализоваться, в моем случае — делать кино. В чем-то ограничивать себя мне не приходится, я и до принятия сана порнографию не писал.

— Как человек меркантильный, признайтесь, богослужение — прибыльное дело?

— За пять лет службы в церкви я получил около десяти тысяч рублей. И то я эти деньги брал в исключительных случаях, в период особой голодовки. Естественно, мой основной заработок — создание сценариев.

— На церковную тематику писали сценарии?

— Писал, более того, хотел сделать ежедневный сериал про святых: 365 серий и в каждой про святого, которого в этот день чествуют. Я считаю, что история России — это не история каких-нибудь политических реформ, а история отдельно взятых личностей. К сожалению, идея так и не нашла поддержки.

— А за какие заслуги вы получили награду в Кремле?

— Я был священнослужителем в Косово, вместе с патриархом снимали Пасху во время бомбежки. Тема на самом деле щекотливая, я так и не понял, за что меня поощрили: то ли за реальные действия, то ли за молчание. К тому же я числился в Управлении делами в Кремле.

— Вам вручили часы — говорят, очень дорогие.

— Это абсолютно бестолковый хронометр, сделанный скорее всего на заводе «Полет». Соскабливать с него золото или выковыривать сапфиры как-то глупо. Для чиновников это дорогая вещь, но с точки зрения живой ценности — мелочь. Я эти часы никогда не носил, периодически пыль с них стираю — берегу на старость. Когда впаду в маразм, одену их на руку — они будут блестеть и отвлекать меня от мыслей о скорой кончине. (Смеется.)

— Вы хорошо представляете себя в старости?

— Начало мудрости — память о смерти. Я буду вредным, визгливым стариком, который кричит на пробегающих внуков: «Ты кто?» Внуков должно быть много, если все пойдет, как я запланировал, то минимум шесть.

— Расскажите подробней о своей работе в Кремле.

— Меня пригласили заняться выпуском двух изданий. Это были уже разработанные проекты, но я их раскритиковал в пух и прах и сказал, что тот, кто придумал названия, — недалекого ума. Оказалось, идеи принадлежали начальнику, но он неожиданно согласился с моими замечаниями. Так я стал заместителем директора по связям с общественностью, а затем директором. Честно говоря, работа эта пустая какая-то, даже зарплату неудобно было получать ни за что.

— Правда, что священники — хорошие психологи?

— Топ-менеджер одной очень крупной компании предложил мне как-то организовать кабинет психологической разгрузки. Тем более что у меня образование психолога, и я посещал семинары по гипнотерапии. У русских такой менталитет, что здоровый человек не станет копаться в себе перед посторонним, будь у того хоть десять дипломов. А к священнику совсем иное отношение. Разница очевидна: на исповеди с тебя номинально или фактически снимают грехи, а при общении с обычным психологом — нет.

— И что же вам помешало там работать?


— Моя собственная неосмотрительность. Журналистов вообще нельзя дразнить лишней информацией. Перед подписанием контракта мне позвонили из одной деловой газеты и спросили про иеромонаха отца Филиппа, который начал заниматься бизнесом. Я долго объяснял, что Филипп зарабатывает на приход. А под конец взял и ляпнул: мол, ничего здесь такого криминального нет, я вот тоже договариваюсь. На следующий день вышла статья, где не было ни слова об отце Филиппе, зато обо мне такое… Естественно, после этого вопрос о приеме меня на работу был закрыт.

— А кто из значимых персон приходит к вам исповедоваться?

— Насчет исповедоваться — как-то не деликатно. Лучше так: благодаря кому я еще не умер с голода. В моем кругу общения очень разные люди, даже не православные.

— Часто выходите в свет?

— Нет, это не для меня. Только к своим друзьям, например к Гарику Сукачеву, Саше Скляру, Сереже Мазаеву. Миша Ефремов вообще кум — он крестил мою дочь Анфису.

— Давайте поговорим о вашей работе телеведущим.

— Именно тогда я разглядел все подводные камни в работе на телевидении. Внутри редакции программы «Канон» атмосфера была страшная: не выплачивали зарплату. На моих глазах редактор упал в голодный обморок (а мы все-таки не в Африке, и на дворе не 30‑е годы). У оператора умер ребенок, и он хоронил его в ящике из-под стола. Мне же платили исправно, но я просто не мог смотреть на происходящее сквозь пальцы. В результате разругался с начальством и ушел.

— Многие открывают свой бизнес. Вы не думали создать собственную киностудию?

— У меня была своя киностудия, которая обернулась настоящим крахом. На это проигрышное дело меня спровоцировали друзья. Они хотели использовать мое уже известное имя, пророчили успех. В итоге — два потерянных года и разочарование моих вдохновителей в кинематографе.

— Почем сценарий от отца Иоанна?

— От нуля до бесконечности. Создать сценарий не значит его продать. Бывает, что пишу просто для хороших знакомых. Только по одному моему сценарию не снят фильм.

— Чем занимаетесь в свободное от работы время?

— Охочусь. Правда, мне нельзя убивать животных, да и жалко их. Я по верхушкам деревьев стреляю. Однажды по воронам стрелял: они купол храма загаживали. И еще, помните, в «Трио из Бельвилля» собака лаяла на поезда? А над нашей дачей самолеты пролетают. Так я, как заслышу знакомый звук, выбегаю и открываю пальбу. Конечно, дробь не долетает.

— Творческий кризис вам знаком?

— А какой творческой личности он не знаком? Я обычный среднестатистический человек и отличаюсь, может, только тем, что стараюсь трезво мыслить и себе не врать. С творческим кризисом я периодически веду борьбу трудом. Работа — лучшее лекарство. Несмотря ни на что, нужно работать.

Фото из личного архива Ивана Охлобыстина