Цитата сообщения Лиян Укрощение строптивых

Я вам сейчас скажу за педагогику, потому что я всю жизнь замужем, а сейчас доцент. У меня вообще стезя воспитывать и прощать за несуразность замысла. Внутри я простой художник-график, а наверху – простите за компромисс.
Про свою красоту и вечное стремление охудится и растаять в небесных далях – умолчу деликатно, и так всех задолбала речевыми штампами и всхлипываниями женщины предпенсионного периода. (Хотела было написать «бальзаковского возраста», но решила, что чересчур вульгарно, а так – размыто, и можно начало этого периода обозначить сразу после выпускного бала в средней школе).
Я к чему такое жесткое вступление написала – сугубо для устрашения и чтоб все задохлись от испуга.
Я тут студенческую группу усмирила на прошлой неделе, жестко так, в духе художественного фильма «От заката до рассвета» часть вторая, детям до 16.
В середине семестра вторгаться в учебный процесс примерно то же, как попросить у сержанта ГБДД его косметичку показать. То есть драйва нет, а риску много.
Я когда зашла в аудиторию, студенты сидели вальяжно и попивали кофе. Я не против напитков, но не во время лекции. Я вообще старомодна и помню похороны Брежнева. Через сорок минут пришло еще полгруппы. Они сделали небрежный жест, чтобы я продолжала и стали отсылать СМСки.
- Хрен по деревне, два по селу, - сказала я иносказательно сама себе, а им озвучила, что люблю дисциплину и порядок. Эти новые слова произвели на малолетнюю богему впечатление, и они посмотрели на меня внимательнее. Я поправила кружевную розу на жабо и приняла агрессивную позу. Мои округлости несколько смягчили жесткость замысла и смазали эффект. Я еще хотела сказать что-нибудь пафосное, типа, ну кто еще хочет комиссарского тела, но засомневалась а аутеничности фразы, потому что в расчетном отделе бухгалтерии я обычно спрашиваю «кто еще хочет комиссарской крови?», когда скорбно гляжу на листочек с цифрами зарплаты. В общем, чтобы не запутаться, я пообещала студентам, что в следующий раз не впущу опоздавших, и рыкнув как лев (оба-на, ну как сказано!!!), гордо удалилась на кафедру.
Доцу больше везет в педагогике, у него вид суровый и взгляд холодный. Зато я сильно пугаю людей неожиданностями.
На следующий день я написала большое объявление «Не стучать! Идет лекция!» и закрыла аудиторию на ключ. Часть группы, что пришла вовремя, уже ничего не прихлебывали и лихорадочно строчила в своих замусоленных тетрадках некоторые мои мысли.
За дверью послышалось сопение и царапанье. Стучать они не решались. Чувствовалось, что учащиеся тянутся к знаниям, но дверь мешает. Я старательно делала вид, что увлеклась процессом, и хоть трава не расти, потому что горю чистым пламенем посева доброго и вечного в незрелые души соплеменников. Сопение усилилось, краем глаза я увидела, что под дверью что-то ползет. Это была записка А-4 формата с текстом:
«Простите нас.
Впустите нас.»
«Впустите их, они больше не будут!» - взвыла группа, чуткая на политический момент. Я изобразила добродушие диктатора, и открыла дверь. Народ ползком добрался до своих мест и застыл идолами острова Пасхи. Я машинально повернула ключ в замке, закрыв дверь, и продолжила. Тишина звенела. Опять послышались шорохи и сопенье за дверью.
«Этих не впущу!» - решила я лениво.
Тут дверь неожиданно распахнулась. На пороге стояла делегация. Замдекана, двое преподов, завхоз и две уборщицы с швабрами. Они держали швабры наперевес и были готовы вступить в схватку.
- А чем вы тут занимаетесь, почему дверь закрыта? – шепотом спросил замдекана.
Я хотела сказать изящно, что, мол, оргиями занимаемся, но вовремя вспомнила о присутствии учащегося контингента.
- Закрылась для поддержании дисциплины, чтобы не опаздывали и не выходили по пустякам во время пары, - тоном опытного вояки отрапортовала я.
Делегация упала в извинениях и закрыла нас снаружи.
По окончании пары студенты потянулись ко мне как нежные зеленые стебельки к лампе дневного света. Они задавали вопросы и демонстрировали скромность и почтительность. Неожиданно я заметила ровную шеренгу около двери.
- Чего стоим? – спросила я демократично.
Самый отважный сказал смело: «Извините нас пожалуйста, а Вы не могли бы открыть дверь, если, конечно, можно…»
Благородным жестом я повернула ключ и отпустила народ с миром.
В опустевшей аудитории я украдкой подтянула колготки и мысленно сравнила себя с Песталоцци. Ну ничего так я, ничего так…