Схватив за ухо, дед потащил меня через сени в горницу, на ходу расстегивая ремень…. Ожидая справедливого наказания, я не сопротивлялся, и покорно трусил за дедом, волоча за собой рюкзак.
За накрытым столом сидела бабка, и, причитая и охая, глотала какие-то пилюли. Увидев меня, она соскочила с табуретки, и, отодрав от деда, прижала к своей необъятной груди. Надо заметить, бабка моя была женщиной в теле, поэтому через несколько секунд я начал задыхаться в крепких объятьях, и, пытаясь избежать слюнявых поцелуев, коими щедро меня одаривали, начал пятиться.
- Внучек ты мой ненаглядный, дитятко ты моё любимое…
- Ну хватит мать, большой уже, нечего с ним цацкаться, выпороть как сидорову козу, и дело с концом.
- Да ребенок то с утра не ел, голодный, небось, завтра успееться…. Садись, я тебе тут щец наварила, картошечки, молочка со сметанкой.
Усадив меня за стол, бабка начала лихорадочно срывать салфеточки с приготовленных блюд, не успевая нахваливать свою стряпню. Есть не хотелось, но отведывать ремня и подавно, поэтому изобразив волчий аппетит, я заталкивал в рот все, что мне заботливо подкладывали в тарелку.
Спать мы легли под утро, когда в соседних дворах запели петухи. Уплетая за обе щеки бабкины щи, я, не переставая рассказывать о своих приключениях, поглядывал на деда. Дед, разморенный медовухой, уже клевал носом и благодушно трепал меня за вихор. Забравшись на гору подушек и сладко зевнув, я понял, что наказания удалось избежать. Согреваясь сей мыслью я заснул.