Интересно пишет В.Ф.Тендряков о 30-х годах 20 века!!о том хаосе что творился в те времена!Открыл недавно этого писателя на уроке литературы!
взял книгу в библиотеке!даю цитату из одного полюбившегося мне очень его произведения "Хлеб для собаки" про времена коллективизации и нищеу и голод куркулей!!
"...Первое потрясение, куда более сильное, чем от куркульской смерти, я
испытал от тихого уличного случая.
Женщина в опрятном и поношенном пальто с бархатным воротничком и столь
же опрятным и поношенным лицом на моих глазах поскользнулась и разбила
стеклянную банку с молоком, которое купила у перрона на станции. Молоко вы-
лилось в обледеневший нечистый след лошадиного копыта. Женщина опустилась
перед ним, как перед могилой дочери, придушенно всхлипнула и вдруг вынула
из кармана простую обгрызенную деревянную ложку. Она плакала и черпала лож-
кой молоко из копытной ямки па дороге, плакала и ела, плакала и ела, акку-
ратно, без жадности, воспитанно.
А я стоял в стороне и - нет, не ревел вместе с ней - боялся, надо
мной засмеются прохожие.
Мать давала мне в школу завтрак: два ломтя черного хлеба, густо нама-
занных клюквенным повидлом. И вот настал день, когда на шумной перемене я
вынул свой хлеб и всей кожей ощутил установившуюся вокруг меня тишину. Я
растерялся, не посмел тогда предложить ребятам. Однако на следующий день я
взял уже не два ломтя, а четыре...
На большой перемене я достал их и, боясь неприятной тишины, которую
так трудно нарушить, слишком поспешно и неловко выкрикнул:
- Кто хочет?!
- Мне шматочек, - отозвался Пашка Быков, парень с нашей улицы.
- И мне!.. И мне!.. Мне тоже!..
Со всех сторон тянулись руки, блестели глаза.
- Всем не хватит! - Пашка старался оттолкнуть напиравших, но никто не
отступал.
- Мне! Мне! Корочку!..
Я отламывал всем по кусочку.
Наверное, от нетерпения, без злого умысла, кто-то подтолкнул мою руку,
хлеб упал, задние, желая увидеть, что же случилось с хлебом, наперли на пе-
редних, и несколько ног прошлось по кускам, раздавило их.
- Пахорукий! - выругал меня Пашка.
И отошел. За ним все поползли в разные стороны.
На окрашенном повидлом полу лежал растерзанный хлеб. Было такое ощуще-
ние, что мы все вгорячах нечаянно убили какое-то животное.
Учительница Ольга Станиславна вошла в класс. По тому, как она отвела
глаза, как спросила не сразу, а с еле приметной запинкой, я понял - она го-
лодна тоже.
- Это кто ж такой сытый?
И все те, кого я хотел угостить хлебом, охотно, торжественно, пожалуй,
со злорадством объявили:
- Володька Тенков сытый! Он это!..
Я жил в пролетарской стране и хорошо знал, как стыдно быть у нас сы-
тым. Но, к сожалению, я действительно был сыт, мой отец, ответственный слу-
жащий, получал ответственный паек. Мать даже пекла белые пироги с капустой
и рубленым яйцом!
Ольга Станиславна начала урок.
- В прошлый раз мы проходили правописание... - И замолчала. - В прош-
лый раз мы... - Она старалась не глядеть на раздавленный хлеб. - Володя
Тенков, встань, подбери за собой!
Я покорно встал, не пререкаясь, подобрал хлеб, стер вырванным из тет-
ради листком клюквенное повидло с пола. Весь класс молчал, весь класс дышал
над моей головой.
После этого я наотрез отказался брать в школу завтраки.
Вскоре я увидел истощенных людей с громадными кротко-печальными глаза-
ми восточных красавиц...
И больных водянкой с раздутыми, гладкими, безликими физиономиями, с
голубыми слоновьими ногами...
Истощенных - кожа и кости - у нас стали звать шкилетниками, больных
водянкой - слонами.
И вот березовый сквер возле вокзала...
Я кой к чему успел привыкнуть, не сходил с ума..."
изучаем егО теперь самостоятельно!!