Эти зимние ослепительные утра, когда белый солнечный свет проникает во все углы, выжигает сетчатку глаза, я их не переношу. Я в них камерно мучаюсь и жду, пока наступит вечер.
Можно лечь на диван, натянуть непроницаемо черную повязку для сна, повернуться спиной и притвориться, что сейчас лето, и детский смех, гулко летящий вверх и отражающийся от стен, признак того, что за окном тепло и желто-зелено.
Пытаешься уснуть, почти проваливаешься, но не получается спать днем, больше не получается спать днем, что-то внутри ворочается и мешает, мне больше негде прятаться, понимаете, от себя больше негде спрятаться, надо бежать, решать что-то, сворачивать горы и рушить города, мне здесь не нравится, и я хочу что-ибудь изменить уже наконец. Компьютер включается автоматически, выработанным движением, условным рефлексом, гудит пятнадцать минут, показывает мне россыпь окон и пригоршни чужих слов, в колонках бьется звук, отдается в голове, а потом выключается и идет к черту.
Пятнадцать минут тишины как понимание того, что больше то сейчас идти и некуда. пять часов, маршуртка, десять остановок и переулок, а за окном снежно, скользко и слишком, слишком бело, что бы куда-то уйти, и мама названивает через каждые пол часа, что бы долго и медленно, с большими паузами, повторять одно и то же по десять раз,пятнадцатиминутная проверка на то, точно ли я не наркоманка и вдруг у меня что-то случилось, а у меня ничего не случилось, ровным счетом ничего, кроме отвратительной зимы, и я сижу только на кофе и сигаретах. Я снова включаю эту адскую машину и прихожу сюда, где мне нечего, собственно, больше рассказать, печатаю что-то на скорую руку и продумываю план уничтожения мира.
Куда бы мне деться.