Так сложилось, начинающие журналистки призваны умирать каждый день. В их сутках должно быть минимум 48 часов, но поблажек нет и не будет, и они отрабатывают свою "пятилетку за 2 года".

Они почти не спят, разговаривают на разные интеллектуальные темы, ходят в кино, школу, на выставки, курсы в книжные магазины, кафе, словом, стараются узнать побольше и быть в курсе самых последних событий.

Эти прекрасные девушки кутаются в шарфы и обязательно напишут о том, что такого мороза в Москве давно не было. Еще они обязательно напишут эти тысячи давнообещанных статей, помирятся с редактором, прорешают кучу вариантов ненавистных ЕГЭ, сходят с подругой, которую не видели с прошлого лета, в кафе, посмотрят и прочитают те замечательные отрекомендованные им книги, поообещают себе сильно не переживать и все успеть. 

Они смеются, когда не могут вспомнить общеизвестные цитаты русских классиков.

Они плачут, матерятся и бесятся от бессилия, когда к их  нерешенным проблемам прибавляют новые, более серьезные.

Их вечная тема - это поступление. В 7 утра, не спав всю ночь, они обсуждают проблему понимания правила написания суффиксов в причастиях.

Девочки читают миллиарды текстов, в их сумке всегда есть пара журналов и книг русских классиков XIX-XX века.

Они очень боятся и смеются в лицо своему страху. А  боятся они одного - НЕ поступить на журфак МГУ.

Они очень хорошие, эти начинающие журналистки. Просто дайте им время.

 

Самое лучшее, что есть - это бродить в одинокой квартире босыми пятками по кафелю и оттягивать вниз широкую майку, прикрывая голые ноги, когда тянешься за конфетами на верхней полке.

 

В колонках играет - Joshua Radin - Winter

 

Я окружаю себя красивыми и интеллигентными подругами, пью кофе и глинтвейн в недорогих кафешках. Мы болтаем о книгах, кино, беззастенчиво обсуждаем знакомых, заливисто смеемся и рассуждаем о жизни.
Три раза в неделю я прохожу по искрящемуся центру Москвы, наблюдая снежинки в отсвете ярких фонарей. Желтый дом на Моховой с вечной толпой у входа кажется таким родным и знакомым.
Я теряюсь в книжных, листая страницы гениальных сентиментальных книг.
Мои пухлые угги топчат редкий, но такой долгожданный белый снег.
По выходным я чувствую себя героиней рождественской мелодрамы.
В воздухе сплетаются золотые нити, невесомые, они создают орнамент моей воздушной зимы.
Эта теплая эстетика моего бытия греет лучше кашемирового свитера.

 

 

Я птица-лекарь. Я летаю от одного к другому, исцеляя раненых. Я приму под свое крыло, когда увижу страждующего.

Я улечу с первыми признаками улыбки. Когда-то мне скажут спасибо и напишут обо мне заметку в журнале о самых инфантильных пернатых. Но я не из тех серых голубей, гоняющихся за славой, я вполне себе скромная пичушка, и меня не надо откармливать просом, чтобы я разрешила вам посадить меня на плечо и попросить о помощи.

Я не проходила стажировки у доктора Айболита, но точно знаю, что от слез помогают объятья, от отравлений здешним затхлым воздухом - свежесть утренних прогулок за руку, от глубоких и надломленных ран - нежное чириканье и заботливое крылышко рядом.

Я легкая птаха, я почти не касаюсь этой земли и постоянно чирикаю. Это не от пустоголовости, это от головокружительной теплоты.

Я такая наивная и нежная для этого города. Москва, прости, я прячусь от твоих радаров. Я не хочу в клетку. На птичий рынок - тем паче.

 

Тссс... Иди на полупальцах. Важно соблюдать тишину. Ни звука. Иначе ты их разбудишь.
Заглядывай им в лица. Дыши медленно. Ползи по стенке.
Ты же знаешь, неверный шаг - и тебе крышка. Да, мой милый друг, тебе крышка. Так что будь осторожнее.
А ведь ты всю жизнь хотел на них посмотреть. Мечтал оказаться настолько близко. Что если бы та старушка не забыла бы ключи, ммм? Та старая женщина в ватнике и платке? Думаешь, сам бы пробрался?
Тебе слабо. Ты был слабым всю свою жизнь. Ах, ты будешь спорить. Наивный. Лучше просто молчи. Глотай воздух.
Чувствуешь свой пульс? Твое сердце швыряет от легкого к легкому. Успокойся. Они не любят нервных. Я тоже.

А ты такой смешной. Напуганный. Вчера ты пел мне песни о бесстрашии, а теперь - посмотри на себя... Ну да, забыла - ты же не можешь.
Ты озираешься по сторонам. Ищешь выход. Как пятилетний заблудившийся ребенок. Очнись, тебе уже 20.

Черт, ты явно себе билетик на небеса прокомпостировал. Там, говорят, таких как ты без очереди пропускают. Представь - толпы старых, молодых, безумно красивых, уродливых, с амбициями и без спокойно ждут, а ты врываешься с ужасом из прошлой жизни в глазах и прерывисто дышишь. Такого кто угодно пропустит. Но сколько о тебе будет разговоров...

Да какого черта?! Нет, только не падай! Только не закрывай глаза! Все хорошо. Не смотри на меня так извиняющейся. Кто сказал что я плачу? Я совсем не плачу. Я... Черт, прости. Я не хотела всего этого. Я говорила какую-то чушь, прости, прости, прости, слышишь?! Почему ты такой бледный? Там же просто царапина. Это на рубашке пятно кажется таким большим. Все хорошо. Потерпи чуть-чуть. Я скоро.


Клюква. Твоя кровь как клюква. Я же говорила - будь осторожней... Теперь поздно... Остекленелым глазам слова ни к чему...

День нестерпимо напоминает ночь. Цвет неба и количество сна дают о себе знать.
Спать не хочется. Хочется встретить рассвет. За руку. В оранжево-ванильном небе.
Вместо этого просматриваю давно желанные быть мною увиденными фильмы. "Наука сна", "Гуд бай, Ленин!", "Песни со второго этажа", "Влюбись в меня, если сможешь", "Беги, Лола, беги". А ты говорил, что я не разбираюсь в кино.

Днем - путешествия по давно проложенным маршрутам. Желательно под землей и в старом вагоне. Да, мне совсем нечем заняться.

Помню только один момент животной радости за всю неделю: молнии в подозрительной близости от меня, гром, светло-оранжевое небо пастельных тонов, красные кирпичные дома моей набережной от фасада до шпилей перекрашены странным солнечным светом до неузнаваемости, проливной дождь крупными каплями расписывается на длинной серой майке, волосы медленно превращаются в водяные струйки. Это было "счастье в чистом виде. Грубое, природное, вулканическое. Это было лучше всего." (с) Влюбись в меня, если сможешь
 
****
Физическая боль на удивление почти заглушила моральную.

Жадно поедаю грейпфруты. Говорят, полезно. И моя аллергия на полезное совсем не смущает.

И все это чудовищная прозаика. Бездарность, кризис жанра, банальная человеческая лень и неуверенность в своих силах. Иногда, бывает и так.

Когда я с тобой, я себе не нравлюсь. Совсем. Ни грамма. Если только внешностью. Ну да и она не спасает.

Ты со мной совсем не такой, каким мог бы быть, каким я того заслуживаю. Зачем? Хотя и я хороша - при тебе мои мысли путаются, улыбка исчезает с лица, и я вся - нервный комочек, который даже в минуты редкого веселья смеется нервным смехом. Наверное, это тебе бумерангом. Мы с тобой превращаемся в двух надменных, пафосных и вычурных людей, нас тошнит от самих себя, потому что мы знаем, что внутри у нас - прекрасная тонкочувствующая душа, переполненная романтикой и тягой к прекрасному. Но мы продолжаем играть. Я - чтобы только ты не догадался, потому что не привыкла бегать за парнями и делать первый шаг, ты - либо потому что тоже не привык, либо тебе это не нужно. Или я тебя не правильно разгадала?

А ведь со мной такое впервые. Я в первый раз так сильно огорчаюсь из-за резких замечаний, колких фраз, какого-то непонятного то ли безразличия, то ли излишней боязни и скромности. Мне так сложно тебя понять, трактовать твои улыбки и взгляды, сопоставлять с другими. Нужно ведь просто проще к этому относится. А у меня не получается. Не выходит. Третий месяц подряд.

Раньше ведь все было понятно. "Красавица, будешь моей?" - "Да запросто!". Пара улыбок, влюбленные глаза, приподнятое настроение, самооценка граничит с завышенной, девочки выслушивают рассказы о том, какой ОН, тот самый ловелас, так ловко уместившийся в графе "семейное положение", замечательно нежный и обаятельно красивый. И в моих глазах тысячи солнц, и каждое греет его, а иногда обжигает, оставляя ожоги.

И никто никогда и не говорил, что это любовь. Нет, просто мне с ним хорошо. А если хорошо, то зачем скрывать, зачем изображать стерву и высокомерно поглядывать на него вниз, с высоты своего позолоченного трона? Я же не такая. Я милая, добрая, нежная. Я чудо. Мне об этом говорили, и я думаю, не соврали.

Но только не для каждого. Только для того, кто мной наслаждается. Кто готов смотреть так, чтобы я верила, что я - самая настоящая и самая счастливая девушка. Для этих взглядов, диалогов, для всего этого совсем не нужна никакая любовь, достаточно просто очень-очень много симпатии, какого-то человеческого понимания, готовности делать человеку приятно - безвозмездно.

А ведь мои друзья кричат "К черту любовь!". И ведь они возможно правы. Может, и мне стоит вступить в их ряды, взять в руки свой транспорант и побежать вперед, навстречу недолгим встречам с ненужными мальчиками, раздаривая себя на право и на лево, не растрачиваясь понапрасну, на прощание говорить: "Ты замечательный", и слышать в ответ "Ты тоже чудо, детка". Без номеров, трогательных сообщений и общего зонтика в дождь. Так, говорят, вполне можно жить.

Но почему-то не хочеться. А хочеться только тебя. Хочется твоих улыбок, подмигиваний, шуток, объятий. Хочется чтобы ты беззастенчиво заигрывал, веселил, целовал. И никакая это не любовь. Не переживай, пожалуйста.

   Ты должен знать - я уехала из этой асфальтовой сказки для провинциалок. Уехала чтобы перестать со скоростью звука обновлять твою страничку. Чтобы не ждать удивленных взвизгов от ICQ с твоим ником на окошке. Так проще. Проще умереть в этой цифровой реальности на несколько недель, умереть для тебя, но воскреснуть в лучах вечернего июньского солнца, сидя на еще теплом парапете балкона.

   Ты должен знать - я уехала в пансионат. Нет, не для "благородных девиц" - я слишком не похожа на этих одинаково-засыпанных пудрой ровно-прокрашенных Снежных королев. Я позволяю себе добро улыбаться глазами, носить широкие, джинсовые, специально драные шорты и сидеть как мне вздумается, не делая из своей спины идеально натянутую струну. Я всё-таки слишком на них не похожа. Меня бы туда не взяли.

   Но я нисколько не жалею. Я здесь, за 6 км от шумного города, в окружении бабушек и их внуков, и здесь все по-новому.

    Здесь все по-новому. Я не рассматриваю редких прохожих, оценивая насколько их обувь подходит к верхней одежде, не слушаю песни поагрессивнее на полной громкости почти сломанных наушников, как делаю это в тесных вагонах метро, я даже не опаздываю на завтрак-обед-ужин, что тебя безумно удивило бы, зная, как я люблю оправдания безвольных-вечно-непунктуальных: "15 минут - не опоздание!"

  

   Мой балкон выходит на дамбу, кусочек леса и просторное поле. Впрочем, как и остальное n-ное количество балконов этого санатория. После обеда на нашу сторону выходит солнце и я спешу растянуться на пледе на самом краю парапета с книжкой, плеером и в купальнике, рискуя при любом неосторожном движении оказаться на траве. Нет-нет, даже не думай, что я суицидничаю или собираюсь вечером пить шампанское – я люблю жизнь и не верю в эту пословицу. Здесь, конечно, есть пляж, но я на него совсем не тороплюсь – зачем мне неудобный пластиковый лежак и надувные батуты, спущенные на воду? Там бы  я себя обычным отдыхающим “all inclusive”, выезжающим с семьей куда-нибудь на море в Турцию-Грецию-Хорватия раз, а может и дважды, в год (смотря как с деньгами повезет), постоянно наполняющим свою тарелку ВСЕМ, что есть на шведском столе, даже когда и есть-то особо не хочется, не забывая при этом исправно скупать дешевые сувениры, перемешанные на прилавках с жвачкой, разнообразными конфетами, кремами для загара и шлепками на любой вкус.

 

   Здесь же нет этой коммерции. Здесь все настоящее, щемяще-родное, как в рассказах Куприна. И именно поэтому я продляю путевку, оттягивая этот почти обязательный момент почти радостной встречи с почти самыми лучшими друзьями: «Привет! Да, вернулась! Просто шикарно, а вы как без меня?» Как это ни странно, я устала вытягивать губы в дежурную улыбку. Там, в  шумном городе, это негласное правило всех с виду счастливых барышень. Здесь же эта натянутость мне совсем не к лицу.

 

   Ты должен знать – я приехала сюда забыть о твоем существовании. Наверное, именно поэтому ты так плавно дрейфуешь из сна в сон, каждый раз меняя пароли и явки.

   Ты должен знать – я все равно к тебе вернусь.

    Ее глаза изумрудного цвета пытались уследить за его молниеносными движениями. Он создавал новый мир. Создавал танцуя. Его земля покрывалась высокой травой, из нее поднимались новые люди счастливой эпохи, их волосы были сплетены во множество тугих узлов, они улыбались друг другу и гладили ручных диких животных, спокойно лежащих на раскаленных от солнца камнях. Где-то там, в его мире, в саване пробуждались львы, а растаманы выстукивали на бубнах этнические ритмы. Где-то там, в лучах заката, он танцевал под эти звуки, чувствуя шелест каждой травинки под своими ногами. Он казался юным и свободным.
    Она же создавала свой, непохожий на его мир, перелистывая пожелтевшие страницы старых чердачных книг. В ее мире жили солнце, доброта и улыбки. Прохожие ее мостовых улиц дарили друг другу теплые взгляды, мужчины были верными, женщины были влюблены и счастливы. Они назначали встречи у фонарей, горящих теплым спокойным светом, и гуляли всю ночь по портовым набережным, слушая приглушенный перебор итальянской гитары. Где-то там, в тихих уголках своей планеты, она читала романы и качалась на качелях. Она была красивой и влюбленной.
    Однажды они встретились. Оба спешили по своим делам: он искал яркий триколор, она - лепестки роз. Спускаясь со своих высот, они оказались на блестящем от дождя асфальте, в сером, прохладном февральском дне. Обменявшись взглядами, она улыбнулась его странной прическе, он - ее наивному блеску глаз. Дела потеряли свой вес, важным оставалась только их неожиданная близость. Потеряв счет минутам, они не замечали, как их миры срастаются, превращаясь в шумных огромный город с не очень приветливым населением свыше 10 миллионов.
    В этом городе мало осталось от их миров, и каждый винил другого в своей потере. Она решила никогда с ним больше не встречаться, он - делать вид, что она ему безразлична. Но пути назад не было, и они остались здесь, до сих пор ища в этом городе капли доброты, любви и свободы и стараясь не вспоминать тот пасмурный февральский день.

В колонках играет - Linkin Park - 1stp Klosr


В моих руках набор садиста: кипящее масло чужих эмоций, кровавые строки "никогда не смогу быть с тобой" и набор иголок с дружеской заботой на острие, для сердца. Я - садист поневоле. Я плачу, смотря на пытки каждой жертвы, а они все корчатся и просят одного - любви.

В колонках играет - Михей и Bad Balance - Тихо тают дни

У каждого человека есть заранее заданный блок настроений, чувств и состояний, эдакий жизненный шорт-лист, осуществление которого жизненно необходимо. Любовь, например, обязательно чистая, светлая и навека. Или радость, как будто из детства. Для кого-то - улучшенный последними технологиями внешний вид.

Но в этот список не входят такие дополнительные бонусы, как талант, претензия на гениальность, творчество. Они все равно что дополнительное ускорение в классической "змейке" - действительно пригодятся лишь единицам.
Очень ловким и опытным единицам.

В колонках играет - Norah Jones -




Я гуляла с ним. Мы проходили мимо мужчины, в старом синей ватнике, выхваченном из архива Союзов, с опухшим бардовым лицом, и он шепнул мне: "Пойдем быстрее... Этот сейчас опять будет милостыню просить." Внутри дрогнуло, перевернулось и встало совсем не на место чувство жалости. Я вся сжалась внутри, хотелось быть маленькой, незаметной, только бы не встретится глазами с тем, кого указывают в статистике бездомных и обездоленных. Но продолжала смотреть. Не могла вытянуть себя из этой воронки, будто питалась горем. Чувствовала что-то острое, горькое, невписывающееся в мою жизнь маленькой девочки.
Потом вдруг вспомнила о приличиях, тех самых, заставляющих отводить глаза. "Невежливо рассматривать незнакомцев" - спасибо, мама, твои слова сейчас так кстати. Странно думать о приличиях, когда перед тобой пытается идти, покачиваясь, образец боли и страдания.


Я же не шла, я просто бежала от примера не вполне справедливого естественного отбора, вцепившись в руку попутчика. Внутри мне кричали: « Смотри, смотри, это их приговорили быть слабыми в глазах людей, оставили живым напоминанием о страданиях, но они сильнее, они борются за жизнь, когда многие бросаются из окон, обезумев от своей мнимой любви",- но я делала вид, что все хорошо.
Я бежала дальше, даже пыталась рассмеяться, когда споткнулась и чуть не упала с риском разбить руки в кровь. Я видела шикарное стеклянное здание, хвалящееся своим блеском в лучах полуденного солнца, оборачивалась и натыкалась на развешанные на кустах матрасы, ворохи грязной и старой одежды, найденной в ближайшем стоке отбросов, протертые полиэтиленовые пакеты с изображенной на них брюнеткой, разложенные белые простыни, трамвайную линию и надпись "осторожно, листопад".
Я не старалась понять, почему так, я просто чувствовала себя виноватой. Виноватой за свои мелочные проблемы, за свое нытье, за мысли о том, что моя жизнь ужасна.
И каждый раз, видя как в снегопад старушка в платке стоит на коленях, опустив голову, видя трясущиеся ссохшиеся руки, протянутые в нашептываемой просьбе, опуская в пластиковый стаканчик с монетами 10-рублевую бумажку и слыша "Благослови тебя Бог, доченька", я хочу забыть о таком чувстве, как вина за свое не ценимое счастье.

Когда в женский день все мужики страны напиваются и начинают активно изображать глазами светофор, я наконец-то понимаю, что не такая уж я и уродина...

В колонках играет - Диана Арбенина - А я слушаю Тома Йорка
...ходят разные мальчики и девочки, одетые в нелепые лоскуты ткани, прикрывая наготу души и несовершенство тела
...всегда есть место лжи, но никогда - искренности
...девушки ходят в кафе, фальшиво смеются и изменяют своим любимым потому что хотят драмы или просто хотят
...парни гордо считают победы, молчат о неудачах, и стараются забыть по-настоящему любимых, а потому далеких
...люди боятся найти себеподобных. А если находят, то перебрасываются парой милых фраз и с ужасом бегут домой, изменять свои микросхемы, вставляя в них новые 100 единиц индивидуальности, 80 единиц самоуверенности и 2 единицы души
...тот, кто молод, старается найти свои яркие краски и вечнооткрытую крышу, а получает лишь угольные бруски и тесные каморки подвалов
...нет никакого единства непохожих. есть глухая стена между до боли одинаковыми персонажами
...люди тратят себя, когда понимают, что превысили допустимый душевный уровень
...так мало свежести
...так мало гениев, но так много психов
...даже романтиков стало много, ведь каждый думает, что романтика - это секс при свечах с постоянной девушкой
...так не хватает тепла, хотя батареи работают исправно

А кто бы спрашивал твоего мнения,а?
С каких пор душу критикуют? Кем ты себя возомнил? Ты не тот, кому я позволю менять свои мысли, мечты, образы и описания. Ты не господь Бог. Не бери на себя титанический труд понять мои мысли и лезть в них с критикой.
Или подрабатываешь в каждой бочке затычкой?

Смотри, надорвешься...

В колонках играет - Placebo - Teenage Angst (Acoustic)

Я стала совсем ручной, домашней. Больше не впускаю когти людям в спину, не фыркаю и даже готова довольно помурчать, если меня почешат за ушком.
Мне нравится портить гладкую шерстку мытьем посуды, царапать ее коготками и замирать перед плитой в ожидании кого-то близкого, кто обнимет, скажет "Спасибо" и обязательно уткнется носом в плечо.

Я теплая и уютная, как чай. В последнее время я пью его слишком много, вместо молока. Пью разный - еживичный, лимонный, с тропическими фруктами и обычный черный с лимоном и сахаром. Пью и понимаю китайцев своим русским кошачьим умом. Обвиваю чашку лапками и смотрю в окно. Жалко, что могу различать только серый, красный, зеленый, синий и желтый. Теряю краски мира и дорисовываю их яркими в воображении. А воображение у меня хорошее. Кошачье.

А после чая я прыгаю на подоконник. Это, конечно, с первого раза не удается, но зато потом я наслаждаюсь своей маленькой победой. Умываюсь. Смешно чешу носик передней лапой. Набиваю мелодию хвостом. Прислоняю подушечки лап к окну, оставляю на нем след, за который потом отругают.

Я странная кошка. Неправильная. Ненавижу рыбу и люблю собак. Царапаю близких и не отвечаю на обиды чужих. Зато у меня смешные ушки и белое пятно на животе.

А хозяина у меня нет. И не будет. Я кошка, гуляющая сама по себе. Я московская, в конце концов, а мы тут не привыкли приручаться.

В колонках играет - KREC - Февраль
   Я честно не искала Любовь. Я положила Ее спать в уголках своего мозга. Убаюкала и успокоилась, как мамочка, чье дитя наконец-то заснуло, отбесившись свои 24 часа за эти сутки. Слушала "Ночных снайперов", вспоминала бывших мальчиков, улыбалась просто так, читала книги, вышивала, покупала проездные в метро, находила уют в посиделках в кафе с подругами.
   А Любви снились сны. Разные и не про меня. Ей снились жестокие и не очень истории, возможные варианты хода событий и некрасивые шутки.
В то же время меня уже искала НЕ Моя Любовь. Она загорала на Шри-Ланке, закрывала сессию в РУДНе и оставляла комментарии к моим фоткам. Злые агенты ФБР выдали Ей номер моего телефона, и Она звонила по ночам, а я молчала в трубку до 6 утра. Она стояла под противным моросящим дождем у памятника Пушкину, я же без зазрения совести с испорченной прической опаздывала на час. Она отвела меня во "Фрайдиз", угостила невкусным коктейлем и постоянно пыталась поцеловать, мои нервы не выдерживали и отказывались передавать сигнал делать то, что мне не хочется. НЕ Моя Любовь обижалась, говорила глупости, а потом смирилась, а я шутила над Ее бредом и очень хотела скушать что-нибудь существенное. Я рассталась с Ней в метро, предпочитая процокать путь домой в компании плеера. Она не обиделась и просила написать, как приду домой.
   А дома я лежала в тишине, слушала лирику, заботливо поправляла одеяльце своей Любви и целовала Ее в лоб. А Она лишь ворочилась и продолжала смотреть свои разные сны не про меня.

В колонках играет - Ночные Снайперы - Лист филь



На далекой планете жил один мальчик. Его все называли Крокодилом, хотя он совсем не кусался и даже сочинял отличные рассказы. Все, кто его видел, думали что это какой-то неправильный Крокодил – слишком добрый, галантный, отзывчивый. Но именно за это его все и любили. И вот однажды Крокодил купил себе пистолет. Он решил, что будет стрелять из него по мухам. Но совершенно случайно вместо мухи он подстрелил ворону, которая несла в клюве банку с вареньем из счастья. Когда подстреленная ворона упала, и банка, выкатившись из её клюва, не разбилась, Крокодил утащил её к себе домой. С тех пор, каждое утро он делится одной ложкой этого варенья с Маленькой Чудесницей, которая живет на соседней планете и сочиняет там сказки со счастливым концом.