Все будет так, как положено, как в этом предсонном мечтомире, который по мере засыпания расползается в разноцветные струи. Там все всегда - по-своему идеальные люди в идеализированных декорациях, там можно ежиться от холода, не испытывая его и умирать, не чувствуя боли, страдать от любви,зная, что все равно она вот-вот окажется взаимной. Я тоже там бывала, пока не стала засыпать так резко, что просто не успевала помечтать, зато теперь, когда я не хочу спать, даже если давно пора, я могу подробно рисовать эти глупые, приторные картинки, чтобы потом просто вытаскивать перед сном одну и не тратить время на созидание новой.
Начинаю с окантовки,которая, конечно же, некоторый ты. Но не тот ты, который герой с мечом на драконе или чародей-волшебник с гипнотическим взглядом и кучей странных привычек, или еще кто-то, подозрительно смахивающий на иллюстрацию. Они все меняются, а ты - константа, почти как я, и я жду тебя гораздо сильнее, чем малолетняя проблядь месячных после спонтанной поебки. Я ради тебя создаю себя и мир заново,и жду,жду,зная,что без тебя у меня ни черта не получится. Максимум - я притворюсь вестерн-девочкой, сидящей у камина в старом заброшенном доме, подпалю веточку и буду крутить восьмерки. Сухой ветер будет безжалостно терзать мое скромное убежище, и ставни будут стонать, и двери скрипеть, и я буду вздрагивать от каждого их скрипа и стона, и это будет прекрасней всего сущего и несущего, потому что - и это всегда так - если я здесь, значит ты в любом случае пришел до меня, и мы уже вместе, и все это - очередная страшная сказка, которую ты мне рассказываешь. Я не умею писать сказки, потому что писать настоящие сказки можно только волшебными словами, а я - не волшебник, у меня нет ни слов, ни палочки, ни чертовой остроконечной шляпы с кроликами и голыми бабами, а ты транслируешь мне сказки прямо в голову, и за это я готова ждать тебя в этом глупом прикиде у этого стремного камина, бессмысленно ждать, зная, что ты здесь, потому что на самом деле тебя - нет. Есть только страшные, страшные сказки, расползающиеся в разноцветные струи.

Чудо чудное,диво дивное.
Только я за ним, а оно уже - хоп - позади оказывается. Вроде было чудо, а пережить как-то и не получилось. Перепрыгнулось. Шныряю, как глупый охотник из какого-нибудь диснеевского мультика, с ружьем наперевес, а толку нет.
Чудес много, а я - один маленький человек с дурной головой и крошечными глазками, куда уж мне за чудесами гоняться. Пока я о единороге мечтаю, мимо меня отряд гоблинов промаршировать может, стуча в барабаны и щитами гремя, а я плечами пожму - ну, гоблины, да, маршируют, странно это, но в общем-то все равно. Вот - эх! - если б только краем глаза единорожку увидеть, вот тогда бы...А так - какое ж это чудо?
Вот с одним лишь мне повезло - у меня есть Друг. Не какой-то там абстрактный друг-с-большой-буквы, а друг Друг, совершенно конкретный. И вот Друг - это действительно чудо. И не просто потому, что он - друг, а просто потому, что чудо. А в обычных друзьях чудесного ничего, все это выдумки. А мне вот - ну, да, повезло, кажется.
Друг может прошлое вернуть и из одной страницы прошлого создать целую книгу, а то и открыть новую вселенную. Он и помогает то волшебство увидеть, которое я постоянно перепрыгиваю. Говорит:"Ты, N, черт тя, просто на удивление везучий человек, аж до нечестного, но до чего ж трусливый, аж страх берет. К тебе сказки, как мотыльки на свет, или еще как, а ты через них кузнечиком перепрыгиваешь. Эйй-эх, дура глупая, мне б хоть толику твоего счастья". Но он это беззлобно, он меня очень любит. Может быть, даже больше всех.Читать далее...

В колонках играет - Phosphorescent - Wolves
Знаешь,
я люблю начинать предложение с этого слова. "Знаешь" - это уже что-то,пунктир от тебя до меня, только соединить - и получается линия, мостик. Что-то я знаю и тебя сразу же в это что-то - ооп, согласен или нет - все равно уже там, со мной вместе знаешь, пусть и не пойми чего.
Знаешь, я письма люблю писать очень, потому что у письма адресат всегда есть, без него оно мертвое. А текст безадресный у меня живет своей недожизнью неприкаянной, пока его кто-нибудь в письмо не превратит или сам он не превратится.
Иногда хочется посадить себя в клетку в зоопарке, рычать и выпячивать свое одиночество. Ты и представить себе не можешь, как плохо бывает, тебе не понять, как мне больно, ты не знаешь, каково это,нет, ты не понимаешь, ты ничего не знаешь.
Знаешь, так со всеми бывает иногда. Понимаешь, с каждым. Люди мы такие, наверное, мы такие люди - у каждого каждый лишь в собственной голове живет, всякий за всякого решает, кто что знает, а чего и представлять не стоит.
У нас вообще головы странные. Проще весь мир в них впихнуть, чем несколько мыслей. Чем понимание чужих голов и того, что они - не твои, а самостоятельные, отдельные головы. Хотя иногда кажется, что каждая голова за чужие думает, а за себя - совсем нет, тогда все вообще путается и след теряется.
Помнишь - хорошее,хоть и неправильное, вредное даже, для здоровья и гармонии. Слово, вроде, одно, но каждый раз - разное.
Вот - ррраз - "помнишь?" - а для того, кому оно, и если и правда помнит, для него это не "помнишь" вовсе, а скрипка с аккордеоном и клавесином, грусть до предела и звонкий смех, и дождик, и бесконечные круговороты центральных московских улиц и переулков, засыпающих и просыпающихся, нервных, и много, очень много слов - правда, слов этих не может помнить тот, кто тебя спрашивает, потому что они так и остались где-то, и, может, потому именно, что остались, будут жить в тебе всегда теперь занозой.
можно и без заноз. просто - помнишь?и как вдохнул тяжелого болотного воздуха, тягучего, сладковатого, "вокзальный запах собирать во флаконы и продавать приучившим себя летать", в рюкзаке комплект сменного белья, в кармане - билет и три сотни мелочью, сломанный телефон - прости, друг, но я от тебя ни на шаг;запотевший перламутр неба, львы и голуби, и волшебные люди на крышах, на которые мы так и не попали, но попадем (хотя этого уже никто не может помнить, вспомним после), и прочее, прочее.
А здесь и сейчас - смешное такое, мы за ним никак не успеваем. Хоп - внимание...Здесь и Сейчас! - и мы такие, стоим как дебилы, с круглыми глазами и челюсти отвесив, в себя приходим. А как пришли в себя, вздыхаем - помнишь, мол, какое клёвое здесь и сейчас только что было? и так всю жизнь.
Но, в общем-то, все ведь менять можно. И даже если пока ты не помнишь - это же, знаешь, очень здорово, потому что значит, что наше здесь и сейчас еще впереди только, может, и поймаем его, все же в наших руках и головах в конце концов. Знаешь - это главное, ты понимаешь. И, думаю, вполне можешь себе представить.

- Аристарх Николаевич?
- Нет. Анатолий. Просто Анатолий. Или можно - Толя.
- Это странно, Аристарх. Очень странно.
- Петр Аверьянович.
- Толя?
- Родион.
- Не имеет значения, тётя Валя.
- Разве, Аристарх Анатолиевич?
- Да, абсолютно. Именно абсолютно - не совсем или даже не полностью, Лизонька. Вы дошли до абсолюта.
- Полностью?
- Абсолютно, дедушка Синяк. Вы дошли до абсолюта. Мы дошли.
- И что нам делать теперь?
- Ничего. Вы мертвы. Мы все умерли, дорогой. Абсолютно.
***
Кажется, это началось уже давно.
Тогда ты впервые почувствовал. Хорошо, когда слов еще нет - ты ощущаешь и не можешь обмануться. Лишь дети здоровы. Они не могут сказать "Мне плохо, потому что я хочу спать, есть, пить, потому что я не могу самореализоваться, вру, страдаю от геморроя, хочу трахнуть Машку из восемьдесятшестой, не терплю жары или холода, вижу плохие сны, склонен к алкоголизму и наркомании, хочу покурить, посрать, поехать в Турцию, убить бабушку, умереть" - нет, им хорошо, если основные потребности удовлетворены, если нет - они плачут, не разделяя "плохо" на составляющие, не занимаясь бессмысленной рефлексией.
Но уже тогда это было. Когда ты сыт и не страдаешь от жажды, закрываешь глаза и засыпаешь. В тот миг, когда ты еще не спишь но уже не бодрствуешь - даже в два таких мига, засыпая и просыпаясь - краем глаза видишь это. И затем это никогда уже не оставляет тебя в покое.
***
Толей он был дома после десяти вечера, когда, приняв душ, почистив зубы и вытеревшись полотенцем, стоял у зеркала в сиреневой в бордовую полоску пижаме и пристально изучал свое уставшее, рябое лицо с синеватыми тонкими губами и глубоко посаженными бесцветными глазами. Анатолием становился после восьми утра, когда, сделав зарядку, позавтракав, приняв душ, побрившись, почистив зубы и расчесавшись, стоял у зеркала в костюме стального цвета, персиковой рубашке и при бирюзовом галстуке, и улыбался своему отражению, которое смотрело на него безучастно, хоть и с улыбкой ответной.
Каждый раз, подходя к зеркалу и отходя от него, он замечал это еле уловимое движение краем глаза, и ему становилось не по себе. Он знал, что зеркала не отражают то, чего нет, потому с ужасом осознавал - значит, все-таки, есть.
***
Аристарх в принципе никогда не был живым. Его одевали, ставили на ноги, брали под руки и вели - туда, сюда. Кормили, поили, находили ему женщин, для разрядки - мужчин и изредка собак (как лучших друзей человека и не более), говорили через него своими словами свои правды и неправды, сажали в тюрьмы, били, отдавали на избиение, укладывали спать, любили и целовали в холодный лоб. И в те моменты, когда никто ничем его не занимал, Аристарх чувствовал присутствие этого. Ему нравилось, когда его занимали.
***
Петр Аверьянович не несет никакой смысловой нагрузки и его вполне можно назвать элементом декора.
***
Родион очень любил женщин, разделяя их на утренних, дневных, вечерних, сумеречных, ночных, осенних-зимних-весенних-летних,хороших и плохих и, в конце концов, красивых и некрасивых.
В общем-то, любил он почти всех, кроме тёти Вали. Тётю Валю он ненавидел крайне, и даже иногда в спину называл ее неприятной. А тётя Валя кормила его утром яблочными оладьями, картошкой с мясом днем и вечером - пирогами с яйцами и луком, а когда она улыбалась, на правой щеке появлялась ямочка.
Родион жил с тётей Валей, которую ненавидел, и любил женщин, с которыми боялся жить.
Родион и тётя Валя каждый вечер выходили на крыльцо наблюдать закат, и с последним лучом солнца что-то, переполнявшее их эти пару минут, снова пряталось. И они не знали, что это такое, и даже почти никогда своевременно не ощущали. Но, когда оно пропадало, они смотрели друг на друга глупо и чувствовали только одно - что что-то все-таки было.
***
Был еще один Анатолий, и был Николай. Анатолий и Николай были сиамскими близнецами.
Они чувствовали Это все время, потому что были не как все.
***
Лизоньку в детстве чуть не утопил по ошибке в пруду чей-то чужой муж, и с тех пор она маленькая, хиленькая, синеватая и дрожащая. На шее носит каракулевый воротник.
Когда ее топили, она открыла глаза, и увидела себя - испуганную, непонимающую и обиженную, и ей стало себя очень жалко - с того самого момента, как она родилась на свет.
Потому что до того, как родилась, Это было везде, во всем и в ней самой, а сейчас...
Потом ее перестали топить, вытащили и она потеряла сознание.
Но вернуться к этому Лизонька мечтала всегда.
***
Дедушка Синяк - дополнительный декоративный элемент.
***
- Многим очень сложно понять, что абсолют существует, но что существует он изначально относительным. Не может быть абсолютного абсолюта, и не спрашивайте, почему, и не пытайтесь аргументировать и переводить в другие измерения, нет. Не надо. Вам легче поверить в безотносительность абсолюта чем в то, что действительно существует лишь одно-единственное правильное мнение и у вас нет никакой свободы выбора, все знаю я, я один. Но не обижайтесь. Просто сначала поверьте в это и тогда, возможно, вы сможете прочувствовать абсолютный абсолют.

В этом городе я живу. Живут и другие.
Живут девочки в сетчатых чулках и безразмерных балахонах, готовые каждого нового "регулярного" называть своим мужем. Живут мальчики невнятного вида, которые хотят трахнуть все, что кажется им необычным. Живут мальчики и девочки, которые просто любят совокупляться, живут и те, что не любят совокупляться просто. Живут женщины, которые не успели вовремя повзрослеть и теперь пытаются спрятать старость под слишком открытыми платьями, но она выпятичается со всех сторон и становится лишь более очевидной; живут мужчины, для которых старость становится очевидной из-за очевидной старости женщин, они бегут от нее к девочкам, надеясь, что те дадут вторую молодость. Но девочки - и в балахонах, и те, что просто, и те, что нет - сами постоянно бегают, и свою молодость хранят в паспорте.
И другие живут.
И мало таких, которые не хотели бы хоть раз в жизни просто щелкнуть пальцами и изменить все. Стереть ли фрагмент, или вернуться назад, или вообще с чистого холста. У каждого, в любом возрасте, уже по фатальной ошибке, а у многих и по несколько.
Мне тоже хочется так. Иногда. Но я стараюсь радоваться.

***
- Я не люблю смотреть хорошие фильмы. Иногда там видишь таких персонажей, что просто перестает хотеться жить - ну, понимаешь, что ты - просто фигня,жалкое сопливое уебище, не более. И интересного в тебе на чайную ложку.
- Ты не права, Ши. Зря ты так. Это как сравнивать человека и его фотографию. Или сделать из всей твоей жизни нарезку.
- Но в фильмах иногда даже какать умудряются мило!
- Я уверен, что и у тебя в жизни хоть раз да получалось крайне мило подосрать.
***
- У меня был один знакомый профессор, по фамилии, кажется, Пичужка. Ну или что-то подобное. Уникальный человек, редкого ума. Любые проявления индивидуальности, всякий выход за пределы нормы он списывал на психические отклонения. Его совершенно не волновали все эти сверхмодные девушки с кучей тараканов - он считал их всего лишь испорченными организмами, с кучей разнообразных болячек и наростов. Идеальный человек равен человеку абсолютно нормальному. Так и жил. А потом повесился, и в его комнате нашли исследование, которое он проводил сам на себе и для себя. В процессе этого исследования он выяснил, что сам от нормы гораздо дальше, чем все его пациенты, и, видимо, не выдержал. Такие дела.
***
- Жи, теперь ты должен сказать что-то очень трогательное и красивое. Длинное. А потом я аккуратно впишу однофразовую изящную финалочку.
- Хуй тебе.

- В моем городе наступила осень, и он снова полон теней. Огонь затих и солнце, палившее нас безжалостно, само сгорело дочерна и превратилось в пепел. Пепел упал на землю, смешался с водой, которая дала ему новую жизнь, или существование - не знаю - и дома наши погрузились в вязкий, жирный туман цвета какао из больничной столовой. Хотя мне он больше напоминает остывший, комковатый кисель. Эти сгустки сумели сохранить долю разума, часть воспоминаний и ненависть, которая была жгучей, как солнце, тогда, а сейчас стала похожа на жидкий лед. Другие солнца боятся протягивать к нам свои лучи осенними днями, и дарят лишь слабый, трусливый свет, прячась за толстым слоем облаков от темной стороны своего бывшего друга. Луна не боится - ей все равно - и туман, чувствуя это, приходит в движение, и от злости по нему волнами проходит дрожь. Комки разбегаются, превращаясь в черные тени, тени ищут живого тела, окутывают его, проникают внутрь, заполняя собой рот, ноздри, уши, вытесняя душу. Душа, погружаясь в туман, сама становится черной, а тень внутри тела смотрит глазами дохлой вороны и способна лишь одним своим ледяным прикосновением лишить жизни или ее смысла. Как только я чувствую приближение вечера, сразу ухожу из дома к самой высокой горе, что стоит у города, и забираюсь как можно дальше, оставляя туман внизу, но с каждым днем он все выше и выше, словно бежит за мной. Мне страшно, и иногда кажется, что тень успела меня коснуться, и в жизни не осталось ничего из того, что делало ее полной. Но осень пройдет, и белый снег разгонит темноту.
- У меня совсем другая осень. Люди в полосатых шарфах и распахнутых пальто неспешно шагают по улицам, смело улыбаясь мягкому, как переспелый апельсин, солнцу, и оно щедро раздает всем свои последние теплые поцелуи. Дети бегают между деревьев, поднимая ногами в воздух золотые облака листьев, а смеющиеся девушки собирают эти листья в букеты. Город весь в волшебной, неземной мелодии, которую чувствует каждый, но слышат лишь старики, сидящие на лавочках в каштановой аллее - они качаются еле заметно ей в такт, светятся изнутри и совершенно не верят в то, что смерть когда-то наступит. Да и никто не верит в смерть, лишь осень знает, что всему свое время, и оттого старается отдать себя всю другим, и вечерами молча роняет несколько слезинок. На рассвете ветер дышит ее грустью, и я стараюсь встать как можно раньше, чтобы, забравшись на пожелтевшую гору и сев у корней старого корявого дуба, ловить своими губами его дыхание. В такие моменты кажется, что душа становится размером со вселенную, но загнанную в маленький стеклянный шарик. Повернешь его - и моросит дождик из серых облаков, повернешь другой стороной - и смеется солнце персиковым смехом. Но осень успевает раздать себя раньше времени, и долго еще стоит выцветшая, прежде чем зима превратит мир в чистый белый лист.
***
Пока тени черными глазами следили за каждым движением своих пленников, из последних сил хватаясь за растворяющийся в небе лунный свет, пока осень роняла последние слезы, прежде чем снова дарить городу свою теплую душу, они стояли на одной горе, стоящей на границе двух совершенно разных миров.
И он никогда не забудет, что жив, и не позволит теням растворить себя в тумане, а она всегда будет бежать от мягкого света и дышать осенней грустью.
А, может быть, не всегда. Лишь только до тех пор, пока не наступит зима и они не перестанут друг другу сниться.

Человек говорил, говорил много. Говорил о волшебниках, пьющих кофе в иных мирах - они знают начала все, все итоги, ну и меж них что знают наверняка; человек говорил о далеких странах, где кисельные берега у молочных рек, говорил, что там живет Бог - как ни странно, тот считает, что пить - не грех. Говорил о чуднОй планете - вместо солнца на небе глаз, многоглазые ходят дети вдоль заброшенных автотрасс. Говорил о нетрезвой нимфе,что как заплутавший бриз, ей уже далеко за двадцать, ее голос уже не чист - она хотела ему отдаться за грош и кленовый лист.
Человек говорил, говорил долго, все смеялись, слушая его бред - и правда, как мало толку болтать о том, чего в этом мире нет. Он закинул сумку за плечи, попрощался, побрел неспеша в тот же вечер до нового рубежа.
Человек говорил о мире, опрозраченном до миража - там живут сплошь слепые люди, что не верят своим ушам.

- Ты бывала в Китае?
- Нет. Ты бывал?
- Да, я бывал. Давно-давно.
- Как ты мог бывать там давным-давно? Ты же всего на год меня старше.
- Это не так. На самом деле, я уже очень старый. Как воон тот корявый морщинистый дуб.
- Ты врешь. Ты не выглядишь старым, пьешь молоко и рвешь малину с соседских кустов. Так не делают старики.
- Я - не простой старик, а заколдованный. Но об этом я не могу говорить. Только о Китае.
- А разве про Китай интересно?
- Гораздо интереснее, чем про мою старость. Вот в Китае старики не умирают, и, чем дольше ты живешь, тем выше вероятность того, что смерть никогда не наступит.
- Ты обманываешь. Мой папа был в Китае и ничего такого не говорил.
- Разумеется. Он просто не знал. Ведь вряд ли ему приходилось общаться со стариками,а я все видел сам. У меня был друг - Вейж - самый старый и мудрый на свете. Его борода была так длинна, что, когда он резко поднимал ночью голову, она взлетала высоко в небо и к ней прилипали сотни звезд. Потому, наверное, на солнце она блестела серебром. Его мудрость не знала границ - он понимал язык птиц, зверей и насекомых, и помогал им всем жить с людьми в понимании и мире. Однажды, в свой двухсотый день рождения, он позвал меня к себе, чтобы сказать, что это наш последний с ним разговор. Я заплакал и спросил:"Но как же мы будем жить без тебя, мудрый Вейж? Как будем понимать птиц, зверей и насекомых, чтобы жить с ними в мире? И больно будет не видеть утром сияние твоей серебряной бороды". Вейж улыбнулся и ответил:"Я буду с вами, как прежде. Просто скоро я стану горой - самой высокой из всех, и, когда нужна будет моя помощь, достаточно просто сесть у подножья, а если суждено будет попасть в беду - пусть взберется человек на мою вершину и вернется, одаренный верным советом и частью моей мудрости". Я уходил от него с улыбкой, хоть на сердце и было тяжело. Придя утром к его дому, я увидел, что - и правда - на том месте теперь огромная гора, прекрасная и спокойная, окутанная серебристым туманом.
- Но ведь ты сказал, что все старики не умирают, а рассказал только про одного.
- Все верно. Уже спустя десять лет у другого моего знакомого старика Чангпу случилось большое горе - умерли его сын и невестка, не выдержав тяжелой болезни, но выжила их двухлетняя дочь Веики. Старик забрал ее к себе, но чувствовал, что самому ему жить осталось недолго. Тогда он, опечаленный тем, что внучка может остаться совсем одна, с большой надеждой пошел к горе Вейж, и взобрался на вершину, превозмогая боль и усталость. Никто не знает, что сказала ему гора, но спустился он со слезами счастья на глазах. И, когда пришел его час, тоже превратился в гору, и укрыл Веики под своей сенью. И люди ходили к нему, когда им было грустно и одиноко, и в скором времени в жизни их появлялся кто-то, готовый разделить проблемы и одиночество на двоих и превратить их в счастье и достаток. А после и все другие старики, чистые душой, превращались в горы, и у каждой горы были разные свойства.
- А злые старики? Что происходит с ними? Они умирают?
- Нет. Они превращаются в болота. Но это уже совсем другая история. К тому же, я очень хочу молока.

О,милая Джули, твои косы из золота а сердце из стали
Слова твои - пули
рыцари все к ногам твоим пали
Копьями глаз колоты, пробиты танца молотом
О, Джули Джул
Сколько еще тобой будет крови пролито?
***
Жизнь Джул была тиха и спокойна до тех пор, пока какой-то музыкантишка, напрочь лишенный таланта и вкуса, не сочинил эту жуткую песню. Люди в маленьких городах моментально подхватывают подобную дрянь, и теперь она звучала везде - в кабаках, продуктовых лавках, соседних домах и на улицах. И, разумеется, увидев Джул, всякий принимался насвистывать или мычать себе под нос незамысловатый мотив, мерзко ухмыляясь и подмигивая девушке. Джул краснела, хмурилась и пыталась поскорее сбежать, избегая взглядов прохожих.
Ее дом стоял поодаль от других и граничил с лесом. Отец умер, когда ей еще и четырех не исполнилось, но она помнила, что у него были густые рыжие усы и смеющиеся карие глаза. Он ее любил, привозил из других городов пряники и леденцы, и называл малюткой фениксом, гладя по взлохмаченным рыжим волосам.
Мама,пока отец был жив, была тихой и незаметной. Убиралась, готовила, стирала и занималась прочими домашними хлопотами. Иногда они с отцом по ночам долго сидели на кухне и разговаривали, но Джули в этих разговорах не находила ничего для себя интересного и вскоре даже перестала подслушивать.
Но после смерти отца мать полностью изменилась. Она перестала следить за домом и за собой, много спала, плакала и злилась на дочь, обвиняя ту во всем, в чем только можно и нельзя. Она хрипло смеялась, будто ворона каркала, и обзывала Джул монстром кособоким, а иногда - драной лисицей.
А когда Джули было почти двенадцать умерла и мать, и Джули осталась жить в доме с толстым и старым котом Робином. И никто особенно не интересовался ими, а они, в свою очередь, не особенно интересовались кем-то, кроме самих себя. Городские юноши не находили Джул привлекательной, а девушки считали скучной, но ее это ничуть не задевало - она довольствовалась мечтами, сказками и мурчанием довольного и сытого кота. Ей в общем-то даже нравилось быть незаметной. Когда незаметен ты в целом, то и недостатки твои незаметны, и все просто проходят мимо, не издеваясь и не поднимая на смех.
Но вот появилась эта проклятая песня, и жизнь девушки превратилась в ад. Ей казалось, что с нее внезапно слетела шапка-невидимка, и все увидели ее нагой.
Она смотрела на себя в зеркало и видела уродливую маленькую оборванку, с грязными похожими на ржавую проволоку волосами, вздернутым карикатурным носом и многочисленными веснушками по всему лицу. И воспоминания об этом "О, Джули Джул" и оценивающих, насмешливых взглядах заставляли ее ненавидеть себя и окружающих сильнее прежнего. Однажды, не выдержав, она разбила зеркало и, уткнувшись лицом в подушку, разрыдалась. Робин беспокойно ходил вокруг нее, то и дело трогая мокрым носом ее большие холодные уши. Ей было щекотно,и в конце концов она не выдержала и рассмеялась сквозь слезы.
- Ну хватит, Роб. Ты меня щекочешь.
Кот посмотрел на нее подозрительно, а затем, не отводя взгляда, лег рядом с ней, положив голову на край подушки.
- Чего смотришь? Мне так грустно. Почему я такая уродина? И зачем появилась эта песня? Была уродиной и никто не обращал на меня внимания - и так тогда прекрасно и легко было жить!А теперь из-за этой дурацкой песни...-она всхлипнула и вытерла нос тыльной стороной ладони. -...теперь все на меня постоянно смотрят, и я чувствую себя еще более уродливой, чем раньше. Зачем они издеваются?Поют про Джул с золотыми косами. Я так хотела бы стать такой, как она, но остаюсь лишь жалкой карикатурой. И всегда буду ею. Мне очень, очень грустно. Как хорошо, что у меня есть ты, Роб. Ты никогда надо мной не издеваешься. Только мяукаешь, когда хочешь есть и мурчишь, когда сыт. Почему люди не такие же, как ты? Все было бы гораздо проще.
Она погладила кота по голове и тот, довольно зажмурившись, отвернулся и замурчал - так, словно хотел сказать, что его собственная жизнь вполне и очень даже удовлетворительна, и он не понимает, как может она быть плохой, если тебе тепло, ты накормлен и опасность тебе никакая не угрожает. А Джули завернулась в одеяло и вскоре заснула, и снилось ей, что она в красивом красном платье стоит в центре кабака и танцует, а мужчины смотрят на нее восхищенно и поют хором:
"рыцари все к ногам твоим пали
Копьями глаз колоты, пробиты танца молотом
О, Джули Джул..."
***
- Джули!
От неожиданности и испуга девушка выронила сумки с продуктами, и яблоки, картошка и помидоры покатилась по дороге, вынудив прохожих пританцовывать на ходу и ворчать. Джули краснела и извинялась.
- Джули... - красивый высокий юноша подбежал к ней и помог собрать рассыпавшиеся овощи обратно в сумки. - Извини. Я просто увидел тебя и хотел поздороваться, я не знал, что так получится.
Джули улыбнулась ему, покраснев еще сильнее.
- Ничего страшного, Марк. Со мной постоянно такое случается, я уже привыкла. Ты не виноват. - она на секунду задумалась, а затем добавила смущенно - И я рада, что ты меня заметил.
Марк улыбнулся.
- А почему я должен был тебя не заметить? Ты очень даже заметная.
- Ну да, конечно. После этой-то жуткой песни. - Джули нахмурилась и замолчала.
- Песни? Нет, что ты. Ты всегда была такой. С детства.
Джули посмотрела на него удивленно. Марк ей нравился. В детстве они дружили и часто играли вместе, и к тому же он был чуть ли не единственным, кто над ней сейчас не издевался - разве мог он не нравиться ей? Но он был слишком хорош для того, чтобы обращать на нее внимание, и Джули отнеслась к нему настороженно, ожидая подвоха.
- Да? А как же песня? Ты что, не слышал? Про Джули. Она все ее поют, когда я прохожу мимо.
- А,эта. Не обращай внимания. Я не думаю, что они хотят тебя задеть. Просто придурки.
- Это вряд ли.
- Да ладно тебе. Слушай, как ты вообще? Сто лет не виделись, ты так редко выходишь.
- Я нормально. Просто не люблю я город. Тут очень шумно и пыльно.
- Да, это точно. Ну, может, я заскочу как-нибудь в гости? Просто так. Вспомнить детство.- Марк наклонился к ней, перейдя на заговорщический шепот. - Поиграть в "съедобное-несъедобное".
Они рассмеялись.
- Конечно. Я буду рада.
- До встречи тогда?
- Да. До встречи.
Марк пожал ей руку и побежал в сторону центра.
Джули шла домой и никак не могла избавиться от прилипшей к лицу дурацкой улыбки.
***
Чего хотят коты? Внимания для удовлетворения естественных потребностей. Ну, и ради физического удовольствия.
Чего хотят люди? Внимания. Чаще всего - для удовлетворения собственного тщеславия. Ну, и ради физического удовольствия.
Самые лучшие люди - те, что похожи на котов.
Самые лучшие коты - те, чьи потребности сведены к минимуму.
Робин был плохим котом. Он очень любил есть.
А Джули была хорошей девочкой. Не тщеславной.
Обстоятельства часто играют главную роль в формировании человеческих качеств, да и животных. И между хорошим и плохим на самом-то деле разница очень маленькая, именно потому эти понятия практически лишены смысла.
***
- Марк!
- Вилли! Рад тебя видеть. Присаживайся.
Они пожали руки, и Вилли, обворожительно улыбаясь, сел напротив друга. Марк никогда не понимал, как можно постоянно улыбаться настолько "правильно". Но у Вилли отлично получалось. Надо заметить,что отлично получалось у Вилли практически все,даже,казалось бы,несовместимые между собой вещи. Он состоял в шахматном клубе и в соревнованиях всегда занимал первые места, лучше всех в городе играл в футбол и баскетбол, в университете являлся самым преуспевающим и перспективным студентом и кроме всего прочего был ,как говорится, "прирожденным лидером", мечтой всех девочек,девушек и даже некоторых женщин города, ну и вообще - приятным во всех отношениях молодым человеком. Марка иногда жутко раздражала его второстепенная роль,но он стыдился этого чувства и не считал это достойным поводом для прекращения их с Вилли дружбы. Тем более,и Вилли не был идеален. Марк знал его с давних пор и замечал что тот, при всех его видимых достоинствах, часто бывал жесток и поверхностен в своих суждениях и поступках по отношению к другим. Но это свойственно тем, кто привык к своей роли "лучшего" и пожизненно окружен вниманием и заботой, да и если не считать этого,то Вилли был добрым человеком и хорошим другом, а недостатки - они у каждого свои.
Они заказали кофе. Вилли достал из нагрудного кармана пару сигар и предложил одну другу.
- Угощайся. Папа привез,заграничные.
Марк с радостью принял угощение, и они молча курили,наслаждаясь вкусом и с важным видом выпускали в потолок густой ароматный дым.
Официант принес кофе, бросив на друзей взгляд,полный недоумения, и поспешил к другому столику. Вилли хитро посмотрел на Марка через плотное облако дыма.
- Я тут слышал, у тебя завелась подружка.
Марк поперхнулся.
- Кто?!
- Ну, кто-кто...девушка. Любимая. Или любовница. Или еще кто, я не знаю...но ты у нее бываешь регулярно.
- Я все равно не понимаю,о чем ты.
Вилли пожал плечами и с наигранной отстраненностью принялся напевать себе под нос "милую Джули".
Марк вздрогнул, чем вызвал у друга приступ хохота.
- Да ладно тебе, я не собираюсь ставить под сомнение глубину и чистоту ваших чувств, но все же - скажи мне, дружище, что тебя в ней привлекло? Живет на отшибе,хмурая,неразговорчивая,невзрачная.Конечно,ее жалко,особенно после того,как появилась эта идиотская песня.Даже странно,что она так зацепила народ. Но встречаться из жалости...разве ты считаешь это правильным?
- Нет. Мы не встречаемся. И даже если бы встречались - я не делал бы это из жалости.
Вилли скептически поднял бровь.
- В самом деле?
- Да. Я не считаю ее невзрачной. Мы с детства дружим. А на эту песню мне вообще плевать. Джул не имеет к ней никакого отношения,просто дурацкое совпадение,которое по неведомой мне причине так забавляет всяких идиотов.
Вилли рассмеялся.
- Конечно,не имеет. Но в данном контексте трудно назвать это плюсом.
Марк нахмурился и принялся нервно помешивать кофе маленькой ложечкой. Вилли прекратил смеяться и дружелюбно хлопнул друга по плечу.
- Да ладно тебе,прости за резкость.Это конечно же не мое дело,и я не должен ничего подобного говорить. Просто - сам понимаешь - я очень удивлен.
- Ничего.Понимаю.
- Думаю, со временем ты сам все сделаешь правильно. Я побегу уже, у меня через час тренировка.
- Угу. Счастливо тебе.
- Не дуешься?
Марк заставил себя улыбнуться.
- Нет,что ты. Все в порядке.
Они пожали руки и Вилли убежал,оставив Марка наедине со своими мыслями, призрачной рыжей девчонкой и недопитым кофе.
***
- Роб, нам же было весело. Очень. Он смеялся, я смеялась, мы играли и разговаривали. Почему он убегает? Он меня стесняется?
Робин ничего не мог ей ответить, только жмурился и подставлял голову ей под руки. Джул волновалась и надо было ее утешить, по мере возможностей.
- А, может быть, все еще вернется. И мы будем смеяться вдвоем, и вместе ловить для тебя рыбу в речке. И искать на небе зверей. И много чего еще...он же хороший, я вижу, он не может так просто...
Джули убедила себя, что все будет отлично, чтобы заснуть и видеть счастливые сны. Кот Робин свернулся калачиком возле ее груди, чтобы стать частью ее снов. Им было тепло.
А утром Джул получила от Марка письмо, в котором он просил его простить за все и не ждать встречи.
Джул плакала, Робин ходил вокруг нее и тыкался носом в ноги.
Марк курил на кухне и пытался убедить себя в том, что это было разумно,а не трусливо. Получалось скверно.
Днем Джул умылась, улыбнулась, и пошла в магазин, напевая дурацкую песенку про себя себе под нос. В магазине она купила самое красивое красное платье.
Робин хотел есть и ждал ее возвращения, сидя у двери.
***
Я сидела на скамейке, наслаждаясь солнцем и цветастыми людьми, голубями и фонтанчиками, брызги от которых - очень холодные - то и дело попадали мне в лицо, и я им радовалась и улыбалась. Ко мне подошла женщина - пожилая, лет шестидесяти, растрепанная, с опухшими ногами и живыми большими глазами.
- Дай мне десятку, если не сложно. Я на работе.
Я сунула ей в руку двадцатку. Она слегка поклонилась.
- Мерси.
И села рядом со мной. Не смотря на жару от нее совершенно не пахло потом.
- Ты танцевать умеешь?
- Ну, так...разве что изредка. Не училась.
- Это ты зря. Надо танцевать, пока не поздно. Я вот танцую. И пою. А они убегают, когда я танцую. Убегают...они всю жизнь убегать так и будут, и эту, и следующую. Они ничего не изменят. А там, где живу...туда вообще не хочу возвращаться, там они злые и ненавидят меня. Говорят, что мешаю им. А как мне не петь и не танцевать, если я совсем одна? Только так и жизнь. А иначе - ползком - разве можно? Это они живут ползком, или бегают. Я никогда замужем не была, всегда одна. Раньше кот был, я ему рыбу в реке ловила. - она смущенно улыбнулась. - А потом умер.
- Сочувствую. У меня тоже умер кот.
- Ты смотрела ему в глаза, когда умирал?
- Да.
- И что в них?
- В них...страшно.
- Вот.
Она кивнула.
- В таком виде. Иногда кажется, лучше вообще никого не заводить. Слишком больно потом,когда смерть. Раз за разом...Как тут без танца? А у них другие интересы. Понимаешь? Пьянка. Сигареты. Не до песен. А я ведь раньше еще и летать умела...была фениксом, понимаешь? - она подмигнула, и меня бросило в дрожь. - А потом он ушел и забрал силы с собой. Но не все. Чуть-чуть я еще умею. Хочешь, подсказку дам?
- Хорошо.
- Бойся птиц, особо ворон. К плохому. Чтобы тебе не исчезнуть, и никому не умереть. А я в любой момент исчезнуть могу...и не вспомнит никто, что пела и танцевала, и вообще никто меня не вспомнит. Убегут.
- Я вспомню вас.
Она посмотрела на меня, как-то очень по-детски доверчиво и с надеждой.
- Точно вспомнишь?
- Точно.
- На все сто тридцать процентов?
- Да. Хоть на двести.
- Тогда ты меня узнаешь. Меня не сложно узнать - я же самая красивая.
Она сказала это так просто, без игры и кокетства, что мне не стало смешно. Я приняла это как данность и кивнула, согласившись.
- А вы споете мне? Или станцуете?
- А ты не убежишь?Не испугаешься?
- Нет, обещаю.
- Хорошо.
Она встала и запела - казалось, не только голосом, всем телом.
- О, милая Джули...
***
Кот Робин не любил убегать. Он вообще был удивительно спокойным и ленивым котом. Он лежал на кровати и ждал свою Джули, самую красивую, добрую и единственную, и ему, в общем-то, было все равно, сколько бы ни прошло жизней. Рано или поздно она придет, и он будет сыт, и они будут греться и смотреть вместе сны.

- А платье? Он видел платье? Говорят,нельзя чтобы видел,плохая примета.
- Дура, Юлька! Плохая примета - это если он ее бы в платье увидел,а просто платье - нормально.
- Да? Странно. А стилист? У тебя есть стилист? А вы собираетесь венчаться?
- Какое венчаться! Он же атеист.
- Правда? Ой, я и не знала. А атеисты не венчаются?
И так продолжалось до поздней ночи. Квартира, заваленная всяческим свадебным хламом, запах лака для ногтей, краски для волос, духов, алкоголя и сигарет с ментолом; дороги, машины, клуб, в котором так трудно дышать, и стайка постоянно щебечущих и до странного счастливых подружек, неизменно следующих за ней по пятам. Лои мутило, голова кружилась и ощущение нереальности происходящего покидало ее лишь когда она закрывала глаза. Бывает так - идешь, скажем, по обычной улице и вдруг тебе начинает казаться, что это все - сон, что не ты это и не там, а вот закроешь глаза - и видишь, как оно все должно быть по-настоящему. Разное видишь, в зависимости от состояния. Вот сейчас Лои видела дом - небольшой, деревянный, на первом этаже малюсенькая кухня, каминный зал и большая застекленная веранда, на втором - балкон и спальня.
На кухонном потолке по всему периметру висят пучки душицы и зверобоя, ниточки с сушеными грибами и брусникой, у задней стены - деревянный стол и пара лавок, справа - печка, а у двери - умывальник.
В зале слева камин, большой и простой, в углу навалены толстые аккуратные поленья, справа - большое окно, но света мало, потому что за ним сплошь строгие стволы сосен, малорослые клены и кусты малины; у задней стены - огромная кровать,составленная из двух одноместных; рядом с камином - простой деревянный шкаф, над кроватью - полки с книгами, посреди комнаты - покрывало, выполняющее функцию ковра. Напротив кровати висит натюрморт - подсолнух в глиняном кувшине на синем фоне.
Веранда - очень светлая. Там пахнет медом и пшеницей, стоит большой стол и куча разномастных старых стульев, справа - разложенный скрипучий диван, на стене под лестницей висит коряга,похожая на рога, а на ней - шапки, шарфы и плащи. У той же стены - лавка, на ней - старенький музыкальный проигрыватель.
На втором этаже только большая деревянная кровать, чем-то смахивающая на двухместный гроб.
Лои открыла глаза.
- А где проведете медовый месяц?
- Вы будете заводить детей? Я считаю, надо не меньше трех. Если все в порядке со здоровьем - ну, ты понимаешь, о чем я.
- Они же только женятся! Пусть успеют насладиться жизнью, прежде чем думать о детях.
- А с чего ты взяла, что рождение детей мешает наслаждаться? Дети - это счастье.
- Да-да. И вонючие памперсы, и мокрые пеленки, и дряблая обвисшая грудь - тоже?
- Ты просто ни хрена не понимаешь.
Лои закрыла глаза.
Дверь между верандой и кухней - темно-зеленая, с вырезанным замком. Очень толстая. А входная дверь - тонкая совсем, из фанеры. И крыльцо - большое, ступени чуть подгнивают снизу, а лестница на второй этаж очень неудобная,словно сделанная под маленького ребенка. На окнах на веранде белые шторы. На столе - синяя ваза с ромашками. Во дворе - старый перекошенный стол и три лавки. Справа от него - кострище. На крыльце стоит кружка с недопитым чаем.
Лои чуть приоткрыла правый глаз.
- Ты в порядке? А то бледная,как смерть.
- Завтра надо быть свежей, у тебя же впереди еще и первая брачная ночь!
- Первая? Что-то сомневаюсь.
- Да не твое дело, какая. Главная, что первая - брачная,это уж точно.
- Тебе не страшно?
- Да чего ей бояться! Или первая брачная так сильно отличается от обычной?
Лои зажмурилась.
Утром воздух пить можно, как в детстве - сомкнув зубы и только самую малость рот приоткрыв, тянешь. А по запаху чем-то огурцы напоминает. И липовый цвет.
Вечером - будто молоко топленое по небу разлили. А во время грозы небо совсем живое. А ночью на его фоне видны чернильные летучие мышки, и звезды падают так часто, что не хватает желаний.
Километрах в пяти от домика есть большое поле. Если перед грозой туда прийти и сесть на небольшой холмик, примяв высокую траву, то чувствуешь волшебство, и кажется, что все может случиться, что ни придумаешь. И ждешь чего-то, или кого-то. А потом начинается ливень, и молнии страшные, и гром. Бежишь домой, переодеваешься в сухую чистую одежду, садишься у камина жарить сосиски и понимаешь, что все у тебя и так есть, даже ожидание чего-то большего, без которого жизнь стала бы просто скучной.
Лои приоткрыла левый глаз.
- Ты такая молчунья. Не молчи, скажи нам что-нибудь!Поделись.
- Не трогай ты ее. Видишь - волнуется.
- Радоваться надо. Свадьба - это так романтично!
- А ты - дура.
- А ты - овца!
- Представляю, какую бойню за букет вы завтра устроите.
- Ой, уж кто бы говорил.
Лои закрыла глаза.
Осенью грустно. Такая тонкая, изысканная грусть - в воздухе, в скрипе высоких сосен, в запахе прелых листьев, даже в доме - тоже она. Ненавязчивая,хоть и очень сильная. Многогранная, и тоже пропитанная этим абсолютным счастьем,и счастье - ею.
Зимой самый лучший волшебник и ювелир по совместительству превращает лес и домик в потрясающей красоты произведение искусства. Смешение материи, запахов, света, цвета, нот настроения и звуков. Зимой трудно в полной мере жить - все силы уходят на то, чтобы любоваться.
Весна легкая и невесомая. И любой в этой весне оказавшийся становится таким же.
Лето - такое разное, всех оттенков. Три месяца длинной в миллионы жизней.
И все они вместе...И причудливый танец огня в камине, и его брат-близнец на стене.
Лои разбудили настойчивыми хлопками по плечу.
- Дорогая, ты что, заснула? Ехать через час. Посмотри на себя - разве не чудо? Какая прическа, макияж! А платье - просто сказка. Нет, я точно говорю тебе - это что-то невероятное. Ты такая красавица - хоть и спящая, к сожалению. Тебе нехорошо? Может,выпьешь кофе? Или черного чая? Ты что-нибудь ела сегодня? Волнуешься? Ладно, милая, все будет хорошо. Не могу поверить - ты выходишь замуж!
Лои закрыла глаза.
А все-таки не одна. Одно. Целое, разделенное - традиционно - на две половинки лишь по тому, что два человека - это удобно. Удобно прижиматься друг к другу, когда холодно или даже чуть страшно, удобно целовать на ночь, удобно приносить друг другу чай и гулять,взявшись за руки. Удобно мечтать вместе об одном - так мечты кажутся гораздо более весомыми.
Когда закрываешь глаза - можешь оказаться в любом месте, наиболее тебе близком. Почему-то труднее затащить туда человека из реальности, чтобы при том он оставался собой, со всеми своими плюсами-минусами, а не становился фотографией, пусть даже и самой удачной.
Лои открыла глаза.
Он улыбался смущенно, и руки чуть дрожали. И Лои знала, что они вспотели - у него от волнения всегда потели руки. Он очень этого стыдился и пытался незаметно вытереть о брюки.
Лои улыбнулась и взяла его за руку.
***
- А ведь не так уж все и плохо было, правда?
- О чем ты. Я был почти счастлив. Я и сейчас почти счастлив, не смотря на это...ну...Я же знаю, что все еще впереди.
- Не в этой жизни только.
- Не надо так.
- Знаешь, я никогда не умела наслаждаться реальностью. Мне все мешало. Мешали машины, люди, запах краски и засуха летом. Мешали долги, счета, начальство, доставка пиццы и будильник по утрам. Иногда я мечтала о том, чтобы закрыть глаза и никогда их больше не открывать. Потому что с закрытыми глазами я могла выбрать любое место, время суток и года, любую погоду...я уже построила себе там домик, в моем идеальном мире. Тебе бы там понравилось. Но я не стала бы закрывать глаза навсегда, потому что ты - тут, а без тебя там все было бы недоидеальным, а менять один недоидеальный мир на другой - глупо. Не знаю, почему раньше не рассказывала...казалось нелепым.
Он посидел с минуту молча, смотря на нее задумчиво, а затем ушел.
Вернулся через пять минут с чашкой чая на зеленом подносе и поставил на табурет возле ее кровати.
- Сколько там комнат? В домике.
- На первом этаже - кухня, каминный зал и веранда, на втором - балкон и спальня.
Он одобрительно кивнул.
- А двор какой?
- Домик на небольшой горе, в лесу. Там сосны, клены, березы, ели и малина. Очень много сосен и малины.
- И воздух, наверное, волшебный.
- Ты даже представить себе не можешь, какой! Его пить можно.
- А туалет?
- Вот с туалетом проблема. Перекосился.
- Это ничего. Починим.
Они рассмеялись.
- А ночью, если спуститься вниз - там место такое есть, где растут ночные фиалки. У дома, который так ушел в землю, что на поверхности осталась одна лишь большая крыша с маленьким окошком. И в нем горит свет. Как же пахнут ночные фиалки!Ничего чудеснее не бывает.
- Представляю. А ежики там водятся?
- Видела пару раз. Смешные.
- Посмотреть бы тоже.
- Обязательно. Когда-нибудь. Теперь ты знаешь, как добраться.
- Спасибо. Нам хорошо там будет. Я починю туалет и разобью рядом с домом клумбу, чтобы посадить ночные фиалки. И еще будем вместе ночью сидеть на балконе и высматривать падающие звезды.
- Их там много.
- Значит, будем вместе придумывать друг другу желания в подарок.
- Ты точно найдешь меня там?
- Конечно, найду. Хотя лучше дождись меня и пойдем вместе. Вместе все-таки гораздо удобнее. А представляешь, как хорошо будет лежать у камина вечерами и жарить хлеб, или шоколад с сыром? Или сосиски. И рассказывать сказки, и петь что-нибудь...а утром пить кофе на крыльце, или не кофе, а просто воздух - представляешь? И смотреть странные сны иногда о машинах, дорогах и людях. А поле? Там есть поле, где растет много-много земляники? Из нее будем готовить очень вкусное варенье. А днем сидеть на веранде...а зимой...зимой...
Лои улыбнулась и закрыла глаза.

Бывают дни такие, когда,кажется, со всем миром приключается некое буйство - как истерика,но подавленная, внутренняя,наспех прикрытая злостью,безразличием,ветром или дождем. Тебе ничего не хочется, все валится из рук, и в конце концов ты просто садишься на подоконник на кухне и, открыв форточку, куришь, пуская сквозняк гулять по странно безжизненной и лишенной запахов квартире. Исчезает время, и ты чувствуешь себя четырнадцатилетним романтично настроенным хмырем и одновременно неудачником лет сорока пяти, который внезапно осознал,что все уже,что только можно,проебал. Ну, без подобных мыслей - ты-то просто так чувствуешь,не более.что внутри,что снаружи - ветер, шатает деревья и расшатывает нервы, и униматься не собирается. И почему-то,когда смотришь в чужие окна,кажется,что это не твое состояние, что состояние - само по себе, накрыло город от нечего делать и мучает, и даже небо заставляет корчиться в припадке немой грозы.
Думаешь, что можно бы влить в себя что покрепче, чтобы полегчало, но понимаешь - не полегчает, и еще дурнее становится от зудящего подавляемого желания.
И еще кажется, что ты сейчас каждого чувствуешь, как самого себя, и от этого чуть-чуть легче, потому что всегда легче страдать вместе, да только почему-то в такие моменты ты все равно оказываешься совершенно один, и те,кому так же хреново - тоже, и хер кто кому поможет - каждый в своей клеточке и боится высунуть голову, чего уж и говорить про душевный разговор. Но это вполне ожидаемо в этом состоянии беспредельного,запредельного и беспредметного ожидания.
Потом все-таки наступает эта критическая точка, и ты рыдаешь, в то время как за окном ожидаемо происходит сильнейший ливень. Или снегопад. Но лучше - ливень, чтобы аутентично.
А потом - солнышко, чистое голубое небо, свежий воздух, и ты - спящий и невинный, как дитя малое.
Вообще странная штука все эти состояния. Бороться, пожалуй, не стоит - лучше научиться абстрагироваться. Или получать удовольствие. Главное - без фанатизма.

Привет,милый друг.Так мы давно не виделись,что решила тебе написать.
Что сказать...жива частично,местами здорова, дом имею периодически и чуть-чуть лишена крова, в общем,знаешь,у меня все отлично, и в частностях лишь хуево. Скучать по тебе стало уже привычкой, во сне мы даже делим с тобой кровать, и просыпаться так грустно, что я стараюсь пореже спать, ну а днем о тебе мне щебечут птички,говорят...непонятно что,по правде,не стану лгать, но о тебе ( уж мне ли,мой друг, не знать), я вставляю в уши затычки и пытаюсь не зарыдать,жалея, что еще не придумали средство,чтоб от рыданий в глаза вставлять;
врач сказал,это стресс,пройдет (кстати,он редкостный идиот); и в голове мыслей куча, все сливаются в один хор - со временем станет лучше, но зачем же ты,блядь,ушел? Превратился в холодный крест да в цветочно-тряпичный сор.
Говорят,незаменимых не существует, поноет чуть-чуть да пройдет, и, как йод аккуратно на ранку заливают мне водку в рот, и вот кто-то меня целует и песенки мне поет - сколько прошло,пара месяцев?десять?Год?
На нем плащ красивого кроя, он вещает смешной анекдот, он вполне похож на героя и при нем всегда дамский эскорт, а ты, в свой роли изгоя по сравнению с ним урод,и быть может, я зря страдаю,придираючись к мелочам, я могу стать его принцессой не чураясь его плеча - и это все так уместно и для многих почти мечта, но
лишь с тобой я умела быть честной и могла говорить по ночам.

- Быстро день пролетел, жалко. А завтра - точно знаю - будет тянуться долго-долго, и время ползти будет. Почему время такое неравномерное, Лью?
- Слышал,что все дело в гноме.
- В каком еще гноме?
- В том,что следил за ходом времени.
- Сказка?
- Не знаю. Возможно. Но другого объяснения у меня нет, Стью.
- Давай рассказывай. Хоть время пробежит быстрее.
- Ну, где-то в Нейтральном пространстве, на Вневременном пустыре, жил в своем домике без крыши гном, который никогда не мог сомкнуть глаз, и следил за ходом времени. Такова уж была его суть. Он лежал и смотрел, как оно ровно идет над его головой, то касаясь кого-то,то идя дальше,в вечность, то закручиваясь в спирали, но ход его был ровным и гладким не смотря ни на что. Наверное, гном имел над временем какую-то власть, и потому оно,находясь под его неустанным взором, убежать не могло.
- Ему, видимо, было очень скучно и грустно так жить.
- Нет, он не умел ни скучать, ни грустить. Он умел только следить за временем и не более. Но неугомонное время хотело нестись вперед, а не шагать в одном темпе, и придумало коварный план, как можно избавиться от занудного гнома. Оно шло как и раньше, только все в одном направлении, пока,наконец, не добралось до Вневременного пустыря на Нейтральном пространстве, и не коснулось самого гнома. Гном продолжал следить, но время шло, и он начал стареть,дряхлеть,пока не умер. Вот с тех пор время то бежит,то устает и ползет, то скачет,то летит, и даже само жалеет о том,что нарушило привычный свой ход, и часто вспоминает с любовью и сожалением свет ясных глаз Временного гнома.
- А что, если оно совсем убежит?
- Не может. Оно - вечное. Это мы не вечные. Пока оно нас касается - живем, а перестанет - умрем. Наверное,будь гном жив, и мы жили бы дольше, но - что ж тут поделаешь.
- Вот. Опять.
- Что?
- Время пролетело. Нам кричат, что спать пора.
***
Хотя на самом деле время как шло,так и идет, потому что глаза мертвого гнома по-прежнему остаются открыты, и светятся, как прежде. А может, и не мертвый он вовсе, а просто лежит в домике без крыши в Нейтральном пространстве на Вневременном пустыре и следит, и снова не испытывает ни грусти, ни скуки, а время шагает себе спокойно и закручивается в спирали. Потом,возможно, ему опять наскучит, и оно решит вновь коснуться гнома. И он проживет свою вторую настоящую жизнь.

- Чувства не взрослеют.
Птицы,испуганные звуком моего голоса, разлетелись в стороны. Иногда какая-то мысль или фраза приходит в голову - и даже если она бессмысленна и смешна, ты не успокоишься,пока не произнесешь ее вслух.
Так и эта.
Но потом начинаешь думать - а откуда она и что значит,и если что-то значит - то что из этого следует. Но сегодня мне было слишком хорошо,чтобы забивать голову размышлениями. Я просто проговаривала всю эту чепуху не задумываясь и,подозреваю, порядком раздражала крылатых обитателей леса.
- Легкость.
А бывает,что одно слово вытаскивает наружу целую историю - возможно,историю прошлого,возможно - будущего,а,быть может,и вовсе вневременную и лишь косвенно относящуюся к реальности.
Было так плохо.Я находилась в аду как и положено - целую вечность, хоть и спрессованную в один год. Мне не повезло - я полюбила юношу, на которого кто-то еще давным-давно наложил страшное проклятие,которое начало проявляться лишь тогда,когда пути назад не было. Лишь тогда, когда мы оба полюбили. Да, проклятье было и на мне. Нет ничего отвратительней, чем любовь двух проклятых людей,это точно. Потому что и сама любовь становится проклятьем,плодя на свет божий страшных призраков-тюремщиков. Вот и оказалась я запертой в мрачной грязной башне,и одиночество было не только снаружи, но и внутри. Одиночество и тоска, и призраки оплетали меня своей паутиной и шептали заклинания,чтобы не смогла убежать.
Но потом я случайно поймала волшебный солнечный лучик, и поделилась с бедным проклятым юношей. Проклятье спало, и проклятая любовь тоже ушла. Тогда я впервые в жизни и ощутила эту сказочную легкость.
- Если ты просыпаешься и чувствуешь себя странно - возможно,ты проснулся гномом.
Ощущение легкости напрочь сносит все рамки и границы. Я вдруг разучилась скучать и осознала наконец-то, что это значит - самой создавать свой мир. Ничего невозможного. Если тебя не устраивает твое имя, если ты вдруг решила, что зовут тебя Таей, или Альбертом, или Ло - значит, так тебя и зовут. Если ты хочешь стать заколдованной принцессой или злобным гоблином - стань. Если вдруг захотелось что-то изменить - просто меняй. Это и есть легкость - когда ты можешь абсолютно все, и не преследуешь никаких целей. Преследование противоречит легкости. Цели могут оставаться, могут достигаться,могут меняться, и ты ни от чего не зависима.
- Существует ли у желаний цензура?
Вот говорят,что если чего-то очень желаешь - оно обязательно сбудется, и так оно почти всегда и случалось. Только что касается реальных желаний. Ну,там,денег побольше или любви, или подобное что-то. А еще я всегда хотела летать и уметь уменьшаться, и попасть в параллельный мир - ну,такой,"классика" - с красивыми каменными башенками,бескрайними лугами, дремучими волшебными лесами, лошадками, драконами и только натуральными тканями. Иногда желания запаздывают. Ох, вот и достанется же мне когда-нибудь,думается.
- Проблема требует партнера.
Трудно достичь абсолютной легкости. Как и любого абсолюта. Легкость так же легко уходит, как и приходит - такова уж ее природа. Иногда,хоть и знаешь, что ничего хорошего из того не выйдет, все равно до одури тянет на что-то тяжеловесное. Порой надеешься, что получится из него сделать легкое. В какие-то моменты думаешь, что от него будет легко избавиться, когда надоест. Но результат практически всегда оказывается одинаково плачевным.
Внутри каждого из нас копошится просто немереное количество проблем, слабостей, обид и прочего дерьма - настолько внутри, что самому их никак не вытащить и не уничтожить. И на каждый отличный период жизни найдется свое дерьмо, которое будет фонить и мешать. Тогда и появляется обычно человек со схожим дерьмом, и возникает некое чувство, часто ошибочно принимаемое за ту самую настоящую любовь двух половинок.
У меня тоже такое появилось. Этот человек был мне необходим, чтобы совместными усилиями ликвидировать хоть часть накопившейся гадости, но я чувствовала, что это, пожалуй, все-таки не любовь, хоть иногда и бывало похоже. Слишком уж мы разные, только дерьмо и общее, а хорошее - так,местами. Да и дерьмо - лишь частично. Но демоны-охотники коварны и расставляют множество ловушек. Он попался в первую, а меня взяли на второй. Он слишком трепетно отнесся к борьбе с нечистотами и решил, что любит меня, а я оказалась слишком слабой и трусливой, и сказала,что люблю его. Нет, мы,конечно же,и правда любили - но как всех надо любить,просто по-человечески, не половинчато. Демоны смеялись надо мной и каждый день тыкали своими копьями, а я все трусила,трусила и надеялась,что смогу надуть сиротливую,скукоженную любовь как воздушный шарик, а она в один момент просто взяла и лопнула. И тогда стало ясно, что больше держаться не за что и пришлось перестать трусить и все высказать.
Это так сложно - говорить подобное. Был человек,был тебе близок - чуть ли не ближе всех - и вдруг просто пропал, и вы друг другу как чужие. Пытаешься не показывать вида, говорить об этом грубо и со смехом - лишь бы хоть как-то отойти и свыкнуться,задвинуть подальше. А остаешься наедине с собой - и хочется просто лечь и разреветься, и даже начинает казаться - а вдруг все могло еще сложиться, вдруг слова были поспешными? И так хочется,чтобы можно было стереть все лишнее и продолжать любить друг друга по-человечески,ничего не усложняя.
Я себя вдруг почувствовала очень одинокой,окруженной картонными людьми - теми, которые есть,но которых нет из-за большого количества "но". Им уже не позвонишь и не напишешь просто так, не скажешь, как они на самом деле по-прежнему дороги и как без них херово и грустно. Просто стыдно. И очень хочется научиться никогда никому не причинять боли, включая и саму себя.
- В весеннем лесу
Под сенью зеленых крон
Унылый задрот
Задумчив сидит. Хуйней
Он страдает печален.

Танка - это явно не мой конек. Все-таки коварная это привычка - говорить все то, что крутится в голове. Мимо проходил старик с собачкой и посмотрел на меня,как на фашиста, стоящего голым посреди Красной площади. Мне стало очень стыдно,а когда мне становится очень стыдно, проявляется другая идиотская привычка - мне необходимо пробормотать себе под нос штук с двадцать различных ругательств,чтобы успокоиться. Но так тихо, чтобы проходящий мимо мог только лишь увидеть глупую смущенную улыбку и быстро шевелящиеся губы.
Порой кажется, что я не совсем здоровый человек. Утешает то, что вокруг полно точно таких же - со схожим дерьмом и дурацкими привычками, с теми же переживаниями и ошибками, открытиями и желаниями. И радует то, что не смотря на все совпадения все люди настолько разные, настолько удивительные и неповторимые. А еще радует этот день, и птицы, и солнце - зеленое сквозь свежие листочки, и кажется, что больше никогда не будет одиноко и больно, и картонные люди вновь оживут, и счастья в каждом будет так много, что оно начнет проливаться, озаряя все вокруг...Так, конечно,только кажется.
- Когда кажется - надо радоваться, что оно умеет хотя бы казаться.
Меня зовут Стеф. Я - солнечный зайчик.
И мне еще предстоит заглянуть до заката в тысячи окон.

В детстве я думала, что никогда не повзрослею. Судя по всему, я до сих пор - в детстве, потому что думаю так и сейчас. Но то детство все равно прошло.
Точнее, дети всегда считают себя и так уже взрослыми, а веру в сказки, параллельные миры, дедамороза,эльфов и т.д - вполне себе нормальной (до сих пор не понимаю, чем вера в эльфов отличается от веры в Бога, и почему некоторые верующие говорят детям, что Бог-то - есть, а эльфов - нет ни разу).
Но это все неважно. Важно то, что что-то все-таки меняется. Но не так, как казалось в детстве.
Я помню, как папа держал меня на руках и ходил по недостроенной даче. Там стоял камин а в полу не хватало досок. Я помню ощущение. Мне было спокойно и хорошо - абсолютно, как не бывает теперь.
Я помню, как мы бодались с каким-то нашим другом семьи, имя - забыла. Стояли на четвереньках и сталкивались лбами. Мне было весело.
Я помню, как меня крестили.Было страшно.Как двоюродный брат брал меня на руки и подбрасывал. Было удивительно и радостно.Я вообще много чего помню. Не помню только момент перехода от абсолюта к разрозненным частностям.
Помню, как в детском саду мальчик Костя с квадратной почти головой говорил, что первой его женой будет новенькая Катя, а второй - я. Мне было приятно, что я - второй,но обидно, что Катя - первой, и я завидовала Кате и считала ее дурой.
Помню, как пошла в первый класс. Все были нарядные, в новых куртках,с воздушными шариками, а я - в куртке сестры, которая была мне велика, шариков у меня тоже не было...а потом еще я отстала от всех, когда шли в класс,заблудилась в школе и потеряла новую пропись. Мне было очень грустно, я плакала,злилась на всех,считала себя неудачницей и очень хотела воздушных шариков.
В общем, да,много чего я еще помню.Но это уже совсем не то.Уже - с некоторой оценкой,со сравнениями,с неестественными,приобретенными эмоциями.
Но дело и не в этом. Вот - 16-18 лет. Вера какая-то - есть, когда напьешься,плохо и никого рядом нет. Тогда хоть Господу молись, хоть Тору жертвы приноси - лишь бы любовь была,счастье и никакого похмелья. И в голове - одна романтика, а на деле - дешевый портвейн,незнакомая темная квартирка,грязные простыни и какой-нибудь совершенно никакущий тип под боком. И противно, и гадко, и любви хочется чистой-чистой,и все то же,что у всех почти - мечты,мечты,заснеженные дороги,пыльные дороги,даль какая-нибудь там,леса,луга,горы,плед,камин,кошка,положив голову на колени прекрасному единственному нереальному Ему лежать и в глаза смотреть (без значения,блаженно так и с улыбкой - как там? - теплой,да.Точнее,улыбка - это у него должна быть,у меня - только взгляд полный блаженства).И на Новый Год, под бой курантов, одиннадцать желаний - любви,конечно,ну а на двенадцатое можно и денег.
Мне,все-таки,повезло.У меня были дороги - и пыльные,и заснеженные,и он - тоже был (и даже не один),и любовь,вроде,даже иногда - чистая, и коленки,и кот,и камин,и плед,леса,луга,горы...денег только не было, но это,казалось,мелочи.И улыбка,и глаза - все было.Настоящее,как хотела.
А теперь - он уже вовсе не он,а если и есть он - то уже не хочется лежать на коленках,от улыбки и взгляда долгого - спрятаться бы и вообще как-то неловко становится, кот сдох, камин продан вместе с дачей, любовь - что-то приходящее и уходящее,вроде головной боли или судороги,а другой - не хочется или страшно, под пледом - холодно (раньше,казалось,было теплее) да и все кругом с пледами - приелось, и даже деньги, вроде бы, есть. Только дороги,луга,леса и горы остались - и это радует.
Мечты...мечты вообще - странная штука. Вот есть люди-мечтатели, которые всю жизнь только и делают, что профессионально и очень красиво мечтают. Молодцы. Есть люди, которые приспособились,и мечты свои подогнали под реальные возможности. Молодцы. А есть те, которые реальность подгоняют под мечты. Молодцы,хотя вряд ли их ждет успех. Но они даже не допускают такой возможности,им кажется - они особенные,у них-то точно получится. Я вот - почти такая. Только считаю, что получится - у всех, если они будут действовать, а не планировать.И - знать,не верить. Вера - вообще не про меня сейчас. Какая, в жопу, вера, если меня окружают призраки,ангелы,демоны,все боги которых только можно вообразить, среди моих знакомых есть Антихрист или Спаситель - хер их отличишь, и, что самое ужасное - про все вышеперечисленное мне говорят практически все,кого я знаю - это вообще ни разу не моя фантазия. Короче, никакой веры быть не может. Я либо знаю, либо - предполагаю, и только моя воля имеет для меня значение.
Только я все равно до сих пор под новый год пишу письмо дедуморозу и выкидываю его в окно. Я всегда считала, что, если дед мороз - существует, то адрес и почта тут совершенно ни к чему. И я до сих пор загадываю желания - только не про любовь. Скорее - про себя, чтобы, изменившись,научиться ее чувствовать.
Только в чудеса - не верю. Но пытаюсь создавать свои.Может,получится,а,может,научат.Ведь столько кругом волшебства - аж страшно.
Иногда кажется,что я уже такая старая,скучная,злая и глупая. Ворчливый одичавший зверушка. Меня,кажется,не любят больше те маленькие девушки, которые - сказочные,с верой и прочим, с вечным фоновым ощущением одиночества, которых так сильно до сих пор люблю я. Но они - уходят, а у меня остаются женщины, которые задают много насущных вопросов и смотрят нагло и тупо в глаза,которые ревнуют,завидуют ,недолюбливают и которых я очень боюсь и от них хочется даже иногда плакать. А еще остаюсь я, но такую себя я пока не знаю совсем. Я приглядываюсь. Вроде - нравлюсь, а там уж - посмотрим.
Иногда я много говорю или пишу, и все это - такие глупости,что тошно. Но это,наверное,можно иногда.Как одну сигарету,если уже все равно бросил курить.

Когда-нибудь, возможно, ты заметишь, что у нее есть грудь, и очень удивишься. Да и она удивится, заметив, что у тебя груди нет. Вам вообще очень многим вещам придется удивляться. Возможно, не придется, но это вряд ли.
Сейчас - практически Адам и Ева, только гораздо более совершенные. Безумно прекрасные и совершенно бесполые, вневременные и внепространственные существа, которые ничего не умеют - совсем ничего, ничему не учатся и ни на что не способны. Существуют только для того, чтобы любить, и - только друг друга, не умеют просто иначе.
Вы похожи на две голые души - если бы души все-таки были материальны. Видно, но не более. Дымчатые.
А я люблю вас ревностно до рёва истерики почти до само или просто убийства, завидую черно-белой огромной и ядовитой завистью. Но я так не умею больше. Так умеют только дети, сумасшедшие, старики и мертвые, да и то - не все. Я не знаю, к кому из них вы относитесь - вас уже нет, а на мне голова ребенка и костюм психа, да и еще тысячи с три всяческих костюмов лиц шляп и прочего, и мне стыдно раздеться даже ради того, чтобы хоть миг побыть с кем-то другим совершенной. У меня есть будни дела стремления алкоголь изредка по выходным и постоянная нехватка времени, есть увлечения и люблю я кого-то только тогда, когда его нет рядом, а это уже совершенно не та любовь, просто - вытесненная и присобаченная приличия ради туда, где скучно и ужепочтизасыпаешь.
Черт, если бы вы существовали где-то, кроме моей головы да мятого листка бумаги - я бы, пожалуй, повесилась. Быть может, хорошо, что вас нет. И никто из вас никогда ничему не будет удивляться.

Он много думал и постоянно все усложнял,пытаясь найти самое простое решение своих проблем. Искал ответ на один вопрос, находил - на другой, а там уже - дальше, дальше,и первый вопрос терялся где-то, но продолжал мешаться.
Он вообще многое терял, не только вопросы. Терял носки, перчатки, мобильники, сумки, деньги, волосы, совесть, да и сам - частенько терялся. Но чаще всего он терял свое имя, и потому решил всегда иметь несколько про запас. Если и те, что про запас, тоже терялись - приходилось заимствовать чужие. Его это огорчало, но - что ж тут поделаешь. А самое первое свое имя он так давно потерял, что уже начал забывать о том, что оно когда-то было. Напомнить никто не мог - всех родственников и друзей детства он потерял огромное количество потерянных лет назад. Иногда вспоминал, что было когда-то имя - одно, и люди были, и сразу очень начинало ему хотеться все это найти и вернуть, и уже точно никогда не терять. Но как найти, если даже те, у кого можно было бы спросить - потеряны? Он думал, думал, думал, и находил. Но уже совершенно не то, что хотел найти сначала, а начало - терялось, как и вопросы, и носки, и деньги. Он это понимал и сразу терялся.
И так много всего он успел потерять - и сумок, и совестей, и себя, и имен - что, сам о том не подозревая, создал целый потерянный город, в котором сам же,многочисленный и потерянный, каждый потерянный день делал потерянную работу и отвечал на потерянные вопросы. Иногда город ему снился - и он сразу все находил. Даже больше, чем нужно, и потому, когда он начинал разбираться, что - нужно, что - нет, нужное терялось, а затем терялся и сон, и город. На самом деле, и городов потерянных было уже столько, что получилась целая потерянная страна, а, быть может, и планета. И там жило множество его, и у каждого была своя, хоть и им потерянная, жизнь. И его самого это множество совершенно не знало, но называло Создателем, и в общем-то всем было хорошо. Только он всего этого уже не помнил, а чего-то и не знал, и все терял, терял, и пытался найти - но терял еще больше.
И ему было очень-очень одиноко.

Хочешь услышать мою тайну, мальчик? Почему ты молчишь и смотришь так испуганно, и улыбаешься смущенно, будто я говорю о чем-то очень неприличном? Не бойся и дай сюда свою руку. У тебя ледяные пальцы. Ты замерз? Это ничего, скоро пройдет, станет совершенно незначительным. Доверяй мне сейчас, доверяй - но не больше, чем следует. Мы - одно целое на десять минут, договорились?
Ты слышишь ее? Она звучит тепло и холодно одновременно, как родник в жаркий летний день. Дыши ее, а я буду дышать твою. У тебя есть тайна? Нет? Ты обманываешь! Просто твоя скрытная, как ты сам, и пугливая. Но я слышу. Похожа на листья осины или на первый тонкий слой льда на реке. Трещит. Или на угли - такие, которые остаются под утро от костра, горевшего всю ночь.
Она не в глазах, хотя многие там ищут, но находят другое. Не тайну, наоборот - то, что есть, что все должны видеть. У многих вообще нет тайны. Они не дышат ее. Воздух входит и выходит - пустой, сухой, пыльный - а с тайной он всегда разный. У каждого свой, и не бывает одинаковых. Бывает, что она сама приходит внезапно, и все сразу меняется. Был человек, жил, а она пришла - и он уже не может, как раньше, и дышит ее, но пока сам этого не понимает, и потому мечется, как дикий зверь, и рвет себя изнутри. Но она с ним поговорит - и он поймет, и улыбнется, и все станет легким, воздушным. Или прозрачным и хрупким, или острым и холодным, но в любом случае гораздо более полным.
Разве ты не чувствуешь, как мы прекрасны? Она светит изнутри, а мы - витражные стекла, или хрустальные сосуды, или озеро - если представить, что солнце упало в него и превратилось в луну.
Сядь поближе ко мне и помолчим. Будем молчать, дышать и слушать.
Обними. Мне страшно. Ее так много, когда молчишь, и мне кажется, что я вот-вот исчезну, превратившись лишь в ее свет, случайно вдохну всю себя и перестану быть. А вдох улетит и станет ветром.
Держи крепче. Если от меня останется лишь вдох, ты стань выдохом, и мы вместе превратимся в новое дыхание. И будем жить.
Десять минут - это чуть больше вечности. Ровно на десять минут.

Она проснулась,села в кровати и глубоко,довольно зевнула. Я чуть приоткрыл глаза и слежу за ней из-под решетки ресниц. Сегодня ее зверь, скорее всего, Рысь - я долго не мог привыкнуть к этим практически каждодневным перевоплощениям,но со временем свыкся,и даже стал воспринимать это как своеобразную игру. Вчера - кузнечик, сегодня - кошка. Вам это кажется странным? Что вы! Странно было, когда после волка она вдруг преобразовалась в медведку. А это - так, ничего особенного.
И все-таки Рысь мне нравится значительно больше.
Я лежу, стараясь дышать как можно спокойнее - не хочу, чтобы она знала, что я проснулся.
Рысь грациозно потянулась и хитро сощурилась, поймав зелеными чуть раскосыми глазами утренний солнечный лучик. Меня всегда поражало то, как могло меняться ее лицо - вплоть, казалось, до разреза глаз и формы губ.
Она говорит, что лицо не может меняться. Оно - зеркало, как и она сама. Бестолковый кусок стекла - так она себя называет, брезгливо кривя губы - стоящий где-то да отражающий проплывающие, пролетающие и проходящие мимо него сущности. Меняются отражения, а зеркало - безжизненно и неизменно. Хотя каждый день она говорит разное, каждый день - новое отражение.
Беззвучно соскользнула с кровати и встала у окна, уперевшись в подоконник кончиками пальцев. Лопатки разведены, плечи направлены вперед - Рысь настороженно принюхивается, вытянув длинную красивую шею. Затем резко поворачивается, один миг - и она уже сидит на мне, хищно улыбаясь. Это было столь внезапным, что я моментально отбросил свой фальшивый сон и широко открыл глаза. Она смеется, обнажая красивые большие зубы и аккуратные клыки, и, играясь, сжимает и разжимает ладони, слегка царапая мою грудь острыми маленькими коготками.
- Я поняла, что ты не спишь, обманщик! - коготки сильнее впиваются в грудь, и на мгновение мне становится страшно. Я никогда не знаю, чего от нее ожидать. Помнится, она чуть не утопила меня в бассейне, когда была Анакондой.
- Каким же образом ты догадалась? - беру ее руки в свои, не столько из-за внезапного приступа нежности, сколько ради собственной безопасности.
- Ты слишком старательно дышал и слишком неподвижно лежал. - она резко повернула голову и устремила взгляд куда-то "вовне".То есть, наверное "вовне". Для меня же на том месте стоит всего лишь старый дубовый шкаф и пара пыльных горшков с засохшими цветами. Ее голос вдруг стал низким и тихим, речь - ленивой, словно на какое-то время она перенеслась в тот мир, который обыкновенно отражает. - Ты не почувствовал себя спящим. Даже если бы ты перенял его дыхание и движения, тебя бы все равно выдал запах.
- Это ерунда. Я не могу пахнуть, как спящий - если даже он действительно есть, этот особенный запах - и при этом бодрствовать.Если я почувствую себя спящим - я засну.
Она презрительно фыркнула и, высвободив свои руки из моих, отодвинулась.
- Ты - плоский и живешь в плоском мире. Так почти все. Тоже стекляшки, покрывающиеся постепенно пылью и, поймав, исказив чье-то чувство, превращают его в гордость. Живые проходят мимо мерзких пыльных столбов,стараясь даже не смотреть на них, а столбам пыль - что пудра. Ведь они так хотят быть живыми самостоятельно, но не могут. Вот и пылятся, обманывая сами себя. Пыль ведь - не они сами. Она и то гораздо живее.
У меня закружилась голова.
Она часто говорила о вещах, которые были мне совершенно непонятны. Ее речь всегда была полна несостыковок, а логические бреши вперемешку с неземными,сказочными образами делали ее похожей на тончайшей работы кружево. Но какой-то частью себя я чувствовал, что все эти бреши и несуразицы на самом деле не являются таковыми. Когда я думал об этом, я начинал ее понимать, а себя ощущал действительно плоским и неживым. Потому и гнал мысли прочь, цепляясь за ляпы и погрешности. Мне кажется, переход от плоскости к объему может быть слишком болезненным.
- Ты - тоже стекляшка?
- Я могла бы ей быть. А ты мог бы ею не быть. Все могли бы не быть. Зеркала умеют отражать, можно быть зеркалом, а можно отражением.
- Но отражение тоже не живет самостоятельно.
- Почему?
- Это очевидно.
- Почему очевидно?
- Это же отражение! - я начинаю нервничать, а она смотрит на меня, и в глазах ее еще с миллион различных "почему" на каждую мою очевидность. Они искрятся и мерцают, подобно поверхности лесного озера. Так хочется прикоснуться, но ты боишься утонуть.
- Почему отражение не живет самостоятельно? Ты видел?
Я так часто не знаю, как ей ответить. Законы физики, как и любые другие, для нее ничего не значат, да и мне они начинают казаться глупыми после ее нескончаемых и неожиданных вопросов. Она смотрит на все под другим углом, да только и сам этот угол вовсе углом не является. Что-то за гранью.
- Ну, это же всего лишь луч света, отраженный зеркалом сам в себя. Отражение не живет внутри зеркала. Так только кажется, а на самом деле оно, вроде как, односторонне.
Она вдруг громко, чуть хрипловато рассмеялась.
- Какая глупость! Ты все это придумал только для того, чтобы было просто. Чтобы не думать о том, что делает твое отражение, когда тебя нет рядом. А ведь оно только тогда может по-настоящему что-то делать, когда ему не приходится стоять и дурить тебе голову, повторяя все эти нелепые жесты. Разве тебе не интересно, где оно бывало, что узнало, пока тебя не было? А какие глупые и жестокие те, кто смотрит в зеркало часто-часто! Они разве не понимают, что отражению тоже нужно отдохнуть, отойти подальше? Однажды отражения могут не выдержать и уйти. И какой-то человек, подойдя утром к зеркалу, никого в нем не увидит. Что ты на это скажешь, со своими отраженными в себя лучами? Где они будут?- она наклонила ко мне голову, ее каштановые волосы щекочут мне шею и пахнут душицей.
- Нигде. Такого не может быть. Если отойти от зеркала - твое отражение исчезает.
- Ничто не исчезает.
- Правильно. Свет не исчезает. А отражение - это тот же свет, падающий на зеркальную поверхность. Остается свет и зеркало, но по-отдельности.
Она прикусила губу, задумавшись.
- Свет - это ты? И я? Что угодно?
- Да, можно и так сказать.
- Значит отражение - ребенок зеркала и света?
- Не совсем, но близко.
Она легла рядом со мной на живот, подперев голову руками, и глаза ее теперь стали похожи на лесное озеро, когда его не освещает луна.
- Почему так часто бывает? Когда ребенок перестает быть нужным, он прекращает существовать для родителей? Почему все нужно привязать к себе, а если привязать не получается - признать несуществующим? Почему стекляшки больше всех стремятся стать солнцем?
Она отвернулась от меня и, когда я легонько дотронулся до ее плеча, уже спала, крепко сжав в руках простыню.
Ты права, моя Рысь, даже не представляешь насколько. Я даже тебя называю своей, будто слова и мысли помогут мне удержать тебя рядом. Как ты живешь, не имея ничего своего, не привязывая и не привязываясь? Хотя и ты - не так уж честна. Ты привязываешь именно тем, что не делаешь этого насильно. Как ты живешь без этих крючков и веревок, как вообще у тебя без этого получается выжить? У тебя ничего нет. Даже твое собственное отражение ты не считаешь своим.
Я укрываю ее одеялом, но она его тут же сбрасывает, недовольно нахмурившись во сне.
Интересно, что сейчас делает твое отражение? Интересно, скольких отражений отражение ты сама?

Бывает, кажется, что жизни слишком много. Хочется собрать всю ее и зажать в кулачок, чтобы вся при тебе. Ты пробуешь, но она расползается в стороны, а тебе остается лишь маленький кусочек. И раньше тебе этого кусочка было бы более, чем достаточно, но сейчас все иначе. Это не расстраивает. Это игра, интересная и удивительная.
Главное - не терять уже пойманные ее частички. Если теряешь - становится тоскливо, или страшно, или холодно, или...плохо просто.
А еще свобода есть, хотя я вообще не очень люблю это слово. Оно слишком шумное и фонит. Но другого не подобрать.
Вот человек, очень высокий и худощавый, с длинными темными волосами с проседью. Он сидит целыми днями на кухне и пьет портвейн. К нему приходят, говорят, мол, что ты сидишь тут целыми днями? Ты же совсем спился и обленился! Как ты будешь жить дальше?
А человек все сидит и улыбается чему-то.
Через день, или месяц, или минуту, или год он может встать, потянувшись, и выйти на улицу. Купить в магазине апельсиновый сок и гулять хоть три дня подряд, а, может, и больше.
А потом он может перекрасить волосы в розовый, постричься и курить много-много. А может этого и не делать.
Он может так и сидеть на кухне, в принципе. Потому что, что бы другие ни говорили, он точно знает, что в любой момент может все изменить. Он ко всему относится с добродушным безразличием.
Наверное, вот это больше похоже на свободу. Но я ее чуть-чуть боюсь, хотя иногда и ощущаю.