Что такое обратная сторона титанизма?
Возрождение прославилось своими бытовыми типами коварства, вероломства,
убийства из-за угла, невероятной мстительности и жестокости, авантюризма и
всякого разгула страстей. Здесь уже не было никакой неоплатонической
эстетики. Однако здесь, несомненно, сказался стихийный индивидуализм эпохи,
эта уже обнаженная от всяких теорий человеческая личность, в основе своей
аморальная, но зато в своем бесконечном самоутверждении и в своей ничем не
сдерживаемой стихийности любых страстей, любых аффектов и любых капризов
доходившая до какого-то самолюбования и до какой-то дикой и звериной
эстетики. Выше мы говорили о благородном самоутверждении стихийного
индивидуализма эпохи Ренессанса и определяли эстетику этого индивидуализма
как гуманистически-неоплатоническую. Однако было бы совершенно односторонне
всю эту четырехвековую эстетику Ренессанса сводить только на
гуманистически-неоплатонические пути мысли. Тут была еще и другого рода
эстетика, вполне противоположная гуманизму и неоплатонизму.



И об этой
эстетике на м необходимо будет сказать, потому что она тоже обладала всеми
чертами эстетического развития. Она была аморальной и звериной в своем
предметном содержании, но она же обладала всеми чертами самодовлеющей
значимости, необычайной красочностью и выразительностью и какой-то, если
выражаться кантовским языком, небывалой целесообразностью без всякой цели.
Все эти возрожденческие имена и события общеизвестны, и о них достаточно
говорится и в общих исторических исследованиях Ренессанса, и при обрисовке
отдельны х героев этой эпохи. Однако, чтобы в нашем изложении не было
однобокого перевеса гуманистически-неоплатонической эстетики в эпоху
Ренессанса над всякой другой эстетикой того же Ренессанса, пусть нам будет
позволено привести некоторые имена и некоторые факты, рассыпанные по разным
книгам и статьям, изображающим Ренессанс, но нигде не собранные в виде
эстетической антитезы основному и формулированному у нас гуманистическому
неоплатонизму эпохи.
Эту область Ренессанса мы называем его обратной стороной, т.е. обратной
стороной общепризнанного возрожденческого титанизма. В этом термине
"обратная сторона" совершенно нет ничего странного, непозволительного или
ненаучного. Ведь и всякая вещь на свете имеет свою переднюю, или прямую,
сторону и свою обратную сторону.

Разница между ними только в том, что передняя сторона вещей и событий
фиксирует их
прямую и непосредственную данность; обратная же сторона, ввиду нашего
частого плохого знакомства с ней, может совмещать в себе не только черты
этой прямой и непосредственной данности, но также и малоизвестные нам черты
любых других областей, часто не только не связанных с передней стороной, но
даже прямо ей противоположных. Поэт пишет свои стихи, музыкант и грает на
своем инструменте и актер действует на сцене с целью в прямом и
непосредственном смысле выразить или исполнить то или другое художественное
произведение. Но это далеко не значит что все эти художники и писатели
являются таковыми же и во всех сторонах своей жизни, противоположных
исполняемым ими художественным произведениям. Часто тут бывает прямая связь,
но нередко эта связь бывает слабой, а иной раз даже и совсем отсутствует.
Весь интерес тех материалов, которые мы сейчас хотим предложить,
заключается как раз в том, что, будучи обратной стороной титанизма, т.е.
его противоположностью, они все-таки продолжают быть результатом стихийного
человеческого самоутверждения и столь характерного для эпохи Ренессанса
индивидуализма.
Само собою разумеется, что излагаемые у нас исторические факты в той или
иной мере всегда были в истории. Однако они едва ли были когда-нибудь столь
прямо связаны с тем стихийным индивидуализмом, который составляет сущность
Ренессанса. В эпоху Ренессанса такова уж была вся атмосфера индивидуализма,
что те факты и события, о которых мы сейчас скажем, в глубочайшей степени с
нею гармонировали, хотя и были противоположностью как общепринятому тогда
гуманизму, так и неоплатонизму. Вот почему все эти пороки
и страсти в быту итальянского Ренессанса вошли уже в поговорку и никогда
никем не отрицались11.
Примеры обратной стороны титанизма.
Всякого рода разгул страстей, своеволия и распущенности достигает в
возрожденческой Италии невероятных размеров. Священнослужители содержат
мясные лавки, кабаки, игорные и публичные дома, так что приходится
неоднократно издавать декреты, запрещающие священникам "ради денег делаться
сводниками проституток", но все напрасно. Монахини читают "Декамерон" и
предаются оргиям, а в грязных стоках находят детские скелеты как последствия
этих оргий. Тогдашние писатели сравнивают монастыри то с разбойничьими
вертепами, то с непотребными домами. Тысячи монахов и монахинь живут
вне монастырских стен.
В Комо вследствие раздоров происходят настоящие битвы
между францисканскими монахами и монахинями, причем последние храбро
сопротивляются нападениям вооруженных монахов. В церквах пьянствуют и
пируют, перед чудотворными иконами развешаны по обету изображения половых
органов, исцеленных этими иконами. Францисканские монахи изгоняются из
города Реджио за грубые и скандальные нарушения общественной нравственности,
позднее за то же из этого же города изгоняются и доминиканские монахи. Во
Флоренции братья престарелого богатого купца - гуманиста Никколо Николи
(1364 - 1444), известного знатока и поклонника античности, прославленного
своей образованностью (у него было 800 р укописей античных и христианских
авторов), хватают его любовницу, задирают ей юбки и публично секут ее
розгами. Папа Александр VI и его сын Цезарь Борджиа собирают на свои ночные
оргии до 50 куртизанок. В Ферраре герцог Альфонс среди бела дня голым прогуливается по улицам. В Милане герцог Галеаццо Сфорца услаждает себя
за столом
сценами содомии. В Италии той эпохи нет никакой разницы между честными
женщинами и куртизанками, а также между законными и незаконными детьми.
Незаконных детей имели все: гуманисты, духовные лица, папы, князья. У Поджо
Браччолини - дюжина внебрачных детей, у Никколо д'Эсте - около 300. Папа
Александр VI, будучи кардиналом, имел четырех незаконных детей от римлянки
Ваноцци, а за год до своего вступления на папский престол, уже будучи 60
лет, вступил в сожительство с 17-летней Джулией Фарнезе, от которой вскоре
имел дочь Лауру, а уже пожилую свою Ваноццу выдал замуж за Карло Канале,
ученого из Мантуи. Имели незаконных детей также и папа Пий II, и папа
Иннокентий VIII, и папа Юли й II, и папа Павел III; все они -
папы-гуманисты, известные покровители возрожденческих искусств и наук. Папа
Климент VII сам был незаконным сыном Джулиано Медичи. Кардинал Алидозио,
пользовавшийся особым благоволением папы Юлия II, похитил жену почтенно го и
родовитого флорентийца и увез ее в Болонью, где был тогда папским легатом.
Кардинал Биббиена, друг папы-гуманиста Льва X, открыто сожительствовал с
Альдой Бойарда. Многие кардиналы поддерживали отношения со знаменитой
куртизанкой Империей, которую Рафаэль изобразил на своем Парнасе в
Ватикане.
При Юлии II в Ватикане происходил бой быков. Папа Лев X был страстным
охотником и очень любил маскарады, игры и придворных шутов. Бой быков и
борьба обнаженных борцов часто устраивались им во дворе Ватикана. Считалось
вполне обычным, что папы, кардиналы
и высшее духовенство принимали участие в охоте и в маскарадах. Широкое
распространение получает порнографическая литература и живопись. Такая
непристойная книга, как "Гермафродит" Панормиты, была с восторгом принята
всеми гуманистами, и, когда в Вероне какой-то самозванец выдал себя за
автора "Гермафродита", правительственные учреждения и ученые города
чествовали мнимого Панормиту. Книга эта была, между прочим, посвящена Козимо
Медичи. В Ватикане при Льве X ставят непристойные комедии Чиско, Ариосто и
кардинала Биббиены, причем декорации к некоторым из этих комедий писались
Рафаэлем; при представлении папа стоит в дверях зала и входящие гости
подходят к нему под благословение. Художники наперебой изображают Леду,
Ганимеда, Приапа, вакханалии, соревнуясь друг с другом в откровенности и
неприличии, причем порою эти картины выставляются в церквах рядом с
изображениями Христа и апостолов.
Нередко по политиканским соображениям высшими духовными лицами,
кардиналами и епископами, назначаются несовершеннолетние дети. Ипполито
д'Эсте, сын герцога Феррарского, уже семи лет - архиепископ, а в 14 лет
становится кардиналом. Папа Сикст IV возводит
в кардинальское достоинство 12-летнего Джованни, сына неаполитанского
короля Фердинанда I. Другой Ипполито д'Эсте, сын герцога Альфонсо I и
Лукреции Борджиа, десяти лет был архиепископом Миланским. Джованни Медичи,
будущий папа Лев X, стал кардиналом в 1 3 лет. Александр Фарнезе, сын папы
Павла III, назначается епископом в 14 лет. Разумеется, такого рода
назначения наряду со всем известными безобразными явлениями симфонии,
коррупции, аморализма и вообще преступности высшего духовенства сильно
способствовали падению авторитета церкви, хотя Италия, конечно, оставалась
католической страной. Необходимо также отметить, что все эти кардиналы и
папы обычно были вполне образованными и светскими людьми, страстными
любителями античности и ее памятников, покровителями гуманизма, наук и
искусств.
В Риме в 1490 г. насчитывалось 6800 проституток, а в Венеции в 1509 г. их
было 11 тысяч. До нас дошли целые трактаты и диалоги, посвященные этому
ремеслу, а также мемуары некоторых известных куртизанок, из которых можно
узнать, что публичных женщин ежегодно привозили из Германии, что
продолжительность этого ремесла - от 12 до 40 лет, что эти женщины
занимались также физиогномикой, хиромантией, врачеванием и изготовлением
лечебных и любовных средств, чем славились венецианки, в чем заключалась
неодолимая сила генуэзок и каковы были специальные достоинства испанок.
Некоторые папы, например Пий V (1566 - 1572), пытались бороться с этим
явлением; но, впрочем, если верить автору одной хроники, бывали времена,
когда институт куртизанок приходилось специально поощрять, поскольку уж
слишком распространился "гнусный грех". Проституткам специально запрещалось
одеваться в мужскую одежду и делать себе мужские прически, чтобы таким
образом вернее заманивать мужчин.
Когда вместе с войском французского короля Карла VIII в конце XV в. так
называемая французская болезнь, раньше вспыхивавшая в Италии эпизодически,
начала распространяться в ужасающей степени, жертвами ее пали не только
многие светские, но и высокопоставленные духовные лица.
Внутренние раздоры и борьба партий в различных итальянских городах, не
прекращавшаяся всю эпоху Возрождения и выдвигавшая сильных личностей,
которые утверждали в той или иной форме свою неограниченную власть,
отличались беспощадной жестокостью и какой-то неистовой яростью. Вся история
Флоренции XIII - XIV вв. заполнена этой дикой и беспощадной борьбой. Казни,
убийства, изгнания, погромы, пытки, заговоры, поджоги, грабежи непрерывно
следуют друг за другом. Победители расправляются с побежденными, с тем
чтобы через несколько лет самим стать жертвой новых победителей. То же самое
мы видим в Милане, Генуе, Парме, Лукке, Сиене, Болонье, Риме (особенно в
промежутки между смертью одного папы и избранием другого в Риме обычно
происходили настоящие уличные бои) . Когда умирал какой-нибудь известный
человек, сразу же распространялись слухи, что он отравлен, причем очень
часто эти слухи были вполне оправданны. Между прочим, утверждалось, что и
Лоренцо Медичи и Пико делла Мирандола были отравлены ядом.
Уже с XIII в. в Италии появились кондотьеры, предводители наемных
отрядов, за деньги служившие тем или иным городам. Эти наемные шайки
вмешивались в междоусобные раздоры и отличались особо наглой и зверской
жестокостью. В середине XIV в. громкой и кровав ой славой пользуется
"Великая компания" немецкого кондотьера Вернера фон Урслингена, написавшего
на своем знамени: "Враг бога, правосудия и милосердия", облагавшая крупной
данью такие города, как Перуджа, Болонья, Сиена. Еще более знаменит был
своим коварством и корыстолюбием англичанин Джон Гауквуд, окруженный
всеобщим страхом и преклонением и захороненный с большим торжеством во
флорентийском соборе. Постепенно, как пишут историки, иноземцы все более
вытеснялись итальянцами, и теперь мы встречаем здесь такие имена, как
Бианкардо, Кане, Пиччинино, Аттендоло Сфорца. Чаще всего это простые,
сильные и безграмотные люди, никого не боящиеся и никого не щадящие. Браччьо
Монтоне забавлялся тем, что сбрасывал людей с высоких башен, разбил на
наковальне одного монастыря головы 19 монахам, в Ассизи сбросил трех человек
с вала, в Сполетто столкнул с моста вестника, доставившего ему плохие
известия. "Он был прекрасен как бог, когда гарцевал по улицам Флоренции", -
говорил один современник.
Многие такие кондотьеры захватывают себе города и становятся
родоначальниками итальянских династий. Так, в Милане уже с конца XIII в.
воцаряется род Висконти, прославившийся убийствами и всякого рода
жестокостями и насилиями. Бернарбо Висконти выстроил особый дворец, в
котором в роскоши жило 500 громадных псов, и, кроме того, несколько сот псов
было роздано на содержание жителям Милана, обязанным регулярно представлять
отчет в особое собачье ведомство. В случае смерти собаки гражданин, на
содержании которого она находилась, отправлялся на эшафот. Подати
взыскивались в огромном количестве и беспощадно. Этот самый Бернарбо объявил
себя в своих владениях папой и конфисковал земли духовных лиц. Таким образом он скопил громадное состояние и выдал замуж семь дочерей, дав каждой в
приданое 100 тысяч гульденов. На свадьбе его племянницы присутствовал
Петрарка. Наконец, Бернарбо был свергнут своим племянником Джан Галеаццо и
заточен в тюрьму. Дети этого Джан Галеаццо - Джованни Мариа и Филиппо Мариа,
правившие в начале XV в., также отличались бешеной жестокостью. Когда в мае
1409 г. во время военных действий народ в Милане встретил герцога Джованни
Мариа криками: "Мира! Мира!", герцог выпустил наемников, усеявших город
трупами. У него были собаки, разрывавшие людей на части.
После смерти последнего Висконти герцогом Миланским стал кондотьер
Франческо Сфорца, человек бешеной энергии и способностей, который укрепил
положение своего рода и сильно возвысил Милан. Наследовавший ему сын
Галеаццо Мариа Сфорца закапывал живыми свои
жертвы, выставлял на публичный позор соблазненных им женщин, заставлял
крестьянина, укравшего зайца, съесть зайца живьем, с шерстью и шкурой; он
обвинялся еще и в отравлении своей матери и был убит заговорщиками в церкви
Сан Стефано в 1476 г. Его брат Лодовико Моро лишил власти своего
несовершеннолетнего племянника Джованни Галеаццо и через некоторое время
отравил его. Моро вмешивался во все политические дела своего времени,
непрестанно сея вокруг себя интриги, заговоры, тайные убийства, пока наконец
фр анцузы не захватили Милан и Лодовико не умер во французском плену, где
одно время его держали в железной клетке. Между прочим, все Сфорца были
весьма образованными людьми и меценатами, а Лодовико Моро отличался особенно
блестящим латинским стилем и знани ем классиков. При его дворе много лет жил
Леонардо да Винчи.
Неаполитанская королева Джованна (правила в 1343 - 1382 гг.), внучка и
наследница знаменитого короля Роберта, друга Петрарки и покровителя наук,
при дворе которого жил молодой Боккаччо, еще дедом была выдана замуж за сына
венгерского короля Андрея (см. 3 8, 143 - 145). Вступив на престол, она
вскоре подпадает под влияние своих теток, французских графинь Агнессы де
Перигор и Екатерины де Куртене, погрязших в интригах и удовольствиях,
становившихся все более сомнительными. Современники говорили, что двор этой
королевы напоминал скорее публичный дом. Джованна и Екатерина де Куртене при
помощи клизмы отравили Агнессу де Перигор, а в 1347 г. убили в собственной
постели мужа королевы, Андрея. Толпы жителей Неаполя окружили дворец с
криками: "Смерть изменникам и королеве-блуднице", но Джованна спаслась,
выдав второстепенных участников убийства. За убийство Андрея жестоко мстил
его брат, венгерский король Людовик, отряды которого заняли Неаполь и
грабили королевство, пока Джованна наконец не откупилась от Людо вика за 300
тысяч флоринов. Вскоре она вышла замуж за своего родственника Лодовико
Тарентского, но совершенно не считалась с мужем и по-прежнему вела
развратную жизнь. Войны и интриги требовали огромных денег, и Джованна
заложила свою королевскую корону, а в 1347 г. продала папе за 30 тысяч
флоринов свое наследственное владение Авиньон.
В разоренной стране восстания следуют одно за другим; бароны, в том числе
и ближайшие родственники королевы, совершенно не подчиняются ей, "а во
дворце на берегу Неаполитанского залива по-прежнему царит разврат, разгул,
постоянно звучит музыка и льется вино, нередко густо подмешанное кровью"
(38, 144). В 1362 г. умер второй муж королевы, и уже в следующем году она
выходит за молодого и замечательно красивого, но совершенно нищего Джакомо
Арагонского. Однако уже через несколько дней после брака Джакомо бежит,
пойман, возвращен, снова бежит, ведет бродячую жизнь, пока не умирает в 1375
г. в нищете и безвестности. В 1376 г. уже стареющая Джованна в четвертый раз
выходит замуж за рослого и здорового немецкого феодала Оттона
Брауншвейгского. Начинаются споры о наследниках, поскольку детей у королевы
нет; снова поднимается междоусобная война. Карл, герцог Дураццо, в 1382 г.
берет Неаполь, осаждает королевский замок, который Джованна тщетно и долго
защищает, ожидая помощи от мужа. Наконец, она вынуждена сдаться, посажена в
темницу и через несколько дней погибает в результате удушения. Хозяином
разоренного и измученного Неаполя становится Карл Дураццо, вынужденный к
тому же воевать со вторым претендентом - Людовиком Анжуйским.
Неаполитанский король Ферранте (1458 - 1494), неутомимый работник, умный
и умелый политик, внушал ужас всем своим современникам. Он сажал своих
врагов в клетки, издевался над ними, откармливал их, а затем отрубал им
головы и приказывал засаливать их тела. Он одевал мумии в самые дорогие
наряды, рассаживал их вдоль стен погреба, устраивая у себя во дворце целую
галерею, которую и посещал в добрые минуты. При одном воспоминании о своих
жертвах он заливался смехом. Этот Ферранте отравлял в венецианских церквах
чаши со святой водой, чтобы отомстить венецианской сеньории, предательски
убивал нередко прямо за своим столом доверившихся ему людей и насильно
овладевал женщинами.
Феррарский правящий дом Эсте раздирается семейными неурядицами и борьбой
за власть. Герцогиню Папезину обезглавливают за предполагаемую связь с
пасынком Уго (1425); законные и незаконные принцы бегут от преследований
двора, но подосланные убийцы настигают их и в чужих землях. Одним из таких
убийц был, как говорят, Никколо Ариосто, отец известного поэта. Незаконный
сын пытается похитить власть у единственного законного наследника, Эрколе I;
последний отравляет жену, узнав о том, что она намеревается отравить его
самого по наущению своего брата, уже известного нам короля Ферранте
Неаполитанского. Он велит выколоть по глазу и отсечь по руке у каждого из
200 заговорщиков.
Во время правления сына Эрколе, Альфонсо I, брат герцога, кардинал
Ипполито д'Эсте, приказывает выколоть из ревности к женщине глаза своему
брату Джулио. Джулио и его брат Ферранте, оба бастарды, устраивают заговор
против своих братьев, но замысел их открыт, их обоих излавливают, герцог
вышибает кнутом глаз Ферранте, а затем после издевательств их заключают в
подземную тюрьму дворца, где Ферранте умирает через 34 года, а Джулио
освобождают через много лет, при воцарении нового герцога, Альфонсо II. В этом государстве шпионаж и вероломное убийство достигают крайнего развития, и
в то же время это одно из наиболее благоустроенных и культурных государств
Италии, двор которого отличался особой изысканностью и куртуазностью и
служил образцом всем европейским дворам. Этого самого кардинала Ипполито
д'Эсте Кастильоне в своем трактате об идеальном придворном восхваляет как
образец исключительно благовоспитанного, утонченного, остроумного,
благородного человека, умевшего всех расположить благородством своего по
ведения и своей любезностью.
Известно своими злодействами и знаменитое семейство Медичи во Флоренции.
Даже Лоренцо Медичи, с именем которого связан расцвет флорентийской культуры
в XV в., при котором собиралась Платоновская академия и который вошел в
историю как чистейшее воплощение Ренессанса, великий покровитель искусств и
наук, отбирал приданое у девушек, казнил и вешал, жестоко разграбил город
Вольтерру и отнюдь не пренебрегал интригами, связанными с ядом и кинжалом.
Когда в 1478 г. был разоблачен заговор Пацци, сотни заговорщиков и их
родственники были преданы смерти, так что улицы покрылись кусками
человеческих тел. Многих вешали на окнах монастыря. Тело Якопо Пацци было
вырыто из могилы, уже разлагающийся труп с песнями волочили по улицам и
бросили в реку.
Когда в XVI в. Медичи восстановили свое господство во Флоренции, вся их
дальнейшая история ознаменовывается убийствами, заговорами и зверствами. В
1537 г. герцог Алессандро был заколот своим родственником и товарищем по
разгулу Лоренцино Медичи, которого через 11 лет убивает в Венеции наемник,
подосланный преемником Алессандро, герцогом Козимо I. Говорили, что сам
Козимо I в припадке бешенства заколол своего сына Гарциа. Сын Козимо,
Пьетро, убил кинжалом жену Элеонору, а его дочь Изабелла была задушена
своим мужем Паоло Орсини. Наследник Козимо I, великий герцог Франческо I,
человек очень образованный, прекрасный знаток древних классиков, приказал
убить мужа своей любовницы Бьянки Капелло. Бьянка, во что бы то ни стало
желая дать герцогу сына, притворилась беременной, взяла где-то
новорожденного ребенка низкого происхождения и выдала его за своего. Мать
ребенка и все знавшие об этом должны были поплатиться жизнью. После смерти
великой герцогини Иоанны Бьянка, некогда проклятая своим отцом за то, что она молодой девушкой бежала со служащим банка, становится официальной
супругой герцога и великой герцогиней Тосканской, и теперь вся ее родная
Венеция гордится этой "истинной и достославной дочерью Республики Св.
Марка", а папа Сикст V награждает ее золотой розой. Когда спустя десять лет
великий герцог внезапно умер, а через день умерла и Бьянка, одни говорили,
что она будто бы хотела отравить пирогом с мясом кардинала Фердинандо, брата
своего мужа, но нечаянно подала этот пирог мужу и съела сама, а другие
говорили, будто кардинал отравил брата и невестку.
В истории Франции известна бесчисленными преступлениями зловещая
отравительница Екатерина Медичи, вышедшая замуж за короля Генриха II и правившая при трех своих безвольных и неспособных дать потомство сыновьях.
На все века прославилось своими преступлениями семейство Борджиа, глава
которого, папа Александр VI Борджиа (1492 - 1503), соединял честолюбие,
корыстолюбие и развращенность с блестящими дарованиями и энергией. Он
торговал должностями, милостями и отпущением грехов. Ни один кардинал не
был назначен при нем, не заплатив большую сумму. О его разврате и оргиях мы
уже говорили. Современники сообщают также, что он сожительствовал со своей
дочерью Лукрецией, которая также была любовницей своего брата Цезаря,
и что эта Лукреция родила ребенка не то от отца, не то от брата. Кроме
того, ее по политическим и династическим расчетам четырежды выдавали замуж.
Но уж совсем абсолютным и каким-то сатанинским злодеем был сын папы
Цезарь Борджиа. В 1497 г. Цезарь убивает своего брата герцога Гандиа, после
того как оба брата поужинали в доме своей матери Ваноцци. Труп герцога
бросают в Тибр, и, когда паромщика допрашивают, почему он не сообщил
губернатору о том, что видел это, тот отвечает: "С тех пор как я занимаюсь
перевозом, я видел, как более 100 трупов было брошено в этом месте реки, и
об них еще ни разу не производилось следствия. Поэтому я думал, что этому
случаю не будут придавать значения больше, чем предыдущим". Вскоре Цезарь
отравляет за трапезой своего двоюродного брата кардинала Джованни Борджиа. В
1500 г. Альфонс Арагонский, третий муж Лукреции Борджиа, был тяжело ранен
при входе в церковь Св. Петра. "Так как он не желал умирать от ран, его
нашли в постели задушенным", - записывает в дневник папский церемониймейстер
Бурхард. В Риме каждую ночь находят убитыми до четырех-пяти человек,
преимущественно прелатов или епископов, и все знают, что это дело рук
Цезаря. Однажды в виде развлечения он в своем замке убил шесть быков по всем
правилам испанского искусства тореадоров. Дон Жуан де Червильоне не захотел
уступить Цезарю своей жены, и тогда Цезарь велел обезглавить его посреди
улицы по турецкому способу. Говорят о том, что Александр VI с Цезарем
отравили трех кардиналов (Орсини, Феррари и Микаэля), чтобы завладеть их
огромным состоянием. По общему мнению, Александр VI умер, отравившись
конфетой, приготовленной им для одного богатого кардинала. Другие говорили
о вине, предназначенном для убийства пяти кардиналов сразу, которое по
ошибке выпили Александр VI и Цезарь. Цезарь, однако, выжил и позднее
жаловался Макиавелли, что "он обдумал все, что могло случиться, если его
отец умрет, и нашел средство для всего, но что он никогда не мог себе
представить того, что в этот момент он сам будет находиться при смерти".
Этот самый Цезарь Борджиа был для Макиавелли образцом идеального государя.
Макиавелли восхищался его политической логикой, последовательностью и
энергией, беспощадностью и самообладанием, умением молчать и железной волей;
он оплакивал в нем великого государственного деятеля, который мог бы
объединить Италию. При Цезаре Борджиа некоторое время находился и Леонардо в
качестве военного инженера.
Наконец, скажем еще об одном "абсолютном злодее", менее известном, чем
Цезарь Борджиа, но не менее сатанински преступном и как-то
зверино-самодовлеюще преданном своим преступлениям. Сигизмундо Малатеста
(1432 - 1467), тиран Римини, уже в 13 лет водил войско и обнаруживал как
большие военные дарования, так и невероятно жестокую, дикую и сладострастную
натуру. Тщедушный, с маленькими огненными глазами и орлиным носом, он был
способен перенести любые лишения, лишь бы достигнуть какой-нибудь своей
цели. Историки обвиняют его в многочисленных преступлениях, убийствах,
изнасилованиях, кровосмешении, ограблении церквей, предательстве, измене
присяге и т.д. Его современник Эней Сильвий пишет о нем: "Сигизмунд
Малатеста был в такой степени не воздержан в разврате, что насиловал своих
дочерей и своего зятя... В его глазах, брак никогда не был священным. Он
осквернял монахинь, насиловал евреек, что же касается мальчиков и молодых
девушек, которые не хотели согласиться добровольно на его предложения, он
или предавал их смерти, или мучил жестоким образом. Он сходился с
некоторыми замужними женщинами, детей которых он раньше крестил, а мужей их
он убивал. В жестокости он превзошел всех варваров. Своими окровавленными
руками он совершал ужасные пытки над неповинными и виновниками. Он теснил
бедных, отнимал у богатых их имущество, не щадил ни сирот, ни вдов, словом,
никто во время его правления не был уверен в своей безопасности... Из двух
жен, на которых он был женат до сближения с Изоттой, одну он заколол кинжалом, другую отравил. До этих двух жен у него еще была жена, с которой он
развелся раньше, чем познал ее, завладев, впрочем, ее приданым" (81, 15 -
16). Один из ужаснейших его поступков - покушение на изнасилование
собственного сына Роберта, защищавшегося кинжалом. Дочь Сигизмундо,
изнасилованная своим отцом, забеременела от него. Отлученный от церкви,
приговоренный в Риме к смерти (было сожжено его изображение - in effigie),
Малатеста придавал этому очень мало значения. Он издевался над церковью и
духовенством, совсем не верил в будущую жизнь и мучил священников. Он
соорудил в Римини в языческом вкусе храм, якобы посвященный св. Франциску,
но назвал его "Святилище божественной Изотты" в честь своей любовницы и украсил мифологическими изображениями.
При всем том этот Малатеста был большим любителем и знатоком наук,
искусств и вообще гуманистической образованности. В его замке собирались
филологи и в присутствии тех, как они его называли, вели свои ученые
диспуты. Даже его ожесточенный противник, папа Пий II, признавал его
гуманистические познания и философские склонности. Драгоценнейшей добычей
своего похода в Морею Малатеста считал останки платоника Гемистия Плетона,
которые он перевез в Римини и захоронил в своем храме, снабдив надписью,
выражавшей трогательный энтузиазм и глубокое обожание.
Не нужно, однако, думать, что весь указанный разгул страстей и
преступлений не коснулся самих гуманистов и деятелей Возрождения. Нет, он
коснулся многих известных и даже главнейших деятелей Ренессанса.
Живописец Липпо Флорентино, человек очень неуживчивого нрава, однажды на
суде оскорбил своего противника, тот напал на него вечером по дороге домой и
нанес смертельные раны. Многие считали, что известный художник Мазуччо был
отравлен своими соперниками.
То же утверждалось о смерти Бальдассаре Петруччо. Один из учеников
Перуджино был изгнан из Флоренции за совершенные им преступления и
впоследствии в Риме убил своего земляка, а в других местах ранил несколько
человек. Сам Перуджино тоже прибегал к кровной мести.
Скульптор Пьеро Торриджиани сам хвастался Бенвенуто Челлини, как однажды
в молодости он так сильно ударил молодого Микеланджело кулаком по носу, что
сам почувствовал, как под его кулаком кость и хрящ носа "стали мягкими, как
облатка". Скульптор Леоне Леони страшно изувечил лицо одному немецкому
ювелиру и был за это приговорен к принудительным работам, но помилован
дожем. Он же успел нанести кинжалом несколько значительных ран сыну Тициана
Орацио.
Совершенно невероятной вспыльчивостью, наивным самообожанием и диким,
необузданным честолюбием отличался и знаменитый скульптор-ювелир XVI в.
Бенвенуто Челлини. Он убивал своих соперников и обидчиков, настоящих и
мнимых, колотил любовниц, рушил и громил все вокруг себя. Вся его жизнь переполнена невероятными страстями и приключениями: он кочует из страны в страну, со всеми ссорится, никого не боится и не признает над собой
никакого закона. Итальянский либеральный историк XIX в. де Санктис с ужасом замеч ает: "Он лишен и тени нравственного чувства, не отличает добра и зла
и даже хвалится преступлениями, которых не совершал".
Гуманисты непрерывно соперничали и боролись друг с другом, их полемика
пересыпана невероятными оскорблениями и обвинениями. Так, Поджо обвиняет
Филельфо в содомии, называет его рогоносцем и утверждает, что он украл у
Леонардо Бруни драгоценности. Лоренцо Валла упрекает Поджо в мошенничестве и
прелюбодеянии. Причины их столкновений обычно ничтожны - это взаимные
ущемления тщеславия. В таком же роде развертывается и полемика Бруни,
Полициано или Скала. Престарелый Макиавелли отдается любовным интрижкам и
сочиняет похабные комедии. О непристойной литературе этого времени мы уже
говорили.
Наконец, степени своего последнего вырождения и почти карикатуры
возрожденческий тип писателя достигает в лице Пьетро Аретино (1492 - 1556).
Аретино, обосновавшийся в Венеции, громит и безобразно поносит всех
отказывавшихся дать ему откупные. Этот шантаж ист и попрошайка поочередно
восхваляет воюющих монархов Франциска I и Карла V в зависимости от того, кто
даст ему большую субсидию. Его памфлеты не лишены плоского и элементарного
остроумия, но они настолько непристойны, что почти ни один из них нельзя ц
итировать, не говоря уже о том, что у Аретино нет никаких идейных убеждений
и все его обвинения - пустое базарное зубоскальство. Так, он потешается над
внешностью герцога Пармского, пишет Микеланджело письма, исполненные лести и
угроз, а затем начинает п ротив него беспринципную склоку и интригу. И этот
Аретино пользовался за свой злой язык всеевропейской известностью, его
боялись, его подкупали, и он пытался получить кардинальскую шапку.
Наконец, к области обратной стороны титанизма нужно, несомненно, отнести
также и учреждение инквизиции. Относительно инквизиции у историков часто
слабеет память, и они ее связывают обязательно только со средними веками. На
самом же деле преследование еретиков с самого начала христианства носило
весьма мягкий характер и не имело ничего общего с наказанием государственных
преступников. В дальнейшем, в связи с ростом количества ересей и
отступников, эти преследования усиливались, но наказание для еретиков и в
средние века все еще зависело от воли отдельных епископов.
Собственно говоря, только в 1233 г. папа Григорий IX посылает в
Южную Францию таких комиссаров, которым предоставлялась власть
самостоятельно расследовать деятельность тамошних еретиков, конфисковывать
их имущество, а их самих сжигать. В дальнейшем права и деятельность инквизиторов то расширяются, то ослабевают. Официально инквизиция была
учреждена в Испании только в 1480 г., а в Италии в виде специального
учреждения - в 1542 г.
В Германии же вообще никакой инквизиции не было до Реформации, если не считать сожжения ведьм, а со времен Реформации преследование еретиков осуществлялось местными епископами. Таким образом, ославленная на все века инквизиция была детищем исключительно эпохи Ренессанса. Но конечно, это обстоятельство
нисколько не может служить оправданием самого ее факта. Секретность
расследования дел еретиков, почти полное отсутствие каких-нибудь точно
соблюдаемых правил судопроизводства, беспощадное отношение к подсудимым,
конфискация имущества подсудимых и их родственников, пытки и жесточайшие
наказания вплоть до сожжения на костре, полная неподчиненность не только
светским, но даже и церковным правителям, фантастические преувеличения
совершенных преступлений, полный произвол с придумыванием и таких
преступлений, которые никогда не совершались, крайняя мнительность и
придирчивость инквизиторов, их патологическая подозрительность - все это раз
навсегда заклеймило инквизиционные суды эпохи Ренессанса, перед которыми
церковные
кары средневековья производят наивное впечатление. В частности,
преследование ведьм и их сожжение на костре до начала XIV в. было случайным
и редким явлением, зависевшим к тому же большей частью от светской власти.
Только в начале XIV в. папа Иоанн XXII
и особенно папа Иннокентий VIII (но это уже в 1484 г.) издали такие
буллы, которые узаконивали преследование и сожжение ведьм в виде специальной
юридической обязанности церковных руководителей. Подсчитано, что за 150 лет
(до 1598 г.) в Испании, Италии и Германии было сожжено 30 тысяч ведьм.
Желающих в краткой форме получить представление о всех ужасах преследования
ведьм с описанием разнообразных картин сожительства ведьм с демонами,
чертями и самим дьяволом и в то же время с подробной юридической
разработкой преследования этих ведьм мы отсылаем к трактату двух инквизиторов
под названием "Молот ведьм", вышедшему в свет в 1487 г.12 (116).

Историческая необходимость и значимость обратной стороны титанизма.
Едва ли все это, весь этот безграничный разгул страстей, пороков и
преступлений, можно целиком отрывать от стихийного индивидуализма и от
прославленного титанизма всего Ренессанса. Либерально-буржуазная Европа
слишком привыкла к тому, чтобы лакировать действительно красивые,
действительно человеческие и часто прекрасные формы возрожденческого
индивидуализма. Вся эта красота Ренессанса была подлинной реальностью,
преуменьшать которую могут только либо невежды, либо сознательно реакционные
историки. Тем не менее, повторяем еще раз, этот красивый Ренессанс и его
небывало тонкая человечность в искусстве, науке, религии, морали и
психологии, весь этот Ренессанс имел и свою обратную сторону, игнорирование
которой в настоящее время тоже является либо невежеством и
неосведомленностью в фактах, либо сознательной лакировкой истории, либо
результатом теперь уже многовековой и вполне антинаучной
либерально-буржуазной методологии, вернее же сказать, либерально-буржуазной
легенды о Ренессансе.
Самое важное - это понимать всю историческую необходимость этой обратной
стороны блестящего титанизма Ренессанса. Средневековье изживало себя. Все
больше и больше получали значение города и городские ремесленные коммуны,
которые постепенно отходили от феодализма и нацеливались на частное
предпринимательство, на использование работника только с точки зрения
эксплуатации его рабочей силы и с игнорированием его человеческих свойств
как таковых. Происходило так называемое первоначальное накопление, которое
было еще далеко от буржуазно-капиталистических методов ведения
промышленности и торговли и которое мыслило себя передовой, пока еще в чисто
человеческом смысле передовой, экономикой и культурой. Для этого требовалась
ломка всех коренных основ феодализма
и тем самым борьба с церковью, которая предписывала исполнение строжайших
правил для спасения человеческой души не в этом материальном и греховном
мире, но в мире потустороннем. Для такой ломки нужны были весьма сильные
люди, гиганты мысли и дела - титан ы земного самоутверждения человека.
Отсюда, далее, вытекал сам собою стихийный индивидуализм данной эпохи,
примат его субъективных стремлений и его антропоцентризм.
Но этот титанизм был в эпоху Ренессанса явлением слишком стихийным, чтобы
проявлять себя только строго и безукоризненно, только принципиально и
красиво и всегда целесообразно. Та же самая титаническая сила имела в эпоху
Ренессанса и свою отрицательную сторону, свое плохое и вполне уродливое
проявление, которое, однако, в сравнении с пороками и уродством других
исторических эпох часто бессознательно, а часто и вполне сознательно
связывало себя именно с этим принципиальным индивидуализмом, что не могло не
приводить к стихии безграничного человеческого самоутверждения и,
следовательно, к самооправданию в неимоверных страстях, пороках и совершенно
беззастенчивых преступлениях. Пороки и преступления были во все эпохи
человеческой истории, были они и в средние века. Но там люди грешили против
своей совести и после совершения греха каялись в нем. В эпоху Ренессанса
наступили другие времена. Люди совершали самые дикие преступления и ни в
какой мере в них не каялись, и поступали они так потому, что последним
критерием для человеческого поведения считалась тогда сама же изолированно
чувствовавшая себя личность.
В этом смысле обратная сторона титанизма была, в сущности говоря, все тем
же самым титанизмом. Красиво мысливший неоплатонический поэт и философ
Ренессанса, бесконечно человечный и бесконечно гуманистический, мало отдавал
себе отчет в том, что какой-нибудь кровавый преступник и бесстыдный
насильник вроде Цезаря Борджиа тоже чувствовал за собою право своего
поведения, тоже находил в нем свое самодовлеющее наслаждение и тоже был
представителем своего рода платонической эстетики, которая отличалась от
Платоновской академии только своим содержанием, но структурно вполне ей
соответствовала. А структура эта заключалась в стихийно-индивидуалистической
ориентации человека, мечтавшего быть решительно освобожденным от всего
объективно значащего и признававшего только свои внутренние нужды и
потребности. Таким образом, не будем упражняться в морали, подвергая
осуждению все приведенные выше ужасы обратной стороны титанизма. Быть тут
моралистом очень легко, и этой легкой задачей моралистики автор настоящей
работы
об эстетике Ренессанса тоже занимается достаточно. Гораздо труднее понять
историческую значимость и историческую необходимость этого возрожденческого
титанизма как во всех его положительных, так и во всех его отрицательных
проявлениях. Мы твердо убеждены в том, что обратная сторона возрожденческого
титанизма была в такой же мере исторически обусловлена, как и его прямая, и
положительная, сторона. Но если мы сейчас не сумели формулировать эту
историческую необходимость, то это вовсе не значит, что такой
необходимости не было. Это значит только то, что у нас не хватило для
этого научных возможностей и что они должны быть у других исследователей,
научно более вооруженных, чем мы.
Наконец, мы бы отметили также и то, что вслед за исторической
необходимостью этой обратной стороны возрожденческого титанизма следует
также и эстетическая природа обратной стороны титанизма. Нам не хотелось бы
в данном месте рассматривать эту интересную
проблему исторического процесса как эстетической данности. Желающие
получить об этом некоторое представление могут прочитать работу А.В.Гулыги,
который настаивает на том, что именно с марксистско-ленинской точки зрения
необходимо точное фиксирование эсте тики исторического процесса. Он пишет:
"Эстетические категории отражают историческую реальность, поэтому умение
мыслить в категориях эстетики столь же необходимо историку, как и умение
мыслить в категориях диалектики" (39, 7). Поэтому не случайно А.В.Гулыга
приводит слова Гегеля: "Об истории нельзя рассуждать серьезно, не обладая
эстетическим чувством" (там же, 43). Следовательно, эстетическое понимание
таких исторических категорий, как возрожденческий титанизм или обратная
сторона возрожденческого титанизма, имеет самое близкое отношение именно к
истории эстетики.