В колонках играет - Мельница "Дорога сна"Настроение сейчас - Хмммммммммммммммммм..........Кусок моей повести...Хм, пока что мне не слишком нравится, но со временем надеюсь улучшить. Ведь все возможно, так?
В грехе своем, в любви своей
Не жди упреков и награды,
Судьба слепа, но ты поверь –
Тебя накажет, коли надо…
Полукровка
Его меч смеялся. Он почти слышал этот хриплый, старческий смех. Так ликует оружие, утопившее свою звериную похоть в крови… Так ликует сталь, в очередной раз подтверждая свое превосходство над плотью… Да, сегодня его громадный спадон вдоволь откушал сластей; двуручник рубил, двуручник резал… И теперь, сытый и счастливый, он спокойно дремал в могучих руках светловолосого воина, уткнувшись острием в закостенелую ноябрьскую землю… Но воин знал – оружие никогда не спит долго, оно не медведь, чтобы третью часть своей жизни отлеживаться в берлоге. Совсем скоро меч откроет свои посеребренные глаза и с гортанным рыком броситься в бой, в атаку, чтобы дробить кости и вспарывать животы… И только захлебнувшись в крови врагов, он снова погрузиться в безмятежную дрему, позволяя заботливым пальцам хозяина отереть грязь с его твердого тела и аккуратно, чуть касаясь гарды, вернуть в ножны…
Радогар любил свой меч. Меч, который достался ему от брата. Меч, выкованный его отцом. Он хорошо помнил тот день, когда впервые увидел свой Дэлгаур. Впрочем, тогда у стального гиганта еще не было имени… О! Как же давно это было! Лет двадцать назад? А может и больше… Радогар – маленький мальчик с волосами цвета топленого молока, босой, в изорванной льняной рубахе, задыхаясь от бега и радости, ворвался в кузницу своего отца. Волна нестерпимого жара заставила его сипло вскрикнуть и отшатнуться назад. Но он не мог сдерживать любопытство, ведь отец готовил подарок к совершеннолетию старшего сына. Пожалуй, главный подарок в жизни каждого мальчика… Его брату Трогу через два дня исполнялось шестнадцать, и Радогару очень хотелось узнать, что смастерит ему отец. Ведь тот уже несколько дней от зари до зари трудился в кузнице, выходя из нее лишь для того, чтобы немного перекусить, лукаво подмигнуть сыновьям, и опять взяться за дело…
Радогар вспотел и раскраснелся; кисловато- горький запах раскаленного железа, бойкий звон наковальни и ворчливое поскрипывание старого меха заставляли его сердце сладостно сжиматься. Он долго стоял, раскрыв рот и не смея пошевелиться, знакомые с младенчества запахи и звуки повергали его в почти религиозный трепет… А потом он увидел его. И юное сердце Радогара едва не разорвалось от восторга. Наверное, в уголках его губ появились густые слюни, потому что он не отваживался их сглотнуть, переживая, что, если хотя бы на мгновение отвлечется от этого поистине сказочного зрелища – чудо исчезнет. Это был меч. Меч, каких мальчик никогда не видел. Настоящий былинный меч, такими в Темные Времена сражали драконов и злых колдунов. Он был великолепен, огромный – в человеческий рост, клинок с двумя лезвиями и парой небольших выступов чуть ниже своего основания… Намного позже, Радогар узнал, что эти выступы предназначались для ловкого парирования ударов. Но тогда он этого еще не знал, да ему и не за чем было знать…
Отец заметил Радогара и, улыбаясь, помахал ему рукой. Широкое темно-коричневое от копоти и грязи, с опаленными бровями и бородой лицо его как всегда было веселым и добродушным, серые глаза смешливо искрились…
- Отец! – заговорил Радогар, тонким, срывающимся на свист голосом. – А можно я его подержу?
И мальчик указал на меч. Отец нахмурил брови и сказал.
- Нет, сынок. Тебе нельзя. Во-первых, ты не сумеешь его поднять, а, во-вторых, этот меч предназначается твоему брату. И только он может держать его в руках, оружие должно знать своего хозяина.
- Знать своего хозяина… - повторил Радогар, шмыгая носом.
Эти слова он запомнил на всю оставшуюся жизнь. И всегда был им верен, никогда никому не позволяя дотрагиваться до своего верного Дэлгаура.
Прошло два дня, и был великий праздник. И праздник этот Радогар тоже запомнил надолго. Все пели и танцевали, и он пел и танцевал вместе со всеми. Брату надарили множество хороших и полезных вещей, но ни одна из них не могла идти ни в какое сравнение с отцовским подарком. Трогу меч понравился в неменьшей степени, чем самому Радогару. Брат опустился на одно колено, когда отец вручал ему спадон, и низко склонил голову. Потом он поблагодарил отца и поцеловал тому руку. Тяжелая отцовская ладонь потрепала его по светлым, таким же светлым, как и у младшего брата, волосам, и помогла ему подняться с колен, а затем отец и сын крепко обнялись. Брат стал взрослым. А когда Трог повернулся лицом к Радогару, чтобы подозвать паренька к себе, Радогар заметил, что глаза у брата были мокрыми. Но разве взрослые плачут?
А вскоре после праздника была война, и отец с братом пошли убивать врагов. Радогар тоже хотел идти воевать, но его не пустили, в тот год ему исполнилось семь лет. Но и в столь юном возрасте, он четко осознавал, что война-это плохо. А воевать по-прежнему хотелось. Минуло полтора года.. Радогар, как ему казалось, стал уже совсем взрослым и мог сражаться наравне с остальными мужчинами своего клана. Но бои прекратились. Вернулся отец, теперь у него был только один глаз, второй глаз куда-то пропал. Отец вернулся больным и расстроенным. А брат и вовсе не вернулся. Его убили.
Когда отец передавал меч из своих рук в руки Радогара, праздника не было, и никто не пел. Все были одеты в траурные цвета, а мать даже плакала. Радогару было одиннадцать.
Он с трудом держал оружие своими тоненькими ручонками и пошатывался. Отец сухо прижал его к своей широкой и плоской груди и сказал:
- Этот меч не уберег твоего брата, но постарайся сделать так, чтобы он уберег от беды тебя.
Радогар кивнул. А отец, совсем тихо, так, чтобы не услышали люди, добавил:
- Ты ведь один у нас остался, мать не вынесет очередной потери…
Почему-то ему стало грустно, оружие больше не казалось чем-то волшебным и прекрасным. Оно несло смерть. Возможно, таким мечом убили его брата. Радогар посмотрел на обтянутую бычьей кожей рукоять и заметил, что кое-где она побурела. Этот двуручник успел отведать чужой крови, и, наверное, запомнил ее соленый вкус навсегда. Отныне меч будет просить еще и еще крови, и ничто не сможет помешать ему охотиться.
Радогар сказал слова благодарности и понял, что тоже стал взрослым. Но слез не было. Была лишь пустота в сердце, и неподъемная тяжесть в руках. С этого дня он был мужчиной. Его детство продолжалось неполных одиннадцать лет.
Пролетели годы. Радогар окончательно возмужал. Он превратился в красивого, статного юношу, очень высокого и сильного. Он нравился всем девушкам без исключения, и каждая из них была непрочь связать с ним свою судьбу. Но Радогар жаждал иного. У него был меч. Он должен был стать воином, чтобы отомстить за брата, чтобы в битве отстоять свое право зваться мужчиной. Радогар ненавидел своих соплеменников, которых увлекали музыка и стихи. Мужчина обязан проливать кровь за родину, обязан защищать покой женщин и детей.
В семнадцать лет он записался добровольцем в пехоту. Так началась его служба у Конунга Рокстада Красного – человека, любившего войну так, как еще ни один человек ее не любил.
Вот и сегодня шла война. Война против орков. Невозможно было понять, почему именно против них… Ведь от этого, некогда грозного народа остались жалкие воспоминания. Не существовало более свирепых орков-воителей, бросавшихся со своими кривыми ятаганами на всякого, кто способен был дышать. Теперь орки не пугали никого своим боевым кличем, а спокойно жили в деревнях, выращивая капусту с репой, да выгуливая на сочные луга пощипать травку ленивых, жирных коров. Быть может, конечно, кое-где еще и сохранились шайки разбойников-орков, которые время от времени и совершали набеги на людские селения, но это ничуть не мешало людям нормально трудиться и жить. Ведь так было всегда.
Порою Радогар задумывался над тем, что, если бы эльфы по-прежнему не являли собой великую силу, Рокстад Красный, ни минуты не колеблясь, направил бы свои несметные полчища на штурм эльфийских твердынь. Но Перворожденные прочно стояли на земле Ваялора, и не нашлось пока дураков, способных усомниться в этой нехитрой истине. Однако Радогар был уверен, что прикажи ему однажды Конунг поднять меч на эльфа, он бы, не раздумывая, выполнил приказ. Нет ничего важнее воинского долга.
И поэтому, когда ему сообщили, что необходимо уничтожить деревню орков, находящуюся в опасной близости от границы владений Рокстада, он повиновался…
Воспоминания нахлынули резко, но так же быстро развеялись…
Радогар вернул свой Дэлгаур в ножны, висевшие у него за спиной, и вытер ладонью воспаленные глаза. Крики раненых и умирающих потихоньку смолкали. Он осмотрелся по сторонам: кровь, грязь, тела павших воинов. Все это он наблюдал сотни раз, но всегда содрогался при виде кровавых обрубков рук, ног и голов. Иногда хотелось плакать, но он умел сдерживать свои эмоции.
Радогар провел руками по волосам, и пальцы его окропили багряные капельки. Видимо, орк, сбивший с его головы шлем, как-то умудрился пропороть кожу. Рана была несерьезной и обещала быстро затянуться… Сейчас ему жутко хотелось раскурить трубочку, набитую добрым табаком, и оказаться где-нибудь подальше от этого места, желательно в каком-нибудь хорошем трактире, в компании друзей. Просто посидеть, отдохнуть за парой кружечек крепкого эля, поговорить ни о чем, вслушиваясь в сиплое потрескивание камина. И он обязательно осуществит эту задумку, только не сегодня… Ему предстояло долгое возвращение домой. Несметное количество лиг пешего хода.
Было холодно. Чувствовалось скорое пришествие зимы. Деревья стояли голые и ободранные, вознося к небесам свои корявые сучья, словно нищие на паперти, выпрашивающие милостыню у проходящих мимо людей. Холодный северный ветер задувал ему в лицо, от чего царапины и порезы противно чесались. Ему наскучило стоять без дела. Радогар решил прогуляться. Осторожно перешагивая через разодранные тела, он побрел вдоль обгорелых орчьих хижин. Воздух пропитался стойким кисло-соленым запахом вязкой крови, и обугленного дерева. Запах войны. Знакомый запах смерти…
Повсюду валялись трупы, люди в вперемешку с орками – мужчинами, женщинами и детьми, не щадили никого. Он собственноручно разрубил пополам косоглазую орчью бабу, бросившуюся на него в атаку с отобранным у мертвого воина волнистым фламбергом. Лишь потом он догадался, что она всего-то защищала своего ребенка – такого же косоглазого мальчишку. Но было поздно, оба вскоре были убиты. Правда, паренька прикончил не он, а совсем другой человеческий воин…
Вдруг Радогар краем уха уловил какую-то возню у себя за спиной. Пальцы привычно потянулись к рукояти меча. Он резко обернулся и увидел… увидел маленькую девочку. Она сидела в грязи, возле развалин дома и что-то прижимала к груди. Его поразили ее огромные зеленые глаза. У орков не бывает зеленых глаз! Он подошел к ней поближе, девочка испуганно вытаращила свои большие красивые глазки, пряча от него какую-то толи тряпку, толи шкурку. Радогар присмотрелся… Она была худенькая и безобразная на лицо, скуластая и толстогубая. Видимо, полукровка. Дитя орка и человека. Радогару не хотелось ее убивать, пусть живет. Он уже собирался развернуться и пойти к своим, когда девочка заговорила. На всеобщем языке.
- Папа!
Сердце Радогара сжалось, еще никто его так не называл. Он не успел обзавестись ни женой, ни детьми.
- Папа! Это ты? – повторила девчушка своим писклявым голоском.- Это ты! Папа, посмотри, что с моей Белочкой! Она заболела?
И девчонка протянула ему нечто, больше всего напоминавшее лоскут старой лисьей шубы. Это был котенок. Крошечный рыжий мертвый котенок, тельце его обмякло, головка накренилась на бок и висела безжизненным отростком. Радогар оглядел котенка повнимательнее и понял, что шея и часть головы его были расплющены, словно бы кто-то в пылу сражения попросту не заметил это мягкое, пушистое вместилище жизни и наступил на него. Наступил тяжелым, окованным железом сапогом.
- Положи, это на место, - сказал он. – Кошка умерла.
- Умерла? – удивилась девочка.- Как это умерла? А где мама?
Странная девчонка, подумал Радогар. Она не знает, что такое смерть, когда смертью пропитано все вокруг. Твердая, словно камень, земля под ее ногами и та была красна, как маков цвет, от многих литров пролитой здесь крови…
А полукровка продолжала пялиться на него, будто выжидая, что он ей скажет и что с ней сделает. Она была глупа, и она искала свою мать. Кто знает, быть может именно ее мать он недавно зарубил своим верным Дэлгауром… Радогар растерялся. Он не знал, как ему следовало бы поступить на сей раз. Радогар был воином, и все проблемы, которые он решал, и умел хорошо решать заключались лишь в том, как правильно держать в руках меч, чтобы убить врага и не быть убитым самому… Но чем он мог помочь этому несчастному ребенку. Этой девчушке лет трех отроду? А быть может она была и гораздо старше того возраста, которому соответствовало ее тело, это тщедушное, короткое и тощее тело, завернутое в серые лохмотья. Грязная, страшная орчья девчонка с давно немытыми волосами и руками смотрела прямо в его серые глаза и улыбалась, обнажая мелкие плохие зубы… Седое небо заволакивали огромные, разбухшие черные тучи, и свирепый ветер завывал в облысевших кустах бузины… А он смотрел в глаза этому существу и не смел пошевелиться, было в этом взгляде нечто пугающее. Сердце его учащенно билось… Его сердце! Сердце воина, закаленного в битвах, в самых страшных и кровавых сражениях со времен Темных Веков. А она улыбалась и молчала. Ее нельзя было убивать, слишком молода. Пусть умирают другие, хотя бы те, кто способен держать оружие. Возможно, когда-то давно в такую же ситуацию попал безымянный воин, лишивший Радогара брата. А он не желал уподобляться тому воину…
- Я не знаю, где твоя мама, - сказал Радогар сиплым, надтреснутым голосом. – Но ты можешь пойти со мной… Как тебя зовут?
Девчушка нахмурила темные брови.
- Папа! Это же я! Твоя Ордради! – сказала она, обхватывая его могучую руку, своими тонюсенькими пальчиками, другой рукой она по-прежнему сжимала холку мертвого котенка с рыжей свалявшейся шерстью клочками. Она сама была до жути похожа на этого кота, только еще живая. – А можно я возьму с собой Белочку? Мы ее вылечим!
-Нет, твою Белочку нельзя вылечить, - ответил он, осторожно разжимая левой рукой пальцы девчушки и вынимая трупик котенка.
Он положил «Белочку» на землю, специально выбрав кусочек почище, словно пытаясь отдать последние почести душе погибшего животного, и произнес.
- Нечего тут стоять, пойдем скорее. Становиться холодно….Моя Ордради.
И они медленно посеменили вперед. На Ордради не было обуви, ее заменяли самые грязные из всех, что ему когда – либо доводилось видеть портянки. А на дворе ноябрь! Ноги ее наверняка жутко мерзли.
Радогар подмигнул Ордради правым глазом, точь-в-точь как делал его отец, когда хотел развеселить своих пригорюнивших сыновей, и поднял ее на руки, плотно прижав невесомое тельце к груди. Жаль, что на нем не было плаща, а то под его полами можно было полностью спрятать девчонку от осенней колючей стужи.
Пошел снег, первый в этом году снег…
