Иван Василич приехал в Киев на семинар от комитета по градостроительству. Поселили его в гостинице в центре, и семинар проходил там же, недалеко от Андреевского спуска, среди старых зданий, мощеных брусчаткой улиц, то вниз идущих, то вверх взбирающихся, так что самому приходится по горбу тротуара карабкаться, преодолевая очередной подъем.
В первый же вечер, однако, Иван Василич покинул красоты старого города, чтобы ознакомиться с архитектурой киевских новостроек, увидеть на месте, как нынче в Киеве дома складывают. Сел в метро, доехал до "Левобережной", высадился и пошел по широкому проспекту. Вдоль дороги стояли длинные скучные коробки советских девятиэтажек, а из-за них уже выглядывала современная застройка.
Сгущались сумерки, зажигались первые фонари, затененные деревьями, что росли по краям тротуара. Сверху послышался призывный клич. Иван Василич задрал голову. Высоко в небе летел клин журавлей. Прикрыв ладонью глаза от навязчивого мигания неоновых букв на фасаде супермаркета, Иван Васили следил за полетом. По силуэту крыльев летуны были больше похожи на косяк стелсов, нежели на птичью стаю.
Из магазина выбежал всклокоченный мужик, в сером пиджаке, застегнутом не на те пуговицы; в руке он держал пляжный зонт, сложенный и упакованный в полиэтилен. Перепрыгивая через ступеньку, мужик спустился с крыльца и помчался под деревьями, размахивая полосатыми трусами.
- Полетели, родимые! Сейчас и мой тронется! - услышал Иван Василич бормотание мужика, когда тот пробегал мимо. Иван Василич проследил, как встрепанный мужик скрылся между домами, и следом за ним, взрыхляя первый слой желтых листьев, вошел во двор. Там, утопая в последней, уже тронутой осенью зелени, стояла пятнадцатиэтажка. Уже не советская, но еще не выразительная современная постройка.
Иван Василич остановился, кощырьком приложил ладонь ко лбу и засмотрелся. Около дома в легкой туманной дымке чуть шевелились от вечернего сквозняка тонкие высокие тополя. Строение выделялось на темно-синем небе белыми кирпичными боками. Иван Василич удовлетворенно кивнул сам себе и стал поворачиваться, чтобы идти дальше.
Дом вздрогнул всем корпусом, от крыши до подвала. Верхний край его один приподнялся, за ним и весь правый бок. Взламывая асфальт, на поверхность вылезла огромная лапа; посыпались комья земли. Иван Василич отскочил, придерживая кепочку. Затем и вторая половина дома подалась вверх, высвобождая другую лапу. Огромные кривые когти вонзились в траву, сминая ее. Иван Василич прижал портфель к груди и отступил на два шага. Дом сжался, как перед прыжком, качнулся взад, вперед - и, плавно оторвавшись от земли, взмыл в воздух.
- Полетел, родимый, - произнес надтреснутый голос за плечом. Иван Василич быстро обернулся.
- Что это? Как это? - заискаясь, спросил он у старичка в тренировочном костюме, который, заложив руки за спину, печальным взглядом провожал дом. Тот поднялся уже выше крыш окрестных девятиэтажек, развернулся углом вперед и уходил, ввинчивался в темнеющее небо.
- Сезонные миграции, - пояснил старичок, не отрывая взгляда от плавного, исполненного величия полета. Дом уменьшался в размерах, он догонял стаю, которая как раз делала круг над двором.
- Но как же люди? - воскликнул Иван Василич.
- А что люди, что люди? - сердито отозвался старичок. Наклонился, держась за поясницу, с кряхтением поднял свою клюку. - Что люди... ясно что! - он, ворча под нос, медленно пошел прочь.
- И вы полетите? - отчего-то обмирая, крикнул вдогонку Иван Василич.
- Наши не летают, - буркнул, не оборачиваясь, старик, скрываясь в тени подъезда ближайшей скучной коробки. Дом превратился в крохотный треугольник, похожий на стелс, и влился в стаю. Завершив последний, прощальный круг, клин домов потянулся на юг. Под ноги Иван Василичу свалилась маленькая бумажка. Иван Василич подобрал квадратик из плотного картона и прочитал над штрих-кодом: "Плавки мужские, 38 гривен". Вдали затихало нестройное курлыканье.