Афоризмы Раневской
Старость - это просто свинство. Я считаю, что это невежество бога, когда он позволяет доживать до старости.
Как ошибочно мнение о том, что нет незаменимых актеров.
Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!
Нас приучили к одноклеточным словам, куцым мыслям, играй после этого Островского!
Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной. Но ведь зрители действительно любят? В чем же дело? Почему ж так тяжело в театре? В кино тоже Гангстеры.
У меня хватило ума глупо прожить жизнь.
В Москве можно выйти на улицу одетой, как бог даст, и никто не обратит внимания. В Одессе мои ситцевые платья вызывают повальное недоумение - это обсуждают в парикмахерских, зубных амбулаториях, трамвае, частных домах. Всех огорчает моя чудовищная “скупость” - ибо в бедность никто не верит.
Ребенка с первого класса школы надо учить науке одиночества.
Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. Память сердца так мучительна, лучше бы ее не было… Лучше бы память навсегда убить.
Мысли тянутся к началу жизни - значит, жизнь подходит к концу.
Критикессы - амазонки в климаксе.
Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.
Знаете, вспоминала Раневская, когда я увидела этого лысого
на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности.
Я — выкидыш Станиславского.
– Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе
Вездесранске не служила!..
Я социальная психопатка. Комсомолка с веслом.
Вы мена можете пощупать в метро. Это я там стою, полусклонясь, в
купальной шапочке и медных трусиках, в которые все октябрята стремятся
залезть. Я работаю в метро скульптурой. Меня отполировало такое количество
лап, что даже великая проститутка Нана могла бы мне позавидовать.
– Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар.
– Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.
– Это не комната. Это сущий колодец. Я чувствую себя ведром, которое
туда опустили.
– Как вы живете? — спросила как-то Ия Саввина Раневскую.
— Дома по мне ползают тараканы, как зрители по Генке Бортникову,
— ответила Фаина Георгиевна.
– Фаина Георгиевна, как ваши дела?
– Вы знаете, милочка, что такое говно? Так оно по сравнению с моей
жизнью — повидло.
– Как жизнь, Фаина Георгиевна?
– Я вам еще в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был
марципанчик.
– Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют
соловьи.
– Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: “Умерла от
отвращения”.
– Почему вы не пишете мемуаров?
– Жизнь отнимает у меня столько времени, что писать о ней совсем
некогда.
Раневская на вопрос, как она себя сегодня чувствует, ответила:
– Отвратительные паспортные данные. Посмотрела в паспорт, увидела, в
каком году я родилась, и только ахнула…
– Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
– Старость, – говорила Раневская, – это время, когда свечи на
именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на
анализы.
– Старость, это когда беспокоят не плохие сны, а плохая
действительность.
– Спутник славы — одиночество.
– Одиночество как состояние не поддается лечению.
– Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.
– Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
Об одном режиссере:
– Он умрет от расширения фантазии.
– Пипи в трамвае — все, что он сделал в искусстве.
Раневская о проходящей даме: “Такая задница называется “жопа-игрунья”.
А о другой: “С такой жопой надо сидеть дома!”
О своих работах в кино: “Деньги съедены, а позор остался”.
– Сняться в плохом фильме — все равно что плюнуть в вечность.
– Получаю письма: “Помогите стать актером”. Отвечаю: “Бог поможет!”
– Когда мне не дают роли, чувствую себя пианисткой, которой отрубили
руки.
Фаина Георгиевна! Галя Волчек поставила “Вишневый сад”.
– Боже мой, какой ужас! Она продаст его в первом действии.
Как-то она сказала:
– Четвертый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать, что сегодня
актеры играли как никогда.