Крадусь я паническим зверем, как нечисть,
По трубам фабричным, по лопастям крыш…
Эй, кто там? Я вижу: летят мне навстречу
Помощники: гриф и летучая мышь!

Ходить ягуаром по трубам сердитым
И красться кругом по трубе заводской
Я принялся… Солнце, дымящийся слиток,
Казалось, прогнулось на небе дугой…

И я свою спину прогнул ягуарно,
Во всём до конца подражая ему…
И в дали всмотрелся, и в них, светозарных,
Увидел я всех берегов бахрому…

Я весь континент ясновзорьем окинул
И за морем - плавал второй континент…
Всю сушу наш Город увил паутиной!
Всё море опутал клубком медных лент!

Так вот где погибель! Так вот он! Так вот он
Какой: Апокалипсис, светоконец!
Быть может, из этой трубы - на высоты
Поднимется мира каратель: Отец!

Хожу ягуарно по краешку ада,
Смотрю с высоты огневой на панель…
Но Горд Бескрайний не просит пощады:
Ему хорошо и гремит его трель!..

Газоны на скатерти каменной редки.
А ежели есть, от они - террикон…
Травинку последнюю жалкие детки
Давно затоптали: случайным прыжком…

Все клумбы оплыли асфальтом, как будто
Расти должен он и - смолой поросли.
Мощённые плитами, в каменных путах,
Угрюмились кости деревьев в пыли…

На Площади модницы ждут приключений,
Фабричная копоть на стёклах ресниц…
Пульсируют кольца, и шляпки, и ценник,
Но только не сердце в груди городниц!..

И мне безразличны созданья такие,
Хоть серые звёзды так просто достать…
Но ежели в далях, в свободных стихиях,
Где хляби небес зеленят поля гладь,

Уже не найти ни одной светлой девы,
И я не найду? Что мне делать тогда?
Тогда я в припадке разумного гнева
Взорву этот Город! Считаю до ста!

Уже не живёт на Земле техносферной
Живых светорядниц - и это удар!
А эти стоят: полутени средь скверны…
Они же не девы, не люди, а: пар!

Игрушки на ёлках уже бездыханны,
Ведь их убаюкали люди-следы…
Игрушки парят на горячих туманах,
Спасаясь на гребнях пустой высоты…

Смерть жила в уютном двухэтажном особняке на окраине города. Утро рыцарем без шлема прижалось ласково к стене по ту сторону дома. Смерть с судорожной радостью распахнула окно на веранде и увидела, что пришла весна. Обрадовалась Смерть серебристорукой весне и в очередной раз пообещала себе начать свою грешную жизнь сначала и не пить по утрам бледнозолотым снотворные зелья… По утрам Смерть всегда была зеленоглазой, днём её глаза были бежевыми, вечером она снимала с неба ось мира - крест с ухом на перекрёстке - одевала, ощущая себя Лилит, на свою мудрую девичью грудь, и глаза её становились голубыми. Ночью, сравнив себя с луной, она была слепой.
Смерть открыла окно и туча сирени с запахом земляники, вопросительно заигрывая, заползла змеем в дом - это в гости пришёл муж Люцифер. Нырнув в крылья цветков, Смерть увидела неподалёку от дома кладбище. Она уже и забыла, что под окном у неё - кладбище, древнее - на месте доисторического города построен уже другой, новый, а кладбище всё стоит. Множество девушек и юношей блуждали по зыбкому кладбищу и рисовали руками иероглифы. Смерть удивилась: "Вот странные! Гуляют тихо по кладбищу, а я-то здесь, в домике…" Смерть боялась кладбища. Она никогда туда не заходила. А люди прятались от Смерти на кладбище. Люди нежные знали по опыту: они не умрут, пока им уютно среди мёртвых, здесь…
На этом кладбище цвела яблочная пыльца, и у каждой могилы росла ястребиная яблоня, и добрые снежнобелые натурщицы на многоэтажных табуретах собирали плоды, решившие созреть за один день. Около каждой двадцатилетней сидел, в конфетти лепестков и в руинах дымной заразной верности, художник и рисовал свою музу. Миражи получались у всех у них одинаковые, только имена героинь миражей - разные. И когда художник пририсовывал тьму, он должен был выкрикнуть в вечную зарю: "Люблю!", а эхо почему-то, вместо того, чтобы ответить "Люблю!.. - отвечало: "Не люблю!.." Между людьми бродил Унылый Скоморох с веснушками на запястьях, в двусторонней маске, одной стороной - во внешний мир, другой - в себя, к своим глазам. Над головой Унылого Скомороха вращался розовый нимб, из безмолвных молний. Скоморох продавал художникам нимбы. Вокруг него всегда был туман. Он навязчиво держал в руках поднос с иными апрелями и яблоками с деревьев-соседей - натурщицы обменивались мерцающими плодами и, хвастаясь орбитами планет, развешивали пряные шары обратно, на деревья.
Смерть почувствовала себя одинокой и тут её озарило: играя в явные прятки, люди нашли путь к бессмертию - путь к бессмертию лежал через кладбище. Смерть раздосадовано захлопнула ставни, села на кресло перед закрытым окном и вдруг порыв ветра ураганной злости вновь распахнул её скромное застенчивое окно…

Летали внутри обожжённого солнца…
Ведь именно мы его плоть обожгли!
Не зря мы зовёмся в миру: фаэтонцы.
Летим через солнце, как будто шмели!..

Что с этого? Разве от этого проще?
Простеленный шар не имеет руки…
Такие же бренные к старости - мощи.
Такие же резвые в детстве - мозги.

И так же - любовь убивает реальность,
И красит нас в ало-ночные цвета…
Нас жарит безмолвная исповедальность
Гораздо сильнее, чем эта звезда…

Пронзили ревнивое солнце стрелою…
Зажарим звезду и получим шашлык.
На профиле солнца проступит таблоид:
Кричащий от боли, воспрянувший лик…

Ехидной солнце, обугленный слиток -
Бросается сморщенной гирей в погост.
Мы вдоволь такими полётами сыты.
Не видеть бы нашим глазам этих звёзд!

А вдруг этот слепок впадёт в истерию?
В конвульсию? В дрожь? Встанет: вверх головой?..
Встряхнёт и уже - мы не будем сырые…
Мой спутник усатый - уже не живой…

Что - мы?.. Ведь такая же смертная мука -
В полётах, да попросту - дань мятежу!..
Никто не подаст мне ни лапу, ни руки,
Пока о забвении не попрошу!..

У нас - как у всех - аллергия на ветер,
На деньги и день. Мы - во мгле, на рубле…
Такая же грусть здесь, как там, на планете.
Такие же люди, как те, что в земле.

27.11.2002

Двор без тебя - скоморох без костюма.
Дом без тебя - как немой соловей.
Как не стучи и не кланяйся шуму -
Я не замечу и отблеска фей.

Или сегодня тебя я придумал.
Вихри фантазий сплясали фокстрот.
Ты мне приснилась живой среди мумий.
Нету тебя… Запираю свой рот.

Огонь-почтальон не читает листовок,
Не ищет подсказок, не ждёт на пороге…
Луна не запомнит своих остановок:
Я только аварией был на дороге…

И в сумерки эти, в удушия эти,
В Гоморру пешком - добежит за минуту -
Небесный огонь, задохнувшийся ветер -
По чёрному снегу зари, не обута…

Давно за шлагбаумом, за горизонтом -
Она - в лепестках орхидей и камелий…
Я весел сегодняшним вечером - с понтом,
Она ещё здесь, за плотиной апреля…

Одна на унылой планете - (но есть и
Другие планеты??? - Одна: во Вселенной!) -
Уходит, уходит - за час раз по двести -
Она - от свободы, как будто из плена…

Здесь топчутся мысли паучьи по коже,
И я засыпаю - чтоб видеть: иное,
Но вижу - всё то же, всё то же, всё то же! -
Она - в крепдешине, она - не со мною,

И каждую ночь, раз по тысяче за ночь -
Уходит, уходит, навеки уходит…
А утешаю свои пробужденья

Немым крепостным колыбельным обманом,
Что всё это - сны вечереющей плоти,
А сны - наважденья, одни наважденья…

Мы - одесские ультимисты - наследники "серебряного века" русской культуры, его суммы и, складывается впечатление, его единственные продолжатели. Наше движение своими корнями вросло в ультимизм начала XX века, малоизвестное, но великое течение русского искусства, родившееся в Питере в 1907 году и со временем выбравшее своим центром Одессу. Мы - второе поколение ультимистов, возродившее "серебряный век", и теперь мы расскажем о том, как всё начиналось, о забытых людях, создавших большой пласт русской литературы, спустя век мы представим вашему вниманию их редчайшие произведения, а со временем, возможно, опубликуем и фотографии первых ультимистов. Все сведения взяты из книги мемуаров "Лишние", написанной совместно Ириной Медлиной и Ольгой Снеговой в 1941 году.

Предвыборная антикампания "Южнорусского Союза Писателей" направлена на то, чтобы общество в Украине пришло на выборы и проголосовало против всех, в следствии чего сама Украина, а не её население встало бы перед выбором. Понятно, что акции, проведённые в ходе предвыборной антикампании ультимистами, не имеют абсолютно никакого отношения к ней самой.
Из последних мероприятий нами зафиксирован в памяти митинг в поддержку того, чтобы помещение одной из церквей Одессы было отдано под концертный зал для проведения рок-концертов и вообще для тусы рокеров в ней. Конечно, мы настаивали на том, чтобы рокерам отдали на растерзание крупнейший собор в Одессе: Спасо-Преображенский, который сейчас восстанавливается, ибо он и велик, и уютен, и в самом центре города находится. Но власти даже не удостоили наши просьбы вниманием. Мы были готовы уже на самую что ни на есть утлую часовенку, но и тут нас постигла неудача. Может быть, ультимисты, достигнув в своём духовном развитии неопределённых высот, стали уже прозрачными, невидимыми для наших властей... ...
Второй акцией, проведённой в рамках предвыборной антиагитации стала раздача прохожим по приморскому бульвару погремушек. Акция подчёркивает, что - приди глубоконеуважаемый товарищ <...> к власти - и все военные заводы в стране будут переориентированы на изготовление погремушек, и никто не будет обойдён вниманием: каждому достанется по погремушке, а кому-то и по нескольким.
Третье мероприятий вообще засекречено. Известно, что в центре города, прям на Дерибасовской, в следующем году собираются строить два 14-этажных здания. Уродливо-серых. В центре, где выше пятого этаже ничего не наблюдается. ... Ибо американцы уже всё и всех купили. Так вот. Поскольку данные здания символизируют две сорванные 11 сентября в Нью-Йорке башни (Самолёты летают далеко... Две башни разбились...), более того, являются, их воплощением, ультимистам ничего не пришло другого в голову как сообщить об этом нелепом происшествии представителям Алькаиды и попросить у них помощи. Делали мы это в состоянии отчаянного аффекта, понятного каждому неамериканизированному одесситу, что в полной мере снимает с нас ответственность за всё будущее, что ждёт этот город.
Четвёртое мероприятие засекречено ещё больше. Более того, кроме ультимистов его засекретили ФСБ, СБУ и прочее

... Город Авророполис расположен в параллельном мире на северо-западном берегу потустороннего Чёрного моря. Население города насчитывает около 120 тысяч потусторонних жителей. Что удивительно - все эти люди - все до одного - это литераторы, художники, музыканты, и… , и… , и … просто люди, не представляющие себе жизни без искусства… Своеобразная религия процветает в этом городе. Для населения существует одна богиня, они называют её Искусством и поклоняются ей. Все эти люди немного чудные, сумасбродные и все между собой знакомы. Ещё бы! По вечерам они ходят друг к другу в потусторонние гости, пьют зелёный чай из самоваров, танцуют суеверные пляски и ночи напролёт читают друг другу стихи или играют на флейтах, а ближе к утру рисуют друг с друга портреты. И, в общем-то, им в этом потустороннем городе хорошо живётся. Можно даже сказать, что Авророполис - один большой дом, где живёт одна большая семья тех, которые знают тайну жизни…

... А ещё у авророполисцев есть церковь, где собираются сотни потусторонних типов и проводят творческие вечера, затягивающиеся обычно на несколько суток. Это - помещение трамвайного Депо, святая святых для авророполисцев. Здесь - стоят старинные пустующие трамвайчики и внутри их - развешаны картины, написанные кровью химер и ангелов. Под потолком трамвайного Депо стоят соломенные столики, и сонные поэты вяло пьют кофе с водкой и чай из табака. Есть посадочные места - как качели - подвешенные к потолку и тучами нависшие над трамваями. Всем весело...