В колонках играет - noize mc - мое море
Затянись мною в последний раз,
Ткни меня мордой в стекло,
Дави меня, туши мою страсть.
Буду дымить назло.
Боль на фильтре грязным бурым пятном -
Все, что мне от тебя останется.
Урна - мой будущий дом,
И вряд ли мне там понравится.
Серым пеплом осыпятся вниз
Те мечты, что не сбудутся никогда.
Меня вряд ли раскурят на бис.
Шанс, если и есть, то один из ста.
Тебе травиться никотином моим,
Тебе кашлять моими смолами.
Выдыхай скорей мой последний дым
И закрывай окно, а то холодно.

Выдыхай скорей мою душу наружу, ей тесно,
В твоих легких так мало места.
Выдыхай скорей мою душу наружу, ей тесно,
В твоих легких так мало места.
Но если честно, во всем виноват я сам.

Наша лестница в небо оказалась расшатанной стремянкой,
Годной лишь на то, чтобы достать с антресоли банку.
Но я готов был и по ней карабкаться к облакам
Назло запретам и закрытым изнутри замкам.
Порой казалось цель близка, скоро доползу.
Я с собой тебя звал, но ты оставалась внизу.
Поднимала глаза, просила вернуться назад,
А я не слезал, все твердил тебе про небеса.
Думал, что сам могу решать за двоих людей.
Думал, что нам станет лучше от моих идей.
И цепляясь за надежду, как за одежду репей,
Становился дальше от тебя еще на ступень.
Но лестница в небо оказалась расшатанной стремянкой,
Годной лишь на то, чтоб достать с антресоли банку.
Возьму подмышку, отнесу в кладовку - пусть пылится.
Прости за все и, ради Бога, перестань мне сниться.

Выдыхай скорей мою душу наружу, ей тесно,
В твоих легких так мало места.
Выдыхай скорей мою душу наружу, ей тесно,
В твоих легких так мало места.
Но если честно, во всем виноват я сам.
(с) Noize MC.

В колонках играет - Птаха - Кошка
Теперь, когда ее легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом
облачном небе, в этом холодном весеннем ветре, и на моих коленях лежит
тяжелый, как силикатный кирпич, том Бунина, я иногда отрываю взгляд от
страницы и смотрю на стену, где висит ее случайно сохранившийся снимок.
Она была намного моложе меня; судьба свела нас случайно, и я не
считал, что ее привязанность ко мне вызвана моими достоинствами; скорее,
я был для нее, если воспользоваться термином из физиологии, просто
раздражителем, вызывавшим рефлексы и реакции, которые остались бы
неизменными, будь на моем месте физик-фундаменталист в академической
ермолке, продажный депутат или любой другой, готовый оценить ее смуглую
южную прелесть и смягчить ей тяжесть существования вдали от древней
родины, в голодной северной стране, где она по недоразумению родилась.
Когда она прятала голову у меня на груди, я медленно проводил пальцами
по ее шее и представлял себе другую ладонь на том же нежном изгибе -
тонкопалую и бледную, с маленьким черепом на кольце, или
непристойно-волосатую, в синих якорях и датах, так же медленно
сползающую вниз - и чувствовал, что эта перемена совсем не затронула бы
ее души.
Я никогда не называл ее полным именем - слово "Вероника" для меня
было ботаническим термином и вызывало в памяти удушливо пахнущие белые
цветы с оставшейся далеко в детстве южной клумбы. Я обходился последним
слогом, что было ей безразлично; чутья к музыке речи у нее не было
совсем, а о своей тезке-богине, безголовой и крылатой, она даже не
знала.
Мои друзья невзлюбили ее сразу. Возможно, они догадывались, что
великодушие, с которым они - пусть даже на несколько минут - принимали
ее в свой круг, оставалось просто незамеченным. Но требовать от Ники
иного было бы так же глупо, как ожидать от идущего по асфальту пешехода
чувства признательности к когда-то проложившим дорогу рабочим; для нее
окружающие были чем-то вроде говорящих шкафов, которые по непостижимым
причинам появлялись рядом с ней и по таким же непостижимым причинам
исчезали. Ника не интересовалась чужими чувствами, но инстинктивно
угадывала отношение к себе - и, когда ко мне приходили, она чаще всего
вставала и шла на кухню. Внешне мои знакомые не были с ней грубы, но не
скрывали пренебрежения, когда ее не было рядом; никто из них,
разумеется, не считал ее ровней.
- Что ж твоя Ника, на меня и глядеть не хочет? - спрашивал меня
один из них с усмешечкой. Ему не приходило в голову, что именно так оно
и есть; со странной наивностью он полагал, что в глубине никиной души
ему отведена целая галерея.
- Ты совершенно не умеешь их дрессировать, - говорил другой в
приступе пьяной задушевности, - у меня она шелковой была бы через
неделю.
Я знал, что он отлично разбирается в предмете, потому что жена
дрессирует его уже четвертый год, но меньше всего в жизни мне хотелось
стать чьим-то воспитателем.
Не то, чтобы Ника была равнодушна к удобствам - она с
патологическим постоянством оказывалась в том самом кресле, куда мне
хотелось сесть, - но предметы существовали для нее только пока она ими
пользовалась, а потом исчезали. Наверное, поэтому у нее не было
практически ничего своего; я иногда думал, что именно такой тип и
пытались вывести коммунисты древности, не имея понятия, как будет
выглядеть результат их усилий. С чужими чувствами она не считалась, но
не из-за скверного склада характера, а оттого, что часто не догадывалась
о существовании этих чувств. Когда она случайно разбила старинную
сахарницу кузнецовского фарфора, стоявшую на шкафу, и я через час после
этого неожиданно для себя дал ей пощечину, Ника просто не поняла, за что
ее ударили - она выскочила вон, и, когда я пришел извиняться, молча
отвернулась к стене. Для Ники сахарница была просто усеченным конусом из
блестящего материала, набитым бумажками; для меня - чем-то вроде
копилки, где хранились собранные за всю жизнь доказательства реальности
бытия: страничка из давно не существующей записной книжки с телефоном,
по которому я так и не позвонил; билет в "Иллюзион" с неоторванным
контролем; маленькая фотография и несколько незаполненных аптечных
рецептов. Мне было стыдно перед Никой, а извиняться было глупо; я не
знал, что делать, и оттого говорил витиевато и путано:
- Ника, не сердись. Хлам имеет над человеком странную власть.
Выкинуть какие-нибудь треснувшие очки означает признать, что целый мир,
увиденный сквозь них, навсегда остался за спиной, или, наооборот и то же
самое, оказался впереди, в царстве надвигающегося небытия... Ника, если
б ты меня понимала... Обломки прошлого становятся подобием якорей,
привязывающих душу к уже не существующему, из чего видно, что нет и
того, что обычно понимают под душой, потому что...
Я из под ладони глянул на нее и увидел, как она зевает. Бог знает,
о чем она думала, но мои слова не проникали в ее маленькую красивую
голову - с таким же успехом я мог бы говорить с диваном, на котором она
сидела. В тот вечер я был с Никой особенно нежен, и все же меня не
покидало чувство, что мои руки, скользящие по ее телу, немногим
отличаются для нее от веток, которые касаются ее боков во время наших
совместных прогулок по лесу - тогда мы еще ходили на прогулки вдвоем.
Мы были рядом каждый день, но у меня хватило трезвости понять, что
по-настоящему мы не станем близки никогда. Она даже не догадывалась, что
в тот самый момент, когда она прижимается ко мне своим по-кошачьи гибким
телом, я могу находиться в совсем другом месте, полностью забыв о ее
присутствии. В сущности, она была очень пошла, и ее запросы были чисто
физиологическими - набить брюхо, выспаться и получить необходимое для
хорошего пищеварения количество ласки. Она часами дремала у телевизора,
почти не глядя на экран, помногу ела - кстати, предпочитала жирную пищу
- и очень любила спать; ни разу я не помню ее с книгой. Но природное
изящество и юность придавали всем ее проявлениям какую-то иллюзорную
одухотворенность; в ее животном - если вдуматься - бытии был отблеск
высшей гармонии, естественное дыхание того, за чем безнадежно гонится
искусство, и мне начинало казаться, что по-настоящему красива и
осмысленна именно ее простая судьба, а все, на чем я основываю
собственную жизнь - просто выдумки, да еще и чужие. Одно время я мечтал
узнать, что она обо мне думает, но добиваться от нее ответа было
бесполезно, а дневника, который я мог бы украдкой прочесть, она не вела.
И вдруг я заметил, что меня по-настоящему интересует ее мир.
У нее была привычка подолгу просиживать у окна, глядя вниз; однажды
я останавился за ее спиной, положил ладонь ей на затылок - она чуть
вздрогнула, но не отстранилась - и попытался угадать, на что она
смотрит, и чем для нее является то, что она видит. Перед нами был
обычный московский двор - песочница с парой ковыряющихся детей, турник,
на котором выбивали ковры, каркас чума, сваренный из красных
металлических труб, бревенчатая избушка для детей, помойки, вороны и
мачта фонаря. Больше всего меня угнетал этот красный каркас - наверно
потому, что когда-то в детстве, в серый зимний день, моя душа хрустнула
под тяжестью огромного гэдээровского альбома, посвященного давно
исчезшей культуре охотников за мамонтами. Это была удивительно
устойчивая цивилизация, существовавшая, совершенно не изменяясь,
несколько тысяч лет где-то в Сибири - люди жили в небольших, обтянутых
мамонтовыми шкурами полукруглых домиках, каркас которых точь-в-точь
повторял геометрию нынешних красных сооружений на детских площадках,
только выполнялся не из железных труб, а из связанных бивней мамонта. В
альбоме жизнь охотников - это романтическое слово, кстати, совершенно не
подходит к немытым ублюдкам, раз в месяц заманивавшим большое доверчивое
животное в яму с колом на дне - была изображена очень подробно, и я с
удивлением узнал многие мелкие бытовые детали, пейзажи и лица; тут же я
сделал первое в своей жизни логическое умозаключение, что художник, без
всякого сомнения, побывал в советском плену. С тех пор эти красные
решетчатые полусферы, возвышающиеся почти в каждом дворе, стали казаться
мне эхом породившей нас культуры; другим ее эхом были маленькие стада
фарфоровых мамонтов, из тьмы тысячелетий бредущие в будущее по миллионам
советских буфетов. Есть у нас и другие предки, думал я, вот например
трипольцы - не от слова "Триполи", а от "Триполье", - которые четыре,
что ли, тысячи лет назад занимались земледелием и скотоводством, а в
свободное время вырезали из камня маленьких голых баб с очень толстым
задом - этих баб, "Венер", как их сейчас называют, осталось очень много
- видно, они были в красном углу каждого дома. Кроме этого про
трипольцев известно, что их бревенчатые колхозы имели очень строгую
планировку с широкой главной улицей, а дома в поселках были совершенно
одинаковы. На детской площадке, которую разглядывали мы с Никой, от этой
культуры остался бревенчатый домик, строго ориентированный по сторонам
света, где уже час сидела вялая девочка в резиновых сапогах - сама она
была не видна, виднелись только покачивающиеся нежно-голубые голенища.
Господи, думал я, обнимая Нику, а сколько я мог бы сказать, к
примеру, о песочнице? А о помойке? А о фонаре? Но все это будет моим
миром, от которого я порядочно устал, и из которого мне некуда
выбраться, потому что умственные построения, как мухи, облепят
изображение любого предмета на сетчатке моих глаз. А Ника была
совершенно свободна от унизительной необходимости соотносить пламя над
мусорным баком с московским пожаром 1737 года, или связывать
полуотрыжку-полукарканье сытой универсамовской вороны с древнеримской
приметой, упомянутой в "Юлиане Отступнике." Но что же тогда такое ее
душа? Мой кратковременный интерес к ее внутренней жизни, в которую я не
мог проникнуть, несмотря на то, что сама Ника полностью была в моей
власти, объяснялся, видимо, моим стремлением измениться, избавиться от
постоянно грохочущих в моей голове мыслей, успевших накатать колею, из
которой они уже не выходили. В сущности, со мной уже давно не
происходило ничего нового, и я надеялся, находясь рядом с Никой, увидеть
какие-то незнакомые способы чувствовать и жить. Когда я сознался себе,
что, глядя в окно, она видит попросту то, что там находится, и что ее
рассудок совершенно не склонен к путешествиям по прошлому и будущему, а
довольствуется настоящим, я уже понимал, что имею дело не с реально
существующей Никой, а с набором собственных мыслей; что передо мной, как
это всегда было и будет, оказались мои представления, принявшие ее
форму, а сама Ника, сидящая в полуметре от меня, недоступна, как вершина
Спасской башни. И я снова ощутил на своих плечах невесомый, но
невыносимый груз одиночества.
- Видишь ли, Ника, - сказал я, отходя в сторону, - мне совершенно
наплевать, зачем ты глядишь во двор и что ты там видишь.
Она посмотрела на меня и опять повернулась к окну - видно, она
успела привыкнуть к моим выходкам. Кроме того - хоть она никогда не
призналась бы в этом - ей было совершенно наплевать на все, что я
говорю.
Из одной крайности я бросился в другую. Убедившись, что
загадочность ее зеленоватых глаз - явление чисто оптическое, я решил,
что знаю про нее все, и моя привязанность разбавилась легким презрением,
которого я почти не скрывал, считая, что она его не заметит. Но вскоре я
почувствовал, что она тяготится замкнутостью нашей жизни, становится
нервной и обидчивой. Была весна, а я почти все время сидел дома, и ей
приходилось проводить время рядом, а за окном уже зеленела трава, и
сквозь серую пленку похожих на туман облаков, затянувших все небо,
мерцало размытое, вдвое больше обычного, солнце.
Я не помню, когда она первый раз пошла гулять без меня, но помню
свои чувства по этому поводу - я отпустил ее без особого волнения,
отбросив вялую мысль о том, что надо бы пойти вместе. Не то, чтобы я
стал тяготиться ее обществом - просто я постепенно начал относиться к
ней так же, как она с самого начала относилась ко мне - как к табурету,
кактусу на подоконнике или круглому облаку за окном. Обычно, чтобы
сохранить у себя иллюзию прежней заботы, я провожал ее до двери на
лестничную клетку, бормотал ей вслед что-то неразборчиво-напутственное и
шел назад; она никогда не спускалась в лифте, а неслышными быстрыми
шагами сбегала по лестнице вниз - я думаю, что в этом не присутствовало
ни тени спортивного кокетства; она действительно была так юна и полна
сил, что ей легче было три минуты мчаться по ступеням, почти их не
касаясь, чем тратить это же время на ожидание жужжащего гробоподобного
ящика, залитого тревожным желтым светом, воняющего мочей и славящего
группу "Depeche Mode". (Кстати сказать, Ника была на редкость равнодушна
и к этой группе, и к року вообще - единственное, что на моей памяти
вызвало у нее интерес - это то место на "Animals", где сквозь облака
знакомого дыма военной трехтонкой катит к линии фронта далекий
синтезатор, и задумчиво лают еще не прикормленные Борисом Гребенщиковым
электрические псы.) Меня интересовало, куда она ходит - хоть и не
настолько, чтобы я стал за ней шпионить, но в достаточной степени, чтобы
заставить меня выходить на балкон с биноклем в руках через несколько
минут после ее ухода; перед самим собой я никогда не делал вид, что то,
чем я занят, хорошо. Ее простые маршруты шли по иссеченной дорожками
аллее, мимо скамеек, ларька с напитками и спирального подъема в стол
заказов; потом она поворачивала за угол высокой зеленой
шестнадцатиэтажки - туда, где за долгим пыльным пустырем начинался лес.
Дальше я терял ее и - Господи! - как же мне было жаль, что я не могу на
несколько секунд стать ею и увидеть по-новому все то, что уже стало для
меня незаметным. Уже потом я понял, что мне хотелось просто перестать
быть собой, то есть перестать быть; тоска по новому - это одна из самых
мягких форм, которые приобретает в нашей стране суицидальный комплекс.
Есть такая английская пословица - "у каждого в шкафу спрятан свой
скелет". Что-то мешает правильно, в общем, мыслящим англичанам понять
окончательную истину. Ужаснее всего то, что этот скелет "свой" не в
смысле имущественного права или необходимости его прятать, а в смысле
"свой собственный", и шкаф здесь - эвфемизм тела, из которого этот
скелет когда-нибудь выпадет по той причине, что шкаф исчезнет. Мне
никогда не приходило в голову, что в том шкафу, который я называл Никой,
тоже есть скелет; я ни разу не представлял ее возможной смерти. Все в
ней было противоположно смыслу этого слова; она была сгущеной жизнью,
как бывает сгущеное молоко (однажды, ледяным зимним вечером, она
совершенно голой вышла на покрытый снегом балкон, и вдруг на перила
опустился голубь - и Ника присела, словно боясь его спугнуть, и замерла;
прошла минута; я, любуясь ее смуглой спиной, вдруг с изумлением понял,
что она не чувствует холода или просто забыла о нем). Поэтому ее смерть
не произвела на меня особого впечатления. Она просто не попала в
связанную с чувствами часть сознания и не стала для меня эмоциональным
фактом; возможно, это было своеобразной психической реакцией на то, что
причиной всему оказался мой поступок. Я не убивал ее, понятно, своей
рукой, но это я толкнул невидимую вагонетку судьбы, которая настигла ее
через много дней; это я был виновен в том, что началась длинная цепь
событий, последним из которых стала ее гибель. Патриот со слюнявой
пастью и заросшим шерстью покатым лбом - последнее, что она увидела в
жизни - стал конкретным воплощением ее смерти, вот и все. Глупо искать
виноватого; каждый приговор сам находит подходящего палача, и каждый из
нас - соучастник массы убийств; в мире все переплетено, и
причинно-следственные связи невосстановимы. Кто знает, не обрекаем ли мы
на голод детей Занзибара, уступая место в метро какой-нибудь злобной
старухе? Область нашего предвидения и ответственности слишком узка, и
все причины в конечном счете уходят в неизвестность, к сотворению мира.
Был мартовский день, но погода стояла самая что ни на есть
ленинская: за окном висел ноябрьский чернобушлатный туман, сквозь
который еле просвечивал ржавый зиг хайль подъемного крана; на близкой
стройке районной авроркой побухивал агрегат для забивания свай. Когда
свая уходила в землю и грохот стихал, в тумане рождались пьяные голоса и
мат, причем особо выделялся один высокий вибрирующий тенор. Потом что-то
начинало позвякивать - это волокли новую рельсу. И удары раздавались
опять. Когда стемнело, стало немного легче; я сел в кресло напротив
растянувшейся на диване Ники и стал листать Гайто Газданова. У меня была
привычка читать вслух, и то, что она меня не слушала, никогда меня не
задевало. Единственное, что я позволял себе - это чуть выделять
некоторые места интонацией:
"Ее нельзя было назвать скрытной; но длительное знакомство или
тесная душевная близость были необходимы, чтобы узнать, как до сих пор
проходила ее жизнь, что она любит, чего она не любит, что ее интересует,
что ей кажется ценным в людях, с которыми она сталкивается. Мне не
приходилось слышать от нее высказываний, которые бы ее лично
характеризовали, хотя я говорил с ней на самые разные темы; она обычно
молча слушала. За много недель я узнал о ней чуть больше, чем в первые
дни. Вместе с тем у нее не было никаких причин скрывать от меня что бы
то ни было, это было просто следствие ее природной сдержанности, которая
не могла не казаться мне странной. Когда я ее спрашивал о чем-нибудь,
она не хотела отвечать, и я этому неизменно удивлялся..."
Я неизменно удивлялся другому - почти все книги, почти все стихи
были посвящены, если разобраться, Нике - как бы ее не звали и какой бы
облик она не принимала; чем умнее и тоньше был художник тем неразрешимее
и мистичнее становилась ее загадка; лучшие силы лучших душ уходили на
штурм этой безмолвной зеленоглазой непостижимости, и все расшибалось о
невидимую или просто несуществующую - а значит, действительно
непреодолимую - преграду; даже от блестящего Владимира Набокова,
успевшего в последний момент заслониться лирическим героем, остались
только два печальных глаза да фаллос длиной в фут (последнее я объяснял
тем, что свой знаменитый роман он создавал вдали от Родины).
"И медленно пройдя меж пьяными, всегда без спутников, одна, -
бормотал я сквозь дрему, раздумывая над тайной этого несущегося сквозь
века молчания, в котором отразилось столько непохожих сердец, - был
греческий диван мохнатый, да в вольной росписи стена..."
Я заснул над книгой, а проснувшись, увидел, что Ники в комнате нет.
Я уже давно замечал, что по ночам она куда-то ненадолго уходит. Я думал,
что ей нужен небольшой моцион перед сном, или несколько минут общения с
такими же никами, по вечерам собиравшимися в круге света перед
подъездом, где всегда играл неизвестно чей магнитофон. Кажется, у нее
была подруга по имени Маша - рыжая и шустрая; пару раз я видел их
вместе. Никаких возражений против этого у меня не было, и я даже
оставлял дверь открытой, чтобы она не будила меня своей возней в темном
коридоре и видела, что я в курсе ее ночных прогулок. Единственным
чувством, которое я испытывал, была моя обычная зависть по поводу того,
что от меня опять ускользают какие-то грани мира - но мне никогда не
приходило в голову отправиться вместе с ней; я понимал, до какой степени
я буду неуместен в ее компании. Мне вряд ли показалось бы интересным ее
общество, но все-таки было чуть-чуть обидно, что у нее есть свой круг,
куда мне закрыт доступ. Когда я проснулся с книгой на коленях и увидел,
что я в комнате один, мне вдруг захотелось ненадолго спуститься вниз и
выкурить сигарету на лавке перед подъездом; я решил, что если и увижу
Нику, то никак не покажу нашей связи. Спускаясь в лифте, я даже
представил себе, как она увидит меня, вздрогнет, но, заметив мою
индифферентность, повернется к Маше - отчего-то я считал, что они будут
сидеть на лавке рядом - и продолжит тихий, понятный только им разговор.
Перед домом никого не было, и мне вдруг стало неясно, почему я был
уверен, что встречу ее. Прямо у лавки стоял спортивный "мерседес"
коричневого цвета - иногда я замечал его на соседних улицах, иногда
перед своим подъездом; то, что это одна и та же машина, было ясно по
запоминающемуся номеру - какому-то "ХРЯ" или "ХАМ". Со второго этажа
доносилась тихая музыка, кусты чуть качались от ветра, и снега вокруг
уже совсем не было; скоро лето, подумал я. Но все же было еще холодно.
Когда я вернулся в дом, на меня неодобрительно подняла глаза похожая на
сухую розу старуха, сидевшая на посту у двери - уже пора было запирать
подъезд. Поднимаясь в лифте, я думал о пенсионерах из бывшего актива,
несущих в подъезде последнюю живую веточку захиревшей общенародной вахты
- по их трагической сосредоточенности было видно, что далеко в будущее
они ее не затащат, а передать совсем некому. На лестничной клетке я
последний раз затянулся, открыл дверь на лестницу, чтобы бросить окурок
в ведро, услышал какие-то странные звуки на площадке пролетом ниже,
наклонился над перилами и увидел Нику.
Человек с более изощренной психикой решил бы, возможно, что она
выбрала именно это место - в двух шагах от собственной квартиры - чтобы
получить удовольствие особого рода, наслаждение от надругательства над
семейным очагом. Мне это в голову не пришло - я знал, что для Ники это
было бы слишком сложно, но то, что я увидел, вызвало у меня приступ
инстинктивного отвращения. Два бешено работающих слившихся тела в
дрожащем свете неисправной лампы показались мне живой швейной машиной, а
взвизгивания, которые трудно было принять за звуки человеческого голоса
- скрипом несмазанных шестеренок. Не знаю, сколько я смотрел на все это,
секунду или несколько минут. Вдруг я увидел никины глаза, и моя рука
сама подняла с помойного ведра ржавую крышку, которая через мгновение с
грохотом врезалась в стену и свалилсь ей на голову.
Видимо, я их сильно испугал. Они кинулись вниз, и я успел узнать
того, кто был с Никой. Он жил где-то в нашем доме, и я несколько раз
встречал его на лестнице, когда отключали лифт - у него были
невыразительные глаза, длинные бесцветные усы и вид, полный собственного
достоинства. Один раз я видел, как он, не теряя этого вида, роется в
мусорном ведре; я проходил мимо, он поднял глаза и некоторое время
внимательно глядел на меня; когда я спустился на несколько ступеней, и
он убедился, что я не составлю ему конкуренции, за моей спиной опять
раздалось шуршание картофельных очисток, в которых он что-то искал. Я
давно догадывался - Нике нравятся именно такие, как он, животные в
полном смысле слова, и ее всегда будет тянуть к ним, на кого бы она сама
ни походила в лунном или каком-нибудь там еще свете. Собственно, сама по
себе она ни на кого не похожа, подумал я, открывая дверь в квартиру,
ведь если я гляжу на нее, и она кажется мне по-своему совершенным
произведением искусства, дело здесь не в ней, а во мне, которому это
кажется. Вся красота, которую я вижу, заключена в моем сердце, потому
что именно там находится камертон, с невыразимой нотой которого я
сравниваю все остальное. Я постоянно принимаю самого себя за себя
самого, думая, что имею дело с чем-то внешним, а мир вокруг - всего лишь
система зеркал разной кривизны. Мы странно устроены, размышлял я, мы
видим только то, что собираемся увидеть - причем в мельчайших деталях,
вплоть до лиц и положений - на месте того, что нам показывают на самом
деле, как Гумберт Гумберт, принимающий жирный социал-демократический
локоть в окне соседнего дома за колено замершей нимфетки.
Ника не пришла домой ночью, а рано утром, заперев дверь на все
замки, я уехал из города на две недели. Когда я вернулся, меня встретила
розоволосая старушка с вахты, и, поглядывая на трех других старух,
полукругом сидевших возлее ее стола на принесенных из квартир стульях,
громко сообщила, что несколько раз приходила Ника, но не могла попасть в
квартиру, а последние несколько дней ее не было видно. Старухи с
любопытством глядели на меня, и я быстро прошел мимо; все-таки какое-то
замечание о моем моральном облике догнало меня у лифта. Я чувствовал
беспокойство, потому что совершенно не представлял, где ее искать. Но я
был уверен, что она вернется; у меня было много дел, и до самого вечера
я ни разу не вспомнил о ней, а вечером зазвонил телефон, и старушка с
вахты, явно решившая принять участие в моей жизни, сообщила, что ее
зовут Татьяна Григорьевна, и что она только что видела Нику внизу.
Асфальт перед домом на глазах темнел - моросил мелкий дождь. У
подъезда несколько девочек с ритмичными криками прыгали через резинку,
натянутую на уровне их шей - каким-то чудом они ухитрялись перекидывать
через нее ноги. Ветер пронес над моей головой рваный пластиковый пакет.
Ники нигде не было. Я повернул за угол и пошел в сторону леса, еще не
видного за домами. Куда именно я иду, я твердо не знал, но был уверен,
что встречу Нику. Когда я дошел до последнего дома перед пустырем, дождь
почти кончился; я повернул за угол. Она стояла перед коричневым
"мерседесом" с хамским номером, припаркованный с пижонской лихостью -
одно колесо было на тротуаре. Передняя дверь была открыта, а за стеклом
курил похожий на молодого Сталина человек в красивом полосатом пиджаке.
- Ника! Привет, - сказал я, останавливаясь.
Она поглядела на меня, но словно не узнала. Я наклонился вперед и
уперся ладонями в колени. Мне часто говорили, что такие, как она, не
прощают обид, но я не принимал этих слов всерьез - наверно, потому, что
раньше она прощала мне все обиды. Человек в "мерседесе" брезгливо
повернул ко мне лицо и чуть нахмурился.
- Ника, прости меня, а? - стараясь не обращать на него внимания,
прошептал я и протянул к ней руки, с тоской чувствуя, до чего я похож на
молодого Чернышевского, по нужде заскочившего в петербургский подъезд и
с жестом братства поднимающегося с корточек навстречу влетевшей с мороза
девушке; меня несколько утешало, что такое сравнение вряд ли придет в
голову Нике или уже оскалившему золотые клыки грузину за ветровым
стеклом.
Она опустила голову, словно раздумывая, и вдруг по какой-то
неопределимой мелочи я понял, что она сейчас шагнет ко мне, шагнет от
этого ворованного "мерседеса", водитель которого сверлил во мне дыру
своими подобранными под цвет капота глазами, и через несколько минут я
на руках пронесу ее мимо старух в своем подъезде; мысленно я уже давал
себе слово никуда не отпускать ее одну. Она должна была шагнуть ко мне,
это было так же ясно, как то, что накрапывал дождь, но Ника вдруг
отшатнулась в сторону, а сзади донесся перепуганный детский крик:
- Стой! Кому говорю, стоять!
Я оглянулся и увидел огромную овчарку, молча несущуюся к нам по
газону; ее хозяин, мальчишка в кепке с огромным козырьком, размахивая
ошейником, орал:
- Патриот! Назад! К ноге!
Отлично помню эту растянувшуюся секунду - черное тело, несущееся
низко над травой, фигурку с поднятой рукой, которая словно собралась
огреть кого-то плетью, нескольких остановившихся прохожих, глядящих в
нашу сторону; помню и мелькнувшую у меня в этот момент мысль, что даже
дети в американских кепках говорят у нас на погранично-лагерном жаргоне.
Сзади резко взвизгнули тормоза и закричала какая-то женщина; ища и не
находя глазами Нику, я уже знал, что произошло.
Машина - это была "лада" кооперативного пошиба с яркими наклейками
на заднем стекле - опять набирала скорость; видимо, водитель испугался,
хотя виноват он не был. Когда я подбежал, машина уже скрылась за
поворотом; краем глаза я заметил бегущую назад к хозяину собаку. Вокруг
непонятно откуда возникло несколько прохожих, с жадным вниманием
глядящих на ненатурально яркую кровь на мокром асфальте.
- Вот сволочь, - сказал за моей спиной голос с грузинским акцентом.
- Дальше поехал.
- Убивать таких надо, - сообщил другой, женский. - Скупили все,
понимаешь... Да, да, что вы на меня так... У, да вы, я вижу, тоже...
Толпа сзади росла; в разговор вступили еще несколько голосов, но я
перестал их слышать. Дождь пошел снова, и по лужам поплыли пузыри,
подобные нашим мыслям, надеждам и судьбам; летевший со стороны леса
ветер доносил первые летние запахи, полные невыразимой свежести и словно
обещающие что-то такое, чего еще не было никогда. Я не чувствовал горя и
был странно спокоен. Но, глядя на ее бессильно откинутый темный хвост,
на ее тело, даже после смерти не потерявшее своей таинственной сиамской
красоты, я знал, что как бы не изменилась моя жизнь, каким бы ни было
мое завтра, и что бы не пришло на смену тому, что я люблю и ненавижу, я
уже никогда не буду стоять у своего окна, держа на руках другую кошку.

Это эпилог фильма ДУХ ВРЕМЕНИ Брюса Стерлинга.
Управление обществом через страх и разделение совершенно лишило человека чувства власти над реальностью. И этот процесс шел многие столетия и даже тысячелетия: патриотизм, национальность, богатство, классы и любая другая придуманная форма разделения людей служила созданию подконтрольного человечества, послушного воле горстки людей. "Разделяй и властвуй" - вот их девиз. И пока люди будут ощущать себя лишь частью, не замечая целого, они будут отдавать себя в полное рабство. Те, кто за занавесом, знают это и они также знают, что как только люди узнают правду о своем месте в этом мире и правду о силе, данной каждому человеку изменить мир, весь призрачный Дух Времени, за счет которого они живут, рассыплется как карточный домик.
Вся система, в которой мы живем, вдалбливает нам, что мы бессильны, что мы слабы, что обществом управляет зло и преступность - все это брехня! Мы сильны, прекрасны и удивительны! Нет никаких причин, чтобы не понять, кто мы есть и куда мы идем, и нет никаких причин, чтобы человек не владел своей силой. Мы необычайно сильные существа!
Я думаю, что провел первые 30 лет своей жизни, пытаясь стать чем-то, я хотел добиться успеха в теннисе, в школе, в институте... И на что бы я ни посмотрел с этой точки зрения, мне всегда чего-то не хватало: "Вот, если бы я добился успеха в чем-то..." Я понял, что играл не в ту игру, потому что игра то заключалась в том, чтобы понять, КТО Я УЖЕ ЕСТЬ.
Наша культура приучает нас обращать внимание на разницу. Вот вы смотрите на человека - и это тут же включается: светлее, тупее, старше, моложе, богаче, беднее... Различия - это наша система измерений, мы их классифицируем и раскладываем по полочкам и мы видим других ОТДЕЛЬНО ОТ СЕБЯ. Мы видим только то, что различно. Одно из самых ярких переживаний - быть с другим человеком и вдруг увидеть, что он в чем-то похож на тебя, он ничем не отличается. И ты понимаешь, что, в сущности, и ты, и я - одно. ДРУГИХ - НЕТ, ВСЕ - ОДНО!
Я не родился Ричардом Альбертом - я родился человеком, а уже потом научился быть тем, кто я есть: плохим, хорошим, благополучным или нет. Всему этому я научился по ходу жизни.
"Когда власть любви превзойдет любовь к власти, настанет мир на земле" (Джими Хендрикс)
Все, что работало раньше, все, что разжигало безумные страсти: расовые, сексуальные, религиозные, больше не работает! Появляется новое сознание, которое воспринимает Землю как единый организм, и мы понимаем - ОРГАНИЗМ, КОТОРЫЙ ВЕДЕТ ВОЙНУ САМ С СОБОЙ, ОБРЕЧЕН.

Билл Хикс заканчивал свои выступления так.
Жизнь - это как катание на аттракционе. Пока вы там, вы думаете, что это реально. Такова сила нашего воображения. Вас подбрасывает вверх и вниз, вас бросает в дрожь, яркие цвета, музыка громкая, вам весело пока, некоторые кружатся на этой карусели уже долго и задаются вопросом "Это реально? Или это просто аттракцион?" Кто-то опомнился, вернулся на землю и они говорят: "Не волнуйтесь! Не бойтесь! Это просто аттракцион!" И мы убиваем их...
"Заткните его! Я слишком много вложил в этот аттракцион! Застрелите его! Как же мои проблемы и страхи, как мой банковский счет, как моя семья? Вот моя реальность!"
А это просто аттракцион, а мы убиваем тех, кто говорит нам об этом - замечали? И мы позволяем демонам творить мерзости, но не это главное. Это всего лишь аттракцион и мы можем все изменить, как только захотим. ЭТО НАШ ВЫБОР! Нет усилий, нет борьбы, нет работы, нет денег, нет сбережений! ЭТО ПРОСТО ВЫБОР, КОТОРЫЙ МЫ ДЕЛАЕМ ПРЯМО СЕЙЧАС, ВЫБОР МЕЖДУ СТРАХОМ И ЛЮБОВЬЮ...

Давай приколемся - пройдем по бордюру крыши,
Будем говорить друг другу голосом потише,
О том, что будем делать, как придем домой,
Я буду под тобой или ты подо мной.
Давай приколемся, как будто светофора нет,
Пойдем вперед под колеса на красный свет
Или поедем на автобусе куда-нибудь,
А денег на билет у нас с тобой как будто бы и нет.
Или нажремся водки и пойдем к твоим родителям
Или к моим, и подтвердим что ты беременна.
Давай в аптеке купим сотню презервативов,
И подарим им – всем некрасивым.
Давай приколемся, как будто потеряем память
И что друг друга не понимаем и впервые видим.
А вечером в кино на самый дерьмовый фильм.
Да к черту оно все пошло! К черту этот мир!
Давай крикнем в окно то, что мы думаем об этих людях.
Давай рядом проснемся, а вставать не будем.
Давай угоним тачку и подарим ее школьникам, - давай приколемся!

Давай приколемся как будто мы умерли вдвоем в один день,
Напишем на стене кровью какую-нибудь хрень.
Давай не будем говорить друг с другом,
Ты прогонишь моего друга, а я твою подругу.
Давай приколемся хотя бы как-нибудь, хотя бы пять минут и люди не поймут,
Да к черту пусть идут, я не держу их тут, мне плевать, что обо мне подумают,
А иначе в дурдом упрячут, смирительную рубаху напялят и никак иначе.
А пока люди воюют и делают детей, давай приколемся, эй эй!

Вся суматоха – мне пох. С тобой мне хорошо, без тебя плохо,
Мы живем как крысы лабораторные, подчиняясь чьим то устоям, законам.
Давай приколемся – мне этого не хватало, серость дней достала, забав мало,
Давай приколемся сидим ничего не делая, займемся делом, займемся делом!

Давай приколемся, найдем иголку в стоге сена,
в теплой ванне перережем свои вены.
Матами распишем всю кремлевскую стену,
Давай приколемся и станет море по колено!
Давай приколемся возьмем баян и ускоримся,
Откинемся на спину, пеленой сна укроемся,
Давай приколемся в порнухе снимемся,
Давай приколемся, давай приколемся!

Как Бони и Клайд будем грабить банки,
Зимой сядем на велик, летом на санки.
Давай приколемся, проведем ночь на кладбище,
Засадим поле коноплей и там устроим пастбище
Создадим друг друга восковые фигуры,
Я откликнусь на дурака, а ты на дуру.
Посвятим друг другу повести,
Давай приколемся, давай приколемся!

Давай подруга всю в доме перебьем посуду,
И пусть соседи по площадке слышат нашу ругань,
Потом друг другу громко скажем, что расстаемся,
Или давай поженимся и сразу разведемся.
Давай накуримся прямо на крыльце отдела,
Заботясь лишь о том, чтобы фольга не прогорела,
И на ментов потом посмотрим крайне удивленно,
Мол мы не знали, что это противозаконно.
Давай приколемся в рулетку русскую сыграем,
Ну так чтоб ни один, а шесть патронов в барабане,
Давай приколемся, на осечку понадеемся,
Вдруг повезет и мы с тобою все же не застрелимся.
Давай представим, что у нас есть крылья,
И что мы сможем полететь, если поверим сильно,
А взлетной полосой пусть станет крыша небоскреба,
И пусть о нас напишут, в статье про пару долбоебов,
Взявшихся за руки, чтобы вместе разбиться,
С ума сошедших и себя вообразивших птицами,
Наши с тобой портреты будут во всех газетах,
Мы станем знаменитыми, жаль что посмертно,
Журналисты решат, что мы с тобой адепты какой-нибудь нелепой секты,
По хую на это, просто давай приколемся,
Весь мир один большой прикол,
Где дураки смеются над делами дураков.
Давай приколемся!!

В колонках играет - Маракеш

Ты похожа на ветер - это так
Я не знаю откуда
Ты пришла в этом мир, где замер я
В ожидании чуда

Это так не похоже на тебя
Я теряюсь в догадках
Все возможно теперь, когда есть ты
Я иду на посадку гладко

Припев:
И я двигаюсь легко
Успеваю за тобой
Пусть все будет хорошо
Ты останешься со мной

Ты похожа на солнце - это так
Обжигаешь внезапно
Ты пришла в этот мир где замер я
Возвращаюсь обратно

Это так не похоже на меня
Я теряюсь в догадках
Все возможно теперь, когда есть я
Ты идешь на посадку гладко

В колонках играет - Олеся - Прыгай вниз

С неба падают слезы, слезы ночного дождя,
Ветер куда-то уносит, куда-то зовет меня;
А я стою на крыше и сверху смотрю на жизнь,
Которую я так ненавижу, которую я так люблю.

Припев:
Прыгай вниз прыгай вниз не бойся,тихо шепчет мне в душу дождь,
Прыгай вниз и не беспокойся о том, куда ты попадешь.
Прыгай вниз прыгай вниз не бойся, твоя жизнь сплошная ложь,
Прыгай вниз и ни о чем не беспокойся все равно когда-нибудь умрешь.


Вечер, лишь сигареты тихо гаснет уголек,
Согревая своим светом, свет, - который так жесток,
И выходит дым из легких, превращаясь в капли дождя;
В этот вечер никто не укроет никто, тебя от дождя.

(с) автор неизвестен

Кому понравилось, качайте тут

В колонках играет - Маракеш - Ждать
Настроение сейчас - пьянь

Ты спишь, наверное
Мне интересно с кем
Я знаю правду
И не скажу зачем

В разгаре лета
Найти и потерять
Нет, мы не сможем
Смеяться и кричать

Ждать
Пытаясь себя сдержать
Ты просто не сможешь петь

Потерять
И снова найти себя
Но только не умереть

Ты лжешь, наверное
Мне интересно как
Тебя не встретить
И сделать первый шаг

В разгаре лета
Найти и потерять
Нет, мы не сможем
Смеяться и кричать

Ждать
Пытаясь себя сдержать
Ты просто не сможешь петь


Потерять
И снова найти себя
Но только не умереть

(с) Маракеш

Я так привыкла жить одним тобой, одним тобой...
Встречать рассвет и слышать как проснешься не со мной...
Мне стало так легко дышать в открытое окно...
И повторять ей лишь одно:

Знаешь ли ты? Вдоль ночных дорог
шла босиком не жалея ног
Сердце его теперь в твоих руках.
Не потеряй его и не сломай
Чтоб не нести вдоль ночных дорог
пепел любви в руках, cбив ноги в кровь
Пульс его теперь в твоих глазах
не потеряй его и не сломай.

И в январе пуcть бьется серый дождь к нему в окно.
Пусть обнимает не меня, но помнит все равно.
И пусть случайно мое имя вслух произнесет.
И пусть молчит что все же помнит.
А за окном сжигает фонари проклятый дождь.
Мой нежный мальчик ты прости меня за эту дрожь.
И пусть сквозь слезы прошептала тихое прощай.
Не забывай
Не забывай

Знаешь ли ты? Вдоль ночных дорог
шла босиком не жалея ног
Сердце его теперь в твоих руках.
Не потеряй его и не сломай
Чтоб не нести вдоль ночных дорог
пепел любви в руках, cбив ноги в кровь
Пульс его теперь в твоих глазах.
не потеряй его и не сломай.

Знаешь ли ты? Вдоль ночных дорог
шла босиком не жалея ног
Сердце его теперь в твоих руках.
Не потеряй его и не сломай
Чтоб не нести вдоль ночных дорог
пепел любви в руках, cбив ноги в кровь
Пульс его теперь в твоих глазах
не потеряй его...

В колонках играет - Animal Jazz - Три полоски
Настроение сейчас - лето

Как же произошло
Жизнь опять словно белый лист
Мажет красками холст
Красно-желтым - ее каприз
Ночь все перевернет
И оставит боль на потом
Точно еще повезет с теплом

Джинсы порезаны, лето
Три полоски на кедах,
Под теплым дождем...
Ты снова лучше всех,
А дачу, маму, билеты
Мы переживем...

Зайди в знакомый подъезд
Поднимись на 8й этаж
Смотри как солнышко ест
Этот мир, он уже не наш
Скоро наступит сентябрь
SMS'oм пришлет пароль
Он оденет тебя в новую любовь
Лишь несколько слов, могут убить
Но если веришь в любовь, стоит еще жить.

Еще одна чужая песня
О том как тяжело.
Что я не смогу, что я не дождусь,
Когда воздух впитает тепло.

Изрежут холода
И эта зима не уйдет никогда -
Убьет и заберёт мой труп с собой...

От шестимесячной голодной зимы
Мы все сойдём с ума просыпаясь под вечер.
Ищу тебя и прячусь в снах,
Но не становится легче...

Все чаще, кажется,
Что эта зима не уйдет никогда..
Пока мы ждем её - никто из нас не умрёт...

В кафельных льдах метро,
Пока мы ждем её, никто из нас не умрёт.
На выжженных перекрестках,
Пока мы ждем её, никто из нас не умрёт.
В ожерелье ночных костров,
Никто не умрёт, если не сдадут нервы.
В капкане ненужных слов,
Никто не умрёт, хотя любой бы мог первым.

В этой февральской скорлупе,
Мы снова вместе все и каждый сам по себе.
И кто бы мог знать, что за каждую зиму
Мы взрослеем вдвойне?
Но,
Пока мы ждем её - никто из нас не умрёт

Мгновенно застывает в часах зимнее время.
Всех тех кого сейчас с нами нет - мы вместе!
Я не успел сказать что каждый вдох как в первый раз -
Весной...

В колонках играет - 7раса - Горло города

Помни Имя
=======
Безумие и пошлую глупость
В каждый дом пучок электронов несет.
Кто нас еще сильней испугает,
Кто на экраны больше крови прольет
Или в себя алкоголя и других веществ,
Чтоб на время сойти с ума,
И с экрана радаров
этого проклятого пути-сна?
Я - человек Пятой Расы.
Мои личные прихоти - мой потолок.
Растерзать себя за грехи серой массы
В планетарном смысле я бы точно не смог.
Больше хороших товаров
И блестящих предметов, что можно себе урвать.
Да, и еще: мне нужна пара,
Чтобы генетически эту страсть передать!

Помни имя свое!

Все то, от чего мы бежали,
Всегда настигало и мучило нас.
Белая птица счастья залапана
Черней, чем ворона сейчас.
Каждый подспудно знает:
За все в итоге придется платить,
Но все-равно продолжает
Эго поле планеты коптить.
Так что узки двери рая,
Нам не протиснуться со своим багажом.
Пусть сердце поет, пусть страдает,
Нам не врубиться в это только умом.
Будни и лица заставят поверить,
Что мы лишь черви на теле Земли!
Нет, не для этого ты здесь появился!
Помнишь? - Да! - Чаще в небо смотри!

Помни имя свое!

Мне осталось имя свое,
Старых фильмов высокое небо,
Цифровое мое бытиё.
Кто из чрева вышел только за хлебом -

Помни имя!

====
maya
====
У реки голубая кровь... у холодной и чистой.
А у моей - желтая.
Русло кривое, как разбитая когда-то бровь,
И вода в ней мутная, но теплая.
Песок движется, глубина меняется.
Кто без памяти прыгал - ломали шеи.
Я же больше люблю берег,
Хотя здесь людей жалят змеи.
Сколько криков, эмоций и слов
Тех, кто радость на ненависть выменял.
Ваши кости шлифует река
С переменным восточным именем


===
Урод
===

Невыносимо видеть мир, поняв, что он чужой.
Мертвые вздохи чужих квартир Я ненавижу. Мне страшно, закрой!
Я по ошибке здесь или за что? Выход один - вверх и на свет.
Чуждые страсти мясных машин... мрачный тупик одной из планет.

Я не стану ждать, что меня их пыл излечит.
Мерзкое лицо у породы человечьей.

Служить идеалам или червям светлой мечтой... едой
Под одеялом дышит скелет моей бедой.
Как это мало - весь этот мир - чем бы заткнуть ему рот?
Смотрит устало большая семья: ну что давай, урод!

Я не стану ждать, что меня их пыл излечит.
Мерзкое лицо у породы человечьей.

Если ты хочешь меня убить - убей на совсем, вытрави код,
Чтобы не знать мне уже никогда околоплодных вод.


=========
Родятся Дети
=========

Когда из всех историй, что есть на свете,
Умрут злодеи.
Родятся дети с прозрачной кожей, единым телом,
Весь мир считая своим личным делом.
Слова исчезнут - не нужно это.
Сейчас же надпись в туалете.
Я продал все за мир в тех красках,
В них отблеск был любви и сказки большой
Для будущих народов.
Как больно осознать уродом себя,
С трудом глотая годы
В несовершенстве искать свободы!
Куда стремится моя манада?
Из тела в тело - мне знать не надо.
Что лестницы ступенька знает
О том, как ветер вверху гуляет?
Как солнце греет цветные крыши?
Заплевана ступенька...
Выше прыгнуть трудно чужих советов.
Зачем ты вышиб двери в лето?
Тебя туда пускать устали.
Верните нам все, что мы у себя украли!
Погасла лампа, спираль сгорела,
На свет которой ты летела.

Какие цели? Какого света?
Умрут злодеи - родятся дети.

Но не ответят на все морщины,
Как рвались рельсы и гнулись спины.
И войн дух, дым революций -
Лишь уголь в топках эволюций?
Меня сейчас одно лишь греет:
Родятся те, кто узнать успеют
Другие цели, другого света.
Умрут злодеи - родятся дети.

============
На Празднике Бон
============

Гордость напряжённых скул,
Мир людей во мне сжался и уснул.

Не было слов, не было стен, лишь стон...
Я так хотел быть молодым на празднике Бон.

Вдохом осушая рот.
Духам дым - к дому путь.
Смерть - это почёт.

Чувствуя дым, день от костров немел.
Быть молодым на празднике Бон я так хотел!

Что твоя жизнь - это твой путь -
Можно не знать и просто свернуть
К тем, кто своим птицам вязал
Груз к ногам
Ты утонул, прав океан
Да...

Если узор созвездий подобен луку тугому,
А череда жизней душных -
Тетиве неразрывной,
То дух твой, наверно, подобен стреле,
Калёной в пламени тысячи солнц!

=====
Клетка
=====

Сколько мне ещё здесь маяться придется?
Голых ветвей за окном печальная сетка.
Кому-то нравится что из этого потом выходит.
Но знайте: виной всему пустая клетка.
Я живая одинокая клетка
В четырех стенах другой, бетонной.
Проводами телефонных линий связана,
Отгорожена рамой оконной
Живая одинокая клетка.
Думала клетка слиться с другой, такой же
И искры надежды сверкали, но потом погасли.
Двери восприятия сплюснуты монитором...
Так уж получилось, Олдос Хаксли.
Я живая одинокая клетка
В четырех стенах другой, бетонной.
Проводами телефонных линий связана,
Отгорожена рамой оконной.
Нас таких миллионы, и нас так много в сети.
Комфорт решает многое, но так пусто внутри
Живой одинокой клетки и другой, такой же, бетонной.
Стал сегодня говорить с её стенами,
Пробовал лезть на них, кричал раме оконной.
Шаги безумия легки, но оглушают
Отзвуком пустой комнаты.
Ты встретишь меня у реки?
Вот и оплыли стены... кома, ты?

============
Все люди равны?
============

Прочь руки от растений, твари!
Они имеют такое же право жить
На этой планете, как любой продажный мент,
Как любой властолюбивый от политики урод!
Они хотя бы вырабатывают кислород
Вместо дерьма, что несете нам вы,
Всегда находясь на грани войны
Со своим народом, со своей молодежью!
Посадить студента Колю проще и надежней
За косяк, якобы найденный у него в рюкзаке.
Нужно зарабатывать больше,
Чтоб закон был на твоей стороне.

Все люди равны, но есть те, кто ровнее других.

===
Май
===

У моей вины нет повода.
Как бушует май за окнами...
Не найти б в крови у мальчика,
Но мной чужие дни сосчитаны.

Найдет и тебя,
Остудит любого поцелуем.

Не спасет еще раз науки мощь.
Смерти угрожать компьютером?
Моет землю славно весенний дождь,
Но трясутся губы родителей.

Пусть плывут к тебе журавлики,
пусть цветы хранят спокойствие,
пусть бы жизнь кончалась с игрушками,
Ведь дальше ничего достойного.

Найдет и тебя,
Остудит любого поцелуем.
Ни смех, ни броня тебя не укроют.
Аллилуйя

=========
Горло Города
=========

Хочется пить, точнее, нажраться...
Муравейник сделал меня одиночкой,
Все его 5 и 5 миллионов
Повернулись ко мне спиной.
Я сам почитаю независимость каждого,
Но холод и гордость его обитателей
Выжгли на коже клеймо отчуждения.
Больную клетку оттолкнул организм.

Не устает, жрёт и смеётся -
Горло города плюет мне в лицо.
Дай ему, Боже, пусть оно захлебнется,
Пусть подавится мною уже.

Сердце - маленький нервный комочек -
Не откроется! Не старайся, не жди!
Я буду смеяться и жечь себе горло,
Пусть всё остается внутри!
Этот город питается кровью
Тех, кто жив ещё, кто ещё не иссяк,
Сгустком страха с фронтов и районов
И мясом бездомных собак.
Я сам отзываюсь на зов Притяжения
Я знаю, как слепят все его "хочется"
Хор людей с перебитым корытом.
А я жгу себе горло, я плачу одиночеством -

Не устает, жрёт и смеётся -
Горло города плюет мне в лицо.
Дай ему, Боже, пусть оно захлебнется,
Пусть подавится мною уже!

Капля в море отдельных капель.
Капля в луже - в одной и той же грязи.
Я буду стараться, пусть мне будет хуже,
Но выживет то, что внутри.


==============
Из Этого Дома (Kent)
==============

Взгляд, знакомый тон,
Уже не заставит меня дрожать.
Дом, наш общий дом -
Не знаю, могу ли я так называть
Немые предметы, убитые лица моё и друзей.
Дорогою тех, кто хочет забыться и выйти скорей
Из этого дома...

Пыл твоих звонков
Уже не заставит чаще дышать.
Боль других людей уже начинает меня отпускать
Из этого дома, где пьяные лица моё и друзей.
Дорогою тех, кто хочет забыться и выйти скорей
Из этого дома...

Кент - мой лучший друг.
Когда я устану в себя тянуть
Дух больных идей,
Что может меня и других подтолкнуть
Из этого дома, где пьяные лица моё и друзей?
Дорогою тех, кто хочет убиться и выйти скорей
Из этого дома прочь.

====
Тепла
====

Люди в белом просто так не прикатят.
В мире так мало тепла - на всех не хватит.
Сколько раз бы ты себя не обманывал -
Греться тебе вечно, лежа в этой ванной.
Мир искрится и дарит улыбки
Только тем, у кого есть прививки -
Прививки от жалости,
Прививки от сострадания...
Здесь это - главный залог выживания.

Тепла... на всех не хватит
Ты столько тратил... теппа.

Знать бы, что за венками и девятью днями...
Свет или тьма - вперёд ногами.
Яркой вспышкой застыла природа,
Осень - лучшее для ухода время года.
Время созерцания, а меня трясет -
Какая по счету из них за мной придёт?
Люди в белом просто так не прикатят.
В мире так мало тепла - на всех не хватит!


======
samscara
======

Пусть твои депрессия и чувство
собственной чужеродности в этом
мире дадут тебе силы изменить его,
дадут тебе силы любить, но не только
себя одного... Убивая себя, ничего не
изменишь - будешь рождаться снова
и снова, и грязные кухни и мерзкие рожи
сограждан будут тебя преследовать,
покуда ты не переживешь это всё и не
растворишь внутри себя до маленького
комочка генных воспоминаний, называемых
опытом твоей Души... А Душа и есть
Настоящее Ты! А тело, за которое ты
Так цепляешься, лишь сезонная оболочка -
кокон, из которого вылетит бабочка, и
насколько она будет уродлива или прекрасна,
зависит от тебя... Вот такой парадокс...
Живи, не причиняя вреда!
А тело дано, чтобы действовать!

=====
Здесь
=====

Здесь не страшно ничего.
Брось с утра открытым дом!
Я здесь почти уже не ем -
Хочу стать ветром,
Чтоб лето вернуть в твой дом.
Здесь открытых греет день,
Все краски наивным дарит ночь.
Я здесь почти уже не сплю -
Хочу стать светом,
Чтоб плавить лед потом своей страны.
Здесь рассыпется не раз
Моя одежда больничных серых дней.
Я сжег ее - так проще и светлей.
Вернусь раздетым,
Чтоб даже спящей улыбалась ты.

Из песка рухнуть в снег,
Распластаться за всех,
Кто проводит свет.
Кто горел для всех.
Кто во веки свят.

=============
Корабль бумажный
=============

Утро сонно смотрит в окно, словно не узнавая.
Нас далеко унесло из осени в сердце мая.
Не надо будить меня в этой мрачной квартире,
Дай мне проснуться в другом, весеннем улыбчивом мире!
Пусть меня туда везет корабль бумажный!
Мне в наивный детский мир так возвращаться важно!
Я готов, как раньше, в кровь сбивать колени,
Только бы вернуться домой.
Мимо своих сложных обид, словно разрушенных зданий...
Нет, уже ничего не болит у меня от воспоминаний,
Зла, что ты мне принесла, и моих защитных реакций.
Влагой с моих глаз пелена от смеха, мне не с кем здесь драться.

==========
Ты холодна
==========

Ты холодна, как снег как лёд
Ты холодна, от тебя меня рвёт
Ты холодна, как ночная пустота
Ты холодна...
Ты холодна, как пустая кровать
Ты холодна, ни дать ни взять
Ты холодна, как пустые слова
Ты холодна...
Ты холодна, как свет далёкой звезды
Которая что светит, что не светит, всё равно
Ты холодна, как плохие стихи
Hаполненные буквами дешёвой тоски
Ты холодна, как молчаливая пыль
Покрывшая зелёную пустую бутыль
Ты холодна, как глаза врага
Ты холодна...

Ты холодна...
Ты холодна...
Ты холодна...
Ты холодна...

Ты лежишь, твои глаза под тенью сомкнутых век
Из них не брызнут никогда потоки маленьких рек
И ты не сможешь улыбнутся мне уже никогда
Ты холодна...
Обрывок проводов твою шею стянул
Я знаю, всё из-за меня, я этот круг замкнул
Ты лежишь, ты холодна, а я рядом ем суп
И мне не надо делиться, ведь ты же труп

Ты холодна, как снег как лёд
Ты холодна, от тебя меня рвёт
Ты холодна, как ночная пустота
Ты холодна...

(с)7раса

В колонках играет - Оригами - Эмма

В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ

И в один прекрасный день
День той самой сладкой мести
Все жестокие слова
Все те, что есть у тебя
Крики боли
Реки слез
Навеки шрамы в форме сердца
Это твой последний шанс
Снова сделать ей
В этот раз
Еще больней

Это твой последний шанс
Чтобы все начать сначала
Чтобы все вернуть назад
И в один прекрасный день
Снова сделать ей
В этот раз
Еще больней

НАПИШУТ НАШИ ИМЕНА...

Теперь на всех снарядах
Названия стран и городов
Я покидаю этот мир
Вместе с тобой
Пока ты спишь так сладко
Они летят
Летят к земле
Я завещаю этот мир
И покидаю

И пусть наши дети простят
Убивают и мстят
Друг другу
Так же как мы
Точно так же как мы

Теперь на всех патронах
Напишут наши имена
Я запрещаю этот мир
Вместе с тобой
Так искренне
Так равнодушно
Я тебе в глаза
Смотрю в прицел
Я презираю этот мир
И покидаю

ПОКА СМЕРТЬ НЕ ИЗБАВИТ НАС ДРУГ ОТ ДРУГА

Каждый день
Ты приходишь вновь
Этот едкий вкус
Он как любовь
Но я не чувствую
Я использую
В который раз
Убив свою надежду
Все изменить

Не отпускать тебя
И не держать ничем

Из бархатной этой кожи
Я эти хрупкие
Вырву крылья
Все ведь кончено
Убирайся прочь
Я ставлю точку
Это все
Так убирайся же прочь

Ты бьешь
И прямо в губы
Ты целуешь
Прямо в губы
Всю нежность мне
Пока смерть не избавит
Нас друг от друга

КАК НАСТОЯЩИЙ

Я кидаю все
Я теряю все
Я пытаюсь выбраться
Но кто-то тянет вниз
Будто жаждет мести
И шепчет мне

Я здесь
С тобой
Раскаленные мятные лица
Ничего никогда не случится
Так улыбайся
Теперь ты как настоящий
Теперь тарифы на счастье
Теперь ты один из нас
И среди тысяч стеклянных глаз
Я увижу себя

Я здесь
С тобой
Я давно прочитал твои мысли
Твое имя теперь это числа да!
И запомни
Что с каждой сломанной жизнью
Ты станешь каплю сильнее
Ты станешь одним из нас
И среди тысяч стеклянных глаз
Я увижу себя

ИЗ ЛАДОНИ В ЛАДОНЬ

Я помогу тебе забыть
И разочароваться
В каждом живущем на земле
Я расскажу тебе о том
Что они называют счастьем
Ты будешь смеяться
Они скажут тебе
Что я лгу
Я боюсь
Боже, да это так
Смотри, они все смеются
Больше нет сил
Чтоб открыть огонь
Или передать это чувство из ладони в ладонь
Тебе

Я научусь и научу
Нашим картонным чувствам
Кукольным жестам и словам
А может быть я жалею сам
Что никак не могу забыться
И просто навеки вжиться в роль
Но ты скажешь мне
Что я лгу
Я боюсь
Боже, да это так
Смотри, они все смеются
Больше нет сил
Чтоб открыть огонь
Или передать это чувство из ладони в ладонь
Тебе

ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ В ЕЕ ДНЕВНИКЕ

Мелодий больше нет
Последняя нота
И выключи свет
Пускай же разорвет тебя
Одиночество
Так же как всех нас
По одному
И вырвет сердце
И заставит дышать

Разукрась эти белые стены
В ярко-черный
И может быть
Вся планета взорвется мгновенно

Заставит не мечтать
Оставит без крыльев
Также как всех нас
По одному
И вырвет сердце
И оставит себе

Разукрась эти белые стены
В ярко-черный
И может быть
Вся планета взорвется мгновенно
Для нас с тобой

СЕРДЦА_2

Стирая все из памяти своей
Сеть файлов и программ
Всех близких и друзей
Жизненно важный хлам
Любовь и деньги, секс и деньги
Ты все равно не выбираешь сам
Никогда

Помни чувства
Забывай слова
Сердца лишь два

Еще быстрей
Быть может это шанс
Остановить себя
Остановить хоть раз теперь
И запустить безумное второе сердце
Пусть и так
Пусть и ценою в жизнь

ЕСЛИ НЕБО

Кисти рук в палитру неба
Я рисую в нем тебя
Вместо солнца
Хлопья снега
Все прогнозы к черту
Ты протягиваешь руку
Ты за гранью
Ты один
Ты в темноте идешь по звуку
Затаив дыхание

Если небо запомнит нас
Если мне повезет забыть
Все, что произойдет сейчас
Все, что ты называешь жизнь

Если не случится чудо
Если оборвется связь
Я всегда
Я просто буду
Не надеяться
Но ждать
Ты протягиваешь руку мне
Секунды на табло
В темноте ты идешь по звуку
Помнишь: раньше нам везло

Если небо запомнит нас
Это небо запомнит нас
Небо запомнит нас

РАДИОФОБИЯ
Со всех обложек
Всех журналов
Ты
Чересчур идеальная
Ты
На волна любой частоты
Твое имя ярче
Твоих чувств пустых
Твои чувства всегда "высоко"
Ты притворяешься так легко

На последних нотах
Я почти зарыдал
Это ты заставила
Или кто-то все рассчитал?
Выключаю!
Это радиофобия

Под этой маскою
Твое лицо
Я хотел бы узнать
Что под ним
А потом рассказать это им
Почему счастье
Должно быть именно таким
Но твои чувства всегда "высоко"
Ты притворяешься так легко

ВСЕХ ВЛЮБЛЕННЫХ

Я беру тебя за руку
И веду сквозь огонь
Эта смерть подарок мне
Если ты со мной
Ты со мной

Наше сердце расплавится
и опять не смогли
Наши крылья расправиться
Оторвать от земли
Мне страшно
Но ты со мной

В колонках играет - Тараканы - Позволь мне побыть одному
Настроение сейчас - херня

Даже взрослые мальчики иногда плачут
Взрослые мальчики плачут от бессилия.
Когда держишь удар, но не можешь дать сдачи.
Прости, не хотел, что б ты таким меня видела.
Если б ты знала, как я устал.
Кончился. Выжат. Потерялся.
Посмотри на меня, каким я стал.
Напомни, когда я в последний раз смеялся.

Пожалуйста, позволь мне побыть одному.
Пожалуйста, позволь мне побыть одному.
Ты знаешь, как я сильно тебя люблю.
Но, пожалуйста, позволь мне побыть одному.

Весь мир был в кармане еще вчера,
сейчас – одиночество и отчаяние.
Кто ни будь, кто ни будь, спасите меня.
Что же ты смотришь, мой Бог, выручай меня.
Так больно не было никогда
Я даже не думал, что такое бывает.
Скажи мне что это – не на всегда,
Что все еще на свои места встанет.
Взрослые мальчики тоже плачут.
Взрослые мальчики плачут от бессилия.
В одиночестве и отчаянии.
Не хочу, что бы ты таким меня видела.

(с) тараканы

В колонках играет - 7раса - Куклы становятся старше
Настроение сейчас - старею

Сказочный мир ватой искрится словно снег
В комнате, где горят глаза - веришь ты или нет?
Считая до ста, считая, что мимо не пройдет
Дрожащих миров волна. Только шепни, пожалуйста

Ты волшебный свет и запретов нет
Только с утра не плачь

Веди меня дорогой мягких снежных троп
А свет, седой, такой же белый, только уставший
Держи меня, хотя я вряд ли уже побегу
Нас время трет песком и даже куклы становятся старше

Время ушло, но снова пытаясь повторить
Опыты первых фраз, я снова тяну за нить
Трудно смотреть глазам - щурясь ловлю улыбки тех
Не доверяющих тормозам, но кто всех в итоге вытянет

В тот волшебный свет, где запретов нет
Только с утра не плачь

Веди меня дорогой мягких снежных троп
А свет, седой, такой же белый, только уставший
Держи меня, хотя я вряд ли уже побегу
Нас время трет песком, но даже куклы становятся старше

В колонках играет - Placebo - Scared Of Girls

Не бывает трудных детей - бывают дети, которым трудно.

В колонках играет - Incubus - Mexico
Настроение сейчас - ржач=)

Как Вы относитесь к пробуждению Ктулху

15613(!) голосов

В каком возрасте Вы начали встречаться с девочками и когда у Вас был первый секс?

5115 голосов

А Вы слышали Як Цуп Цоп?

1368 голосов

Заходите ли Вы изредко на сайт Удафф.ком?

1185 голосов

Представьте себе, что вы - Эльф. За вами гонятся злые Орки. У вас с собой лук и стрелы, вы отлично стреляете из лука и способны одним выстрелом убить Орка. Проблема в том, что стрел у вас пять, а Орков за вами гонится десять. Что вы будете делать?

889 голосов

Слышите ли Вы голоса, приказыващие Вам убить кого-нибудь?

743 голоса

У Вас есть планы посетить славный город Бобруйск?:)

367 голосов

Владимир Владимирович Путин. Как вы думаете Джордж Буш дурак?

340 голосов

Добрый день. Какой вкус "Роллтона" предпочитаете?

283 голоса

У вас не найдётся рублей 10 для бедных студентов мехмата МГУ??

250 голосов

Владимир Владимирович, вопрос скорее не к Вам, почему у такого большого колличества идиотов есть доступ в интернет?

229 голосов

Любите ли Вы black-metal?

132 голоса

Владимир владимирович, а на каком языке программирования Вы написаны?

110 голосов

Уважаемый Владимир Владимирович! Если вы хотите быть ближе к народу, не хотите ли прокатиться на метро в час пик?

98 голосов

Вас тоже раздражает ДОМ2? МОжет прикроем,а?

96 голосов

В интересах какой страны вы работаете?

96 голосов

ПРЕВЕД, МЕДВЕД! Путен, можна у тибя спрасить, даволен ли ты сабой как презедентам? Фсё ли ты выпалнил, чево абищал? и есле нед, сабираишьсо ли атвичадь за бозар?

96 голосов

Вы играете в Соunter-Strike за контров или терроров?

87 голосов

К какому году планируется изжить инвалидов и стариков?

86 голосов

Увжажаемый Владимир Владимирович! Интерсно, при Вашей занятости остается ли время на секс? Если да, то как часто Вы им занимаетесь? Заниметесь ли Вы мастурбацией? Заранее спасибо за ответ!

81 голос

Уважаемый Владимир Владимирович, имеете ли вы отношение к смерти Кенни?

76 голосов

Владимир Владимирович, какой у вас ник в Counter-Strike ? На каких серваках предпочитаете играть???

70 голосов

Уважаемый Владимир Владимирович, у меня с родителями возник спор на тему: откуда берутся дети? Помогите разрешить проблемную ситуацию. Зарание спасибо.

70 голосов

А можно я за вас на вопросы поотвечаю?

67 голосов

сколько стоят Ваши носки и сколько пар Вы сможете купить живя на мою зарплату(2436 руб, начисленно)

53 голоса

Здравствуй нынешний Президенд! Я знаю, что Вы любитель животных: собак, лошадей... А как Вы относитесь к Ксении Собчаг? С ув., будущий президент РФ.

49 голосов

В колонках играет - Jane Air - Hello

Грустно...

В колонках играет - Chimaira - Pictures in the cold room

Нажми