Днем оживленное движение улиц мешает созерцанию. Яркие лучи солнца отбрасывают темные затейливые тени на мощеные истертым гранитом мостовые, люди суетливым муравейником спешат по делам, машины слепят яркими бликами и оглушают пронзительным гулом гудков, жара поднимается с земли и обдает тело пылью. Спасительной прохлады можно ожидать только у вечного черного моря. Там, синее небо сливается с синевой моря, а желтый песок притягивает лучи палящего солнца. Все ярко, броско, пусто. Но с приходом вечера, мир города меняется, остается позади суета, исчезает многочисленная толпа и появляются парочки влюбленных, веселые студенческие компании, пафосные пары в эксклюзивных нарядах стиля ретро, или длинноволосые печальные юноши со столь же печальными девушками, ярко накрашенные полногрудые блондинки, бабушки, деловито прихрамывающие в поисках места присесть и перетереть недавние события. Воздух, нагретый за день постепенно остывает и уносится к прохладному морю. Кажется, у воды он совсем меняет свой состав, приобретает запах невиданной пряности, отражающей приторный дневной хаос города с легкой морской эссенцией. Так проходит лето и начинается осень, тихая, окутанная теплыми вечерами и холодными ночами. Когда город покидает последний турист, начинается листопад. Листья самых разных оттенков покрывают вечный камень пестрым ковром. За листопадом начинается печальные и затяжные дожди, они приносят в город невероятную серость и уныние, повелевают даже бесстрашным морем. В это время на улицах почти никого нет, редкий прохожий пробежит с черным зонтиком по мостовой и скроется в ближайшей парадной, скрытой от глаз кованым узором. Зима приходит внезапно - первым снегом глубокой осенью. Прохожие куксятся и натягивают теплые вещи на самый нос, лица, не привыкшие к холоду, становятся малиновыми, но вскоре снег становится мокрой грязной кашей, а затем замерзает. Новый год всегда бесснежный, и безрадостный. До первых снегов не хочется ничего кроме тепла, а его нет, нет до самой весны. Город вымирает и превращается в остов былых эмоций. Снега заметают его, и белый саван лежит до самого марта. Весна начинается коричневой грязевой жижей, каждый день идет мокрый снег, но теплеет тут очень быстро: в апреле грязь высыхает и зелень покрывает умершие деревья города, майские грозы смывают грязь и наполняют жизнью листву, а дальше снова приходит долгожданное лето.

Описанный город зовется Одесса...

  Длинный темный коридор заканчивался маленькой деревянной дверцей покрытой белой краской, которая пропускала вовнутрь огромного зала. Левая  стена зала была покрыта коричнево-красными листьями на фоне потемневшей от старости охры, остальные три стены были увеличенными копиями камина с чугунной решеткой на пасти, они были мертвы, ни единого языка пламени. Но вдруг они разом зажглись. В меня ударило волной тепла и удовольствия. Посреди зала танцевала миниатюрная фигурка девушки, заметив меня, она сделала прыжок, наклонилась к моему уху и тихо произнесла: Всмотрись в стену. Пламя исчезло.
   Весь низ стены был расписан чудесными живописными картинами. Если идти вдоль, кажется, что на тебя дует теплый весенний ветер ясного дня сквозь черное обрамление дикой облепихи или смеется пожилой джентльмен, прямо из коричнево-красных листьев, кто-то с достоинством смотрит вдаль, облачившись в кружево, кто-то читает замысловатую книгу, но у всех есть живые глаза. Последней картиной была буря: она пахнула в лицо запахом гнилых водорослей, пенящегося прибоя и дикими криками чаек. Впереди была снова дверь: берусь за стертую временем ручку...

«Мне кажется, я все вижу, но не могу проснуться,

 Я знаю, живут своей жизнью вещи, когда не следишь за ними,

Мир за спиной  подвижен, стоит лишь отвернуться,

 Вот я на миг отвлеклась, и все вокруг стали другими…»

 c. Fleur

 

Потертые джинсовые бриджи, черные замшевые бегунчики до колена, красная спортивная майка с руковом , черная ветровка, в руках доска обмотанная поверх бумагой и целлофановым мусорным кульком, взъерошенные рыжие волосы и безпокойные серые глаза с карими точечками - это Я.
Резкие фразы, неуклюжие движения, поза "мишки косолапого", недовольная гримаска на лице, позиция "никого не вижу и видеть не хочу", "забившись в угол", патологическая забывчивость, редкая улыбка от безпомощности, ненужные упреки, импотенция общения - и это тоже Я.
Тяжелая для восприятия музыка, фотографомания высшей степени, вечное созерцание, жизнь под душем, философские беседы в привате, страстная любовь к поездкам, желание знать все, непреодолимая лень, нетерпимость к большинству людей - это все тоже Я.

Заснеженный берег моря. На горизонте легкая дымка. Берег кое-где покрыт черными точками-людьми. Грузные, в меховой одежде, они пытаются пересечь море, отчаянно прыгая на осколки льда и выгребая изо всех сил руками. Они доплывают до обшарпанной подводной лодки с потрескавшейся красной краской на боках, оттуда их сталкивают люди в скафандрах с угрюмыми лицами и безжалостными руками. Вода вокруг лодки становится черной от намокших меховых тел. А с берега все продолжают плыть черные точки. Только висящее в воздухе мраморное лицо девушки доказывает наличие умершей цивилизации...

Институт это то место, где тебя часто посещает мысль о том, что ты вообще в нем делаешь. Первый курс пожалуй самый сложный период. Люди чуждые друг другу собираются в одном месте и пытаются работать. Сегодня предпочла одиночество, забилась в угол и долго себя за это ругала.
Рисовать интерьер здания построенного примерно 150лет тому назад, с элементами вандализма социалистических времен (так я называю стеклянные двери непонятного происхождения, лампы предназначенные для освещения приусадебных участков...и тому подобная дребедень...) не очень то интересно. Рисуется оное ежегодно всеми студентами первого курса, а каждые пять лет выносится на свалку...

Черный поезд остановил свой ход и грязные вагоны выплюнули меня в ночь и холод. Справа горел единственный лучик света, какой то заброшенный ангар. Под ногами грязь, на черном небе ни единой звезды и чувство: скоро война. Не знаю кого, не знаю с кем, но война. Вдруг толпа подхватила мое тело и понесла к этому единственому лучику. Через дверную щель было видно небольшую стаю огромных собак, они были выше среднего человека прмерно вчетверо. Вожаком был волк серого окраса с карими глазами. Толпа пропихнула меня внутрь и донесла через огромный зал к столь же большой и широкой лестнице. Ступени были истерты временем, а пол зала скорее походил на пол коровника, по всей видимости облога длилась месяцами и люди спали прямо на старой соломе...Люди? Нет это были не люди, они были коротконогими, сильными, но глупыми и до безобразия трусливыми. Зал опустел. Только кое где по его периметру стояли недочеловеки и смотрели на действия пса, собираясь покидать зал. Вдруг вожак выскочил за дверь, мне показалось что этого никто не заметил,раздался крик - мой. Обратно заскочило тело без головы с обнаженными ребрами на которых лохмотьями повисла шкура. В следующую секунду дверь распахнулась мне открылась толпа зеленовато-черных уродцев с самодельными пиками и дубинками в руках, они ревели. Начался бег. Кажется что в первую секунду мое тело пересекло весь огромный пролет, а во вторую оказалось в длинном коридоре, в котором распахнулась одна всего лишь дверь: пахло архивной бумагой. Все было на удивление спокойно, однако рев из коридора заставил искать пути отступления. заглянув за ковер на стене мной была обнаружена еще одна комната с рядом шкафов сделанной еще при совке, покрытой красноватым лаком. Я вскочила на один из шкафов и в верхней крышке обнаружила люк...бой продолжался мертах в 4х от моей находки. От судорг страха мне было сложно открыть люк. Наконец удалось и тело погрузилось в узкий коридор... бззз, бззз мобильный всегда звонит не вовремя...странный сон.

быть уличенным в собственных противоречиях.