Мне негде написать, а надо, надо.
Вот это, я знаю, точно никто не прочтет.


А мне так плохо, так плохо без него, что я даже представить себе не могла, что так будет. Но я ему не нужна, и писать ни за что не стану.
А он уходит, уходит с нею и с тысячею других. Им улыбается и благодарен, а про меня хоть бы слово в своем ЖеЖе. Конечно, платит, так будь здорова, а ты не платишь, пошла бы в же.

Все начинается с восторга. Потом приближение, ближе, ближе и... и мгновенное отвращение, часто, но не всегда. Отвращение такое, что больше не хочется видеть этого человека никогда.
Как бы мне этого не хотелось, но не в этот раз.

Что-то важное начинается с истерики, быстрых пальцев и сумбура в голове.

Я схожу с ума, не обедаю и не ужинаю.

Самоотречение? Пожалуйста.
Чем больше я узнаю, тем меньше мне этого хочется, и тем больше я теряюсь. Тут и обратно-пропорциональная зависимость, и прямо...
С горечью и теплой улыбкой об этом человеке. Теряю невозвратимо.
Конечно же Илья Иткин. Хоть бы поскорее, много новых впечатлений, чувств,эмоций. Заглушить.
Надежда есть, но только на свои силы. Рот на замок. Это всегда помогала.

У тебя 39, а я пишу стишочки. Прости, я просто... просто дурочка.

Нынче ветренно, и волны с перехлестом,
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
Чем наряда перемена у подруги.
<...>
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

(Иосиф Бродский)
***
Дни томлений острых прожиты
Вместе с белою зимой.
Отчего же, отчего же ты
Лучше, чем избранник мой?

(Анна Ахматова)
***
Имя твое — птица в руке,
Имя твое — льдинка на языке.
Одно единственное движенье губ,
Имя твое — пять букв.

(Марина Цветаева)

Неужели вы серьезно думаете, что отдавать себя школе, сидеть в ней допоздна, знать о том, что происходит во всех её концах, — нормально?
О нет. Вспоминайте моменты, когда вы в прошлой школе убегали сразу после. Вот ЭТО считалось нормальным.
И все же эти моменты вспоминаются с неизъяснимой теплотой. Я даже не знаю, почему.

Как мне хочется, чтобы это относилось ко мне.
Как хочется. Из азарта.
А если я узнаю, что это относится и правда ко мне, вся прелесть и романтика пропадает.
А сейчас — что-то вроде, простите, силиконовой груди: вроде одно и то же чувство, а все же ненастоящее, искусственно выведенное и взращенное.

Всех Надежд Ароновен в мире я променяю на одного Тусичишного, если вы дадите мне ещё один шанс.