Путь лежал неблизкий – наверное, потому, что его приходилось прокладывать заново. Подол ее лучшего платья цеплялся за злонравные полувысохшие кусты, его высокие сапоги устало мяли траву и землю. Следы подков уходили в черную мякоть глубоко – он нес ее на руках. Три дня пути – а сколько еще впереди? Они не знали, и потому просто шли вперед. Вперед – к Башне, Которой Нет. К вечной, а оттого манящей сказке. К своему… счастью, кажется.
Редколесье вокруг как-то незаметно превратилось в буйнотравье. Мягкое, оплывшее небо медленно стекало за кромку окоема. Тихий ветер, шепчущий вольные песни, окутал двоих пряными запахами ставших вдруг незнакомыми трав, заколдовал, заворожил, охладил накрепко облепленную рубахой спину - придал таких нужных сил.
Он готов был – теперь! - шагать еще три дня. Но она вдруг подняла с его пропитанного усталостью плеча голову, сказала:
- Подожди… Вот же она – неужели ж не видишь? Это Башня, Которой Нет! Путь окончен! Мы дошли – ты и я.
Он только всхлипнул, переводя дыхание – он не видел ничего. Только степь, небо и ветер. Степь он видел, ветер слышал, небом жил. Никакой Башни не было. Не было!!!
- Опусти меня… и дай руку – поднимемся вместе.
Его плечи вздрогнули. Он просто не разумел, куда им подниматься – в небо? А где же лестница?!
Она медленно встала на ноги… чуть слышно охнула – он протянул было руки, но она уже шагала вперед – в пустоту. Она шла к ступеням Башни, он шел вслед за ней – отчаянный, злой, усталый. Любящий.
Его глаза отказались верить, когда он увидел ее поднимающейся в небо. Сделав три шага вверх, она протянула ему тонкую, заканчивающуюся исцарапанной ладонью, руку:
- Пойдем.
Он не пошел, но протянул руку в ответ. Она, дробно рассмеявшись, увлекла его за собой – ввысь.
Сколько они поднимались, он не понял: быть может, миг, быть может, день. Она тихонько рассказывала ему, что за оружие развешано на стенах, какие прекрасные залы и галереи остаются внизу… Он лишь кивал, не в силах справиться с дрожью, что била его все сильней. Клинок за спиной не помогал, не давал веры в себя, не ободрял – что случилось с добрым другом? Что случилось с ним? Куда он идет? Как он идет? Что будет, когда они придут?
Она остановилась, смеясь, подняла руки к остывающему небу:
- Мы наконец-то пришли! Видишь?
Он не видел ничего, кроме ее улыбки. Дрожь ушла.
- Вижу. Что теперь?
- А теперь мы поклянемся друг другу и Башне в нашей любви. И если она поверит нам – будет счастье. Будет то, что мы захотим.
- Ясно.
- Почему же ты молчишь? Говори. Лишь повтори все то, что я уже слышала от тебя, одну десятую толику – этого хватит с лихвой! Я, я люблю тебя! Клянусь Кругом девяти рун и железным Венцом! Клянусь горечью пути и светом звезд! Клянусь матерью-тьмой и отцом-светом! Я люблю тебя!
- А что будет, если Башня не поверит нам?
- Этого не может быть.
- Что будет, если Башня не поверит нам?
- Зачем тебе знать это? К чему бесполезные слова?
- Что?
- Тот, кто солгал, поймет, что стоит, опираясь на пустоту.
- Я люблю тебя. Клянусь кровью, что я проливал в боях – чужой и своей. Клянусь горьким дымом пожарищ. Клянусь блеском клинка. Клянусь славой своей, что искал во имя твое.
Он еще не понял, что падает. Сквозь шум ведуна-ветра он еще услышал, как она что-то кричала вослед. Всю оставшуюся жизнь он думал, что она сказала: «Прости!»
©freedom35
