В судьбах женщин Ветхого Завета первый сценарий условно можно определить как “ребро патриарха”. К нему относятся судьбы родоначальниц еврейского народа – Сары, Ревеки, Рахиль. Их жизнь протекает в тени своих мужей, неотъемлемой частью которых они и являются. Жена патриарха – олицетворение супружеской верности, преданности и самоотречения во имя сохранения рода. Одновременно, все родоначальницы – родственницы, сёстры мужьям своим, ибо происходят из разных колен одного народа. Все их браки кровосмесительные, не допускающие главенства чужой крови в потомках Израиля . Так, побочный сын Агари – Измаил не может наследовать Аврааму, потому что мать его египтянка ; старший сын Исаака Исав вводит двух жен хеттеянок в дом отца, но наследование и благословение рода Исаак отдаёт младшему сыну Иакову – жены которого Рахиль и Лия принадлежат народу еврейскому . Через сохранение чистоты крови в “Книге Бытия” и рождение детей у родоначальниц, с патриархами говорит Бог. Бог является залогом долгой супружеской жизни и охраной рода, его обращение и к мужу и жене законополагает их равенство перед небом, несмотря на социальную подчинённость женщины мужчине. В родовом праве евреев Бог утверждает свой закон на Земле в форме ритуального обрезания для всех потомков Авраама от Сары. Нерасторжимость супружеских уз в союзе с Богом, утверждает семейное право евреев, проясняя обрядовую сторону родоплеменной жизни в ритуалах выбора невесты, рождения детей, благословения сыновей и передачи наследства по желанию отца. По сути дела, первый женский сценарий Ветхого завета манифестирует в мир образ благочестивой жены, чья жизнь проходит в пространстве дома мужа, и отношения с которым становятся залогом жизнестойкости рода.

В “Книге Эсфири” и “Книге Июдифь” описывается иной сценарий женской судьбы. Женщина выходит из внутренних покоев дома мужа на авансцену социальной жизни. При сохранении древней функции защиты рода (как и у родоначальниц), для Эсфири и Июдифь важна гражданская ответственность за спасение народа. Они уже не тени мужей своих, доминантной линией в их образах является независимость воли и сила характера. Чувственная красота и продолжение рода (у Эсфири и Иудифь были бездетны) не главное, в них важна мудрость слова и чистота помыслов. Движимая любовью и состраданием к своему народу, Эсфирь решается предстать перед грозным царём Артаксерксом для предотвращения еврейских погромов на территории Вавилонского царства. Своим союзником и свидетелем молодая царица делает Бога. Та же линия прослеживается и в поступках благочестивой вдовы Июдифь, которая для спасения родного города идет на убийство ассирийского военачальника Олоферна, призывая Господа быть карающим мечом в её руках. Их решения им никто не навязывает, добровольная жертва и смертельный риск возвышают действия женщин до уровня подвига и активная жизненная позиция в экстремальной ситуации, когда даже мужчины бессильны что-либо изменить, приходит на смену пассивной функции воспроизводства. Эсфирь и Июдифь побеждают физическую силу силой духа, подчиняя её своей власти. Слова царицы останавливают Артаксеркса от принятия рокового решения, а голос Июдифь пленяет Олоферна. Их речи одни из самых ярких и образных в Ветхом Завете, манифестирующие в бытии истории женский сценарий духовного “меча правосудия”. В своих действиях Эсфирь и Июдифь не репрезентируют стереотипов мужского сценария, наоборот, отточенный стиль их поведения – жеста, голоса, взгляда, молчания, заставляет подчиниться не их внешней красоте, а той высшей духовной инстанции, которая говорит в них “утроенно человечной, небесной” природой естества.

Краеугольным камнем среди женских образов Библии является образ Вирсавии – жены хеттеянина Урии, пленившей красотой своей царя Давида . Её образу отведены лишь несколько строк в книге Царств. Библия отказала ей в голосе и видеть Вирсавию можно лишь через поступок царя Давида, убившего Урию ради обладания ею. Но в чём причина безрассудства мудрейшего царя? Ведь не в том, что он не видел купающихся обнаженными женщин? В этом эпизоде скрывается тонкий переход к особенностям невербальных, неизреченных отношений между мужчиной и женщиной. Красота Вирсавии - её самостоятельное, активное начало. Не Вирсавия толкает Давида на убийство своего мужа, а свободная воля его нарушает чужой супружеский союз, совершая законопреступление. Молчание Вирсавии усиливает вопиющий проступок царя, за которым следует осуждение пророка Нафана, обличающего Давида от имени Бога. Через молчание женщины в этом эпизоде в Библии появляется невербализуемый язык её жеста, улыбки, взгляда, поворота головы, в котором заключена тайна Вирсавии, становящейся камнем преткновения для благочестивого царя, сетью уловляющей его душу.

В Библии чувственная красота преступна, если она нарушает долг и вызывает гнев Бога. Небесная кара, после раскаяния Давида, падает на его род – смертью первенца Вирсавии и рождением Соломона, жизнь которого была полна чувственных и духовных искушений . Его притчи образны и полны глубоких знаний высот и падений человеческой личности. Но среди его наследия особо выделяется “Песня Песней”, посвящённая Суламифь . Истоком её стиля стала народная свадебная песня, в которой жених и невеста объясняются друг другу в любви. Впервые, в “Ветхом завете” зазвучали два голоса вне плоти; впервые, отношения между полами переходят от чувственного влечения и физиологического желания к духовному сопричастию в бытии Бога. Насыщенность и яркость эпитетов, с одной стороны, срывают покровы с интимной сферы гендерных отношений, а с другой, женщина растворяется, исчезает в мире форм, становясь для Соломона, “то лилией между тернами”, то “жительницей садов”, то “кобылицей в колеснице фараоновой”. Начинается игра исчезновения естества в слове, где в каждой вещи слышатся голоса влюблённых. И Соломон, и Суламифь предстают как отражения друг друга в зеркале Бога. Естество мужчины и женщины не ограничивается их телесной оболочкой, оно обретает черты духоматериальности.

Новизна образа Суламифь заключается в том, что в её сценарии полностью отсутствует родовая связь. Она женщина родства не помнящая, забывшая своих братьев, сестёр, отца и мать. У Суламифь нет чувства долга, гражданских обязанностей. На смену права рода приходит право любви. В “Песне Песней” социально - нормативный пласт заменяется личными отношениями универсального характера, при которых любовь становится крепостью духовной (“ибо крепка как смерть любовь”) и оставляет она на сердце человека печать – печать знания истины, открывающейся человеку. Образ Суламифь в разрывах родовых связей и выходе в пространство духовного просветления пола, к его метафизике, ведёт к главному женскому образу Нового Завета – Деве Марии. В Евангелие от Матфея представлена родословная Иисуса Христа по отцовской линии, в которой женское начало сокрыто и прикровенно. В описании по умолчанию женской линии Ветхого завета, кроется косвенное доказательство его чудесного, противоестественного рождения от Бога Отца . Кроме коротких замечаний и нескольких фраз на протяжении четырёх Евангелий, ничто не выдаёт присутствие Девы Марии в тексте. Полное молчание и табуированность образа скрывают тайну чудесного рождения . Язык в описании матери Бога немеет, ибо она выше всех описаний и похвал. Нельзя говорить о ней всуе, ибо она причастна тайне Троицы и через неё Бог становится Отцом, Сыном и Женихом, обретая лицо в рождении и приобщаясь земной жизни. В Деве Марии мир получает не просто обновление и просветление, он обретает новое измерение своего бытия – новое время и пространство. Горизонталь жизни человека в рождении, труде, совокуплении, смерти сворачивается в ноль, а затем выходит в вертикальную перспективу восхождения к небу, преображению плоти в духе, образуя знак креста. Естеством и новой формой бытия становится Дева. Она не может раскрыть себя в слове. На ней лежит печать интеллектуального молчания и в Евангелии говорит только Христос – живой Логос. Мария – его мать, невидимая и неслышимая предстоятельница его жизни. Мать и сын находятся в теснейшей родовой связи, символизируя новый союз мужчины и женщины, в рождении нового человека.

Новый человек – результат “бессеменного зачатия” - его кровь, а не семя скрепляет новый завет между Богом и человеком. Пол исчезает как физиологическое состояние в духовной прогрессии естества. В виде числа такое состояние пола, по мнению русского мыслителя В.Розанова можно назвать нулевым . Но ноль рассматривается двояко: и как абсолютная пустота – исчерпанность потенций, и как абсолютная заполненность, а скорее исполненность божественного замысла, творческой задачи рождения новой земли и нового неба. В этом контексте, образ Девы Марии, включая в себя все сценарии женщин Ветхого завета, являет в мир новую философию женщины – философию целомудрия, целостной мудрости – Софии, которая непосредственно связана с естеством феноменального мира, в единении духа и формы – одной из характеристик Вечной Женственности.

Вечная Женственность несет в себе черты невесты – “неизвестной”, “неузнанной”, сокровенной чистоты материальной формы, которую надо найти, распознать, обнаружить, не профанируя её внутренний смысл, не делая общедоступной, публичной. Язык иносказания, притчи, метафоры, художественного образа табуирует область бытия Вечной Женственности в культуре. В Библии – поле девственной чистоты принадлежит Деве Марии – её богоматериальной природе. В этом измерении человеческая экзистенция, то есть существование всех поколений от момента первородного греха, сворачивается в таинственный ноль, сочетающий все плюсы и минусы пола и восходящий к чистоте числовой трансценденции О.Шпенглера, которая являет "полное и безостановочное преодоление видимости феноменального мира вещей", ведущее к " замене её образным языком" . В заключении, подводя итог краткому описанию женских сценариев Библии, можно выделить судьбу Девы Марии как историю “вне сценария” - пролога грядущего просветления человеческого естества в духе.
http://sofik-rgi.narod.ru/avtori/konferencia/gorina.htm