Когда вы расстались, ты хотел, что бы он вернулся. О да, маме лучше об этом не знать. Но он был первым. Ты не знал, как уходят. Не уходил сам. В твоей жизни не было повторений. Но ты хранил невинность. ты все же хотел, что бы он вернулся. В конце концов, он был твоей второй любовью. А то и первой, если ту, детскую, считать за первый ком.

Когда он ушел, тебя крошило в пыль, ты задыхался от этой высасывающей душу аллергии. ты не мог разомкнуть век.  Тебе хотелось спать, но ты не мог уснуть. Тебе хотелось уснуть и не просыпаться, но ты не мог разомкнуть век, что бы проснуться и увидеть самого себя. Ты жил аскетом на глинистом берегу, твоя кожа трескалась от солнца и укусов мелкой мошкары. Твои мысли сбивались в колтун, а глаза были белыми от ветра и быстросохнущих слез. Небо косилось на тебя с подозрением, земля кривилась, еле держа, иногда поднимаясь и больно ударяя тебя по голове. Мир вокруг был незыблем и прост. Но это был чужой мир. И небо было каким-то зеленым, и земля фиолетовой.

Вдруг ты приходил в себя и видел, что ты всего лишь один и всего-то брошен. твой быт в целом недурен, и друзья твои тоже на месте. Камин, глинтвейн и плед - немного по-старчески, зато надежно и тепло, как в палате обреченного.

А потом ты стал собой. Болезнь отступила. Ртуть в когда-то разбитом градуснике, как в кино, снова стала течь медленно и серебристо. Твой день стал днем, а ночь стала ночью. ты снова смог завтракать и засыпать. Работа пошла в гору, ибо не только из завтраков должен состоять день. ты при-людно сублимируешь, ты срываешь аплодисменты.

Ты привык к тому что раз в пять минут думаешь о нем. Ну, что ж делать? Когда душевнобольному видятся призраки, врачи учат его не обращать внимания. Сделать их частью себя, принять и простить... 

Простить, как ты знаешь, сложнее всего! Еще сложнее простить того, перед кем ты сам виноват.

Ты чувствуешь, что настало время, когда ты готов принять его существование на свете. ты поздравляешь его с дурацким Новым годом. Он отвечает. 

И ты к собственному стыду и где-то даже отчаянию понимаешь, что все это время хотел лишь одного. ЧТО БЫ ОН ВЕРНУЛСЯ. Это слышно в твоем голосе. Страшнее всего, что НЕ ТОЛЬКО В ТВОЕМ!!!

Проходит два года. Несколько нелепых встреч. Он вернулся. Он тоже этого хотел. Он тоже ждал и тоже страдал. Но где-то там, в своем Диснейлэнде. Он говорит, что любит тебя.

А ты не веришь. КАК ЭТО ОБЪЯСНИТЬ? Случилось то, чего ты так страстно желал. Сбылась мечта маленького мальчика, но ты по прежнему не веришь. Нет, вполне может быть, что он говорит правду. Но ты ему не веришь. И не то, чтобы не хочешь верить, нет. Хочешь!!! Но нечем. Прибор неисправен...

Вот он, живой и здоровый, он улыбается, когда видит тебя. Он все так же красив и чертовски молод. Он прошел через пекло. Он в тысячу раз больше ТВОЙ, чем миллиард лет назад, но Боже, Боожее, как это объяснить?... Он больше тебе не нужен.

Он жизненно необходим. Но отчего-то не нужен.

Ты не отпустишь и не подпустишь. ты станешь играть в дружбу, в карамельное счастье. Ты будешь любить свою память о любви. Ты даже можешь продолжать любить его. Но ты не простишь. Нечем. Прибор неисправен.

Он ляжет в твою постель. Он скажет, что все простил и все забыл. И ты ляжешь в его постель и тоже соврешь. НО КАК ЭТО ОБЪЯСНИТЬ?...

Пройдет еще двенадцать месяцев.  Еще один наступивший январь. Он поздравляет тебя с дурацким Новым годом. Ты отвечаешь.

С праздником, любимый.

Мы будем жить. Мы будем как-то жить.

На следующей неделе в среду вы пьете кофе. Ты не любишь кофе, потому что он горький и кислый и от него у тебя болит голова. Но кто-то дает нам сливки и сахар и учит многого не замечать.