Концерт. На знаменитую артистку, что шла со сцены в славе и цветах, Смотрела робко девушка-хористка с безмолвным восхищением в глазах. Актриса ей казалась неземною с ее походкой, голосом, лицом. Не человеком - высшим божеством, на землю к людям посланным судьбою. Шло "божество" вдоль узких коридоров, меж тихих костюмеров и гримеров, И шлейф оваций гулкий, как прибой, незримо волочило за собой. И девушка вздохнула: - В самом деле, какое счастье так блистать и петь! Прожить вот так хотя бы две недели, и, кажется, не жаль и умереть! А "божество" в тот вешний поздний вечер в большой квартире с бронзой и коврами Сидело у трюмо, сутуля плечи и глядя вдаль усталыми глазами. Отшпилив, косу в ящик положила, сняла румянец ватой не спеша, Помаду стерла, серьги отцепила и грустно улыбнулась:- Хороша... Куда девались искорки во взоре? Поблекший рот и ниточки седин... И это все, как строчки в приговоре, подчеркнуто бороздками морщин... Да, ей даны восторги, крики "бис", цветы, статьи "Любимая артистка!", Но вспомнилась вдруг девушка-хористка, что встретилась ей в сумраке кулис. Вся тоненькая, стройная такая, две ямки на пылающих щеках, Два пламени в восторженных глазах и, как весенний ветер, молодая... Наивная, о, как она смотрела! Завидуя... Уж это ли секрет?! В свои семнадцать или двадцать лет не зная даже, чем сама владела. Ведь ей дано по лестнице сейчас сбежать стрелою в сарафане ярком, Увидеть свет таких же юных глаз и вместе мчаться по дорожкам парка... Ведь ей дано открыть мильон чудес, в бассейн метнуться бронзовой ракетой, Дано краснеть от первого букета, читать стихи с любимым до рассвета, Смеясь, бежать под ливнем через лес... Она к окну устало подошла, прислушалась к журчанию капели. За то, чтоб так прожить хоть две недели, Она бы всё, не дрогнув, отдала! Эдуард Асадов