Большинство юридических публикаций, затрагивающих тематику интеллектуальной собственности в цифровую эпоху, достаточно однообразны. Фактически суждения среднестатистического автора, представленные в них, сводятся к выводам о том, что (а) цифровая эпоха уже наступила, (б) классическое право не позволяет эффективно регулировать оборот виртуальных объектов и надлежащим образом учитывать специфику новых общественных отношений (см.: Проничева Е.Ю., Азизова Е.А. Виртуальный мир: вызов современному налогообложению // Закон. 2014. N 9), (в) законодателю и судам следует, возможно с учетом опыта иностранных юрисдикций, выработать новые подходы и новое, более адекватное современности регулирование (см.: Невзоров И.В. Проблема региональной разобщенности гражданско-правового регулирования деятельности в сети Интернет // Правовые вопросы связи. 2006. N 2).

Именно цифровая эпоха открывает для специалистов в сфере интеллектуальной собственности, а также для представляемого ими бизнеса совершенно новые возможности с точки зрения ведения конкурентной борьбы. Она наделяет бизнес новым инструментарием для укрепления правовых позиций собственных брендов и снижения доли рынка брендов конкурентов.

Новые возможности связаны в том числе и с появлением технологий цифрового исследования больших массивов информации о товарных знаках и заявках на их регистрацию.

Еще китайские ремесленники ставили на фарфоровую посуду специальные обозначения, которые содержали информацию о правящем императоре и производителе изделия [см.: Серебруев И.В. Уголовно-правовая специфика незаконного использования товарного знака: постановка проблемы // Российский юридический журнал. 2015. N 2. С. 67 — 79].

https://habr.com/ru/post/708048/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=708048

Информация, не соответствующая действительности, оценивается по-разному, затрагивает интересы и права разных лиц, включая государство. В зависимости от вредности своего содержания, информация может быть признана клеветой, порочащим материалом или поклепом, в соответствии с законодательством Канады.

Право на "свободу мысли, убеждений, мнений и их свободное выражение, включая свободу печати и других средств коммуникации" гарантируется Канадской хартией прав и свобод (см.: THE CONSTITUTION ACTS, 1867 to 1982). Эти права, наряду со всеми правами, гарантированными Хартией, не являются абсолютными. Право на свободу выражения своего мнения о других лицах (см.: Артемова С.Т. К вопросу о конституционно-правовом регулировании прав и свобод личности в условиях цифровой среды // Юридический мир. 2021. N 9. С. 12 - 15) не должно нарушать их прав на честные имя и репутацию, поскольку право на свободу слова ограничено правом не подвергаться клевете. Эти ограничения касаются в том числе размещения информации в Интернете (см.: Филимонова А.И., Авдеев Д.А. Правовые аспекты обеспечения неприкосновенности частной жизни в условиях цифровизации // Юридический мир. 2021. N 6. С. 26 - 30).

В соответствии с Уголовным кодексом (УК) Канады преступлением является распространение порочащего материала или клеветы. В соответствии со ст. 298 УК Канады уголовная ответственность наступает за опубликование порочащего материала (defamatory libel), под которым понимается "сообщение, опубликованное без законного основания или оправдания, которое может нанести ущерб репутации какого-либо лица, вызвав к нему ненависть, презрение или насмешки, а также может оскорбить это лицо, в отношении которого опубликовано сообщение". Порочащий материал может быть выражен прямо, инсинуацией или иронией: a) словами, разборчиво нанесенными на любую поверхность; или b) любым предметом, означающим порочащий материал, кроме слов.

https://habr.com/ru/post/706664/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=706664

Современные цифровые технологии постепенно, незаметно, но кардинально трансформируют мир вокруг нас, все глубже проникая в нашу повседневную жизнь. Меняются способы общения, ведения бизнеса, самореализации в творчестве.

Трансформации подвергаются и отношения, связанные с реализацией традиционных авторских прав в отношении контента, находящегося во всемирной паутине. Появление Интернета, с одной стороны, позволило людям общаться без границ, делиться своими мыслями, фотографиями и творчеством во всех его проявлениях. Однако это же привело к тому, что количество такого "творчества", выложенного для всеобщего ознакомления, растет в геометрической прогрессии, включая многочисленные репосты и выкладывание в Сеть чужих произведений на своих страничках в социальных сетях.

Поэтому становится крайне затруднительно, с одной стороны, проконтролировать распространение и защитить свой авторский контент, а с другой - добросовестным пользователям найти автора и получить от него необходимое согласие. Более того, многие технологические инновации ставят вопрос о размывании самой авторско-правовой защиты как института права.

Стремительный рост взрывной рост цифрового контента в последние годы и тот факт, что его авторы могут находиться в различных юрисдикциях, что с учетом местного законодательства определяет особенности как защиты авторских прав, так и юридического оформления лицензионных платежей, поднимают сложные вопросы о том, кто в действительности владеет правами на контент, когда и как организовать выплату вознаграждения.

https://habr.com/ru/post/699772/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=699772

Цифровизация правосудия в европейском правовом пространстве началась достаточно давно. Постоянные шаги в этом направлении ведутся как на национальном, так и на международном уровнях.

В рамках внедрения информационных технологий в международное сотрудничество следует отметить следующие интересные проекты Евросоюза:

• Find a Lawyer - это поисковая система, которая позволяет гражданам и предприятиям легко находить адвоката по всему Европейскому союзу, применяя такие критерии поиска, как страна, язык и область адвокатской практики. Поисковая система доступна через европейский портал электронного правосудия;

• цифровой трансграничный реестр неплатежеспособных контрагентов. IRI (Взаимосвязь реестров неплатежеспособности) работает над объединением информации из национальных реестров неплатежеспособности. Создание общеевропейской взаимосвязи национальных электронных реестров неплатежеспособности повысило прозрачность производства по делу о несостоятельности в Европейском союзе. Соответствующие данные о должниках, в отношении которых возбуждено производство по делу о несостоятельности, стали общедоступны через единую многоязычную поисковую систему на европейском портале электронного правосудия;

• электронная система трансграничного взыскания алиментов реализуется в форме проекта iSupport, который доступен на английском, французском, испанском и португальском языках;

• в качестве самостоятельного направления цифровизации правосудия следует отметить развитие сервисов так называемого предсказанного правосудия. 4 декабря 2018 г. Европейская комиссия по вопросам эффективности правосудия (CEPEJ) Совета Европы приняла первый документ в этом направлении - "Этические принципы, касающиеся использования искусственного интеллекта в судебных системах". Государства Европы осознают новые возможности предсказанного правосудия и активно разрабатывают соответствующие программы на национальном уровне.

https://habr.com/ru/post/696846/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=696846

Развитие информационной среды приводит к активному внедрению объектов технологий в гражданский оборот. Безусловно, информационная среда так же, как экономическая и социальная, находится в постоянном совершенствовании, активно внедряясь в правовую действительность. Наследственное право, являющееся одной из основополагающих подотраслей гражданского права, также подвержено влиянию и взаимопроникновению информационных технологий в правовые нормы.

В последнее время в связи с активными разговорами в научных кругах, ведущимися вокруг биткоинов, блокчейнов, смарт-контрактов, криптовалюты, цифровых активов и прочих нововведений в экономическом пространстве, видится необходимость законодательного определения правового статуса данных объектов, а также определения их места в гражданском обороте.

Отвечая на вопрос о том, могут ли наследоваться цифровые активы, в том числе и криптовалюта, следует обратить взор на законодательство США.

Право на доступ и управление учетными записями наследодателя в том или ином объеме предоставляются наследникам на территории 19 штатов Америки . Наследование цифровых активов в США выглядит следующим образом. Например, в штате Коннектикут, в котором впервые появился закон о наследовании цифровых активов, возможно предоставление доступа к учетным записям электронной почты умершего. Для сравнения: закон штата Индиана расширяет перечень наследуемых объектов цифровых активов, относя к ним также доступ к аккаунтам социальных сетей, учетным записям блогов, микроблогов и службы коротких текстовых сообщений (см.: Савицкая К.Д. Институт цифрового наследования: особенности правового регулирования на примере Соединенных Штатов Америки // Вестник Полоцкого государственного университета. Серия D: Экономические и юридические науки. 2015. N 6. С. 154; Савицкая К.Д. Цифровые активы: теория и правовое регулирование на примере Соединенных Штатов Америки // Вестник Полоцкого государственного университета. Серия D: Экономические и юридические науки. 2015. N 5. С. 192.).

https://habr.com/ru/post/693848/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=693848

Развитие цифровой экономики – одна из опор стратегии роста Европейского союза. Единый рынок лежит в основе европейской интеграции, обеспечивает основной ресурс ЕС для влияния, определяет его экономическую силу и привлекательность. Цифровизация оказала серьезное влияние на пространство четырех свобод с появлением онлайн-платформ, электронной торговли, цифровых финансов. Поэтому ЕС стремится при помощи доступных ему механизмов устранить возникающие барьеры в цифровой среде для укрепления внутреннего рынка и повышения потенциала использования цифровых технологий.

На сегодняшний день в ЕС нет единых норм регулирования цифровых рынков и криптовалют — соответствующий регламент под названием MiCA сейчас лишь согласовывается и готовится к полноценному принятию. После одобрения MiCA со стороны Совета ЕС, Европарламента и Европейской комиссии, реализация предписаний MiCA в национальные законодательства должна пройти до конца 2024 года.

В 2019 году FATF (международная организация по борьбе с отмыванием денег) выпустила руководство с рекомендациями по регулированию цифровых активов. В ней межправительственная организация предложила всем поставщикам услуг в сфере виртуальных активов (VASP, Virtual Asset Services Providers) получать лицензии национальных регуляторов и обмениваться друг с другом данными клиентов, которые совершают операции на сумму свыше 1000 долларов или евро.

В январе 2020 года в действие вступила Пятая директива Европейского Союза по борьбе с отмыванием денег (AMLD5), которая обязала криптокомпании соблюдать KYC/AML-законодательство ЕС по аналогии с банками и другими финансовыми учреждениями. С тех пор криптокомпании в ЕС обязаны регистрироваться в надзорных органах, идентифицировать клиентов, отслеживать их операции, сообщать властям о подозрительных транзакциях и обо всех адресах кошельков юзеров.

https://habr.com/ru/post/690642/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=690642

Initial Coin Offering (ICO) - "первичное размещение монет" (либо "первичное предложение токенов" (Initial Token Offering - ITO) возникло как криптовалютный подвид краудфандинга, практикуемый криптовалютными проектами, которые не хотели связываться с венчурным капиталом. Это напоминает размещение на бирже ценных бумаг, однако токены обмениваются на криптовалюту. ICO, как правило, не подкрепляется активами, но в основном включает выдачу криптовалюты или утилитарного токена. Впоследствии приобретенные в ходе ICO за криптовалюту утилитарные токены можно обменять на продукт той компании, которая осуществляет ICO.

В основе ICO лежит распространенная в зарубежной науке идея о "большом слиянии права и компьютерной безопасности" (Szabo N. Formalizing and Securing Relationships on Public Networks // First Monday. 1997. No. 9). При этом обеспечение оптимального сочетания законодательного и технического (программного) регулирования - это основное условие раскрытия потенциала блокчейн-технологий. «Право и технологии имеют сложные и в значительной степени взаимосвязанные отношения. С одной стороны, государство борется за осуществление своего суверенитета через Интернет, регулируя программный код для того, чтобы косвенно регулировать действия отдельных пользователей. С другой стороны, код все чаще используется в самых разных сферах для регулирования поведения субъектов - либо совместно, либо в дополнение к существующим законам» (De Filippi P., Hassan S. Blockchain Technology as a Regulatory Technology // First Monday. 2016. No. 12).

https://habr.com/ru/post/688978/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=688978

Киберпреступность — это следствие всеобъемлющей цифровизации современного общества, требующее принятия адекватного противодействия со стороны государства. Она посягает на совершенно разные сферы жизни и общества — имущественные права граждан, объекты критической инфраструктуры, права личности, причиняют ущерб коммерческим организациям и государству в целом. При этом действия киберпреступников становятся все более агрессивными, они принимают меры к тщательному сокрытию следов, сохранению анонимности, продумывают свое поведение так, чтобы максимально осложнить сбор доказательств и избежать ответственности. Эти обстоятельства предопределяют правовую и фактическую сложность доказывания по таким делам.

«Традиционные подходы к расследованию преступлений не позволяют в полной мере противостоять этому качественно новому виду угроз. Необходимым условием успешной работы в этом направлении является понимание сотрудниками правоохранительных органов специфики функционирования киберсферы, ее трансграничного характера, умение работать в информационной среде, коммуницировать с представителями IT-компаний и другими специалистами, знать, как и где искать доказательства, как их фиксировать. И в конце концов грамотно построить диалог с участниками уголовного процесса, допросить свидетелей, подозреваемых и обвиняемых в совершении таких преступлений», — говорит Константин Комарда, руководитель отдела Следственного комитета Российской Федерации по расследованию киберпреступлений и преступлений в сфере высоких технологий.

https://habr.com/ru/post/688502/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=688502

Право в условиях цифровизации должно выступать регулятором технологических процессов, "определять социально оправданный коридор вторжения человека в искусственный мир новых технологий". Это слова судьи Конституционного Суда России Николая Бондаря, с которыми нельзя не согласиться.

В.Н. Синюков также обращает внимание на влияние технологий на развитие правового регулирования, отмечая, что «прогресс техники радикально меняет образ жизни людей, экономический уклад, и это требует новаторского правового регулирования». В контексте глобальной цифровизации технологии искусственного интеллекта все больше оказывают влияние на различные сферы деятельности человека.

Сейчас существенно выросло внедрение искусственного интеллекта (ИИ) в компаниях в самых различных сферах и в разных вариантах применения (автоматизация процессов, машинное обучение, диалоговые интерфейсы, понимание машиной естественных языков и т.д.). Искусственный интеллект активно внедряется в исследование рынков, сборы данных, управление финансами, медицину, техническое обслуживание коммуникаций, транспорт, а также и в сферу искусства, патентные поиски и патентные анализы. Поэтому является актуальным вопрос о том, что же понимается под искусственным интеллектом и как понимается искусственный интеллект в праве.

Переход общества на новый технологический уровень, свидетелями которого мы являемся, предполагает появление четвертой платформы правопорядка, которую можно назвать информационно-технологической, или цифровой. Если ранее технологическое развитие было внешним фактором генезиса права и правопорядка, то в настоящее время технологии начинают определять существо права и пределы действия последнего. И именно появление искусственного интеллекта и есть та точка фазового перехода, за которой современный правопорядок приобретает принципиально новые качественные и структурные характеристики.

https://habr.com/ru/post/687322/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=687322

Современный цифровой мир со всем своим потенциалом и технологиями в контексте права на неприкосновенность частной жизни ежедневно ставит серьезные и острые задачи как перед теорией основных прав человека, так и в юридической практике.

В июле 2015 года Совет по правам человека назначил Специального докладчика по вопросу о праве на неприкосновенность частной жизни. В многочисленных резолюциях Совет по правам человека и Генеральная Ассамблея выражали обеспокоенность по поводу рисков для неприкосновенности частной жизни, вытекающих из государственных мер слежения и деловой практики. В феврале 2018 года Управление Верховного комиссара по правам человека провело в Женеве экспертный семинар (рабочее совещание) по вопросу о праве на неприкосновенность частной жизни в эпоху цифровых технологий в соответствии с Резолюцией 34/7 Совета по правам человека (A/HRC/RES/34/7), принятой 23 марта 2017 года с целью выявления и уточнения принципов, стандартов и передового опыта в отношении поощрения и защиты права на неприкосновенность частной жизни в эпоху цифровых технологий, включая ответственность деловых предприятий в этом отношении.

В связи с изложенным необходимо обратить внимание на природу и содержание права на неприкосновенность частной жизни. Право человека на неприкосновенность частной жизни нормативно было установлено во второй половине XX в. Последовательное закрепление этого права в международных документах, в частности его включение во Всеобщую декларацию прав человека (статья 12), Пакт о гражданских и политических правах (статья 17), Конвенцию о защите прав человека и основных свобод (статья 8), Конвенцию СНГ о правах и основных свободах человека (статья 9), а также во многие другие международные и региональные договоры о правах человека (см. например, например, ст. 16 Конвенции о правах ребенка; ст. 14 Международной конвенции о защите прав всех трудящихся-мигрантов и членов их семей; ст. 22 Конвенции о правах инвалидов; ст. 10 Африканской хартии прав и благополучия ребенка; ст. 11 Американской конвенции о правах человека; ст. 8 Европейской конвенции по правам человека), стало ключевым моментом в признании данного права со стороны международного сообщества.

https://habr.com/ru/post/685932/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=685932

Отсутствие в законодательстве и правоприменении единого подхода к квалификации новых объектов, существующих в цифровой форме, порождает невозможность надлежащим образом защитить свои права как для бизнеса, так и для потребителей. Регулирование объектов, существующих в виртуальных мирах (онлайн-играх, социальных сетях, мессенджерах и т.д.), в настоящий момент остается "белым пятном" в правовом пространстве.

Аналитики Superdata отмечают, что в настоящий момент около 80% всех доходов на рынке видеоигр приносят не премиум-игры, приобретаемые за деньги, а так называемые free to play игры, которые преподносятся как бесплатные. Это становится возможным благодаря наличию в подобных играх особых отношений по приобретению платного контента, приносящего создателям игры огромные деньги. Данный контент является одной из разновидностей виртуального имущества - особых объектов, существующих в виртуальных мирах и являющихся их неотъемлемой частью.

Несмотря на, казалось бы, благоприятные условия для введения понятия "виртуальное имущество" в сферу правового регулирования, это до сих пор не происходит. Главными причинами видятся активное противостояние этому разработчиков многопользовательских онлайн-игр (MMORPG), которым невыгодна всесторонняя защита "прав собственности" игроков, и консервативность судей. Правообладателей это ограничивает в совершении многих действий, поскольку они влекут реальные последствия, например создание в игре новых объектов может привести к обесцениванию других, что повлечет "разорение" группы аватаров и обязанность администратора компенсировать возникшие убытки; кроме того, в случае закрытия игры и отключения серверов разработчики должны будут нести имущественную ответственность.

https://habr.com/ru/post/684656/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=684656

Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) принималась в послевоенные годы, когда еще не было права на защиту данных. Однако с течением времени ЕСПЧ, следуя доктрине "живого организма" (living instrument), обязан был путем интерпретации норм Конвенции ответить на вызовы времени. Статья 8 о праве на уважение частной и семейной жизни служит основной нормой, которая применяется в делах, связанных с вопросами защиты данных. Возможно применение и ст. 13, так как она обеспечивает право каждого на эффективное средство правовой защиты в случае предполагаемого нарушения Конвенции: каждый, кто считает, что нарушено его право на защиту персональных данных, имеет право на средство правовой защиты в национальной правовой системе.

Суд в Постановлении P.G. and J.H. v. the United Kingdom от 25 января 2001 г. (§ 56 - 59) подчеркнул, что личная жизнь является широким термином, не поддающимся исчерпывающему определению. Так, возможно наличие элементов, касающихся личной жизни человека и отражающих процессы вне его жилища или частных помещений. Люди иногда сознательно или преднамеренно вовлекаются в деятельность, которая регистрируется или может быть опубликована либо представлена в публичной форме. Разумные ожидания человека в отношении конфиденциальности могут быть существенным, хотя и не обязательно убедительным фактором. Суд признал принципы, лежащие в основе защиты данных в соответствии с Конвенцией, в частности право на неприкосновенность частной жизни, подчеркивая, что сбор личных данных, таких как стенограмма телефонных переговоров, фотографии, больничные записи и тканевые материалы, также подпадает под действие права на неприкосновенность частной жизни.

https://habr.com/ru/post/683132/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=683132

На современном этапе развития потребительских отношений все большее количество людей предпочитает дистанционный способ приобретения товаров, который исключает традиционное непосредственное ознакомление потребителя с товаром. Распространение данной формы розничной продажи товаров обусловлено во многом стремительным развитием глобальной Сети, где любой желающий имеет возможность заказать товары на дом, в то время как сам продавец, предоставляющий их, может находиться даже в другой стране.

Торговля через интернет-магазин — это один из возможных способов дистанционной розничной торговли. Договор в этом случае заключается на основании ознакомления покупателя с предложенным продавцом описанием товара. При этом покупатель не имеет возможности при заключении договора непосредственно ознакомиться с товаром либо с образцом товара (п. 2 ст. 497 ГК РФ, п. 1 ст. 26.1 Закона о защите прав потребителей).

Торговля через интернет-магазин имеет свои особенности. В частности, вы должны соблюдать:

1) требования законодательных и иных нормативных правовых актов, регулирующих порядок осуществления розничной торговли, в первую очередь это (п. 3 ст. 492, п. 2 ст. 497 ГК РФ):

https://habr.com/ru/post/682224/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=682224

Цифровизация и внедрение финансовых технологий кардинальным образом трансформируют существующие принципы и инструменты на финансовых рынках экономик большинства стран мира. Благодаря инновациям и современной инфраструктуре многие операции, которые раньше

требовали личного присутствия и занимали много времени, теперь могут быть доступны, что называется, «в один клик» и выполняются всего за несколько минут.

Принципы функционирования ряда инноваций были заложены еще несколько десятилетий назад. Впервые идея смарт-контракта были предложена в 1994 г. американским ученым Ником Сабо, который описал последний, как «цифровое представление набора обязательств между сторонами, включающее в себя протокол исполнения этих обязательств». Сабо, вдохновленный такими исследователями типа Дэвида Чаума, также полагал, что разработка умных-контрактов с помощью выполнения криптографических протоколов и других механизмов цифровой безопасности могут стать значительным улучшением по сравнению с традиционными юридическими контрактами.

Таким образом, смарт-контракт может быть определен как договор между двумя и более сторонами об установлении, изменении или прекращении юридических прав и обязанностей, в котором часть или все условия записываются, исполняются и/или обеспечиваются компьютерным алгоритмом автоматически в специализированной программной среде.

«Если максимально упростить, смарт-контракт работает по принципу вендингового аппарата. Внес деньги, нажал на кнопку, а тебе вывалилась банка с кока-колой», — объясняет юрист Антон Вашкевич.

https://habr.com/ru/post/680692/?utm_source=habrahabr&utm_medium=rss&utm_campaign=680692