Много лет назад бросила курить. Бросила разом. Увольнялась с очередного места работы, дала себе слово - бросила. Трудно было. Но по другому не умею. Тянет до сих пор. На нервяке, со злости, если расстроена. Вот такая психосоматическая зависимость.
У меня есть сосед. Как и во всех многоквартирных домах, я знаю его лишь по запаху. Он утром курит на лодже, очевидно. Точнее, носочуйно. Я имею обыкновение держать открытой форточку, даже зимой иногда открываю. Дым от курящего соседа доносится до моей носопырки. Я сладостно вдыхаю: "Да. да, мужик, давай закурим..." Кайф. Вот и сейчас хочется курить. Но не буду.
Начну с просьбы А.Б. Пугачёвой записать её в иноагенты.
Знаете, мы так привыкли смотреть на что-то большое и игнорировать мелочи. Более того, мелочи нас раздражают… Да и вообще, лучше всё это игнорировать.
Да, я это вновь про «испуганных и истинных патриотов». Сделал этакий человечек гадость, и мы пару дней, максимум неделю, поклеймили его и забыли.
Мне в комментариях часто пишут: «не вспоминайте о них, вы им рекламу делаете, полный игнор…». Ну да, можно и так – полный игнор. Только потом мы же сами удивляемся тому, что Меладзе где-то уже поет, Ургант проводит корпоративчик, в октябре, в Самаре, должен состояться концерт Агутина… Да, собственно, сейчас уже много кто из «патриотичных пацифистов» вернулся и вновь начинает концертную деятельность. Не все, конечно, только некоторые, но лиха беда начало.
Кстати, а кто-то помнит, окончание пословицы-то? Их, окончаний, кстати, два. Один вариант звучит: лиха беда начало, а там уж и конец близок. И второй вариант: лиха беда начало – есть дыра, будет и прореха. В нашем случае, мне думается, больше созвучен ситуации второй вариант пословицы – начали с «дыры», закончим глобальной прорехой.
Полагаете, передергиваю, раздуваю из мухи слона? Не-а, ни разу.
Коварного вида дама в шляпке — это, конечно же, Клавдия Шульженко. Она не всегда была той бабушкой, которую в детстве я часто видел по телевизору. Помню в её исполнении песню «Синий платочек» и особенно то, с какой экспрессией Шульженко буквально выкрикивала в зал заключительные строки этой песни:
… Строчит пулемётчик
За синий платочек,
Что был на плечах дорогих!
Впрочем, у текста знаменитой песни «Синий платочек» — своя непростая история. И не было там сперва никакого пулемётчика, да и войны никакой там ещё не было:
«… И вновь, как цветочек, синеет платочек — милый, желанный, родной!..»
И только потом уже, в ходе войны, появился у песни тот самый, всем нам знакомый, текст. Непростая история, да… Слова менялись много раз — но мелодия всегда была одной и той же.
Если бы композитор Ежи Петерсбурский подарил нам одну лишь эту мелодию, то и тогда он навсегда вошёл бы в историю нашей песенной классики. Но одним лишь «Синим платочком» дело тут не ограничилось: ведь редко кто не знает у нас ещё одной мелодии Петербурского, ставшей теперь настоящим символом предвоенных лет. Вот спросите у кого хотите, наугад: с какими популярными нашими песнями связано у него в сознании то время — конец 30-х годов? Спросите, и вы непременно услышите в ответ: танго «Утомлённое солнце». Мелодию этого отечественного шлягера также написал Ежи Петерсбурский. Мелодию — но не саму эту песню!..
Обо всём, однако, по порядку.
Ежи Петерсбурский был одним из тех талантливых еврейских музыкантов, становление которых происходило на стыке российской и европейской культур. Он родился и учился в Варшаве, которая тогда входила в состав Российской империи. Там он совсем ещё малым ребёнком научился играть на рояле, там же он подростком дебютировал в качестве пианиста. Музыкальное образование он получил в Варшавской консерватории, а стажировался он в Вене, где на его способности обратил внимание сам Имре Кальман, который и посоветовал ему заняться эстрадной музыкой. Между прочим, в Вене Ежи Петерсбурскому довелось поработать и вместе с Александром Вертинским.
В 20-е и в 30е годы, уже в независимой Польше, его имя было, как говорится, на слуху — по многочисленным эстрадным песням, по музыке к польским кинофильмам и спектаклям, по его опереттам и, наконец, по его выступлениям в качестве пианиста в эстрадном оркестре Гольда, одним из организаторов которого сам же он и являлся.
Так вот. В 1936 году польскую эстраду буквально взбудоражила его мелодия, которая — с польским текстом Зенона Фридвальда — в один миг и на долгое время стала в Польше самым настоящим эстрадным хитом: танго «To ostatnia niedziela» («Это воскресенье — последнее», или просто: «Последнее воскресенье»). Звукозаписывающие фирмы не успевали выпускать всё новые и новые тиражи грампластинок, с разными оркестрами, в разных манерах исполнения и с разными исполнителями — всё сметалось с прилавков подчистую.
Первым — и лучшим — исполнителем танго «To ostatnia niedziela» был, однако, Мечислав Фогг — звезда польской эстрады тех лет. Давайте послушаем одно из его исполнений:
Танго — это и вообще грустно, но уж тут, согласитесь, что-то совсем запредельное. Прямо-таки душераздирающая — хотя ведь и прекрасная! — мелодия Ежи Петерсбурского и соответствующее ей — впрочем, великолепное — исполнение Мечислава Фогга… Ну что, посмотрим теперь текст Зенона Фридвальда?..