«…Учить другого нельзя. Каждый должен учить себя сам. Можно лишь помогать другому… Только я сам могу учить себя в религии. По какому праву мой отец и учитель может набивать мне голову всякого рода нелепостями? Вы говорите, что они хороши? Может быть. Но кто сказал вам, что это — мой путь? Подумайте об ужасном зле, которое творится в мире благодаря ложным приемам обучения, которые убивают душу миллионов детей! Сколько чудесных семян, из которых вышли бы изумительнее духовные истины, загублено этим ужасным понятием „семейной религии“, „национальной религии“, „социальной религии“. Подумайте о массе суеверий, которыми набиты теперь наши головы в связи с „религией нашей страны“.. Какая гора предрассудков и вреда…»

«Нужно ли применять те же методы исследования, какие мы применяем в науках и познании внешнего мира, в науке религиозной? Я отвечаю: да. И я прибавляю: чем раньше, тем лучше. Если религия будет уничтожена таким исследованием, значит, она была бесполезным и недостойным суеверием; чем раньше она исчезнет, тем это будет полезнее. Я абсолютно убежден, что ее уничтожение есть лучшее, что может случиться. Все то, что является шлаком, отпадет; существенные же части выйдут из испытания победоносно».

Так как и в науке и в религии (как ее понимает Вивекананда) основа одна и та же — именно разум, то разница между ними не в существе, а лишь в применении; и Вивекананда стремится объединить их в одном понятии. То он говорит, что „всякое человеческое знание есть лишь часть религии“ (и религия тогда становится суммой знаний), то он прославляет, с горделивой независимостью, „выражения религии, голова которых, можно сказать, проникает в высочайшие тайны небес, хотя ноги их крепко вросли в землю, — я разумею так называемые материалистические науки“. Наука и религия — две параллельные попытки помочь нам выйти из рабства. Но только религия древнее, и у нас осталось суеверие, что она более свята...»

«Я не согласен с теми, кто хочет вернуть моему народу суеверия. Очень легко возгореться к Индии эгоистическим интересом, подобно интересу египтолога к Египту. Можно желать увидеть Индию своих мечтаний, своих книг, своих работ. Я же надеюсь увидеть то, что было в этой Индии сильного, усиленным тем, что есть сильного в нашей эпохе, но усиленным естественно. Новое положение вещей должно быть ростом изнутри»

Ромен Роллан

Вселенское Евангелие Вивекананды

 #Адвайта #суеверия #Вивекананда #индия #обучение #наука #рабство #Знание #Роллан #евангелие 

Путь Рамакришны опасен, но он ведет дальше. Пролегая по краю пропастей, он открывает беспредельные горизонты. Это путь Любви. Таков и путь его родного народа, населяющего Бенгалию, народа художников и поэтов, возлюбивших господа. Он нашел своего вдохновенного глашатая в экстатическом возлюбленном Кришны — Чайтанье и свою лучшую музыку — в чарующих напевах Чандидаса и Видьяпати.

Эти ангельские учители — благоуханные цветы своей земли — пропитали ее своим дыханием. Целые века Бенгалия упивалась ими. Душа маленького Рамакришны была создана из их сущности; она — их плоть, ее сразу узнаешь. Он же — цветущая ветвь дерева Чайтаньи.

Влюбленный в божественную красоту, гениальный художник, самому себе неведомый, снова раскрывается во втором своем экстазе.

В ночь праздника Шивы он, тогда восьмилетний ребенок, который страстно любит музыку и поэзию, лепит фигурки и руководит маленькой драматической труппой ребят своего возраста, принимает участие в религиозном представлении. Он играет роль Шивы и вдруг чувствует себя растворившимся в своем герое; его щечки залиты слезами счастья: он поглощен славой божества; он вознесен, как Ганимед, орлом, держащим молнию; все думают, что он умер…

С этого времени состояние экстаза повторяется все чаще и чаще. В Европе дело решилось бы просто: малыша поместили бы в лечебницу, ежедневно подвергали бы процедурам психотерапии и сознательно, изо дня в день, гасили бы внутренний огонь… Нет больше волшебного фонаря… Свеча угасла… Иногда угасает и ребенок… Но и в Индии, где на протяжении веков светятся тысячи таких волшебных фонарей, состояние мальчика вызвало беспокойство. Даже его родители, привыкшие к посещениям богов, с тревогой видели его порывы. Вообще же он отличался прекрасным здоровьем и не был склонен к экзальтации. Он обладал многими дарованиями; его искусные пальцы лепили из глины богов; легенды о героях расцветали в его мозгу; он восхитительно пел пастушеские песенки Шри Кришны; а иногда не по летам развитой ребенок принимал участие в спорах ученых, приводя их в изумление, как некогда Иисус — книжников. Но, подобно юному Моцарту, он умел быть ребенком и оставался им до зрелых лет.

Ромен Роллан

Жизнь Рамакришны

Уверенность Рамакришны была так стойка и сильна, что самые резкие противоречия этих молодых людей заставляли его улыбаться. Он был уверен, что они рассеются, как утренний туман на полуденном солнце. Когда Калипрасад направлял на него поток отрицаний, Рамакришна спрашивал:

– Мой сын, веруете ли вы в бога?

– Нет.

– Веруете ли вы в какую-нибудь религию?

– Нет, ни в Веды, ни в какое-либо писание. Я не верю ни во что духовное.

Снисходительный учитель отвечал:

– Мой сын, если бы вы это сказали другому гуру, как бы он вас принял? Идите с миром. Другие так же, как и вы, прошли через эти треволнения. А теперь – посмотрите на Нарендру. Он верит. Ваши сомнения будут также разрешены. Вы будете верить.

И Калипрасад стал впоследствии святым апостолом, Абхеданандой.

Множество высокообразованных людей, скептиков, агностиков были сильно задеты этим маленьким человеком, который говорил самые простые слова на своем языке простолюдина, но существо которого проникало своим внутренним огнем до самой глубины души. Ему не нужна была исповедь своих посетителей.

«Глаза, – говорил он, – зеркало души».

Он сразу читал сквозь них. Среди толпы он прямо шел к стыдливо прячущемуся посетителю, он пальцем касался сомнения или беспокойства, тайной раны. Никаких поучений. Никакого душевного смятения. Никакой печали. Слово, улыбка, прикосновение руки давали покой, безымянное счастье, по которому изнываешь. Рассказывают, что молодой человек, на котором остановился его взгляд, целый год оставался в экстазе и только повторял: «Господь, Господь. Мой любимый, мой любимый!»

Учитель все прощал, веря в бесконечное добро. И, читая в некоторых из тех, кто просил у него помощи, что эти несчастные не достигнут в этой жизни бога, которого ищут, он хотел передать им по крайней мере предвкушение блаженства.

Ни одно слово не было у него только словом; все было действием, все было бытием.

Он говорил:

– Не говорите о любви к вашему брату. Любите. Не рассуждайте о доктринах и о религиях. Есть только одна. Все реки текут в океан. Идите и дайте дорогу другим.

Большая река прокладывает себе вдоль склона соответственно народам, времени, душам – различное русло. Это та же вода… Идите. Теките к океану.

Порыв радостно струившейся воды передавался всем душам. Он был порывом, склоном, течением, и к его реке сбегались другие речки и ручьи. Он был Гангой.

Ромен Роллан

Жизнь Рамакришны