Я на карте моей под ненужною сеткой
Сочиненных для скуки долгот и широт,
Замечаю, как что-то чернеющей веткой,
Виноградной оброненной веткой ползет.
А вокруг города, точно горсть виноградин,
Это — Бусса, и Гомба, и царь Тимбукту,
Самый звук этих слов мне, как солнце, отраден,
Точно бой барабанов, он будит мечту.
Но не верю, не верю я, справлюсь по книге,
Ведь должна же граница и тупости быть!
Да, написано Нигер… О, царственный Нигер,
Вот как люди посмели тебя оскорбить!
Ты торжественным морем течешь по Судану,
Ты сражаешься с хищною стаей песков,
И когда приближаешься ты к океану,
С середины твоей не видать берегов.
Бегемотов твоих розоватые рыла
Точно сваи незримого чудо-моста,
И винты пароходов твои крокодилы
Разбивают могучим ударом хвоста.
Я тебе, о мой Нигер, готовлю другую,
Небывалую карту, отраду для глаз,
Я широкою лентой парчу золотую
Положу на зелёный и нежный атлас.
Снизу слева кровавые лягут рубины,
Это — край металлических странных богов.
Кто зарыл их в угрюмых ущельях Бенины
Меж слоновьих клыков и людских черепов?
Дальше справа, где рощи густые Сокото,
На атлас положу я большой изумруд,
Здесь богаты деревни, привольна охота,
Здесь свободные люди, как птицы поют.
Дальше бледный опал, прихотливо мерцая
Затаенным в нем красным и синим огнем,
Мне так сладко напомнит равнины Сонгаи
И султана сонгайского глиняный дом.
И жемчужиной дивной, конечно, означен
Будет город сияющих крыш, Тимбукту,
Над которым и коршун кричит, озадачен,
Видя в сердце пустыни мимозы в цвету,
Видя девушек смуглых и гибких, как лозы,
Чье дыханье пьяней бальзамических смол,
И фонтаны в садах и кровавые розы,
Что венчают вождей поэтических школ.
Сердце Африки пенья полно и пыланья,
И я знаю, что, если мы видим порой
Сны, которым найти не умеем названья,
Это ветер приносит их, Африка, твой!
Уже прошло больше сотни лет с того дня, когда был расстрелян знаменитый поэт Николай Гумилев. При этом, место, где его убили, так же, как и место, где он похоронен, по сей день остаются неизвестными.
Николай Гумилев (1886-1921)
Легенда о Гумилеве
Николай Гумилев взят под арест и приговорен к расстрелу по «Делу Таганцева». Среди представителей российской интеллигенции он одним из первых подвергся чекистским репрессиям. При этом реабилитировали Гумилева в последнюю очередь! А уж «буржуазными» стихами Гумилева в СССР пугали до самой перестройки.
Любопытно, что согласно сохранившимся документам, расследовал это дело некий Якобсон, который нигде больше не фигурировал. На самом деле имя было псевдонимом, которым пользовался чекист Яков Агранов, организовывавший массовые расправы. Его тоже расстреляли, но гораздо позже.
С Международным женским днём! С праздником нашим, дорогие подруги, милые дамы! Желаю вам здоровья, любви и простого человеческого счастья. Пусть над вашим домом будет мирное небо, в доме царит тепло и уют, родные всегда будут рядом, а жизнь наполнена радостью.
Я конквистадор в панцире железном
Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.
Как смутно в небе диком и беззвездном!
Растет туман… но я молчу и жду
И верю, я любовь свою найду…
Я конквистадор в панцире железном.
И если нет полдневных слов звездам,
Тогда я сам мечту свою создам
И песней битв любовно зачарую.
Я пропастям и бурям вечный брат,
Но я вплету в воинственный наряд
Звезду долин, лилею голубую.
Осенней неги поцелуй горел в лесах звездою алой
И песнь прозрачно-звонких струй казалась тихой и усталой.
С деревьев падал лист сухой, то бледно-желтый, то багряный,
Печально плача над землей среди росистого тумана.
И солнце пышное вдали мечтало снами изобилья
И целовало лик земли в истоме сладкого бессилья.
А вечерами в небесах горели алые одежды
И, обагренные, в слезах, рыдали Голуби Надежды.
Летя в безмирной красоте, сердца к далекому манили
И созидали в высоте венки воздушно-белых лилий.
И осень та была полна словами жгучего напева,
Как плодоносная жена, как прародительница Ева.
Николай Гумилев. Отрывок из поэмы "Осенняя песня",1905
"Да... Этот ваш Гумилёв — нам, большевикам, это смешно. Но, знаете, шикарно умер. Я слышал из первых рук. Улыбался, докурил папиросу... Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из Особого отдела произвёл впечатление. Пустое молодечество, но всё-таки крепкий тип. Мало кто так умирает..."
В ЧК он держался мужественно, на вопрос конвоира, есть ли в камере поэт Гумилёв, ответил:
- Здесь нет поэта Гумилёва, здесь есть офицер Гумилёв.
На стене камеры Кронштадской крепости, где последнюю ночь перед расстрелом провёл Гумилёв, были обнаружены нацарапанные стихи.
"B час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой
Проплывает Петроград...
И горит на рдяном диске
Ангел твой на обелиске,
Словно солнца младший брат.
Я не трушу, я спокоен,
Я - поэт, моряк и воин,
Не поддамся палачу.
Пусть клеймит клеймом позорным -
Знаю, сгустком крови черным
За свободу я плачу.
Ho за стих и за отвагу,
За сонеты и за шпагу -
Знаю - город гордый мой
B час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой
Отвезет меня домой"
«Поэт — всегда господин жизни, творящий из нее, как из драгоценного материала, свой образ и подобие. Если она оказывается страшной, мучительной и печальной, — значит, таковой он ее захотел»