Публика попятилась, раздались возгласы ужаса. На подиуме танцевало нечто. И люди бросились к дверям, давя друг друга. Вскоре клуб опустел. Убежали все – официанты, охрана, диджей. На полу в глубоком обмороке лежали две девушки и один мужчина.

С тем же постоянством, какое сводит смысл большинства реплик после выхода новой пелевинской книги к: "Пелевин уже не тот", читатель реагирует на нового Сорокина формулой: "все тот же". Смысл, при внешнем различии, идентичный - вы перестали нас удивлять. Один больше не забавляет меткими остротами, которые тотчас уйдут мемами в народ, второй не искушает термоядерной смесью цинизма и нежности.

Так-то они и не давали обязательств до скончания века забавлять нас и шокировать, но читатель ждет уж рифмы "розы" и noblesse oblige: назвался культовым писателем - полезай в кузов читательских ожиданий. Название сборника короткой прозы "De-feminis" равно можно интерпретировать как "О женщинах" и "Отмена феминизма" - так и так не ошибетесь. Всякий рассказ о женщинах и за редким исключением они предстают чем-то, вроде зловредных насекомых, паразитирующих на мужском мире, готовых ужалить и впрыснуть яд, взамен выпитой крови.

Девять историй женской творческой несостоятельности ("Татарский малинник", "Золото ХХХ"); неспособности к самостоятельному мышлению, выражаемой упорством в глупых суевериях ("Жук", "Гамбит вепря"); реваншистских настроениях ("Вакцина Моник", "Странная история", "Пространство Призмы", "Две мамы"). Несколько выпадает из общего настроения "Сугроб", странная лавстори, в которой мужчина и женщина равноправны, хотя и здесь злодейкой с отравленным не-скажу-чем выступает женщина, и женщины горячо поддерживают то, что приведет к роковым последствиям, в то время, как осторожные отцы против.

Зато я теперь поняла особенность сорокинской прозы, которая делает ее такой нездешне-завораживающей. Это взгляд на людей с точки зрения обитателя четвертого измерения, мыслящей гектаэдра или усеченного конуса. У Брэдбери есть рассказ "И все-таки наш", где из-за сбоя в родильной машинерии будущего человеческий ребенок рождается голубой пирамидкой. Так вот, Владимир Сорокин, внешне совершенно человек, замечательно привлекательный по стандартам человеческой красоты, но на людей и человеческий мир смотрит, словно бы из стерильного, герметичного, геометрически гармоничного мира кубов и призм.

Сделанное в начале карьеры наблюдение, что карьера в творчестве в этом мире менее прибыльна, но и менее рискованна, чем в бизнесе или политике, что нижние грани по непонятным причинам привлекают больше внимания, чем верхние, а поглощение одними фигурами других табуировано, но вызывает наибольший интерес - легло в основу успеха. Дальше только поддерживать.

Эпатажный Сорокин образца "Нормы" и "Сердец четырех" перелился в философствующего и стилистически изысканного автора"Льда" "Метели" и "Теллурии", а дальше обратился шаром и катится по накатанной колее "Манарагой", "Доктором Гариным", этим сборником. Относя легкость скольжения на счет достигнутого мастерства, а не того, что колея под уклон.

Что ж, мы получили такого Сорокина, какого заслуживаем.