Мнение столетней давности
Г. Эразм Пильц, вождь "примирительной" или "угодовой" партии в Польше, 25 лет издававший в Петербурге газету "Kraj", напечатал в Варшаве брошюру: "Русская политика в Польше", которой предпослал "Открытое письмо руководителям русской политики". Брошюра, судя по отсутствию выставленной цены, не предназначена в продажу; но она обильно рассылается, и, между прочим, прислана более или менее выдающимся русским публицистам. На странице 37 вклеен розовый полулисточек с приглашением: "Автор сочинения "Русская политика в Польше" обращается к своим русским читателям с просьбой не отказать сообщить ему свои впечатления и замечания по адресу: Варшава, Пенкная, 16. Эр. Ив. Пыльцу".
Исполняем желание автора. Брошюра не блещет новизною мысли и силою тона. Могло бы быть одно и другое, но этого нет. В авторе не чувствуется настоящей силы гражданина и патриота, а именно "угодовец", - человек неопределенного цвета, который нигде не может сыграть роли. В длинном посвятительном письме "Руководителям русской политики" он рассказывает историю своих литературно-политических стараний, которые на самом деле были только литературными, так как, по его же сознанию, они вообще ни к чему не привели, пошумели и отшумели... Но тут же он упоминает с великим благоговением о здешнем петербургском адвокате Спасовиче, сотруднике "Вестника Европы", в таких терминах: "Человек этот не только в своем собственном, но и в русском обществе играл выдающуюся роль, и он до конца моей жизни был моим другом и учителем". Почему для Спасовича, вся деятельность которого протекла в России, который был старшиною петербургских присяжных поверенных, который писал, кроме исключений, по-русски, - почему для него русское общество не было "своим собственным", а таковым было, очевидно, польское общество, и тогда к русскому он относился как чужестранец и инородец, что ли? Мы не будем ломать копий за то, чей был покойный Спасович, так как это не покойный Гомер, о котором спорили семь эллинских городов, но очень характерно для брошюры, для г. Пильца и, может быть, для самого Спасовича, что после смерти последнего говорятся такие вещи о нем, каких при жизни, очевидно, нельзя было сказать. И кто знает, дал он или не дал к этому повод. Маленький пример этот очень, так сказать, иллюстрирует: около поляков все как-то нетвердо, неустойчиво, ломается, гнется и фальшиво, - и это, пожалуй, есть самая трудная часть польского вопроса и русско-польских отношений. Русские никак не могут "опереться дружески" на плечо или на руку западных и католических братьев: обопрешься - обманешься, поверишь - оступишься...
Полякам давно следовало бы обратить внимание на то, почему отношение русских, как общества, так и правительства, совершенно другое к восьмимиллионному польскому населению, нежели к еще более численному татарско-мусульманскому населению Средней Азии, тоже окраинному, - нежели к грузинам на Кавказе и немцам в Балтике? Даже к армянам и финнам, претендующим на автономию и со временем на сепаратизм, тон отношений несколько иной, чем к полякам. И нельзя скрыть, что к полякам он всего хуже. Раз относящийся один и тот же, явно, что причина разницы лежит в лице, к которому он относится. В данном случае - к полякам. Финны явно говорят, чего они хотят, - "отдельного государства, слитого с Россией лишь персонально в лице монарха". Армяне кричат о "Великой Армении", со столицей, должно быть, на Арарате, выше всех столиц мира. Это - фантазия и археология, но на степени больной мечты, которая иногда доводит до судорог. Немцы, наконец, говорят о всегдашнем, теперешнем и будущем своем родстве и единстве с великою германскою культурою, о том, что они оазис этой культуры среди русского варварства, но, что, служа в русских рядах, - в чиновничестве или армии, - они будут служить верою и правдою. И вполне оправдали это. Правда, они всегда ломали русский язык, нисколько не прикидываясь нежными к "русскому отечеству", и, кажется, даже "отечеством" не называли Россию, но в высшей степени добросовестно и преданно служили русскому государству, и в обширном значении, и в частном: уважали непосредственное начальство и не за страх только, но и за совесть исполняли его волю, его приказания, его мановения. Немцы, и в частности балтийские немцы, всегда были отличными русскими служаками, от Барклая-де-Толли до незаметного офицера и коллежского асессора. Они уважали и уважают русское государство, не враждебны русскому правительству и только никак не могут выучиться хорошо говорить по-русски. Русские настолько умны, что совершенно могут извинить им это считанье себя "варварами", отчасти и справедливое, - и пользуются их настоящею службою с настоящею благодарностью. Не питая особых симпатий к немецкому духу, к немецкой мелочности, к немецкой кое в чем тупоголовости, русские в высшей степени серьезно относятся к этому этнографическому материалу, уважают балтийскую окраину, верят немецкому слову и немецкому делу.
Продолжение, если интересно...
-_Solo_-
vm1955