Я больше ни с кем не спорю,
Правда у всех своя.
Кому-то и лужа - море,
Кому-то любовь - броня.
А есть и такие люди:
Вино называют водой,
И что для других есть чудо,
Им кажется ерундой.
Граней у правды много,
Они преломляют свет.
Кто-то не верит в Бога,
Кто-то в счастливый билет.
Другие же верят сердцу
И в нём зажигают свет.
Находят открытую дверцу,
Там, где и выхода нет.
Но есть те, кто в лужах тонет,
Судьбу то и дело кляня...
Я больше ни с кем не спорю,
Правда у всех своя.
Раскачался вселенский маятник:
Вечер, ночь, белоглазый день.
Утро Бог наполняет тайнами,
Прячет жемчуг на самом дне,
Где вода бирюзовым пламенем
У прозрачных горных озер,
А над нами стоит бриллиантовый
Бесконечно-звездный шатёр.
Глупость, кажется, по будильнику
Подниматься в такую рань
Между явью и кинофильмами
У пространства порвется ткань.
Проживать твоими молитвами:
Все мгновения наперечёт,
А песок, слезами пропитанный,
Между пальцев течет, течет..
Самая нужная покупка в жизни женщины - это топор. Не шуба-сапоги-туфли-сумочка. Топор. Точно вам говорю. Я тут купила один. По акции, в супермаркете. Хороший такой, фирменный, с оранжевой длинной ручкой. Мне его предложила девушка-промоутер. “Хороший топор! - сказала она, - купите, пригодится!”
Я и купила. И не пожалела. Почти сразу и начал пригождаться. Положила я его сверху в тележку с продуктами и покатила к машине. Смотрю, а на парковке мужик так плотно к моей свою машину поставил, что мне двери широко не открыть и сумки туда не пропихнуть, а с другой стороны от машины -бордюр, и открывать двери неудобно.И сам мужик стоит рядом и сумки свои в багажник грузит.
И тут я такая подъезжаю. На тележке. С топором. Посмотрела я на него и на его машину. И он на нас посмотрел. С топором. И вдруг заулыбался мне, как родной, и говорит:
“Давайте, я помогу вам сумки в багажник ваш погрузить, а то я близко машину поставил, а с другой стороны-бордюр и неудобно...”
“Давайте, - согласились мы с топором, - спасибо вам большое”. Бывают же такие чудесные люди!
Ну, погрузил он мои сумки и уехал. Я топор положила на пол переднего пассажирского сидения, села и порулила спокойно домой. Ну, как “спокойно”. Пятница, народу полно, еще все за город стремятся, торопятся. И один на светофоре как меня обгонит, как подрежет, да как затормозит резко, прямо передо мной, на красный. Так я чуть ему в зад и не въехала. Сантиметр остался.
Он такой выходит и начинает орать: “Как водишь, да вообще, да права купила, да надо поговорить”. “А чего не поговорить”, - говорю. И топор так, не спеша, поднимаю с пола. Он от резкого торможения съехал и ручкой мне в педали почти уперся. Мешает. Я выхожу и его вынимаю. И в руках держу. “Чего же не поговорить, - говорю, - мы всегда готовы, - говорю, - к конструктивному диалогу”. С топором. Тот, который с едва целым задом, вдруг сразу как-то подобрел.
Настроение у него, видимо, улучшилось, и он радостно так говорит: “Да я и сам виноват. Торопился. Резко перестроился, резко тормознул. Пятница! Нервы! Извините!” Быстренько сел в машину свою и газанул под зеленый.
Ну и мы с топором сели и, не спеша, домой поехали. Подъехала к дому, смотрю - мое место стояночное у подъезда заняли. Опять. Стоит кто-то, не из нашего дома. Своих-то я всех знаю. А они - меня... Ну, ладно. Я рядом на аварийке встала, думаю, сейчас сумки тяжелые занесу в квартиру, а потом поезжу по дворам - место себе поищу.
Сумки занесла, топор остался. Дай, думаю, его тоже домой заберу, в машине что ему лежать. Ручка яркая, приметная, вдруг кто позарится. А мы с ним родные уже почти. Взяла его и машину закрываю. И тут, смотрю - водитель, что мое место занял, выходит.“Ой, - говорит, - а я место ваше занял? Да я уже уезжаю, вставайте, пожалуйста!” И улыбается так по-доброму. “Хороших выходных”, - говорит. И поехал.
Я на свое место встала, и мы с топором домой пошли. И ветер теплый в листьях шелестел. И два выходных впереди было. И солнце светило. Нам. С топором.
В нашей жизни ещё будет тьма трагедий. Какие-то останутся в нашей памяти гнить. Часть из них мы будем редко вспоминать на глубоком вздохе. Остальные - просто забудутся, хотя, казалось, будут душу щипать вечно.
Людей и историй будет ещё больше. И, поверь, только единицы пройдут с нами весь путь до конца. Поэтому, цепляться за каждого, в надежде, что именно он и есть наш поводырь, не стоит.
Всё отсеивается. Всё проходит. А время не только лечит, но и расставляет всех и вся по местам. Когда успокоятся нервы, когда волны улягутся, ты поймёшь, что вещи, из-за которых не спал ночами, они просто нелепы, да и к черту бы их.
Скорее всего, в моменты слабости, ты думаешь, что вот он, мой последний оркестр, но нет. Электрички уходят, но всегда возвращаются. Одни пассажиры сходят на станции, другие - садятся. Жизнь не останавливается на каком-то надломе. Всё ещё будет.
Я прощаю тебе твой уход и молчанье
в сети.
И твои поцелуи по принципу "просто
от скуки"...
Я тебя отпускаю, как шарик воздушный, - лети!
(Было трудно когда-то разжать онемевшие руки...)
Я прощаю твой взгляд - холоднее Альпийских вершин.
Но не дай тебе Бог через время моей стать мишенью...
Я надеюсь, что ты всё обдумал и твёрдо решил.
Я не гордая, нет. Я любила. А это страшнее...
Рассказывали часто старики: на соловьином берегу реки водилось раньше всякое такое. То пели на французском осетры, то по ночам косматые костры, то мёртвые, не обретя покоя, играли в салки или вон в лапту. То тракторист вернулся, весь в поту, за три недели не сказал ни слова, то хлеб внезапно кончился в ларьке, поскольку мельник спал на потолке, обдумывал карьеру птицелова.
Пытались разобраться. Это факт. Нашли в реке огромный саркофаг, нездешний, серебристого металла. Брат кузнеца (учёный старший брат) изрёк, что перед нами аппарат. Космический. Изрядно помотало. Не кот наплакал, не комар чихнул. В сельпо мгновенно раскупили хну — на случай неожиданных вторжений. Вот прилетят — а мы красивы все. Хлеб-соль вам, хороводы на десерт. Нисколько не потерпим возражений.
Рассказывали часто мудрецы, которые годились нам в отцы: у речки летом было аномально. Мангал сельчан немного напрягал, он вел себя как варвар или галл. По-идиотски он шутил. И сально. Когда на берег вылез водяной — достал со дна зелёное вино, потребовал русалок и валюту. Взашей прогнали. Вероятно, зря. А вышли тридцать три богатыря — село не удивилось абсолютно. Молчал эфир, молчали небеса. Осётр нежно пел: комси комса. Ни марсиан, ни Ктулху, ни Сварога. Нелепое осутствие комет.
Схватили ящик, отнесли в цветмет. Туда ему и самая дорога.
Сейчас у нас покой и тишина. У тракториста добрая жена, благоухает в чайнике мелисса. Патруль проверил: никого нигде. Лишь лодочка качнулась на воде, и кто-то в камышах зашевелился.
Мальчик, не терпящий возражений,
смотрит в глаза мне и ждёт ответа...
Я представляю себя мишенью,
Мячиком, брошенным в это лето.
Мальчик не знает, что я устала
От иноземных прекрасных принцев.
Что мне и лет-то уже не мало,
Что я с трудом вспоминаю лица...
Мальчику кажется - я готова.
Мальчику кажется - я простая...
Он так старательно ищет слово-
То, от которого я растаю...
В мой дом постучали. Сказал я: «Войдите».
Старик на пороге - в лохмотья одетый.
- Ты кто? – говорю.
- Я твой ангел-хранитель.
Я слыхивал много про все твои беды.
- Проваливай к черту! Плевать, что ты босый!
Я не подаю ни на хлеб, ни на воду!
А он мне в ответ: «Да, вернется, не бойся,
Сама прибежит, не пройдет и полгода».
Я замер, кольнуло у левого бока:
«Откуда ты знаешь об этом, убогий?
А он подмигнул мне: «Убогий – от Бога!
А Богу известны все наши дороги.
Ты матери чаще звонил бы, а то ведь,
Она до весны не дотянет двух суток.
И надо бы как-то отца подготовить
К тому, чтобы он не лишился рассудка.
Впервые в коленях почувствовал дрожь я,
Схватил старика за грудки, обезумев.
«Нельзя изменить, есть на все воля Божья, -
Хрипел он чуть слышно сквозь черные зубы.
Я сел у камина, налил ему выпить
И хлеб покромсал и кусок буженины.
Он ел, не спеша, а потом руки вытер
О черные с блеском от грязи штанины.
И вышел за дверь, но я вслед ему крикнул:
«Я думал, что ангелов делают белых!
И, если ты ангел, то где твои крылья?»
Старик усмехнулся: «Я отдал тебе их».
Жизнь - это процесс прохождения по многовекторной сети. Древние её называли Меркабой.
Если люди видят только одновекторный путь или, в лучшем случае, один утешительный и ещё один вероятный, то жизнь, подсовывая разные варианты узлов сети, ставит таких людей в тупик и они начинают злиться. Ну не понимают, что происходит, а хочется ясности. Западное мировоззрение именно в таком положении давно уже находится.
Восточное мировоззрение просто созерцает сеть и сидит на обочине, точнее сидело, но успело отсидеть задницу и пытается вписаться в западный вариант жизнеопределения. У них на востоке интересная форма развития - копирования и доведения копий до совершенства, а чтобы как-то задрапировать это, изобрели философию созерцания и проплывания врага, который убился сам, не дождавшись соперника. То есть, вся сеть как бы в их власти, хотя владеть не очень хочется. Отвечать, не дай бог, придётся за инициативу.
Россия не запад и не восток. Она стержень, удерживающий всю систему.Мы нашу жизнь воспринимаем творчески, с большой долей интуиции, что позволяет купаться в этой сети на волнах " и да, и нет", то есть, неопределённости, выстраивая свои связи и пути, мало поддающиеся узколинейной логике. Наше мировоззрение парадоксальное, а что это такое научный мир пытается докопаться только сейчас, обозвав это квантовой физикой.
Варфоломей_С
СЕВАСТОПОЛЬЧАНОЧКА
