В какой-то момент серое небо стало настолько темным, что ребята просто перестали играть. Пара из них кивнула мне и сказала: “Хорошая игра”. Элвис и Рэд зашаркали к общественному центру.



Я раздумывал, стоит ли мне воспользоваться моментом и выпалить “Мне нравится ваша песня”, когда Элвис повернулся к остальным и сказал: “Мы снова встретимся здесь в следующее воскресенье”.



Ребята кивнули и пробормотали: “Да”. Я тоже кивнул.



Пару дней назад я был одиноким ребенком, у которого не было ничего, кроме радио, чтобы пережить лето. Теперь я стоял здесь, в парке Гатри, чувствуя, что стал частью чего-то захватывающего. В следующее воскресенье должна была состояться еще одна игра, и не было никаких сомнений, что я там буду.



Я был бы готов играть в футбол в команде Элвиса Пресли.



 Глава  2 стр 4

_______________-



Я БЫЛ ТЕМ



Музыка всегда обладала для меня магией. Одно из моих самых ранних воспоминаний - это звук радиопередач Grand Ole Opry, доносящийся со съемочной площадки в Mamaw's house. Когда мне было, наверное, всего три или четыре года, мне пришло в голову, что в перерывах между выступлениями люди на радио делали что-то очень необычное со своими голосами. Когда я спросил маму, что это было, она сказала мне: “Это пение, Джерри — люди поют”. С моей скромной точки зрения, разговоры не имели особого смысла, но пение было ясным и сильным.



Я увидел, что музыка тоже имеет определенную власть над взрослыми вокруг меня. До того, как я остался один в доме моего отца, он иногда просто брал меня с собой, когда уходил ночью, сделка, которая избавила его от необходимости искать другое место, чтобы высадить меня, и позволила мне заглянуть в тот тайный мир взрослых, которые веселятся. Одним из любимых мест моего отца был верхний этаж отеля Peabody, где был большой бальный зал с панорамным видом на Мемфис и реку Миссисипи. Тамошние группы играли свингующую, джиттербаг-танцевальную музыку, которую любил мой отец, и иногда там выступали ведущие артисты страны, такие как Гарри Джеймс или Томми Дорси. Стены бального зала были черными, с крошечными лампочками, установленными на потолке, так что можно было почти поверить, что ты на вечеринке где-то среди звезд. Я помню, как счастливо сидел под столами в том танцевальном зале, потягивая бесконечные порции газировки и наблюдая, как взрослые танцуют и танцуют на утопленном танцполе с улыбкой и огоньком в глазах, которого вы просто больше нигде не видели.



Мне нравилось ощущение мира и спокойствия, которое я получал от музыки, звучавшей во время ежедневной мессы в церкви Святых Имен. Конечно, я был католиком только до тех пор, пока не прозвенел последний школьный звонок — когда я вернулся домой к маме, я был частью баптистского дома (я провел три года в католической школе, будучи некатолическим ребенком, и я не мог дождаться, пока, наконец, не прослушал достаточно уроков катехизиса, чтобы принять первоеобщение с моими одноклассниками). Что касается моего баптистского воспитания, я не часто ходил в церковь, но мама и некоторые другие родственники со стороны моей мамы иногда брали меня с собой на воскресные пробуждения — многие из них проходили под навесом на том же поле в парке Гатри, где я в конечном итоге играл в подковыи футбол. В то время, когда телевидение еще не было широко распространено, и когда даже близко не было доступных сегодня видов досуга, пробуждение было не просто больше церковным — это было грандиозное зрелище и энергичное развлечение. Я помню, как волнующая душу музыка, которая играла под этими палатками, могла заставить толпу взрослых подняться на ноги, хлопать и кричать вместе, и иногда эта толпа становилась настолько возбужденной, что улыбки и огоньки в глазах, которые вы видели вокруг себя под палаткой, на самом деле не сильно отличалисьиз тех, что вы увидите в верхней части Пибоди.



Конечно, в доме Дулиттлов я узнал, что есть музыка, которая вызывает совсем другую реакцию, едва улыбается и подмигивает. Я думаю, что эпизод с Дулитлом, должно быть, был в глубине моего сознания, когда я впервые услышал запись Элвиса, потому что к тому времени я знал, что если ты нашел что-то хорошее, тебе лучше держать это в секрете.



Итак, я никому не рассказал о записи, которую я слышал от парня из школы Хьюмса, или о том, что я встретил самого парня в парке Гатри. Ни мой папа, ни дядя Джон, ни даже Уэйн Мартин. Держать все это при себе казалось лучшим способом сохранить это особенным. Я решил, что мне повезло с одной маленькой молитвой — я не хотел ничего делать или говорить, что могло бы сглазить мои шансы снова играть в мяч с Редом Уэстом и Элвисом Пресли. Кроме того, сам Элвис не придавал большого значения своей записи — на самом деле он не сказал об этом ни слова. Если бы он собирался сохранять хладнокровие и молчать об этом, я бы сделал то же самое. Я провел только половину дня, ловя его пасы, но, думаю, я уже почувствовал некоторую преданность этому моему новому квотербеку.



Тем не менее, я продолжал слушать. Дьюи Филлипс играл “Все в порядке”, по крайней мере, один раз каждый вечер на Red, Hot & Blue, и чем больше я слушал песню, тем больше я прокручивал в голове последние несколько мгновений на том футбольном поле: сам Элвис сказал, что хочет играть снова, не так ли? Он имел в виду там, в Гатри, в то же время, в следующее воскресенье — не так ли? И — самый большой вопрос из всех — он хотел, чтобы я снова стал частью игры, не так ли?



К субботе после той первой игры, я думаю, я был достаточно взвинчен, что, несмотря на мое желание ничего не сглазить, я должен был кому-нибудь рассказать. Мне нужен был свидетель. И где-то в тот день мои пути пересеклись с Фрэнки Гризанти, парнем из футбольной команды "Святые имена", который был на год старше меня в школе. Фрэнки был невысоким, коренастым парнем, но он был быстрым и жестким игроком, и несколько раз, когда мы разговаривали, я обнаружил, что с ним достаточно легко ладить. Мне было больше интересно общаться со старшими детьми, чем с младшими, но у Фрэнки была особая связь — его брат Ронни, на несколько лет старше меня, был надежной кирпичной стеной центра Holy Names.



Я не сказал Фрэнки о том, что слышал песню, и не стал вдаваться в подробности о встрече с Элвисом. Я просто сказал ему, что у меня была возможность поиграть в футбол со старшими детьми из Хьюмса и я отлично провел время. Старшие ребята сказали, что завтра снова будут играть в Guthrie, и если Фрэнки пойдет со мной, возможно, он тоже сможет сыграть. Это звучало хорошо для Фрэнки. Он сказал, что зайдет ко мне домой, и мы вместе пойдем в парк.



Фрэнки появился точно в назначенное время ранним воскресным днем, и мы направились по Декейтер-стрит в сторону Гатри. Когда мы добрались до парка, я увидел на поле пару ребят постарше, с которыми встречался неделю назад (после всех этих лет я все еще не уверен точно, кто был на тех первых играх — я знал Реда, но после того, как увидел Элвиса, мне было все равно, кто еще там был). Я подошел к ним и получил пару кивков, с облегчением увидев, что, по крайней мере, эти ребята меня помнят. Мы немного постояли, пока не услышали смех, доносящийся с другого конца поля, рядом с общественным центром. Я обернулся и, конечно же, увидел его, идущего рядом с Редом, выглядящего так же круто, как и в прошлый раз. Мне пришлось бы использовать гораздо больше крема для бритья, чтобы получить такой хвостик.



Когда я поближе посмотрел на Элвиса и Рэда, мое настроение упало. На этот раз было, может быть, шесть или семь парней постарше, готовых играть. Все ребята, в которых они нуждались, играли в равную игру. Черт. Меня собирались выбить из команды этого парня всего после одной игры.



Ред начал объяснять некоторые основные правила Гатри новым парням, когда Элвис заметил нас с Фрэнки, стоящих там. Он сделал пару ленивых шагов в нашу сторону, проверяя хватку мяча, который он держал. Он направил мяч на Фрэнки.



“Эй, Пенрод, выйди погулять”.



Фрэнки рванулся, как испуганный бульдог, размахивая окороками быстрее, чем я когда-либо видел, а Элвис отступил и выпустил одну из своих пуль. Я надеялся, что Фрэнки заставит команду «Святых Имен» гордиться и держаться за это. Конечно же, он сделал это, хотя сила мяча, казалось, действительно подняла его в воздух и переместила немного дальше по полю.



“Вот так, Пенрод”, - позвал Элвис. Он начал отворачиваться. Я подумал, что мне лучше поговорить с ним, пока вокруг снова не собрались старшие ребята, и я потерял шанс.



“Почему ты назвал его Пенродом?” Я спросил.



“Ой, просто имя, которое я увидел в этой книге, которую я читаю”, — сказал он.



Он год назад закончил школу и все еще читал книги, что казалось мне странным. В Северном Мемфисе чтение чего-либо, кроме открыток и

Библия была, возможно, даже более радикальной, чем прослушивание Дьюи Филлипса. Парень был не только крутым — он был читателем.



“Ты собираешься снова публиковать эти милые посты?” Элвис смотрел на поле, но разговаривал со мной.



“Конечно. Я сделаю все, что ты захочешь, ” сказал я.



Может быть, я надеялся на похлопывание по спине. Но он просто повернулся, чтобы уйти, окликнув одного из старших парней на другом конце поля.



Я мог видеть, что Элвис Пресли был не из тех парней, которых можно было очень быстро узнать.. Я тоже не был. Но у меня было много времени.



В итоге мы играли шесть на шесть, в игре участвовали я и Фрэнки. Я уверен, что большинство старших парней были бы так же счастливы, если бы в игре не было младших детей. Но каким-то образом Элвис, никогда не делая из этого большой проблемы, включил нас. Он снова собирался стать квотербеком, он хотел, чтобы я был одним из его приемников, и это означало, что другая команда заставила Фрэнки выстроиться против меня. Он вел себя так, как будто так и должно было быть, и никто другой, казалось, не был заинтересован в том, чтобы с ним не соглашаться. Я знаю, что Элвис мог бы с такой же легкостью послать нас подальше, но казалось очевидным, что, несмотря на то, что он выглядел и двигался как бунтарь, и даже несмотря на то, что он держался немного особняком, немного отстраненно — в нем не было той подлой черты, которую я видел в других ребятах постарше.

Из того, что я знал о Рэде Уэсте, у него не было бы проблем с тем, чтобы сказать нам убираться, и быстро. Но Элвис хотел, чтобы мы были рядом. 

Опять же, это была отличная игра. Элвис был немного серьезнее, чем неделю назад, руководил сборищами, как военный. Но всякий раз, когда мы ставили одну из его пьес, он загорался широкой улыбкой. И эти улыбки много значили, потому что их было не так уж много. Было несколько других случаев, когда он позволял своему серьезному игровому лицу ускользнуть; если кто-то особенно неловко падал, получал удар по заднице жестоким блоком или иным образом оказывался в неловкой позе на поле, Элвис просто сгибался от смеха. Было здорово смеяться вместе с ним.



Мы сыграли вторую игру в Гатри, а затем третью в следующее воскресенье, и казалось, что игры на этом поле будут регулярной частью каждого уик-энда. И казалось, что Элвис Пресли станет регулярной частью радиопрограмм. “Все в порядке” продолжали играть на шоу Дьюи, и другие шоу тоже начали подхватывать его. Это даже воспроизводилось на WDIA. Довольно скоро сама пластинка вышла в виде сингла, а обратная сторона, улучшенная кавер-версия песни Билла Монро “Blue Moon of Kentucky”, тоже начала звучать на радио. В Poplar Tunes была большая раскрашенная вручную вывеска, гордо рекламирующая тот факт, что у них в наличии много пластинок новой местной сенсации, Элвиса “Кота” Пресли (“доступно в 45 или 78”).).



Также было совершенно ясно, что я был не единственным, кто был в восторге от звука и личности Элвиса Пресли — на каждой игре тем летом появлялось еще несколько парней, желающих поиграть, и все чаще появлялись группы людей, просто чтобы посмотреть.



Я слушал песни Элвиса по радио, но он и его группа — гитарист Скотти Мур и басист Билл Блэк — начинали делать себе имя и в качестве живых выступлений. 30 июля 1954 года Элвис сыграл свой первый крупный концерт в Мемфисе в концертном зале Overton Park bandshell, будучи добавленным в качестве аттракциона к составу кантри-исполнителей, хедлайнером которого был Слим Уитмен. К концу лета трио регулярно выступало по пятницам в небольшом танцевальном клубе под названием "Орлиное гнездо". Осенью Элвис, Скотти и Билл собирались на крупные концерты, такие как Grand Ole Opry и Louisiana Hayride, а к концу года они давали концерты даже в Техасе. Трио также было занято работой с Сэмом Филлипсом в звукозаписывающей компании Memphis Recording Service на Юнион—стрит, и записи, последовавшие за их дебютом — “Good Rockin’ Tonight”, “Milkcow Blues Boogie” - доказали, что восторг от “That's All Right” не был случайностью.



Его карьера начинала набирать обороты, но если Элвис был в Северном Мемфисе в воскресенье, он собирал еще один футбольный матч. Тем летом не проходило и воскресенья, чтобы я не слонялся по парку, ожидая, не появится ли он. Я продолжал думать, что игры становятся достаточно большими, чтобы они не хотели, чтобы там был ребенок, но я всегда делал ставку. Элвис видел, что я околачиваюсь поблизости, и, возможно, бросал мне мяч, пока разогревался, или как—то давал понять, что хочет, чтобы я играл - хотя, опять же, мало что было сказано.



Осенью 1954 года мы обычно играли шесть на шесть, и хотя команды, как правило, были определены, иногда составы смешивались, просто чтобы было интереснее. Я помню, как мне было немного неловко в первый раз, когда я был в команде, играя против Элвиса. И поскольку я был хорошо знаком с его стилем игры, я оказался в странном положении, перехватывая Элвиса Пресли. Это было неправильно, но очень, очень хорошо.



На одной из тех осенних игр я получил первое открытое подтверждение того, что я официально стал частью команды Элвиса. Игры привлекали достаточно большие толпы, и Элвис подумал, что было бы неплохо, если бы игроки носили майки. Однажды я пришел в парк и увидел, как один из парней постарше раздает зеленые пуловеры без рукавов — такие можно надеть поверх футболки на уроке физкультуры. Я думал, что это может быть момент, когда меня вытолкнут — никому не придется ничего говорить, я просто не получу майку.



Элвис позаботился о том, чтобы я получил его. Не сказал “Добро пожаловать в команду” или “За все ваши отличные уловы”. Просто бросил мне футболку и сказал: “Она большая — постарайся не споткнуться об нее”.



Я слышал, что он жил со своими мамой и папой на Алабама-стрит возле Лодердейл-Кортс, но для меня его присутствие не совсем соответствовало улицам, к которым я привык. Я не мог представить, что у Элвиса есть работа, или он выносит мусор, или отвечает перед мамой и папой. Мне показалось, что он вышел прямо из радио и попал в парк Гатри. Но он был настоящим парнем из Северного Мемфиса, и однажды в начале 1955 года я заметил его в моем квартале на Бридлав-стрит.



Через дорогу от дома моего отца и через пару домов жила девушка на пару лет старше меня по имени Мередит Гласс. Она тоже слушала Дьюи, и у нее был проигрыватель, и пару раз мы с Уэйном Мартином ходили туда, чтобы послушать с ней музыку (я помню, что был очень впечатлен тем, что у нее была собственная копия “Sixty Minute Man”). Мередит училась в средней школе Хьюмса и где-то по пути стала девушкой Реда Уэста.



Я сидел в гостиной Бридлава, почти ничего не делая, когда случайно заметил, как к дому Мередит подъехала потрепанная черная машина сороковых годов выпуска - машина, в которой я сразу узнал Элвиса и Реда Уэста, приехавших на игры. Конечно же, они оба вышли из машины и направились прямо в дом Мередит. Я ничего так не хотел, как выскочить за дверь, перебежать улицу и быть частью того, что там делали дети постарше. Но я ни за что не собирался делать такой смелый шаг. На поле я мог проявить себя как игрок. Стучась в дверь Мередит, я был бы просто маленьким ребенком с соседней улицы. Я ждал в гостиной, и через некоторое время Ред и Элвис вернулись — похоже, они позаимствовали стопку пластинок у Мередит. Они уехали, и Бридлав снова стал той же скучной старой улицей.



Но было приятно знать, что Элвис действительно был там, живя своей жизнью в моей части города. Возможно, никому в квартале не было дела, кроме меня и Мередит, но Элвис был частью нашего района. Это было довольно круто.



С “That's All Right”, поднимающимся в чартах, и всевозможными прессами, окружающими его живые выступления, Элвис Пресли был на подъеме. Но было бы ошибкой думать, что он нравился всем, кто слышал или видел его в те первые дни.



Миссис Дулиттл была не единственным человеком в Мемфисе, обеспокоенным смешением рас или угрозой роста черного населения — одна из самых злобных монахинь в "Святых именах" пыталась напугать нас, говоря, что, поскольку так много белых приняли безнравственность контроля над рождаемостью, черные возьмут на себя контроль над рождаемостью.земля (хотя им еще не удалось проникнуть в состав белых студентов Holy Names). Такие чувства были распространены, и для многих людей Элвис

Пресли был не более чем белой швалью, играющей черную музыку.



Некоторые из ранних сообщений в прессе относились к Элвису с интересом и энтузиазмом или, по крайней мере, относились к нему как к феномену, на который стоит обратить внимание, но общее ощущение консервативного Мемфиса старой школы заключалось в том, что город должен больше стесняться Элвиса, чем гордиться им. Из ранних концертных клипов, которые мы видим в наши дни, можно предположить, что даже если олдскульный Мемфис не получил Элвиса, это сделали дети. Но это тоже не совсем так. Дети Мемфиса не были автоматически поклонниками Элвиса. Он был бедным белым мальчиком, и это было то, на что многие люди в Мемфисе привыкли смотреть свысока (считалось, что чернокожие бедны, потому что такова их природа, но белые, которые были такими же бедными, как и чернокожие, были поистине презренными).). Многие дети, которые привыкли смотреть свысока на таких людей, как Элвис, не собирались внезапно менять свое мнение из-за того, что у него вышла популярная пластинка. Во всяком случае, теперь они невзлюбили его еще больше, потому что им было чему завидовать.



Это были первые дни того, что вскоре назовут “молодежной культурой”. И для всех детей, которые пришли в восторг от первых звуков рок-н-ролла, было по крайней мере в два раза больше тех, кто думал, что это звучит просто ужасно. Те из нас, кто был в восторге от Элвиса, были частью андеграунда, с которым многие из нашего поколения все еще не хотели иметь ничего общего.



Реакция моего брата Билли Рэя на Элвиса, вероятно, была довольно типичной для того времени. Когда он узнал о моем продолжающемся участии в играх в Гатри—Парке, Билли Рэй - серьезный, чистоплотный, трудолюбивый спортсмен — не смог скрыть своего крайнего презрения, когда спросил: “Почему ты всегда крутишься вокруг ЭТОГО парня?”



По мере того, как Элвис становился все больше и больше, у меня появилось несколько подробных представлений о разделенных чувствах к нему. Я увидел положительную сторону в значительной степени 6 февраля 1955 года — в день, когда я стал официальным подростком, и в день первого большого шоу Элвиса на главной концертной площадке в Мемфисе, Ellis Auditorium. Я угостил себя на день рождения тем, что потратил часть своих с трудом заработанных денег на доставку бумаги на пару билетов на оба шоу в 3:00 и 8:00 вечера в Ellis. Это был мой первый шанс увидеть Элвиса Пресли в качестве исполнителя на сцене.