Считается, что в непонятном скрыто то, что недоступно дураку, и что неясное пробуждает в дураках возвышенные чувства. Поэтому простые смертные говорят о непонятном с таким видом, будто все понимают, а ученые преподают понятное по возможности непонятно. (Хотя мы с вами знаем, что не все люди дебилы. Но дело в том, что когда столько дебилов вокруг тебя, трудно об этом помнить. Даже если у некоторых Марс в четвертом доме в Овне.) 

 

Судите сами, профессора, наподобие нашей дорогой редакции, читающие в университетах непонятные лекции, пользуются почетом и славой, а тех, кто доходчиво объясняет и понятно говорит, не уважает никто. Но на самом деле все ещё примитивней. И здесь нам стоит согласится с коллегой Мерабом Мамардашвили, который, рассуждая о Марселе Прусте, примерно на восьмом  часе своего монолога заметил, что истина очень проста. Это фундаментальное ее свойство. Однако мы не умеем воспринимать простое. Никто этому нас не учил. Так получилось само по себе, или же божий замысел был с битыми пикселями, ошибками, просчетами и багами, трудно сказать. Вообщем, если доверишь работу дебилу - получишь дебильный результат. И едва ли подобный итог сведущие в простоте ленивые философы признают гласом божиим.

 

Вот и получается, что всю свою историю мир повернут к нам сложной стороной. И мы непрерывно сталкиваемся здесь, на этой стороне, со сложными, малопонятными вещами и пытаемся их понять, или пугаемся, потому что все реально пиздец как запутано - у всех по разному, у кого - так, а кого - этак. Но простота по Мамардашвили спрятана где-то там, не здесь, не на этой территории. Поэтому недовольным всюду мерещится отсутствие разнообразия. Простота упорхнула как птичка из клетки. Ее сокровенная сила в нашей половине мира иссякла. А у нас на виду, под руками только сплошные узлы и головоломки. Рядом ничего простого нет - ни в жизни,  ни в жизни после жизни, ни в дискурсе, ни в любви, ни в трансцендентальном единстве апперцепции, ни в отношениях. 

 

Когда человек рассеивается, перепутанность сложности начинает казаться ему однообразной - таков его смертный грех.

 

Вощем, бойтесь бродячих мудрецов, поцоны и девы. У них там всякий, кто начинает читать Канта сразу превращается в душнилу. Карма-пхала редкая сука. Такая вот у нас в России новая беда.

В целом мире нет ничего больше кончика осенней паутинки, а философия - просто осколок разбитого зеркала универсальной гармонии, попавшей мне в глаз или в душу. И этот мир с застывшими на нем там и сям синими реками и золотыми деревьями невозможно объяснить без наивной гипотезы неизреченного слова, а так же сознания и гордыни его породивших. Ведь любое украшение лишено пользы, если оно не напоминает о чём-либо за пределами самого себя

 

Творить, сочинять, писать - значит завещать свои слова другим, желать, чтобы другие в них погрузились, сделали бы их своими, пропитались бы ими и вновь их пережили. Так обстоит дело, когда речь идет о стихотворении, так может обстоять дело и тогда, когда речь идет о космосе. Кто-то даже так и определял поэзию: поэзия - это не поэтичность, поэзия - это чувство собственного существования.

 

Ну вот, это и есть, мне кажется, философия.

 

Одновременно философия представляется нашей дорогой редакции чисто мужским делом. В том смысле, что это мужество, мужество невозможного, невозможной мысли, невозможных поступков или невозможного одиночества. Ведь и сама жизнь в строгом смысле этого слова невозможна. Беда тому, кто знает, что дышит, и еще более - тому, кто понял, что он - человек. Не в состоянии больше думать ни о чем другом, одержимый и задыхающийся, он посвящает размышлениям об этом всю оставшуюся жизнь.

 

И вот это почти совершенно невозможное - все-таки есть.

 

Путь, проявивший себя, перестает быть Путем.

Речь, ставшая словом, не выражает правды.

Человечность, которая всегда добра, не свершит добро.

Показная честность не внушает доверия.

 

Философия начинается с простого, с элементарного: не вижу, не понимаю, не знаю;

все вокруг понимают - не понимаю, и все. Само собой очевидно, все же видят - не вижу. Никто не помнит, все забыли и не хотят вспоминать - помню и храню в катакомбах своей памяти. Доказано и давно очевидно - не понимаю. 

 

Вот это - решиться на дерзкое "не понимаю то, что всем понятно", отважиться на невыносимое "помню, то что все забыли". И с этого начинается всякая философия и всякая разумная жизнь. 

Мир всем.