Иногда я задумываюсь, почему пришедшее на смену обращению «товарищ» старое новое «господин» вызывает нечто вроде неприятия? В частности, моего неприятия... Конечно же, не за уважительность к персоне-хозяину своего положения, а за чужеродность некой фонетической сути, заключающей в себе иерархическую составляющую. Что-то вроде того, что наличие господ как бы предполагает наличие иной — менее престижной — категории. И — протест: с чего бы вдруг такая метаморфоза, вчера — такой же, как и я, а сегодня в глазах ленца, взгляд свысока. Господин...

В приснопамятные времена нерушимого союза коммунистов и беспартийных наши сегодняшние господа трудились рядом с нами, и была незаметна та вопиющая разница, которая, как «мерзавцы» Салтыкова-Щедрина наконец дождалась своего часа и выползла из потаённой норы, где хоронилась до времени. Хотя и в те замороченные годы мы примечали, что товарищ Некто чем-то выделен, что ему и путёвочку поинтересней, и работу полегче и продвижение по службе-с... Чаще всего они, эти «товарищи», отмечались на ниве общественной деятельности, просиживали штаны в комитетах и комиссиях, а остальные в это время тянули лямку «за себя и за того парня».

Именно из их «общественно-активных» рядов и сложилась та хищная прослойка, которая в лихие годы перехода от скрытого к обнажённому произволу, оказалась в нужное время на нужном месте и хапнула, превращаясь в сегодняшних господ.

Что же касается тех, на кого грузили и кто вёз при «социализме с человеческим лицом», то они ведь тоже нужны! И появились востребованные лихолетьем новые холопы, и новые господа с упоением гнобят вчерашних «товарищей», упиваясь властью и безнаказанностью.

Но ведь и сами новые господа ещё не забыли, как в недалёкие былые времена их унижали коллеги по социуму, выдвиженцы-карьеристы, успевшие чуть больше, поднявшиеся чуть выше. О, они помнят унижения, которые терпели, и теперь отыгрываются, но не на более удачливых коллегах, которые снова оказались сверху, а на тех, кто не словчил и остался внизу. На нас с вами. Прилаживаемся уже и мы, а рядом снова шуршат наиболее подлые, и снова прямо на наших глазах формируется гаденькая прослойка подхалимов, заглядывающих в будущее и видящих себя новыми господами.

ДВОРНЯЖКА.

Один весьма авторитетный натуралист утверждал, что если выпустить в джунгли породистых сильных собак и уличную замухрышку-дворнягу, шансов прижиться в условиях борьбы за выживание больше всех именно у дворняжки, ибо она сама по себе — продукт жестокой среды.

…...................................

Через рабочий зал горделиво проносит своё несравненное Я некая дама. Мимо кого-то — едва заметно кивнув головой, к кому-то подходит, широко улыбаясь, и избранник (избранница) расплывается ответной лучезарностью. Она — Начальница.

О таких принято говорить «из грязи — в князи». Она не то из уборщиц, не то из сторожих, льстя напропалую (а иначе и нельзя!), прошла тернистый путь, и теперь правдами-неправдами цепляется за свою иерархическую ступеньку, угодливо подпевая вышестоящей прихоти, и готовая лгать и изворачиваться, лишь бы не выпасть из обоймы!

Берегитесь её, и старайтесь держаться подальше. Если сегодня она источает вам дифирамбы, не расслабляйтесь, ибо завтра через те же уста на вас прольётся ведро таких помоев, что неподготовленный человек может испытать настоящий шок!

Она — рядом. Оглянитесь, вы узнали её?

 

Ежели по Зелёной (не правда ли, прекрасное название у нашей улицы?) пройти сотню метров в сторону центра посёлка, то по левую руку окажется совершенное безобразный комплекс бывшего торгового центра, за ним - безликое, не знающее архитектурных изысков, здание местной администрации, а через улицу — огорчительная примета провинциальной России — деревянные бараки.
Охваченное этим тоскливым триумвиратом пространство ещё год назад выглядело этаким мультяшным Антошкой — непричёсанное, слегка неряшливое, но милое.
Когда-то в округлости скверика стояла отсвечивая кладбищенской серебрянкой нелепая фигура с протянутой рукой, к подножью которой паства подносила пучки искусственных цветов.
А потом пришли иные времена и идолы, и однажды утром, прогуливаясь с собакой, я увидел под ногами гипсовую голову, а, оглянувшись, — безголовую фигуру с по-прежнему путеводной рукой.
Безголовый простоял какое-то время, пока однажды его тайком не свернули с пьедестала и не увезли в неизвестном направлении.
Шло время, и кто-то сообразил украсить скверик фигурками героев из мультиков, а площадку детскими горками и песочницами.
И пришли мамочки с колясками, и зазвенели детские голоса…
…………………..
Так и жил скверик собственной не номенклатурной жизнью. По осени мятежно разгорался старыми клёнами, и горели, горели их октябрьские костры, дожидаясь своего Левитана.
А из окон серенького здания администрации поглядывали товарищи. И морщили лбы...
И вот однажды в сквер пришли работяги с пилами и топорами. И выросла гора поверженных клёнов и серебристых ив. И почти всё лето, не смолкая, что-то тарахтело и поскрипывало, и с тем шаг за шагом исчезала с лица земли не причёсанная, буйная природная краса, а на месте её проступала геометрически поверенная безликость.