|
 lj_foto_history
Суббота, 17 Декабря 2022 г. 08:13 (ссылка)
Рисунок Бориса Ефимова. 1969 год. Эта карикатура отражала отношение не только Кремля, но и — редкое совпадение — советских либеральных диссидентов
16 декабря 1966 года в Китае был опубликован сборник «Цитаты Мао Цзэдуна», известный на Западе как «Красная книжечка». В «Книге рекордов Гиннесса» говорится, что тираж книги с 1966 по 1971 год составил 800 млн экземпляров — один из самых больших книжных тиражей в мире (сопоставимый лишь с тиражами Библии и Корана). Предисловие к книге написал маршал Линь Бяо, и это был его «проект». После гибели маршала в 1971 году ажиотаж вокруг книжки пошёл на спад.
Мао и маршал Линь Бяо. Маршал держит в руках «Красную книжечку»
Сам Мао к превознесению своих цитат относился с большим сомнением, чтобы не сказать — отрицательно. В письме своей жене Цзян Цин в том же 1966 году он писал: «Я никогда не верил, что несколько моих книжонок могут обладать такой большой, волшебной силой. Теперь, после его хвалебных слов, вся страна начала превозносить их, вот уж поистине «старуха Ван продаёт тыквы и при этом расхваливает свой товар». Я вынужден пойти на это, так как, по-видимому, не согласиться с ними нельзя. В важном вопросе я вопреки своим убеждениям согласился с другими. Такое случилось впервые в моей жизни. Вот это и называется поступать не по своей воле».
Сборник выпускался в 1960-е годы в Пекине и на русском языке
Так или иначе, книжка сыграла большую роль в истории «культурной революции» в КНР.
Хунвейбины («красногвардейцы») на площади Тяньаньмэнь. Все они держат в руках «Красную книжечку»
Сборник содержал 427 цитат, разделённых на 33 тематические главки.
Вот примеры типичных цитат из сборника:
«Революция — это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание; она не может совершаться так изящно, так спокойно и деликатно, так чинно и учтиво. Революция — это восстание, это насильственный акт одного класса, свергающего власть другого класса».
«Я считаю, что когда мы — будь то отдельный человек, партия, армия или школа — не подвергаемся нападкам врага, то это плохо, ибо это безусловно означает, что мы оказались с ним в одном болоте. Когда же враг выступает против нас, то это хорошо, ибо показывает, что мы проводим чёткую грань между ним и собой. Если враг яростно нападает и изображает нас в самом мрачном свете как людей, лишенных всяких достоинств, то это ещё лучше, ибо доказывает, что мы не только проводим чёткую грань между ним и собой, но и имеем большие успехи в работе».
«После уничтожения врагов с оружием в руках все ещё останутся враги без оружия в руках, они непременно будут вести против нас отчаянную борьбу, и их ни в коем случае нельзя недооценивать. Если бы мы теперь не ставили и не понимали вопроса так, то допустили бы величайшую ошибку».
«Помимо прочих особенностей шестисотмиллионное население Китая заметно выделяется своей бедностью и отсталостью. На первый взгляд это плохо, а фактически хорошо. Бедность побуждает к переменам, к действиям, к революции. На чистом, без всяких помарок листе бумаги можно писать самые новые, самые красивые иероглифы, можно создавать самые новые, самые красивые рисунки».
«Мы твёрдо стоим за мир и выступаем против войны. Однако если империалисты всё же развяжут войну, то нам не следует бояться. Мы относимся к этому вопросу так же, как ко всяким «беспорядкам»: во-первых, выступаем против, во-вторых, не боимся. После первой мировой войны появился Советский Союз с населением в 200 миллионов человек, а после второй мировой войны — социалистический лагерь с населением в 900 миллионов человек. Можно утверждать, что если империалисты всё же развяжут третью мировую войну, то ее результатом, несомненно, будет переход новых сотен миллионов людей на сторону социализма, сохранение за империализмом лишь небольшой территории и, возможно, даже полный развал всей империалистической системы».
«Я говорил, что все так называемые могучие реакционные силы — всего лишь бумажные тигры. Ибо они оторваны от народа. Посмотрите, разве Гитлер не был бумажным тигром? Разве он не был свергнут? Я говорил также, что русский царь, китайский император и японский империализм были бумажными тиграми. Как видите, все они свергнуты. Американский империализм ещё не свергнут, кроме того, у него атомная бомба. Но я думаю, что он также будет свергнут, он тоже является бумажным тигром».
Китайский плакат 1951 года. Империалисты как бумажный тигр. Мао называл их «бумажными» и «соево-творожными тиграми».
«В истории человечества всегда бывает так, что умирающие силы реакции бросаются в последнюю судорожную схватку с силами революции, и отдельные революционеры часто бывают на известное время введены в заблуждение видимостью мощи, под которой скрывается прогнившее нутро, и не умеют разглядеть суть врага: враг скоро будет уничтожен, а сами они скоро победят».
Плакат времен Мао. «Мы должны освободить Тайвань!»
В СССР, отношения которого с Китаем в конце 1960-х проходили точку замерзания, особенный накал обличений Мао наблюдался в либеральной советской печати, к которой относили такие издания, как журнал «Новый мир» и «Литературную газету». Именно по этому накалу эти издания было легче всего отличить от других. Позднее кто-то из либеральных публицистов, кажется, Фёдор Бурлацкий, поделился, что под видом Мао они на самом деле обличали Сталина.
Доставалось, разумеется, и «Красной книжечке» Мао. Фельетон против неё из «Литературной газеты» за 27 августа 1969 года:
Такие дела...
 https://foto-history.livejournal.com/17413837.html
lj_foto_history
Понедельник, 28 Ноября 2022 г. 17:46 (ссылка)
Мао Цзедун и его сын Мао Аньин
25 ноября — день гибели Мао Аньина (1922—1950). У китайцев, как известно, фамилия ставится в начале их полного имени, так что Мао — это фамилия. Мао Аньин был сыном Мао Цзэдуна (1893–1976). Его мать, жена Мао Цзэдуна — Ян Кайхуэй (1901–1930), была казнена в гоминьдановской тюрьме. Восьмилетний Аньин и два других сына Мао – Аньцин и Аньлун — бродяжничали, выживали, как могли. Аньлун заболел дизентерией и умер. Аньина и Аньцина в 1936 году спасли и переправили в СССР, который стал для них вторым домом. Мао Аньцин страдал душевной болезнью и скончался в 2007 году. Судьба Мао Аньина сложилась интереснее.
В 1942 году Аньин написал три письма Сталину, в которых просил отправить его на фронт. «Дорогой товарищ Сталин! — писал он. — Я — китайский юноша. В руководимой Вами Стране Советов проучился 5 лет. СССР я люблю так же, как люблю Китай. Я не могу смотреть, как германские фашисты топчут Вашу страну. Я хочу мстить за миллионы убитых советских людей. Я полон решимости идти на фронт. Пожалуйста, поддержите мою просьбу. Автор — Мао Аньин (Серёжа), дата — май 1942 года».
В конце концов Аньин добился, что его отправили на фронт лейтенантом в составе танковой роты. Он прошёл с боями Польшу и Чехословакию, войну закончил в Берлине. Однополчане знали его как капитана Красной армии Сергея Маева. Они считали его бурятом. Перед отъездом на родину капитана Маева принял Сталин, подаривший ему пистолет на память.
Лейтенант Красной Армии Сергей Маев (Мао Аньин)
В 1946 году Аньин по указанию отца вернулся в Китай. Отец сказал ему, что тот привык в СССР к особому отношению к себе, как сыну вождя. И послал его работать батраком к зажиточному крестьянину. Впрочем, длилось это недолго, около трёх месяцев. Только после этого Мао похвалил сына: «Каждый должен попробовать горького в своей жизни. Раньше ты ел хлеб, пил молоко, а теперь ты в Китае и нужно попробовать шэньбэйскую чумизу, она очень полезна для здоровья!»
Мао Аньин с женой
В 1950 году, когда началась корейская война, Аньин пошёл добровольцем на фронт. Он служил переводчиком в штабе будущего маршала Пэн Дэхуая (1898–1974). Рассказывают, что во время налёта американских бомбардировщиков Аньин готовил себе еду — рис с яйцом, и поэтому не успел укрыться в бомбоубежище. Другие опровергают эту историю, говоря, что это придумано, чтобы бросить тень на Аньина — мол, по легенде, он готовил себе вкусную пищу, потакая своей прихоти, и поэтому стал жертвой напалмовой бомбы США. Так или иначе, Аньин погиб. Пэн Дэхуай был в шоке от происшедшего и по прибытии в Пекин просил прощения у Мао-старшего: «Председатель, я не уберёг Аньина, это моя вина. Прошу наказать меня». На что Мао ответил чрезвычайно характерной фразой: «Погиб простой боец, и не надо делать из этого особое событие только потому, что это — мой сын. Неужели оттого, что он — мой сын, сын Председателя партии, он не может погибнуть во имя общего дела народов Китая и Кореи!»
Что можно сказать в заключение? Давайте просто сравним, как обстояло дело c потомством власть имущих при социализме и как оно обстояло в разных странах при капитализме (хотя и не всегда, конечно). Как говорится, почувствуйте разницу... https://foto-history.livejournal.com/17319904.html
lj_foto_history
Пятница, 19 Августа 2022 г. 10:45 (ссылка)
Рисунок С. Костина. Сентябрь 1945 года. «Трофеи счет любят. В Мукдене, на аэродроме, нашими войсками задержан и интернирован вместе со свитой «император» марионеточного государства Маньчжоу-Го — Пу-И.
— Проверь-ка, Сидоров, ещё разок: самолётов — 483, полевых орудий — 642, императоров — 1».
19 августа 1945 года был взят в плен последний китайский император Пу И (1906—1967). Над всей Китайской империей он царствовал ещё ребёнком, в 1908—1912 годах, до начала Синьхайской революции. Однако ему ещё довелось поцарствовать на японских штыках, в качестве императора марионеточного государства под названием Маньчжоу-Го, в 1934—1945 годах. Но вот и тут до него добралась Красная Армия...
Пу И в мундире генералиссимуса
Пять лет он провёл в советском плену, а затем был выдан Китайской Народной Республике. Здесь провёл несколько лет за решёткой, проходя «перевоспитание». А потом вышел на свободу, встречался с главой КНР Мао Цзэдуном и даже стал депутатом Всекитайского собрания народных представителей.
Кроме того, он написал довольно любопытную автобиографическую книгу «Первая половина моей жизни». Она была, между прочим, издана и в СССР в 1968 году с подзаголовком «Воспоминания Пу И — последнего императора Китая».
Военнослужащие Красной Армии на троне свергнутого последнего китайского императора Пу И. Китай, город Чанчунь, 1945 год
Отрывок из этой книги:
«За пять лет, прожитые в Советском Союзе, я так и не смог расстаться с прежними привычками. Когда мы были цереведены в лагерь под Хабаровск, где не было обслуживающего персонала, за мной по-прежнему кто-нибудь да ухаживал. Домашние стелили мне постель, прибирали комнату, подносили еду, стирали одежду. Они не осмеливались открыто называть меня императором и поэтому говорили просто «высочайший». Каждый день утром они входили в мою комнату и, согласно этикету, кланялись мне в ноги, выражая этим своё почтение.
Однажды я решил погулять и стал спускаться с лестницы. Под лестницей на стуле сидел один из бывших «чинов». Увидев меня, он даже не пошевелился. Меня это очень задело, и с тех пор я перестал спускаться вниз. Целые дни просиживал я наверху и большую часть времени проводил в чтении молитв. Однако большинство чиновников по-прежнему относились ко мне с почтением. Например, в течение всех пяти лет нашего пребывания в Советском Союзе на китайский Новый год обычно готовили пельмени и первая чашка всегда подносилась мне.
Я сам ничего не делал и не хотел, чтобы члены моей семьи что-нибудь делали для других. Однажды перед обедом мои младшие братья и сестры стали накрывать для всех на стол. Я тут же запретил им это делать. Мог ли я допустить, чтобы члены моей семьи кому-то прислуживали!
В 1947-1948 годах всех их перевели в другой лагерь, расположенный неподалеку. Впервые я разлучился со своими домочадцами и почувствовал от этого прежде всего большое неудобство. Советские власти разрешили мне питаться отдельно от всех. Но кто же будет подавать мне пищу? К счастью, мой тесть проявил в этом инициативу. Он не только подносил мне еду, но даже вызвался стирать для меня.
Коль скоро я не мог отвыкнуть от прежнего образа жизни, в моём сознании вообще не происходило никаких изменений, а о признании своей вины не могло быть и речи.
Я знал, что перед законом я совершил преступление, именуемое государственной изменой. Однако я рассматривал это как случайную превратность судьбы. «Где крепкая власть, там и закон» и «Победивший — князь, а побеждённый — раб», — так я считал в то время. Мне и в голову не приходило, что я должен нести какую-то ответственность. Тем более я не задумывался над тем, что толкнуло меня на совершение преступления.
Чтобы избежать наказания, я применил все тот же старый, испытанный метод. Поскольку мою судьбу решал Советский Союз, следовало снискать его расположение. И я под предлогом помощи послевоенному экономическому строительству передал Советскому Союзу мои драгоценности и украшения.
Однако я отдал не все драгоценности. Лучшую часть я оставил и велел своему племяннику запрятать под второе дно чемодана. Оно оказалось узким, и вместить туда все было невозможно. Поэтому драгоценности заталкивались куда попало, даже в мыло. И все же места не хватило, многое пришлось выкинуть.
Однажды в вестибюль вошли переводчик и офицер. Держа в руке что-то блестящее, офицер обратился ко всем:
— Чьё это? Кто сунул это в испорченный радиатор машины, лежащий во дворе?
Все, кто был в вестибюле, обступили их и увидели в руке офицера дорогие украшения. Кто-то заметил:
— А тут даже есть печать пекинского ювелирного магазина. Странно, кто же это мог положить?
Я тут же узнал их. Эти украшения по моей просьбе выбросили мои племянники. Теперь их перевели в другой лагерь, и я решил не признаваться. Качая головой, я сказал:
— Странно, странно, кто же это положил?
Вопреки моему ожиданию в руках у переводчика была ещё одна вещь - старая деревянная гребенка. Он подошёл ко мне и сказал:
— Эта гребёнка лежала вместе с украшениями. По-моему, она ваша!
Я растерялся и поспешил отказаться:
— Нет, нет! Гребёнка тоже не моя!
Офицер и переводчик не знали, как поступить. Постояв некоторое время, они ушли.
Я не только выбросил некоторое количество украшений, но и сжег в печке немало жемчуга. Перед самым отъездом из Советского Союза я велел моему слуге, «большому» Ли, забросить оставшийся жемчуг в трубу на крыше.
Японцев я ненавидел. Когда Советский Союз вёл расследование злодеяний японских бандитов на Северо-Востоке, я с большой готовностью давал показания. Потом меня вызвали в Токио в качестве свидетеля на Международный военный трибунал для Дальнего Востока, где я с большим удовлетворением разоблачал японских военных преступников, всячески замалчивая свою вину и стараясь выгородить себя, ибо боялся, что меня самого будут судить.
В Токио я поехал в августе 1946 года и выступал на суде 8 дней. Говорят, что это были самые длинные свидетельские показания на всём процессе.
Как к свидетелю мне предъявлялись требования показать истинное лицо японских агрессоров, рассказать, каким образом Япония использовала меня, цинского императора, в качестве марионетки для осуществления своих агрессивных планов в Северо-Восточных провинциях.
Ужасно стыдно вспоминать свои показания. Я боялся, что в будущем и мне придется держать ответ перед своим народом, и сердце моё учащенно билось. Чтобы оставить пути к отступлению, я скрывал свои преступления, умалчивал об исторических фактах, рассказывал лишь о части злодеяний, совершённых японскими захватчиками, не разоблачив до конца преступную политику японского империализма.
Секретная связь японских империалистов с кликой, которую я возглавлял, возникла ещё до событий 18 сентября. То, что японцы откармливали и растили всю нашу компанию, вообще не являлось ни для кого секретом. После событий 18 сентября мой открытый переход на сторону врага был результатом длительных контактов с японцами. Чтобы выгородить себя, я скрыл это и говорил лишь о том, какое на меня было оказано давление и как я пострадал от этого.
Когда внутренняя реакция входит в сговор с иностранным империализмом, противоречия между ними неизбежны. Я же всё это представил на суде как борьбу добра со злом.
На заседаниях суда я несколько раз выходил из себя. Когда зашла речь о моей встрече с "небесным императором" и введении в Маньчжоу-Го культа богини солнца Аматерасу Омиками, один из японских адвокатов сказал мне, что оскорбления предков японского императора совершенно не совместимы с восточной моралью. Я не сдержался и заорал:
— Но я же не заставлял их поклоняться моим предкам!
Это вызвало хохот в зале, а я долго не мог успокоиться. [...]
Советский поезд, в котором препровождались под стражей военные преступники Маньчжоу-Го, 31 июля 1950 года прибыл на станцию Пограничная на китайско-советской границе. Начальник сообщил, что передача нас китайскому правительству состоится только на следующее утро, и пожелал спокойной ночи.
В Хабаровске при посадке в поезд меня разлучили с семьей и поместили в вагон с советскими офицерами.
Я лежал на полке с открытыми глазами, уставившись в одну точку; мучивший меня страх смерти не давал заснуть. Я сел, несколько раз прочёл про себя молитву и только хотел было лечь, как с перрона послышались шаги; мне показалось, будто подходит отряд солдат. Я посмотрел в окно - никого не было. Мерный стук сапог постепенно затих, и лишь вдалеке зловеще мерцал свет лампы. Я вздохнул, снова забился в угол купе и уставился на пустые стаканы, стоявшие на столике у окна. Вспомнились слова, сказанные советским капитаном - начальником конвоя:
— Рассветёт — и вы увидите свою родину. Возвращение на родину — всегда праздник!.
В то время я больше думал о предках, чем о родине, а коммунисты ассоциировались в моём сознании с «бурным паводком и лютыми зверями». Правда, в Советском Союзе, хотя он и коммунистическая: страна, ко мне отнеслись гуманно. Но Советский Союз — одно из союзных государств, связанных международными соглашениями. В Китае же обстановка иная. Китайские коммунисты свергли Чан Кай-ши, не признают никаких «законных династий» и, естественно, могут поступить со мной так, как пожелают. К тому же они ненавидели меня во сто крат больше, чем Чан Кай-ши. И вот теперь меня должны передать в их руки. Есть ли ещё надежда на спасение? «Красивая смерть хуже жалкого существования», — эта мысль не раз поддерживала меня в течение десяти с лишним лет. Теперь я считал, что «жалкое существование» по-прежнему остается иллюзией, ожидать же «красивой смерти» значило ожидать слишком многого.
Всю ночь меня мучили эти кошмарные мысли. Когда рассвело, советский капитан предложил мне пойти с ним к представителям китайского лравительства. Я же думал только о том, хватит ли у меня мужества перед смертью крикнуть: «Да здравствует император Тайцзу!»
Плохо соображая, с распухшей головой, я вошёл в купе, где сидели два китайца: один был одет во френч, другой — в военную форму цвета хаки без знаков отличия, только на груди имелась нашивка: «Народно-освободительная армия Китая».
Тот, кто был одет во френч, повернувшись, пристально посмотрел на меня и сказал:
— Я прибыл встретить вас по приказу премьер-министра Чжоу Энь-лая. Теперь все вы вернулись на родину...
Опустив голову, я ждал, что сейчас военный наденет на меня наручники. Однако он не двигался с места.
«Знает, что мне не убежать», — подумал я, когда вместе с советским капитаном вышел из купе. На перроне выстроились две шеренги солдат с винтовками: с одной стороны советские солдаты, с другой — китайские с такими же нашивками, как у военного в купе. Мы прошли между шеренгами солдат и вошли в поезд, стоящий напротив. В эти короткие минуты я вспомнил, что восьмимиллионная армия Чан Кай-ши была уничтожена именно людьми с такими нашивками. Теперь же в их глазах я казался хуже червяка.
В вагоне я увидел бывших чиновников Маньчжоу-Го и моих родственников. Все они сидели смирно, и никто не был связан. Меня проводили к моему месту недалеко от конца вагона, и солдат положил мой чемодан на полку. Я сел и хотел было взглянуть в окно и только тогда увидел, что все стёкла были заклеены бумагой; посмотрел в один конец, вагона, в другой — в каждом стоял солдат с автоматом. Я похолодел от страха. Куда же нас везут с такой охраной, если не на казнь? Я взглянул на сидевших слева от меня. Лица их были мёртвенно-бледны.
Вскоре в вагон вошёл человек, по виду офицер, но без оружия.
— Ну, теперь вы вернулись на родину, — сказал он, оглядывая нас. — Центральное народное правительство всё уже для вас приготовило. Вам не о чем беспокоиться. В поезде есть медицинский персонал; кто нездоров, может обратиться к врачу...
Что бы это могло значить? «Родину», «приготовлено», «не беспокоиться», «больные могут обратиться к врачу». «А, - подумал я, - это для того, чтобы успокоить нас и избежать в пути инцидента». Позже несколько солдат принесли большую корзинку с чашками и палочки для еды. Раздавая их нам, они говорили:
— Берегите их, не разбейте, в дороге негде будет взять новые.
Я думал: «Дорога на каэнь, видимо, не коротка, иначе к чему все ети слова?»
На завтрак нам дали маринованные овощи, солёные яйца и рисовую кашу. Аромат домашней кухни возбудил у всех аппетит. В одно мгновение большое ведро с рисом опустело. Увидев это, солдаты уступили нам кашу, которую собирались есть сами. Я знал, что в поезде нет кухни. Солдаты могли вновь приготовить себе еду только на следующей станции, поэтому их поступок не укладывался у меня в голове. В конце концов, мне было ясно только одно: так или иначе, они не могут питать к нам добрых чувств.
После завтрака лица у многих оживились. Позднее, когда заговорили о поступке солдат, большинство отметили, что конвойные очень воспитанны, дисциплинированны и по крайней мере в пути жестоко обращаться с нами не будут. У меня в то время подобных мыслей не было и всё представлялось совсем в ином свете... Позавтракав, некоторые задремали, я же не находил себе места».
Экс-император-заключённый сам зашивает свою одежду
Встреча Мао Цзэдуна и Пу И. 1962 год
Пу И в последние годы жизни https://foto-history.livejournal.com/16794848.html
lj_foto_history
Пятница, 22 Июля 2022 г. 13:52 (ссылка)
Судьба императоров в ХХ столетии была, надо признать, не особенно весёлой. В России эталоном несчастья, вероятно, назовут последнего русского императора Николая II, расстрелянного в ночь на 17 июля 1918 года в Ипатьевском доме вместе со своей семьёй и домочадцами.
Но даже его судьба выглядит, пожалуй, не самой прискорбной, если сравнить её с судьбой последнего императора Эфиопии Хайле Селассие I (1892—1975). Есть широко распространённое мнение, что его тайно казнили, придушив подушкой. Правда, официально новый глава Эфиопии Менгисту Хайле Мариам отрицал факт казни. Он говорил: «Ему было 80 лет и он был слабым человеком. Мы старались всеми своими силами спасти его, но мы не смогли сохранить его». «В этом [казни] не было нужды. Он был старый, больной, и его никто не любил. Думаю, что он умер естественной смертью».
Однако о действительном отношении Менгисту Хайле Мариама к экс-монарху больше говорит такой красноречивый факт: он распорядился положить скелет императора под пол своего туалета. Таким образом, восседая на толчке и справляя нужду, он попирал ногами кости бывшего императора. Именно оттуда эти кости были извлечены после свержения самого Менгисту. Это к тому, что никто из казнённых монархов не опускался бывшими подданными так низко... Вместе с Хайле Селассие в 70-е годы были казнены министры и сотни придворных, а также и его родственников.
Сложно сказать, можно ли на этом фоне считать более отрадной судьбу последнего китайского императора Пу И (1906—1967).
Его не казнили, а заставили отбыть тюремный срок в Китайской Народной Республике. Он прошёл курс перевоспитания, причём ему, вероятно, первому из императоров Китая, пришлось самому зашивать свою одежду.
Он мог бы быть первым и в другом смысле — ранее, ещё находясь в советском плену, он просил разрешить ему вступить в ВКП(б). Экс-император писал, что знакомство с трудами Маркса и Ленина в тюремной библиотеке глубоко его впечатлило и изменило его мировоззрение, вызвав желание вступить в партию большевиков. Он также спросил, были ли когда-либо прежде императоры в Коммунистической партии, получил ответ, что нет, и горько вздохнул: «Я мог бы стать первым». Но не случилось...
Впрочем, после освобождения в КНР экс-император стал депутатом Всекитайского собрания народных представителей, так что в каком-то смысле всё-таки стал первым...
Пу И в конце жизни. 1960-е годы
На этом фоне судьба других императоров ХХ века, свергнутых революциями со своих тронов и закончивших дни в изгнании, выглядит сравнительно бледно.
Император Германии Вильгельм II (1859—1941). Свергнут Ноябрьской революцией 1918 года.
Император Австро-Венгрии Карл I (1887—1922). Лишился власти в том же ноябре 1918 года.
Император (шахиншах) Ирана Мохаммед Реза Пехлеви (1919—1980). Покинул страну 16 января 1979 года, что стало прелюдией победы «Исламской революции».
Последний шах Ирана, императрица и наследник престола
Ещё один император, возможно, «не совсем настоящий», поскольку за ним не стояло предшествующей династии, да и царствовал он считанные годы. Но в период его правления его страна на картах всего мира обозначалась как Центральноафриканская империя, так что отрицать то, что он какое-то время пробыл главой империи, не приходится.
Бокасса I (1921—1996).
Император Бокасса Первый во время коронации. 4 декабря 1977 года
Жизнь Бокассы после свержения — не революцией, а французскими войсками — была весьма бурной. Сперва изгнание, потом возвращение на родину и попытка повторить наполеоновские «Сто дней». Арест, тюрьма... потом освобождение и новый имидж, «божьего человека». Такой старец Иван Кузьмич на африканский манер, да и только...
Новый имидж Бокассы. Проповедник гуманизма, апостол и просто святой человек
Ну, и в заключение — единственный ныне царствующий да и просто живой император, японский. Взошедший на престол в 2019 году.
Император Нарухито в интронизационном облачении (2019 год)
Последний император планеты. Последний и единственный император XXI века. И есть предположение, что новых в этом веке уже не появится, даже в формате Бокассы... https://foto-history.livejournal.com/16638778.html
lj_foto_history
Пятница, 15 Июля 2022 г. 19:04 (ссылка)
Революционеры ХХ века были людьми действия, а не слова. Такие люди обычно немногословны, и больше всего не любят распространяться о себе. Хотя несколько поэтов среди них (Мао, Сталин, Че Гевара, Хо Ши Мин, Каляев, Гершуни...) всё же было. И даже можно найти отдельные строки, где они пишут именно о себе.
Известно, что В.И. Ульянов-Ленин попытался за свою жизнь написать, по крайней мере, одно стихотворение, но дело застопорилось на первой же строчке.
В Шуше, у подножия Саяна...
«Дальше первого стиха ничего, к сожалению, не сочинил», — признавался Владимир Ильич.
Но что там было «в Шуше, у подножия Саяна», мы знаем — Ильич с молодой женой отбывали ссылку.
Владимир Югай (1922—2001). В Шушенском (В.И. Ленин и Н.К. Крупская). 1969
Иван Платонович Каляев (1877—1905) в своих стихах был более пространен, недаром и заслужил среди товарищей слегка ироническую кличку Поэт. И описал в них главное деяние своей жизни — покушение на великого князя Сергея и последующую свою встречу с женой им убитого — великой княгиней Елизаветой Фёдоровной:
Вдруг женщина в чёрном, как призрак, вошла.
«Жена я его...» — мне сказала...
И за руку крепко, присевши, взяла
И, глядя в лицо мне, рыдала...
И вспомнил я слёзы, и эту печаль,
Я мать свою вспомнил родную,
Когда уходил я в безвестную даль,
Склонившись к её поцелую...
От траура веяло скорбью могил,
В слезах её чудилась рана...
И я не отринул её, — пощадил
Рабыню из царского стана.
Клянусь, я достойно держался пред ней,
В словах моих не было лести:
Я дерзок был так же, как в схватке моей;
Берег моё знамя я чести.
Когда прошептала она мне: «Зачем?
Ужель нет другого исхода?»...
Я гневно ответил, что смерть будет всем,
Кто кровь проливает народа...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я счастлив быть счастьем заветного дня.
Она мне дала на прощанье
Иконку: «на память», — сказав, «от меня».
Я принял, как символ признанья...
«Исполнил я долг свой», — сказал я ей вслед, —
«И все испытанья приму я.
Я вынесу тяжесть всех горестных бед,
Пойду умирать я, ликуя.
Народу и нам объявили войну, —
Мы приняли вызов холодный:
Я тысячу жизней отдам, не одну:
Россия должна быть свободной»...
Для Мао Цзедуна (1893—1976) одним из важных жизненных деяний стал «великий революционный заплыв» в реке Янцзы 16 июля 1966 года (завтра как раз годовщина!). Это событие почти совпало с началом «культурной революции» в Китае, когда Мао объявил войну своим врагам. Ходили слухи, что они собирались отправить его в отставку, как 70-летнего Хрущёва полутора годами ранее — «в связи с преклонным возрастом и по состоянию здоровья». Что ж, 72-летний Мао показывал и им, и всему свету, переплывая великую китайскую реку, что сохраняет отличную физическую форму и, как говорится, ещё простудится на их похоронах...
Недавно я воду черпал в Чанша
И рыбу в Учане ел не спеша.
Недавно Янцзы переплыл, что вдали
Простёрлась на многие тысячи ли. (Мао Цзедун)
Стихотворение, впрочем, написано ещё в 1956 году, когда Мао переплыл Янцзы впервые.
А в стихотворении «Чанша» Председатель вспоминал свои студенческие годы:
Мне припомнились дни отдалённой весны,
Те друзья, с кем учился я в школе…
Все мы были в то время бодры и сильны
И мечтали о будущей воле.
По-студенчески, с жаром мы споры вели
О вселенной, о судьбах родимой земли
И стихами во время досуга
Вдохновляли на подвиг друг друга.
В откровенных беседах своих молодёжь
Не щадила тогдашних надменных вельмож...
Лидер вьетнамских революционеров Хо Ши Мин (1890—1969) оставил довольно много стихов о тюрьме и тюремном быте. Например, не без юмора написанное стихотворение «Распределение воды»:
На каждого миска воды в темнице.
А что с нею делать — сам назначай:
Заваришь чай — не хватит умыться,
Умоешь лицо — не заваришь чай.
Стихотворение «Бумажное одеяло»:
Я клеил всю ночь из бумаг одеяло!
Искал я тепло, а его было мало.
Я сжался в комочек на голом полу.
Я брошен в тюрьму на съедение злу.
«Прогулка»:
Ходить разучился — вот-вот упаду,
И я разрешенью прогулки не рад:
Ведь каждый мой шаг — как движенье в аду.
— Куда? — часовой заорал тут. — Назад!
Даже о тюремной уборной сочинил четверостишие под названием «Утрата свободы»:
Когда свободы нет, что хуже прочих бед?
Закрыты напрочь двери даже в туалет.
Нужда явилась — не войдёшь: запрет.
Открыты двери — надобности нет.
Как нетрудно заметить, большая часть всех приведённых выше стихов сочинена в тюрьме или, в крайнем случае, ссылке. Хотя что же тут удивительного? На воле у революционеров обычно находились более насущные дела, нежели лирическая поэзия.
Хо Ши Мин:
Я не слагал бы стихов в уме,
Но чем заняться в проклятой тюрьме?
Стихи слагаю для развлеченья
И жду свободы в цепях, во тьме.
В общем, они, как обычные люди, тоже мечтали, складывали стихи, не спеша с удовольствием ели рыбу и в тюрьме ждали свободы. Ну, а может быть, и не совсем обычные... :) https://foto-history.livejournal.com/16600709.html
lj_foto_history
Пятница, 02 Июля 2022 г. 01:09 (ссылка)
1 июля — день создания в 1921 году Коммунистической партии Китая. Партия отмечает своё 101-летие. А в октябре отметит своё 73-летие основанная ею Китайская Народная Республика.
Мао и его соратники до победы в гражданской войне:
Мао вместе с соратниками и американским фотографом Эрлом Лифом. Начало 1930-х годов
Мао Цзедун и его сын Мао Аньин (1922—1950), погибший позднее на фронте Корейской войны
Лань Пин, будущая Цзян Цин (1914—1991), жена Мао
Цзян Цин в молодости
Последний китайский (а затем маньчжурский) император Пу И (1906—1967) в мундире генералиссимуса
Военнослужащие Красной Армии на троне свергнутого последнего китайского императора Пу И. Китай, город Чанчунь, 1945 год
Мао Цзэдун и Чан Кайши в период соглашения КПК с Гоминьданом, сентябрь 1945 года
Генералиссимус Чан Кайши (1887—1975)
1 октября 1949 года. Провозглашение Китайской Народной Республики
Мао Цзэдун провозглашает КНР. 1 октября 1949
Экс-император заключённый Пу И сам зашивает свою одежду
Встреча Мао Цзэдуна и бывшего императора Пу И. 1962 год
Пу И в конце жизни. 1960-е годы
19 ноября 1960 года состоялась встреча Мао Цзэдуна и Эрнесто Че Гевары (1928—1967).
Мао Цзэдун и Никита Хрущёв
Мао переплывает Янцзы 16 июля 1966 года, чтобы показать хорошее состояние своего здоровья
«Культурная революция» в разгаре. Хунвейбины на площади Тяньаньмынь. 1966 год
«Маленький красный солдат» (хунсяобин) в рваной одежде грозит кулачком буржуазии
Дацзыбао на улицах Пекина
Люди читают дацзыбао
Сценки из революционных опер и балетов эпохи «культурной революции». Фотографии сотрудника агентства Синьхуа Zhang Yaxin.
Премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай (1898—1976)
Во время обеда Чжоу Эньлая с президентом США Ричардом Никсоном
1981 год. На скамье подсудимых — «банда четырёх»: Цзян Цин; Чжан Чуньцяо, некогда глава Шанхая; Яо Вэньюань, литературный критик, и Ван Хунвэнь — заместитель Мао, бывший шанхайский рабочий, участник Корейской войны. До амнистии доживут только двое: Чжан и Яо
Суд. Вдова Мао в наручниках и на скамье подсудимых
1989 год. Начало событий на площади Тяньаньмэнь
Строится Богиня Свободы
Этот молодой парень, кажется, сам немного чувствовал себя таким же воплощением Свободы
Главная площадь Китая, залитая человеческим морем протестующих. На заднем плане — статуя Свободы
Длинные причёски студентов, как и в СССР 1970-1980-х — символ свободы и вольномыслия
С вертолётов сбрасывали правительственные листовки, увещевая демонстрантов
Бесполезно... Ответ протестующих: они жгут правительственные листовки с увещеваниями
Первый контакт студентов с военными проходит относительно мирно
А вот и танки... Но один-единственный бесстрашный бунтарь останавливает целую колонну танков Народно-Освободительной Армии Китая, просто преградив собой ей путь
Вот уже студенты на бронетехнике. Как это напоминает август 1991-го в Москве!
Поджигают танки
Тоталитарная бронетехника горит!
Осторожно, шок-контент. Боец Народно-Освободительной Армии Китая (НОАК), которого, как мы видим, линчевали, сожгли, вспороли ему живот и повесили на автобусе.
Всё кончено...
Китай в XXI веке:
2021 год. КПК празднует своё столетие
Шанхай. Гражданки КНР в майках с портретами Председателя Мао
2021 год. Красный флаг на Марсе https://foto-history.livejournal.com/16526003.html
lj_foto_history
Среда, 30 Июня 2022 г. 01:30 (ссылка)
Пол Пот в годы, когда он находился у власти
Впервые с тем, что такое «военные фейки», я наглядно познакомился годах в 1983—1984-м, когда слушал разные зарубежные радиостанции на русском языке, с помощью коротковолнового радиоприёмника. Тогда это занятие заменяло нынешний просмотр разнообразных сайтов в интернете. Наряду с западными станциями заметное место в радиоэфире занимали станции некоторых соцстран: Китая, Албании, Югославии, эпизодически попадались КНДР и Румыния. Албанское «Радио Тирана» денно и нощно в жёстких выражениях разоблачало «хрущёвскую ревизионистскую клику» (в которую, по их понятиям, входили не только Хрущёв и Брежнев, но и Андропов с Черненко). «Радио Пекин» было немножко мягче в выражениях, хотя по сути часто тоже гладило СССР совсем не по шёрстке. Одной из линий конфликта Москвы и Пекина была война в Кампучии-Камбодже. КНР поддерживала в той войне «красных кхмеров», то есть полпотовцев, и правительство принца Нородома Сианука (1922—2012), в которое полпотовцы входили одной из фракций. Сианука именовали в пекинских передачах «комте» (звучание слова передаю примерно, со слуха), хотя в советской прессе его называли именно «принцем». В Пномпене в то время сидело другое правительство, Народной Республики Кампучия, поставленное туда Вьетнамом. Это правительство поддерживал и СССР.
Начало передачи на русском «Радио Пекин», август 1977, с позывным «Алеет Восток»...
Что же касается военных фейков, то почти в каждый выпуск новостей «Радио Пекина» входили новости о боевых столкновениях «красных кхмеров» с вьетнамскими войсками в Кампучии. И я невольно обратил внимание, что они раз за разом заканчивались словами: «Было уничтожено двадцать пять вьетнамских вояк». Никогда не 24, не 26, тем более не 5 и не 15. Всегда только и именно 25! Вначале эти магические цифры вызывали у меня улыбку, потом смех, потом гомерический хохот. Стоило в новостях прозвучать словам «Демократическая Кампучия», как я уже знал и предвкушал, что сейчас услышу сакраментальную фразу про «двадцать пять вьетнамских вояк». Как-то раз слушал новости не один, а с кем-то из родственников, и заранее предупредил его в начале сообщения: «Было уничтожено 25 вьетнамских вояк!» Когда та же фраза, слово в слово, прозвучала из радиоприёмника, он удивился: «А ты откуда знаешь?!»...
Карикатура Кукрыниксов на Пол Пота. 1980
Карикатура Андрея Крылова на полпотовцев. 1980
Моё тогдашнее предположение состояло в том, что авторы новостей или военных сводок при их составлении руководствовались правилом Джерома Клапки Джерома о рыбалке. Извиняюсь за обширную цитату Джерома:
«Знавал я одного юношу. Это был честнейший паренек: пристрастившись к рыбной ловле, он взял себе за правило никогда не преувеличивать свой улов больше чем на двадцать пять процентов. «Когда я поймаю сорок штук, — говорил он, — я буду всем рассказывать, что поймал пятьдесят, и так далее. Но сверх того, — говорил он, — я лгать не стану, потому что лгать грешно».
Однако двадцати пяти процентов было явно недостаточно. Ему никак не удавалось держаться в этих пределах. Действительно, самый большой его улов выражался цифрой три, а добавить к трём двадцать пять процентов нет никакой возможности, во всяком случае когда дело касается рыбы.
Ему пришлось повысить процент до тридцати трёх с третью, но и этого не хватало, если удавалось поймать только одну или две рыбки. Тогда, чтобы упростить дело, он решил удваивать количество.
В течение двух месяцев он действовал по этой системе, но потом разочаровался и в ней. Никто не верил, что он преувеличивает улов только в два раза, и его репутация вконец испортилась, поскольку такая умеренность ставила его в невыгодное положение среди других рыболовов. Поймав три маленьких рыбёшки и уверяя всех, что поймал шесть, он испытывал жгучую зависть к человеку, который заведомо выловил всего одну, а рассказывал направо и налево, что выудил два десятка.
В конце концов он заключил с самим собою соглашение, которое свято соблюдал; оно состояло в том, что каждая пойманная рыбка считалась за десяток, и ещё десяток прибавлялся для почина. Например, если ему не удавалось вообще ничего поймать, он говорил, что выудил десяток. Десяток — это был наименьший улов, возможный при такой системе; это был её, так сказать, фундамент. А дальше, если моему пареньку и в самом деле удавалось случайно подцепить одну рыбку, он считал её за двадцать, две рыбки сходили за тридцать, три — за сорок и так далее.
Система эта была настолько проста и удобна, что пошли разговоры о том, нельзя ли заставить всю рыболовную братию пользоваться ею. Действительно, года два тому назад Комитет ассоциации рыболовов на Темзе рекомендовал её повсеместное применение, но старейшие члены ассоциации воспротивились этому. Они сказали, что идея недурна, но множитель следует удвоить и каждую рыбу считать за двадцать».
Насколько я понимал, «красные кхмеры» или те, кто составлял новости об их боевых успехах, руководствовались последним вариантом правила того «честнейшего юноши» от Джерома, только счёт начинали с 25. Ну, а увеличить его до 50 уничтожением хотя бы одного неприятельского солдата им удавалось весьма редко. Сколько я слушал пекинское радио, не получилось ни разу... :) Что ж, «война — это путь обмана», как сказал древнекитайский классик военного искусства. Ничего не попишешь... :)
Можно было бы продолжить, перейдя к современности. Но сообщество это не политическое, а поэтому, как сказал поэт:
Ходить бывает склизко
По камешкам иным,
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.
Вот и всё... :)
Пол Пот в последние годы жизни https://foto-history.livejournal.com/16515913.html
|
lj_foto_history
