Нежнее нежного лицо твое,
Белее белого твоя рука,
От мира целого ты далека,
И все твое —
От неизбежного.
От неизбежного твоя печаль,
И пальцы рук неостывающих,
И тихий звук неунывающих речей,
И даль твоих очей.
Я плакал безумно, ища идеал,
Я струны у лиры в тоске оборвал…
Я бросил в ручей свой лавровый венок…
На землю упал… и кровавый цветок
Сребристой росою окапал меня
…Увидел я в чаще мерцанье огня:
То фавн козлоногий, усевшись на пне,
Закуривал трубку, гримасничал мне,
Смеялся на горькие слезы мои,
Кричал: Как смешны мне страданья твои…
Но я отвернулся от фавна, молчал…
И он, уходя, мне язык показал;
Копытом стуча, ковылял меж стволов.
Уж ночь распростерла свой звездный покров…
____________
Я плакал безумно, ища идеал…
Я струны у лиры в тоске оборвал…
О, где же ты, счастье!.. Цветок кровяной
Беззвучно качнулся, поник надо мной…
Обход совершая, таинственный гном
Внезапно меня осветил фонарем
И, видя горючие слезы мои,
Сказал: Как смешны мне страданья твои…
Но я отвернулся от гнома, молчал…
И он, одинокий, свой путь продолжал.
____________
Я плакал безумно, ища идеал…
Я струны у лиры в тоске оборвал…
И ветер вздохнул над уснувшей сосной,
И вспыхнул над лесом рассвет золотой…
Гигант — вечный странник — куда-то спешил;
Восток его радостный лик золотил…
Увидел меня, головой мне кивнул,
В восторге горячем руками всплеснул
И криком окрестность потряс громовым:
Что было — прошло, разлетелось, как дым!..
Что было не будет! Печали земли
В туманную Вечность, мой брат, отошли…
Я красный цветок с ликованьем сорвал
И к пылкому сердцу его прижимал…
Не видно птиц. Покорно чахнет
Лес, опустевший и больной.
Грибы сошли, но крепко пахнет
В оврагах сыростью грибной.
Глушь стала ниже и светлее,
В кустах свалялася трава,
И, под дождем осенним тлея,
Чернеет тёмная листва.
А в поле ветер. День холодный
Угрюм и свеж — и целый день
Скитаюсь я в степи свободной,
Вдали от сел и деревень.
И, убаюкан шагом конным,
С отрадной грустью внемлю я,
Как ветер звоном однотонным,
Гудит-поет в стволы ружья.
Анализ стихотворения «Не видно птиц» Бунина
Иван Бунин — один из самых значимых русских писателей конца XIX века. Он известен больше как публицист и прозаик, однако в раннем его творчестве можно найти и стихотворные произведения. Молодой человек стеснялся своего интереса к стихосложению, так как в его семье не слишком серьезно к этому относились. Поэтому он старался творить в тайне от родных и близких.
Что же находим мы? В чувствах - страдания,
В страсти - мученья залог бесконечного,
В людях - обман... А мечты и желания?
Боже мой! Много ли в них долговечного?
Старость подходит часами невольными,
Тише и тише аккорды печальные...
Ждем, чтоб над нами, в гробу безглагольными,
Звуки кругом раздались погребальные...
После... Но если и есть за могилою
Песни иные, живые, веселые,
Жаль нам допеть нашу песню унылую,
Трудно нам сбросить оковы тяжелые!..
Известный русский поэт, писатель, переводчик и литературный критик, друг П.И. Чайковского.
На его стихи многими композиторами написано множество популярных в России до наших дней романсов.
Заклинание...
Ты лети, мой сон, лети,
Тронь шиповник по пути,
Отягчи кудрявый хмель,
Колыхни камыш и ель.
И, стряхнув цветенье трав
В чаши белые купав,
Брызни ласковой волной
На кувшинчик водяной.
Ты умчись в немую высь,
Рога месяца коснись,
Чуть дыша прохладой струй,
Звезды ясные задуй.
И, спустясь к отрадной мгле,
К успокоенной земле,
Тихим вздохом не шурши
В очарованной тиши.
Ты не прячься в зыбь полей,
Будь послушней, будь смелей
И, покинув гроздья ржи,
Очи властные смежи.
И в дурмане сладких грез,
Чище лилий, ярче роз,
Воскреси мой поцелуй,
Обольсти и околдуй!
Я хочу умереть молодой,
Не любя, не грустя ни о ком;
Золотой закатиться звездой,
Облететь неувядшим цветком.
Я хочу, чтоб на камне моем
Истомленные долгой враждой
Находили блаженство вдвоем...
Я хочу умереть молодой!
Схороните меня в стороне
От докучных и шумных дорог,
Там, где верба склонилась к волне,
Где желтеет некошеный дрок.
Чтобы сонные маки цвели,
Чтобы ветер дышал надо мной
Ароматами дальней земли...
Я хочу умереть молодой!
Не смотрю я на пройденный путь,
На безумье растраченных лет;
Я могу беззаботно уснуть,
Если гимн мой последний допет.
Пусть не меркнет огонь до конца
И останется память о той,
Что для жизни будила сердца...
Я хочу умереть молодой!
Мирра Лохвицкая, 1904
Я люблю тебя,
как море любит солнечный восход,
Как нарцисс, к волне склоненный,
- блеск и холод сонных вод.
Я люблю тебя,
как звезды любят месяц золотой,
Как поэт - свое созданье, вознесенное мечтой.
Я люблю тебя,
как пламя - однодневки-мотыльки,
От любви изнемогая, изнывая от тоски.
Я люблю тебя,
как любит звонкий ветер камыши,
Я люблю тебя
всей волей, всеми струнами души.
Я люблю тебя,
как любят неразгаданные сны:
Больше солнца, больше счастья,
больше жизни и весны.
Мирра Лохвицкая, 7 марта 1899
Царица снов
Говорят, в царстве гномов есть чудо-дворец,
Весь из золота слит и порфира;
Там рубиновый трон и алмазный венец
Ждут царицу подземного мира.
Есть на дне океана коралловый грот,
Где блестят жемчуга дорогие,
Там усердно служили б владычице вод
Шаловливые рыбки морские.
Но в подземные недра меня не манит
Обещанье заманчивой сказки,
Я люблю, когда солнце мне душу живит,
Когда ярко мне косы оно золотит,
Рассыпая горячие ласки.
И хрустальная глубь не прельщает мой взор,
Не сулит мне желанной свободы;
Мне милее лазурного неба шатер
И полей, и лугов необъятный простор,
Красота беспредельной природы.
Нет, царить я б хотела над миром теней,
Миром грез и чудес вдохновенья,
Чтобы сны покорялися воле моей,
Чтоб послушны мне были виденья!
Я послала бы детям веселые сны,
Чтоб смеялись они, засыпая;
И приснились бы птичкам проказы весны,
Наслажденья цветущего мая.
А сама я, надев серебристый покров
Из тумана и лунного света,
Полетела б на землю царицею снов,
Чтоб припасть к изголовью поэта...
Он проснется... Он вспомнит о радужных снах,
Позабудет заботы земные —
И в каких вдохновенных могучих стихах
Перескажет виденья ночные!..
Если б счастье мое было вольным орлом,
Если б гордо он в небе парил голубом,-
Натянула б я лук свой певучей стрелой,
И живой или мертвый, а был бы он мой!
Если б счастье мое было чудным цветком,
Если б рос тот цветок на утесе крутом,-
Я достала б его, не боясь ничего,
Сорвала б и упилась дыханьем его!
Если б счастье мое было редким кольцом
И зарыто в реке под сыпучим песком,-
Я б русалкой за ним опустилась на дно,
На руке у меня заблистало б оно!
Если б счастье мое было в сердце твоем,-
День и ночь я бы жгла его тайным огнем,
Чтобы, мне без раздела навек отдано,
Только мной трепетало и билось оно!
Мирра Лохвицкая, 20 января 1894 ?
Памятная ночь
Зачем в тиши ночной, из сумрака былого,
Ты, роковая ночь, являешься мне снова
И смотришь на меня со страхом и тоской?
— То было уж давно... на станции глухой,
Где ждал я поезда... Я помню, как сначала
Дымился самовар и печь в углу трещала;
Курил и слушал я часов шипевший бой,
Далекий лай собак да сбоку, за стеной,
Храпенье громкое... И вдруг, среди раздумья,—
То было ль забытье, иль тяжкий миг безумья —
Замолкло, замерло, потухло всё кругом.
Луна, как мертвый лик, глядела в мертвый дом,
Сигара выпала из рук, и мне казалось,
Что жизнь во мне самом внезапно оборвалась.
Я всё тогда забыл: кто я, зачем я тут?
Казалось, что не я — другие люди ждут
Другого поезда на станции убогой.
Не мог я разобрать, их мало или много,
Мне было всё равно, что медлит поезд тот,
Что опоздает он, что вовсе не придет...
Не знаю, долго ли то длилось испытанье,
Но тяжко и теперь о нем воспоминанье!
С тех пор прошли года. В тиши немых могил
Родных людей и чувств я много схоронил,
Измен, страстей и зла вседневные картины
По сердцу провели глубокие морщины,
И с грузом опыта, с усталою душой
Я вновь сижу один на станции глухой.
Я поезда не жду, увы!.. пройдет он мимо...
Мне нечего желать, и жить мне нестерпимо!
Памяти Мартынова
С тяжелой думою и с головой усталой
Недвижно я стоял в убогом храме том,
Где несколько свечей печально догорало
Да несколько друзей молилися о нем.
И всё мне виделся запуганный, и бледный,
И жалкий человек... Смущением томим,
Он всех собой смешил и так шутил безвредно,
И все довольны были им.
Но вот он вновь стоит, едва мигая глазом...
Над головой его все беды пронеслись...
Он только замолчал — и все замолкли разом,
И слезы градом полились...
Все зрители твои: и воин, грудью смелой
Творивший чудеса на скачках и балах,
И толстый бюрократ с душою, очерствелой
В интригах мелких и чинах,
И отрок, и старик... и даже наши дамы,
Так равнодушные к отчизне и к тебе,
Так любящие визг французской модной драмы,
Так нагло льстящие себе,—
Все поняли они, как тяжко и обидно
Страдает человек в родимом их краю,
И каждому из них вдруг сделалось так стыдно
За жизнь счастливую свою!
Конечно, завтра же, по-прежнему бездушны,
Начнут они давить всех близких и чужих.
Но хоть на миг один ты, гению послушный,
Нашел остатки сердца в них!
П. Чайковскому (Ты помнишь, как...)
Ты помнишь, как, забившись в "музыкальной",
Забыв училище и мир,
Мечтали мы о славе идеальной...
Искусство было наш кумир,
И жизнь для нас была обвеяна мечтами.
Увы, прошли года, и с ужасом в груди
Мы сознаем, что все уже за нами,
Что холод смерти впереди.
Мечты твои сбылись. Презрев тропой избитой,
Ты новый путь себе настойчиво пробил,
Ты с бою славу взял и жадно пил
Из этой чаши ядовитой.
О, знаю, знаю я, как жестко и давно
Тебе за это мстил какой-то рок суровый
И сколько в твой венец лавровый
Колючих терний вплетено.
Но туча разошлась. Душе твоей послушны,
Воскресли звуки дней былых,
И злобы лепет малодушный
Пред ними замер и затих.
А я, кончая путь "непризнанным" поэтом,
Горжусь, что угадал я искру божества
В тебе, тогда мерцавшую едва,
Горящую теперь таким могучим светом.
Отравленное счастье...
Зачем загадывать, мечтать о дне грядущем,
Когда день нынешний так светел и хорош?
Зачем твердить всегда в унынии гнетущем,
Что счастье ветрено, что счастья не вернешь?
Пускай мне суждены мучения разлуки
И одиночества томительные дни,—
Сегодня я с тобой, твои целую руки,
И ночь тиха, и мы одни.
О, если бы я мог, хоть в эту ночь немую,
Забыться в грезах золотых
И всё прошедшее, как ношу роковую,
Сложить у милых ног твоих.
Но сердце робкое, привыкшее бояться,
Не оживет в роскошном сне,
Не верит счастию, не смеет забываться
И речи скорбные нашептывает мне.
Когда я удалюсь, исполненный смущенья,
И отзвучат шаги мои едва,
Ты вспомнишь, может быть, с улыбкою сомненья
Мои тревожные моленья,
Мои горячие и нежные слова.
Когда враги мои холодною толпою
Начнут меня язвить и их услышишь ты,
Ты равнодушною поникнешь головою
И замолчишь пред наглою враждою,
Пред голосом нелепой клеветы.
Когда в сырой земле я буду спать глубоко,
Бессилен, недвижим и всеми позабыт,—
Моей могилы одинокой
Твоя слеза не оросит.
И, может быть, в минуту злую,
Когда мечты твои в прошедшее уйдут,
Мою любовь, всю жизнь мою былую
Ты призовешь на строгий суд;
О, в этот страшный час тревоги, заблужденья,
Томившие когда-то эту грудь,
Мои невольные, бессильные паденья
Ты мне прости и позабудь.
Пойми тогда, хоть с поздним сожаленьем,
Что в мире том, где друг твой жил,
Никто тебя с таким самозабвеньем,
С таким страданьем не любил.
Алексей Апухтин, 1881
О, не сердись за то, что в час тревожной муки
Проклятья, жалобы лепечет мой язык:
То жизнью прошлого навеянные звуки,
То сдавленной души неудержимый крик.
Ты слушаешь меня — и стынет злое горе,
Ты тихо скажешь: «Верь» — и верю я, любя...
Вся жизнь моя в твоем глубоком, кротком взоре,
Я всё могу проклясть, но только не тебя.
Дрожат листы берез от холода ночного...
Но им ли сетовать на яркий солнца луч,
Когда, рассеяв тьму, он с неба голубого
Теплом их обольет, прекрасен и могуч?