С ледяной горы космоса 

 

Первая строфа предлагает неожиданный образ светила. А уже через него — необычное соединение неба с землей. Такой вертикали, от "ватрушки солнца" в глади воды, точно, ни разу не встречал. Мучное изделие неплохо передает форму звезды и суть солнечной энергии, благодаря которой все произрастает и живет. Учитывая наполнитель, привычные творог и повидло, ими удалось поймать и флору (яблоки)  и фауну (творог КРС). Вот так в одной строфе вся  экосистема уместилась. И если взять мгновенный срез времени, допустим, когда эта строка записывалась, в ней можно оставить мгновенный слепок жизни. 

Правда, есть одна неточность. Глагол "макает" предполагает движение в обе стороны, что в случае с солнечными потоками света не совсем правильно. Тут требуется отражение, может быть речь о Луне? Невидимой, но где-то отражающей. Не так давно появившийся тюбинг, образность светила расширяет, превращая космос в горку. Вообщем, двоякое ощущение. Есть в метафоре новизна, но и какая-то сермяжность.

 

Чистый или белый

 

Второй катрен меняет угол восприятия."Тишь улицы безвидна и пуста". Придание безмолвию и звуковому паттерну характеристик оптики и пространства, видимо, говорит о целостном восприятии окружения, где на внутреннем подсознательном уровне тишина сопряжена с плохой видимостью и пустотой. Может быть, это реакция на нетривиальный образ солнца-ватрушки. 

В выражении "в канун дня ведьм" слово "канун" воспринимается сложно. Все-таки, кануны связаны с некими более официозными или массовыми явлениями. По аналогии, только канун Ивана Купалы приходит на ум, да Новый год.  До этого уровня шабаш не дотягивает . А вот "накануне" было бы уместней, но его фонетика не вписывается в ритм.

Необычен и тонок, идущий где-то по касательной восприятия, троп "призрак белого листа". Значит ли белый, что он — чистый. Tabula rasa, как аллегория иллюзорности и начала, приобретает символику некоего испытания. Перехода в неизведанное и настораживающее. Понятие "страх чистого листа" появился не так давно в сети, связан он с работой (копирайтинг) и творчеством. Страх возникает из-за неспособности совладать с речью на цифровом поле неона. Но здесь доминирует белый. Значит, страх в белом цвете, или его спектре (радуге), которую он подразумевает.

 

Борьба со стрессом методом вытеснения

 

Троп "осколки вдохновения" свидетель того, что творческий процесс имеет в основе функцию отражения, а не созидания. Осколки ассоциируются со стеклом и зеркалами, изредка, льдом. Эта вторичность может быть следствием каких-то событий, вызывающих резонанс. Бывает, что это связано с прообразами и сюжетными схемами, уже известными в литературе, в данном случае, поэзии. Следующая строфа в качестве помех акцентирует внимание на "грубых рифмах".  Героиня их пытается "отряхнуть" с пера, как будто чернила высохли и стали порошком. Не совсем удачное использование глагола. С пера обычно стряхивают, отряхивают с плоскости — материи (ковры, одежда), лист бумаги, или чего-то, имеющего более объемную площадь. 

Перо ассоциируется с чернилами (формальный проявитель рифм) на бумаге. В сети — с особенностями преобразования энергии неона в информацию. У слова "отряхнуть" остается только один смысл — избавиться, сжечь (лист) или удалить (файл). Желание о чем-то забыть, обычно следствие стресса или болевой ситуации. Если вспомнить об упомянутом дне ведьм, лирическая героиня, вероятно рассчитывает на реванш, связывая мистические способности женщин с оберегом творчества.

 

От одного страха к другому

 

О том, что последствия кризиса значительны, говорит строка, обращенная к памяти: "Пока в душе все песни не умолкли". Обобщение "все" отражает масштаб боли. Если она противопоставляется "всем песням", веришь в глубину переживаний. Страх. Осознанное и болезненное одиночество не только снаружи, но и внутри. Героиня лечит его, используя древний мистический опыт: "Серебром коротких строчек".  В семантический ряд "ведьм", "призрака" и "песен" образ вписывается темой серебряной пули и оберегов. Явлений, известных по преданиям и поэтике народного творчества.  Луна, которая подразумевалась в начале стиха,  считается покровителем этого металла и его мистической игры, связанной с зеркалами. Тема отражения из образа "осколков вдохновения" обретает плоскость сборки: на трещины испуга льются серебряные слова. 

 

Использование глагола "лью" отсылает к олицетворению "макает" и мотиву "чернил". Но выглядит исцеление не как осознанное действие, а слегка безрассудное. В нем значение имеет не предмет искусства, а его способность беречь или защищать. На память приходит идиома "лить воду",  что-то из знаний о процессе литья металла и современный сленг со словом "сливать". И вновь, как после "отряхивать", появляется тема избавления от чего-то, ставшего причиной нового страха. И он связан не с точкой невозврата, когда сделали больно, а с утратой шанса ("день ведьм"), когда еще можно восстановить равновесие.

Интересно использование слова "лью", как отражение особенностей состояний металла (серебряная строка) и воды (чернила). Для обоих второе агрегатное — жидкость. Отличает их разность температур, при которой они могут быть слиты одновременно. В природе, а не в воображении, жидкое серебро (+962 С)  и вода (0 С) несовместимы в таком состоянии. Серебряная строка навсегда остается  доминантой подсознательных процессов, где солнце — ватрушка, лист — призрак, а грубые рифмы — невысказанная боль.

 

Страшно, но не очень

 

Финальный катрен отходит от мотива переживаний. Создается ощущение, что лирическая героиня проблемы решила на волне желаний простым заклинанием, как в сказке, по щучьему велению — без каких-то реальных усилий. Неожиданно минор переходит в мажор, настроение инфернального испуга сменяется игривым тоном любопытных щурящихся ночных фонарей. Они продолжают тему непроявленной луны из первой строфы. И солнце, которое намокалось за день, уже торопится в закат. 

 

Такая резкая смена настроения немного удивляет. Она свидетельствует о том, что мотив неуверенности в себе и страхи лирически героини были преувеличены. Они выглядели гиперболой, а не реальным отражением внутреннего состояния. Концовка напоминает басенную схему с финальной чечеткой морали. Смысл поучения — стилизация под знаменитую некрасовскую фразу про поэта и гражданина: "Поэтом быть порой недальновидно, Но им не быть — печальней во сто крат". Страх низводится до легкого упрека и завершается призывом не бросать это дело. "Не надо печалиться...". Архаизм "во сто крат" выглядит в лексиконе попаданцем, взятым с цифровых полей какого-нибудь контента. Штампом, вроде "Уплачено", чтобы закрыть нулями и единицей призрак неонового листа.

 

Вынесенная в заголовок эмоция "О страшном" застывает, как воск на воде при отчитке младенческого испуга. Ощущение формально исполненного ритуала, такого же привычного, как стакан воды в жаркий полдень, делает эмоцию не содержанием стихотворения, а всего лишь темой. Осталось впечатление некоторой недосказанности и неоправданной легкости, с которой разрешился конфликт и странный образ прищуренных фонарей.  Может быть, это связано с тем, что описание гештальтов и их отражение вызывает еще больший градус тревоги. И рассказчик, вдруг осознав это, просто закрывает тему.