Скорбная дата, как ни крути.

Иллюзии по поводу т.н. демократии к тому моменту уже у многих развеялись.


Размещу наиболее интересные воспоминания.
Воспоминания Коржакова симптоиотичны, особенно в контексте как он Россию чуть от Ельцина не спас. Но об этом как нибудь в другой раз.

Полностью там https://metronews-ru.turbopages.org/metronews.ru/s...rasstrela-belogo-doma-2129956/

Исполнилось 30 лет со дня расстрела Белого дома

4 октября 1993 года Борис Ельцин принял решение обстрелять Белый дом из танков. Мы спросили у участников и очевидцев событий 30-летней давности, оправданы ли, на их взгляд, были действия Ельцина и возможно ли было предотвратить вооружённый конфликт.



Дарья Митина
Политик, депутат Госдумы второго созыва

Ельцин изначально был настроен покончить с Верховным советом, и в любом случае кровавой развязки было не избежать.Начиная с 21 сентября – с момента объявления антиконституционного указа № 1400 – я, моя семья и комсомольцы по очереди дежурили у Белого дома. Нашу палатку с надписью "РКСМ" (Российский коммунистический союз молодёжи) 4 октября раздавил танк. К счастью, в ней никого не было. Дежурили у парламента посменно. Утром 3 октября я поехала домой, а вернуться должна была утром 4-го. В Белом доме в это время находилась моя мама. Тогда она работала в депутатской фракции "Отчизна". Разгар восстания я наблюдала по телевизору. Увидев, что началась стрельба, я вскочила и засобиралась обратно. Но дед запер дверь со словами: "Дочь, кажется, я уже потерял, не хочу потерять ещё и внучку". Ранним утром Белый дом обстреляли танки. Эти двое суток мама находилась там, а сделать я ничего не могла. Только утром 6 октября она вернулась домой, и я с трудом узнала её: состарившаяся, разбитая, с потухшими глазами и абсолютно седой головой. В Белом доме мама почти сутки пролежала на полу комнаты, которая простреливалась насквозь. Она прикрывалась от пуль трупом какого-то омоновца. Вывели маму сердобольные медики, которые проверяли, есть ли в здании раненые и убитые.


Юрий Нечипоренко
Учёный, писатель, преподаватель МГУ

Действия Ельцина нельзя оправдывать. Это ясно даже по прошествии 30 лет. Если бы он смог договориться с парламентом о дальнейшей работе, где полномочия были бы чётко разделены, и не препятствовал бы их работе, то расстрела Белого дома можно было бы избежать. Но только в случае, если бы президент был разумен.Конечно, я симпатизировал защитникам Белого дома, но не до такой степени, чтобы взять в руки оружие. Я был в числе тех, кто пришёл поддержать парламентариев. Встретил там знакомого художника, и мы пошли к Моссовету. Повсюду возникали стихийные митинги. Помню, как на балкон одного из зданий вышел какой-то человек, фрагмент его речи звучал так: "После того, что они сделали с Останкино, их нужно только стрелять как бешеных собак". Но позже мы узнали, что первую стрельбу начали не те, кто хотел захватить Останкино, а те, кто сидел внутри. Это потом подтвердил и репортёр Андрей Бабицкий, который находился в гуще событий. Вблизи Белого дома мы были почти до двух часов ночи, жгли костры, разговаривали. Встретил коллег из Союза писателей, учёных. Конечно, все переживали, что будет со страной. В шесть утра я узнал, что идёт страшный обстрел здания парламента. К тому времени я и мои знакомые были уже дома.

Александр Фёдоров
Архитектор, ныне пенсионер, очевидец штурма

Любой здравомыслящий человек не может оправдывать действия Ельцина. Это величайшее преступление в истории – власть расстреливала собственный парламент. Такого ещё не было!Ельцин шёл напролом, ему нужна была только его абсолютная власть, а парламент мешал в этом, как мешал проводить антинародные реформы. Поэтому вряд ли удалось бы избежать столкновения. Никто из моих знакомых не поддерживал его. Другое дело, что жертв могло быть больше. Просто часть людей, которым отдавали приказы стрелять на поражение, не выполнила их: они понимали, насколько подло стрелять в безоружных людей, и это были действия порядочных людей среди безумцев, которые этот приказ выполнили. Мы вместе со знакомыми и друзьями находились вблизи Белого дома, и было ощущение оторопи: как вообще такие события могли произойти? В мирное время – танки и кровь на тротуарах, погибшая молодёжь – случайные прохожие, зеваки. Нам тогда казалось, что вот-вот начнётся гражданская война. Она чудом не случилась. Ну а действия Ельцина я понимаю так: он решил ликвидировать парламент, иначе бы его сместили и отдали под суд, так что другого выхода у него не было.

Контуры войны на Украине

Когда английская разведка в этом году предупредила, что Путин собирается напасть на Украину, многие расхваливали такую проницательность шпионов. Однако их предсказание не отличалось от сценария, о котором Уайтхолл знал уже давно.

В мае 1992 года, всего полгода спустя разрушения СССР, тогдашний премьер-министр Великобритании Джон Мейджор получил доклад. Проблема была в возможном столкновении России и Украины из-за Крыма.

Полуостров Черного моря принадлежал России, пока СССР не передал его Украине в 1954 года. На протяжении Холодной войны в Крыму сохранялось значительное присутствие России, включая стратегически важный незамерзающий порт для кремлевского ВМФ. Наследие России было так сильно, что в 1990-х гг местные политики хотели провести референдум по независимости от Украины. "Большая часть населения Крыма – русские" - говорилось в рукописной записке советника Мейджора.

В докладе предупреждали: "Если Крым станет независимым, это означает конец возможности для Украины контролировать флот в Черном море – базирующийся в Севастополе". Гордон Баррас, старший офицер английской разведки, добавил:
"Украина попытается предотвратить проведение референдума…Это раздует страсти среди националистов в Киеве и Москвы, и может привести к межэтническому конфликту в Крыму".

Среди жителей Крыма были татары, историческая мусульманская община, которых подавляли в СССР и которые хотели остаться частью Украины.

Перси Крэддок – ветеран английской дипломатии и шпионажа - предупредил, что положение "вызывает сильное волнение в Крыму и в мощном националистическом лобби в Киеве (а также в Москве)". Он считал, что "существует реальная вероятность ускользания ситуации из-под контроля. Это может означать насилие в Крыму, и серьезное противостояние между Россией и Украиной".

Сомнения в украинском суверенитете

На самом деле тогда случился напряженный компромисс. Парламент Крыма провозгласил независимость, но с признанием власти Украины. Однако положение оставалось неустойчивым.

Советник по иностранным делам Мейджора – бывший посол в Москве Родрик Брейтвейт написал конфиденциальную информационную записку, которые теперь сочли бы ересью.

"Не вполне ясно, даже украинцам, и еще меньше русским, что Украина - настоящая страна", - отметил Брейтвейт. "Отсюда и напряженность между ними". Брейтвейт, который в том же году стал главой Объединённого разведывательного комитета, дал Мейджору краткое изложение истории региона, начиная со Средних веков. Он подчеркнул "искусственный голод, который Сталин создал на Украине в 1930–31 годах, когда многие миллионы крестьян были сосланы или умерли с голоду".
"Так что не удивительно, что очень многие украинцы приветствовали немцев как освободителей в 1941 году и что многие из них согласились вступить в германскую армию", аргументировал Брейтвейт, имея в виду пособников нацистов во время Второй мировой войны.

"Неотъемлемая часть России"

Хотя Сталин в конце концов разгромил эти группы, украинский национализм выжил как политическое движение. "В 1990 число и массовость демонстраций за независимость резко выросли", отмечает Брейтвейт, добавив, что для украинцев Россия выглядела как "империя".
С другой стороны, он пишет: "Русские могут просто не узнать эту картину. Для русских Украина - неотъемлемая часть России, ее истории и культуры. Украинский язык не более, чем диалект."

Далее он пишет: "Я не встречал ни единого русского, даже среди самых эрудированных, которые бы на самом деле считали, что Украина теперь навсегда отрезана от их родины".
Брейтвейт откровенно говорит:
"Украинцы знают это. Они также знают, что сама Украина разделена: между крайне националистической … Западной Украиной …и Восточной, которая в основном населена этническими русскими".

С ростом напряженности конфиденциальный план Уайтхолла предупреждал: "Мы должны уделять больше внимания Украине". В документе отмечено существование "опасений за то, кому долгосрочно привержено этническое русское меньшинство (22% населения)" и озабоченности, что Ельцина в Кремле "сменят националисты/нео-империалисты".

"Повторное поглощение Россией"

В конце 1993 года в Министерстве иностранных дел считали, что "Украина может быть повторно поглощена Россией, если она не признает необходимость болезненных экономических и политических реформ", что сделает ее менее зависимой от денег из Москвы.
Заместитель министра иностранных дел Украины Борис Тарасюк не оспорил эти выводы, когда английские дипломаты приехали в Киева на встречу с ним в начале 1994 года для "шестичасового конфиденциального обмена мнениями".

Тарасюк считал, что Москва "была решительно настроена на попытки сохранить как можно больше контроля над всеми республиками бывшего СССР" и что она "использует испытанную стратегию дестабилизации своих соседей для оправдания вмешательства".
Украинский политик, очевидно, был "особенно обеспокоен Крымом, где недавние выборы показали силу пророссийских сепаратистских настроений".
Роджер Боун – высокопоставленный английский дипломат, который стал впоследствии главой оружейного концерна Боинг, "уверил Тарасюка, что Запад очень хорошо видит риск изменений во внешней политике России", и что он "не согласится с восстановлением российской сферы влияния".

Борьба за влияние

Были составлены планы включения экономики Украины в орбиту Запада через приватизацию и отношения с МВФ. Финансовая помощь должна была быть обусловлена перестройкой экономики Украины по модели свободного рынка. Потребовалось еще 20–30 лет, чтобы стало очевидно значение этих обсуждений. В 2014 году демократически избранный президент был свергнут массовым "путчем" после того, как он согласился на экономическую сделку с Россией, а не с ЕС.

Россия, которую теперь возглавляет националист Путин, ответила на потерю союзника присоединением Крыма. 97% населения, предположительно, проголосовало за присоединение к России на референдуме, который бойкотировали татары и не признала Великобритания.

Тем временем Москва помогла дестабилизировать восточный регион Украины – Донбасс, поддерживая сепаратистов-повстанцев Донецка и Луганска. Мирные переговоры провалились и конфликт резко усилился в этом феврале, когда Путин начал массовое вторжение на Украину.

Путин теперь повторяет тактику референдумов, проводя оспариваемые голосования в Донбассе, несмотря на продолжающуюся войну. Хотя английские шпионы недавно удостоились похвал за предсказание конфликта, рассекреченные документы ясно показывают, что это был риск, о котором Уайтхолл знал уже давно.

(с) Фил Миллер

https://consortiumnews.com/2022/10/05/british-intelligence-predicted-ukraine-war-30-years-ago/ - оригинал на английском

https://colonelcassad.livejournal.com/7910912.html

Продать монету 1993 в Москве
подробнее тут - https://www.mycollection.site/


Mycollection
https://ok.ru/mycollection.site
https://www.mycollection.site/

Продать монету 1993 в Москве - https://vk.com/wall-210237169_1361

Продать монету 1993 в Москве - https://vk.com/wall-210237169_1361

"Сеньоры и менестрель".
Москва. Март 1993-го года.

https://colonelcassad.livejournal.com/7771083.html

Севастопольцы про Украину в 1993 году.

https://colonelcassad.livejournal.com/7761207.html

Творческий вечер Майи Плисецкой, 1978





Творческий вечер Майи Плисецкой, посвященный пятидесятилетию творческой деятельности.
Большой театр, 1993 г.
К сожалению, видео недоступно, можно посмотреть по ссылке ниже.

ссылка

РАССТРЕЛЯННАЯ РОССИЯ (Продолжение)

 

© Антон ТАЛАЛАЕВ

РАССТРЕЛЯННАЯ РОССИЯ-2

Памяти павших в Москве осенью 1993 года



(ПРОДОЛЖЕНИЕ.)

– Ре­бя­та, там, в Мо­ск­ве, на­ших рас­стре­ли­ва­ют. Из тан­ков… Пря­мой на­вод­кой!



Дверь за­хлоп­ну­лась.

Еще не­сколь­ко се­кунд я ту­по смот­рел на мо­ни­тор. Я ни­че­го не чув­ст­во­вал. Ни­че­го не ис­пы­ты­вал. Ме­ня на­кры­ла вол­на. Глу­хая, тя­же­лая. Я не знал, жив ли я. Мертв ли.



Под­нял­ся. Ото­дви­нул стул. Уви­дел: рас­пах­ну­лась дверь. Ми­тя. Бе­ло­ку­рый ши­ро­ко­пле­чий. С фи­зио­но­ми­ей сфин­кса. Толь­ко в го­ря­чих си­них гла­зах – стра­да­ние.



– Пря­мой ре­пор­таж по те­ли­ку, – го­во­рит Ми­тя, а гу­бы у не­го бе­лые-бе­лые. – Де­воч­ка из CNN... По­шли, Ан­то­ша.



– По­шли, – ска­зал я, за­ку­ри­вая си­га­ре­ту. – По­шли.



В коридоре краешком глаза я заметил Виктора. Наш фотокор. Высокий черноусый красавец есаул Романенко. Он был очень бледен. Перед ним стояла пухленькая Любочка, с пустыми неопределенного цвета, похожими на пожухлые листья, широко распахнутыми, всегда готовыми соврать глазами.



Любочка была неисправимой, фанатичной демократкой.



– Пойдем, – говорил ей Виктор. – Посмотришь, как развлекаются твои собратья. Может быть, тебе хоть это поможет.

– Этой, – подумал я. – Ничего уже не поможет.

То, что мы увидели, войдя в комнату, на телеэкране, замораживало.



Танки. Сначала я увидел только танки. Они разворачивались. Потом на секунду замерли, уставившись жерлами пушек на белоснежное в лучах утреннего солнца здание Верховного Совета



Я почему-то подумал:

– Какое солнечное утро сегодня в Москве.



Бесстрастный голос с не очень явным акцентом спокойно рассказывал о происходящем.

– Кто ведет репортаж? – спросил я.

– Си-эн-эн, – сказал кто-то.



Это и в кош­мар­ном сне не мог­ло бы при­снить­ся.



Ель­цин, наш "все­на­род­но из­бран­ный", на глазах онемевшего мира санк­цио­ни­ро­вал массовое убийство гражданского населения своей страны.



Девочка из CNN вдруг озадаченно произнесла:

– Откуда там люди?

И с отчаяньем, созвучным нашему, прошептала в микрофон, как заклинание:

– Люди! Нам же сказали, что там нет людей…







А снаряды вгрызались в белостенные этажи проклятого дома, черной копотью отпечатывали на них свои смертельные поцелуи, и вот, вслед за клубами черного дыма рванулось вверх тяжелое густое пламя…



Фанатичная демократка Любочка, случайно затесавшаяся среди нас, у телевизора, плакала.



Где ты, Шу­мер, Ва­ви­лон, Еги­пет, на­се­лен­ный егип­тя­на­ми? Где ты, Пер­сия, где ты, ве­ли­кая Ан­тич­ность?



Кру­ги на во­де – вот, что ос­та­ет­ся на ли­ке Зем­ли от стран, дав­ших хлеб и при­ют пе­ст­ро­цвет­ным разноязыким пле­ме­нам, бро­дя­щим по Зем­ле с од­ной бредовой це­лью – до­ка­зать всему ми­ру свою из­бран­ность.



Все, кто давал им приют, были оболганы, обворованы. Все исчезли с лица Земли.



Какая страшная судьба – быть отвергнутыми Богом и не понимать этого. Не видеть!..







Часть 2. ПОСЛЕ РАССТРЕЛА



АНДРЕЙ, 

до 3 ок­тяб­ря 1993 го­да – 

офи­цер пи­тер­ской ми­ли­ции





…Ан­д­рей при­шел не один. 

– Зна­комь­тесь, – ска­зал он, креп­ко по­жав мне ру­ку. – Это Ми­ха­ил. Мы вме­сте там бы­ли…

Оба вы­гля­де­ли стран­но, не по-пи­тер­ски. Ино­пла­нет­но как-то. Я по­нял, их все еще дер­жит Мо­ск­ва.

–Ко­фе бу­де­те? –спро­сил я.

–Да-да, спа­си­бо, – ско­ро­го­во­роч­кой про­из­нес Ан­д­рей, и бы­ло яс­но, что ему все рав­но. Ми­ша мол­чал. Он во­об­ще, как по­том вы­яс­ни­лось, был не из раз­го­вор­чи­вых.



Я за­ва­рил ко­фе. За­ку­рил.



– Мо­же­те по­здра­вить ме­ня, – ус­мех­нул­ся Ан­д­рей. – Я те­перь без­ра­бот­ный.

Он улы­бал­ся, но это ни­че­го не зна­чи­ло.

– То есть, как это – без­ра­бот­ный? –спро­сил я.

Мы все еще жи­ли при­выч­ны­ми по­ня­тия­ми, впи­тан­ны­ми со­вет­ски­ми людь­ми с мо­ло­ком ма­те­ри.



У нас, в Советском Союзе, без­ра­бот­ных не бы­ло. "Тре­бу­ют­ся" – вот, что ви­се­ло на всех уг­лах.

Стра­на мно­го строи­ла. Ко­раб­ли и до­ро­ги, дет­са­ды, шко­лы, и – до­ма, до­ма, до­ма… Вво­ди­ла но­вые за­во­ды и руд­ни­ки, ос­ваи­ва­ла кос­мос и но­вые ме­сто­ро­ж­де­ния… Лю­ди все­гда и вез­де тре­бо­ва­лись. И хо­тя к 1993-му все уже рух­ну­ло, ве­рить в это мы не мог­ли. И при­нять как не­из­беж­ность – то­же.



– Да, так вот оно по­лу­ча­ет­ся, – мед­лен­но про­из­нес Ан­д­рей.

У не­го бы­ло ли­цо че­ло­ве­ка, ко­то­рый вдруг об­на­ру­жил, что об­во­ро­ван.

– Ты зна­ешь, Ан­тон, там, в Мо­ск­ве, мне впер­вые в жиз­ни бы­ло стыд­но за свою фор­му… Бы­ло ут­ро. Мы вы­бра­лись с чер­да­ка и по­шли к во­кза­лу… И лю­ди пле­ва­лись. Ни­ко­гда это­го не за­бу­ду. По­ни­ма­ешь, они пле­ва­ли в ме­ня, по­то­му что на мне бы­ла фор­ма офи­це­ра МВД.

– По­че­му, Ан­д­рей?

– Они кри­ча­ли, что я убий­ца. Они ду­ма­ли, что я из тех, кто рас­стре­ли­вал Бе­лый Дом…

– Да­вай-ка обо всем по по­ряд­ку, – ска­зал я. – Вре­мя у те­бя по­ка есть.



Шут­ка по по­во­ду вре­ме­ни не по­лу­чи­лась. Иди­от, по­ду­мал я о се­бе, на­до же та­кое смо­ро­зить.

Ан­д­рей улыб­нул­ся.

– Это точ­но… По по­ряд­ку? Ну, да­вай, по­про­бую.

Ес­ли не оши­ба­юсь, 21 сен­тяб­ря 1993 го­да был опуб­ли­ко­ван указ Ель­ци­на. Но­мер 1400...



Ес­те­ст­вен­но, в лю­бом ми­ли­цей­ском под­раз­де­ле­нии он об­су­ж­дал­ся. То есть, ну как об­су­ж­дал­ся? На уров­не ка­би­нет­ных, ку­лу­ар­ных раз­го­во­ров. Я од­но­знач­но оце­нил его для се­бя.

Лю­бой юрист, ес­ли он дей­ст­ви­тель­но юрист и ес­ли он че­ло­век, ко­то­рый не кри­вит со­ве­стью, да лю­бой че­ло­век, имею­щий ма­ло-маль­ское юри­ди­че­ское об­ра­зо­ва­ние, по­ни­мал од­но­знач­но: на­ру­ше­ны все за­ко­ны. Мыс­ли­мые и не­мыс­ли­мые. И в пер­вую оче­редь на­ру­шен Ос­нов­ной за­кон – Кон­сти­ту­ция.

Кон­сти­ту­ция Рос­сии.

Дей­ст­вия со­труд­ни­ков ор­га­нов внут­рен­них дел оп­ре­де­ля­ют­ся чем? За­ко­ном о ми­ли­ции. Пункт 4-й За­ко­на о ми­ли­ции гла­сит, что ка­ж­дый со­труд­ник ми­ли­ции свои дей­ст­вия осу­ще­ст­в­ля­ет – пер­вое: в со­от­вет­ст­вии с Кон­сти­ту­ци­ей, да­лее – в со­от­вет­ст­вии с за­ко­но­да­тель­ной ба­зой, со­дер­жа­щей­ся в Ко­дек­сах, и нор­ма­тив­ны­ми ак­та­ми. Так что, для ме­ня все вы­гля­де­ло од­но­знач­но.



По­шел к на­чаль­ни­ку РОВД, к зам.на­чаль­ни­ка. Пе­ре­го­во­ри­ли: «Ну, как вы счи­тае­те?»

И вдруг слы­шу та­кие ут­вер­жде­ния, что нам, мол, не на­до со­вать­ся, они там на мес­те пусть са­ми раз­би­ра­ют­ся...

– А мы-то что, пеш­ки?..

– Нет, ну да, ко­неч­но, за­кон-то на­ру­шен, но...

Так что же по­лу­ча­ет­ся? Од­ним че­ло­ве­ком за­кон на­ру­шен – ему за это от­вет дер­жать, а дру­го­му все мож­но? Все?

За­кон не мо­жет дей­ст­во­вать на 20-30 про­цен­тов. Не за­кон это, ес­ли он не для всех пи­сан.

– Тем бо­лее, что ис­ста­ри бы­ло так, что ко­му мно­го да­но, с то­го мно­го и спро­сит­ся, – го­во­рю я.

– Да, ко­неч­но... И вдруг по­лу­ча­ет­ся что? Для ме­ня, пре­зи­ден­та, за­ко­ны не пи­са­ны, а вы, ре­бя­та, здесь, на ниж­нем уров­не... Мне все это на­дое­ло. Да и вре­ме­на не те.

Мне го­во­рят:

– Да при чем тут вре­ме­на, са­ми по­ни­мае­те, па­ны де­рут­ся – у хо­ло­пов чу­бы тря­сут­ся...



В об­щем, в Пи­те­ре, оно, ко­неч­но, по­ти­ше – от­си­деть­ся-то. Но и "от­си­деть­ся" – не факт.

При­дет при­каз из тех же про­ель­цин­ских струк­тур, и то­гда – все. Вы­бо­ра не бу­дет.

Но по­ка при­ка­за не бы­ло. А со­бы­тия раз­ви­ва­лись. Да­же по той ин­фор­ма­ции, ко­то­рая про­хо­ди­ла, хо­тя и в уре­зан­ном ви­де, о Мо­ск­ве, я ви­дел, что бло­ки­ров­ка там на­ча­лась. Ра­но или позд­но это за­кон­чит­ся очень пло­хо…



Вид­но бы­ло, что там бло­ки­ро­ва­ли со­труд­ни­ков Бе­ло­го До­ма. Ми­ли­ция там уже все ок­ру­жи­ла...

Есть лю­ди, Антон, ко­то­рые давно уже при­ня­ли ре­ше­ние. А для ме­ня это не сра­зу бы­ло.

У ме­ня двое ма­лень­ких де­тей. Доч­ке все­го год и че­ты­ре ме­ся­ца. Суп­ру­га. Мать боль­ная ле­жит, па­ра­ли­зо­ван­ная.

По­это­му, пре­ж­де чем по­ехать, я де­сять раз по­ду­мал, не то, что так, со­рви-го­ло­ва...

Встре­тил­ся на во­кза­ле с то­ва­ри­ща­ми. Стою. Смот­рю – с на­ше­го РОВД. По фор­ме то­же одет... Пер­вое, что в го­ло­ве –за мной по­сла­ли. Де­ло в том, что пре­ж­де чем уе­хать, я на­пи­сал ра­порт на имя на­чаль­ни­ка.

– Ра­порт? О чем? – спро­сил я.

– О том, что в стра­не осу­ще­ст­в­лен го­су­дар­ст­вен­ный пе­ре­во­рот, что при­ка­зы, ко­то­рые сей­час идут, со­мни­тель­ны... От­дал ра­порт од­но­му че­ло­ве­ку, ска­зал, что ес­ли я в по­не­дель­ник к 9-00 не прие­ду, ра­порт по­ло­жишь на стол на­чаль­ни­ку.

Да… По­ни­ма­ешь, у ме­ня не бы­ло чет­кой уве­рен­но­сти, что прие­ду и ос­та­нусь там. Ре­шил, прие­ду, по­смот­рю там на мес­те. Раз­бе­русь в си­туа­ции, по­го­во­рю с людь­ми...



У кас­сы на Мо­с­ков­ском во­кза­ле смот­рю, сто­ит че­ло­век впе­ре­ди, в фор­ме ар­мей­ской, по­ку­па­ет би­лет на Мо­ск­ву. Раз­го­вор у нас за­шел. По­зна­ко­ми­лись... В од­но ку­пе мы по­па­ли. Втро­ем. Вот та­кое стран­ное сте­че­ние об­стоя­тельств...

Мо­ск­ва… Ты зна­ешь, что она для ка­ж­до­го рус­ско­го… Мо­ск­ва!..



Прие­ха­ли. При­шли. Там уже оце­п­ле­ние стоя­ло... Мы в фор­ме бы­ли. Ог­ля­де­лись. За­сло­ны вез­де, но ме­ж­ду до­ма­ми еще мож­но бы­ло прой­ти. Про­шли. Про­со­чи­лись за бар­ри­ка­ды.

Око­пы там бы­ли вре­мен­ные. Про­бра­лись.

При­шли в при­ем­ную. Нам Хас­бу­ла­то­ва или Руц­ко­го, го­во­рим. Лад­но го­во­рят, по­до­ж­ди­те не­мно­го. По­до­ж­да­ли так с пол­ча­са. При­шел че­ло­век. Рос­та так метр-87, метр-88, пле­чи­стый та­кой. В оч­ках.

– Здрав­ст­вуй­те, – го­во­рит.

Пред­ста­вил­ся: я та­кой-то, на­зна­чен Вер­хов­ным Со­ве­том...

Мы го­во­рим – я лей­те­нант та­кой-то, я стар­ший лей­те­нант, я лей­те­нант та­кой-то. При­бы­ли в ва­ше рас­по­ря­же­ние.

– От­ку­да вы, ре­бя­та, прие­ха­ли? –спра­ши­ва­ет.

– Из Пи­те­ра, – го­во­рим.

– Ну, а как вы во­об­ще-то оце­ни­вае­те си­туа­цию?

– То­ва­рищ май­ор, как мож­но оце­ни­вать си­туа­цию? Од­но­знач­но. С пра­во­вой точ­ки зре­ния.



Ну а по­том, в лич­ной бе­се­де он рас­ска­зы­вал… Я, го­во­рит, не знал, кто та­кой ге­не­рал Ду­на­ев, кто та­кой Ба­ран­ни­ков был... Чис­то по-че­ло­ве­че­ски, все про­ис­хо­дя­щее –это на­ша тра­ге­дия. Лич­ная. По­то­му, го­во­рит, что мы са­ми это­го че­ло­ве­ка в 1991 го­ду под­са­ди­ли на танк, че­го я се­бе лич­но ни­ко­гда, го­во­рит, на­вер­ное, не про­щу...

Я то­гда уточ­нил у май­о­ра:

– «Это­го че­ло­ве­ка» – это о Ель­ци­не?

– Да, ко­неч­но... Ведь Ба­ран­ни­ков – это быв­ший ми­нистр внут­рен­них дел, а Ду­на­ев был за­мом Ери­на. В 1991 го­ду это бы­ли пер­вые ге­не­ра­лы, ко­то­рые от­ка­за­лись вы­пол­нять при­ка­зы ГК ЧП. Бы­ли бы то­гда си­лы, я бы сам их пер­вый рас­стре­лял. Ведь бе­да, я счи­таю, на­ча­лась имен­но то­гда. Про­зре­ние при­хо­дит ко всем. Но, к со­жа­ле­нию, толь­ко со вре­ме­нем...

Оцен­ка лич­но­сти Ель­ци­на у не­го то­же бы­ла не­од­но­знач­на. Он го­во­рил, что Ель­цин очень из­ме­нил­ся, что те­перь он – со­всем дру­гой че­ло­век…

А я счи­таю, что Ель­цин все­гда та­ким был.



…По­зна­ко­ми­лись. А по­том за­да­чу нам объ­яс­нял уже Ба­ран­ни­ков: са­мое глав­ное – не до­пус­тить про­во­ка­ций.

Ведь де­ла­ет­ся все это очень про­сто: бро­са­ет­ся с од­ной сто­ро­ны бу­тыл­ка, ка­мень, с той сто­ро­ны – вы­стрел. И даль­ше уже это­го не ос­та­но­вить. Соз­да­ли груп­пу из офи­це­ров ор­га­нов внут­рен­них дел, де­пу­та­тов. Хо­ди­ли по пе­ри­мет­ру оце­п­ле­ния, раз­го­ва­ри­ва­ли с во­ен­но­слу­жа­щи­ми, объ­яс­ня­ли, что, то, что они де­ла­ют – вы­пол­ня­ют не­за­кон­ные при­ка­зы, – под­па­да­ет под оп­ре­де­лен­ную ста­тью уго­лов­но­го ко­дек­са, они ста­но­вят­ся со­уча­ст­ни­ка­ми без­за­ко­ния.



Они не слу­жат Ель­ци­ну, не слу­жат кон­крет­но Хас­бу­ла­то­ву или Руц­ко­му. Они долж­ны под­чи­нять­ся за­ко­ну.

В пер­вые дни – в суб­бо­ту и вос­кре­се­нье до ве­че­ра мы этим за­ни­ма­лись.

Пе­ре­хва­ти­ли груп­пу Тю­мен­ско­го ОМО­На, съез­ди­ли на во­кзал.

Прие­хал тю­мен­ский ОМОН, вы­гру­зил­ся, мы подъ­е­ха­ли груп­пой, в фор­ме. Они при­ня­ли нас за встре­чаю­щих от Ери­на. А за на­ми бе­жал впри­скоч­ку его пред­ста­ви­тель. Нас уви­дел, рас­те­рял­ся, сто­ит...



Мы объ­яс­ни­ли прие­хав­шим, что их хо­тят столк­нуть здесь с та­ки­ми же со­труд­ни­ка­ми ми­ли­ции.

– Мы не при­зы­ва­ем вас пе­ре­хо­дить на на­шу сто­ро­ну. За­ду­май­тесь про­сто, ку­да вас тол­ка­ют и по­че­му здесь не хва­ти­ло мо­с­ков­ско­го ОМО­На.

Раз­да­ли за­кон­ные при­ка­зы, под­пи­сан­ные Хас­бу­ла­то­вым и Руц­ким. Тю­мен­цы го­во­рят:

– Раз та­кое де­ло, мы ни­ку­да не пой­дем.



Ерин­ский пред­ста­ви­тель кри­чит:

–Это не они, это я вас встре­чаю!



Тю­мен­ский ко­ман­дир в пол­ной рас­те­рян­но­сти...

Да… Вот та­кая бы­ла сте­пень ин­фор­ми­ро­ван­но­сти. Ну а даль­ше…



24-го сен­тяб­ря мы прие­ха­ли, и в ночь с 25-го на 26-е, око­ло двух ча­сов, про­шла ин­фор­ма­ция, что сей­час ель­ци­ни­сты пой­дут на штурм.

При­ка­за­ли нам ору­жие при­ме­нять как край­нюю ме­ру. На­столь­ко лю­ди бы­ли го­то­вы, все под­ня­лись, вы­строи­лись в оце­п­ле­ние…

За час до то­го, как, по на­шей ин­фор­ма­ции, дол­жен был на­чать­ся штурм, на­сту­пи­ло пол­ное ра­дио­мол­ча­ние. Так мы пе­ре­хва­ты­ва­ли пе­ре­го­во­ры, а тут – ти­ши­на.



БТРы на­ча­ли вы­дви­гать­ся. И по­том –раз, рез­ко вру­ба­ют про­жек­то­ра, и на­чи­на­ют ша­рить по зда­нию.

Мы в ме­га­фон:

– Пре­кра­ти­те про­во­ка­цию!



За де­сять дней с на­шей сто­ро­ны не бы­ло до­пу­ще­но ни од­но­го серь­ез­но­го ин­ци­ден­та.

А ведь – в по­след­ние три дня осо­бен­но – ОМОН ко­лош­ма­тил лю­дей кош­мар­но. Из­би­ва­ли, ка­ле­чи­ли. И в то же вре­мя не­ко­то­рые со­труд­ни­ки на­ча­ли пе­ре­хо­дить на на­шу сто­ро­ну.

По­том при­бы­ли из Прид­не­ст­ро­вья лю­ди.

В фор­ме, в бе­ре­тах. Без ору­жия, ес­те­ст­вен­но.



ПРОДОЛЖЕНИЕ 6.



Та сто­ро­на об этом зна­ла, у нее в Бе­лом До­ме аген­ту­ра ра­бо­та­ла, ес­те­ст­вен­но.

Де­зу­ха шла страш­ная – то го­во­рят, что две­сти ка­за­ков прие­ха­ло, то – два БТРа, а че­ло­век пой­дет про­ве­рить – и про­пал... Но, тем не ме­нее, все это сыг­ра­ло свою роль, и с 25-го на 26-е штурм у них не со­сто­ял­ся…



Го­во­ри­ли мы с те­ми, кто дер­жал Бе­лый Дом в бло­ка­де, разъ­яс­ня­ли:

– И с той, и с дру­гой сто­ро­ны – офи­це­ры ми­ли­ции, нам это не на­до, толь­ко мы дей­ст­ву­ем на ос­но­ва­нии за­ко­на, а вы – по­то­му что ге­не­рал Ерин при­ка­зал.

Они по­ни­ма­ли, что так и есть.

Ес­ли ге­не­рал Ерин на­ру­ша­ет и дей­ст­ву­ет во­пре­ки Кон­сти­ту­ции и су­ще­ст­вую­щим за­ко­нам, то он не ге­не­рал, а пре­ступ­ник. Отвечают, что пре­ступ­ни­ком мо­жет толь­ко суд объ­я­вить.

А как еще по-рус­ски на­звать че­ло­ве­ка, пре­сту­пив­ше­го за­кон? Им и ска­зать не­че­го. Мы по­ка­зы­ва­ем За­кон о ми­ли­ции, Кон­сти­ту­цию. Что, у нас дру­гая ка­кая-то Кон­сти­ту­ция при­ня­та бы­ла? Нет. Дру­гой За­кон о ми­ли­ции? Нет. Так кто вы? Про­тив это­го ар­гу­мен­та они все опус­ка­ли го­ло­ву, го­во­ри­ли:

– Ну, нам при­ка­за­ли.. Боль­ше дня под­раз­де­ле­ние у оса­ж­дав­ших не вы­дер­жи­ва­ло та­кой разъ­яс­ни­тель­ной ра­бо­ты, сра­зу ме­ня­ли. По­сто­ян­но ме­ня­ли.

Все это так и про­дол­жа­лось до ус­та­нов­ле­ния пол­ной оса­ды. До это­го еще вы­хо­ди­ли в го­род.

Ко­гда об­ре­за­ли связь, элек­три­че­ст­во – при­нес­ли ра­дио­те­ле­фо­ны. Ра­дио­те­ле­фо­ны есть – пи­та­ния к ним нет. Сня­ли ак­ку­му­ля­то­ры с че­го-то, ка­кое-то вре­мя те­ле­фо­ны эти ра­бо­та­ли.



Вы­хо­ди­ли из по­ло­же­ния, как мог­ли.



Мы, внут­ри зда­ния, ра­бот­ни­ки Бе­ло­го До­ма еще как-то тер­пе­ли.



Труд­нее все­го бы­ло тем, кто сна­ру­жи сто­ял, у ко­ст­ров. Мне, фи­зи­че­ски здо­ро­во­му че­ло­ве­ку, это тя­же­ло, а там бы­ли и жен­щи­ны и де­ти…

А ут­ром, ко­гда пер­вые вы­стре­лы раз­да­лись, я вы­бе­жал – они все па­да­ют. Один за дру­гим.

Это труд­но пе­ре­дать. Ко­гда вспо­ми­наю – ме­ня тря­сти все­го на­чи­на­ет.



За­бе­жал на­зад, го­во­рю – там лю­дей уби­ва­ют.



БТРы стре­ля­ли. Сей­час вы­яс­ня­ет­ся, что все это "бей­тар" был. "Бей­тар" и этот… Ко­те­нев. По­на­строи­ли войск… Но так стре­лять в без­о­руж­ных лю­дей мог­ли толь­ко чу­жие.

Все бы­ло за­кры­то пол­но­стью. Спи­раль Бру­но – это не со­всем ко­лю­чая про­во­ло­ка. Это ху­же. Ача­лов рас­ска­зы­вал, что да­вал в свое вре­мя за­да­ние сол­да­там: кто пре­одо­ле­ет эту спи­раль, едет в от­пуск.



За нее дос­та­точ­но за­це­пить­ся, она ре­жет до кос­ти. Сол­да­та, ре­шив­ше­го­ся прой­ти че­рез спи­раль, при­шлось вы­ре­зать ав­то­ге­ном.



При­ме­не­ние этой спи­ра­ли за­пре­ще­но Же­нев­ской кон­вен­ци­ей.



А оце­п­ляв­шие нас не про­пус­ка­ли ни "ско­рую по­мощь", ни лю­дей из со­сед­них до­мов, при­но­сив­ших нам ле­кар­ст­ва…



***



Ли­цо Ан­д­рея ста­ло же­ст­ким. Свет­лые гла­за су­зи­лись, как в при­цел. Я по­ни­мал, что воз­вра­щаю его в ад мо­с­ков­ских улиц, в кош­мар, ко­то­рый цеп­ко дер­жал всех, кто про­шел че­рез не­го и ос­тал­ся жи­вым. По­ни­мал, что это не­ми­ло­серд­но, что ре­бя­там на­до бы дать вре­мя, что­бы они ото­шли, что­бы пе­ре­жи­тое хоть чуть-чуть ос­лаб­ло.



Но они са­ми при­шли ко мне.



Воз­мож­но, это то­же был ва­ри­ант вы­хо­да из шо­ка – рас­ска­зать, по­де­лить­ся этой страш­ной бо­лью за всех ушед­ших с те­ми, кто еще ос­тал­ся здесь, на зем­ле.



Ми­ха­ил, все вре­мя, по­ка рас­ска­зы­вал Ан­д­рей, мол­чал. Он си­дел не­под­виж­но, раз­гля­ды­вая сжа­тые паль­цы силь­ных боль­ших рук, лишь ино­гда су­до­рож­но вздер­нув под­бо­ро­док, от­во­ра­чи­вал­ся к ок­ну, за ко­то­рым был то­поль и ти­хое си­нее пи­тер­ское не­бо.



Я сно­ва за­ва­рил ко­фе, пред­ло­жил ре­бя­там. Кив­нув, они взя­ли кро­хот­ные ко­фей­ные чаш­ки… Я спро­сил:

– Есть дос­та­точ­но обос­но­ван­ная точ­ка зре­ния… Во вся­ком слу­чае, это вы­ска­зы­ва­лось в прес­се, оче­вид­ца­ми, – что вся опе­ра­ция по рас­стре­лу Бе­ло­го До­ма на­прав­ля­лась из аме­ри­кан­ско­го по­соль­ст­ва?..

Ан­д­рей, от­ста­вил чаш­ку с ко­фе, по­мол­чал.

– Очень мо­жет быть, – мед­лен­но про­из­нес он. – То, что се­го­дняш­нее пра­ви­тель­ст­во – это аме­ри­кан­ские ма­рио­нет­ки, нет со­мне­ний. Лю­ди, с ко­то­ры­ми я раз­го­ва­ри­вал, из ок­ру­же­ния Луж­ко­ва – не­ко­то­рые рань­ше в ох­ра­не Ель­ци­на ра­бо­та­ли, – го­во­ри­ли, что Ель­цин та­кой че­ло­век, что ес­ли на­до бу­дет на­чать атом­ную вой­ну, что­бы еще хоть не­де­лю по­быть у вла­сти, он нач­нет.



Еще его и на­страи­ва­ют со­от­вет­ст­вен­но. Под­хо­дит к не­му, ска­жем, ка­кой-ни­будь Бур­бу­лис и го­во­рит: "Бо­рис Ни­ко­лае­вич, да­вай­те по-муж­ски, вый­дем сей­час на Крас­ную пло­щадь и спро­сим у пер­во­го по­пав­ше­го­ся, до­во­лен ли он на­шей по­ли­ти­кой?". А там уже ждет под­го­тов­лен­ный маль­чик ка­кой-ни­будь, под­бе­га­ет, го­во­рит: "Спа­си­бо, Бо­рис Ни­ко­лае­вич, за на­ше сча­ст­ли­вое дет­ст­во, за "сни­керсы", за "марсы". И Ель­цин ду­ма­ет, что все идет, как на­до.



Это ма­рио­нет­ки. Са­мые эле­мен­тар­ные.

– Зом­би это, – го­во­рю я. – Зом­би. И не на­до их оп­рав­ды­вать. Им это со­стоя­ние – в кайф.

– Да, власть – са­мый силь­ный нар­ко­тик, – не­ожи­дан­но про­из­но­сит Ми­ха­ил.

– Да…– го­во­рит Ан­д­рей. – Ко­гда мы пер­вые дни в "Ле­фор­то­во" бы­ли, уже то­гда рас­про­стра­ни­лось – по "Ра­дио Рос­сии", в га­зе­тах, че­рез ка­ж­дые пять слов: "Штурм, штурм". А ни­ка­ко­го штур­ма не бы­ло. Был от­кро­вен­ный рас­стрел без­о­руж­ных лю­дей.



Из БТРов, БМП, из тя­же­лых тан­ко­вых ору­дий.

Ме­то­дич­но, в те­че­ние мно­гих ча­сов.



…3-го ок­тяб­ря на на­шу сто­ро­ну пе­ре­шли че­ло­век две­сти со­труд­ни­ков МВД. Без ору­жия, прав­да. И мне Руц­кой то­гда ска­зал:

– Не­у­же­ли я этих ре­бят по­ло­жу здесь?

С Руц­ким все вре­мя хо­ди­ли, боя­лись, что он за­стре­лит­ся, ко­гда на­ча­ли гиб­нуть лю­ди.



Что бы мне ни го­во­ри­ли про Руц­ко­го, про Хас­бу­ла­то­ва, что они та­кие-ся­кие, что они оши­ба­лись, – я вспо­ми­наю: тот же Хас­бу­ла­тов, ко­гда маль­чи­шек на­ча­ли ра­не­ных, мерт­вых при­но­сить, скла­ды­вать, он по­зе­ле­нел, по­бе­лел…

Ре­пор­те­ры – ино­стран­ные – там еще бы­ли, на­ши все про­па­ли ку­да-то…

А по­том по­шел к про­ло­му, ко­то­рый сна­ря­дом был про­де­лан в сте­не, встал там… А пу­ли сви­стят!

Руц­кой ему го­во­рит:

– Рус­лан, ты че­го?

А тот ему спо­кой­но от­ве­ча­ет:

– Че­го ты кри­чишь, Са­ша? Я хо­ро­шо слы­шу.

Что он хо­тел этим по­ка­зать?.. Что не пря­чет­ся он за этих маль­чи­шек, мо­жет.



Убить его там спо­кой­но мог­ли. Пу­ли там – бу­к­валь­но, ро­ем…

Ста­ли его от­тас­ки­вать, го­во­рить:

– Ко­му ты че­го хо­чешь до­ка­зать, мы те­бя и так зна­ем.

А он по­во­ра­чи­ва­ет­ся к этим ре­пор­те­рам и го­во­рит:

– Ви­ди­те? Вот она, де­мо­кра­тия – с тан­ко­вы­ми сна­ря­да­ми.



Мы ведь все ве­ри­ли в де­мо­кра­тию. До этих со­бы­тий. Не по­ве­ришь, Ан­тон.



– Вам здесь слож­нее бы­ло ра­зо­брать­ся, – го­во­рю я. – Вы не жи­ли в При­бал­ти­ке до кон­ца 80-х…



– Мы все столк­ну­лись с чем-то, че­го и по­нять сра­зу не мог­ли. Пси­хи­че­ская об­ра­бот­ка мас­со­во­го соз­на­ния…



Ты аб­со­лют­но прав, – го­во­рит Ан­д­рей. – Как ты ду­ма­ешь, для че­го сей­час по­вто­ря­ют это –"штурм, штурм"? Обе­лить тру­сов и пре­да­те­лей.



При сло­ве "штурм" все пред­став­ля­ют – вот идет че­ло­век под ав­то­мат­ным ог­нем, при­ги­ба­ясь, – как штур­мо­ва­ли Бер­лин. Как в филь­мах про Ве­ли­кую Оте­че­ст­вен­ную. Свя­тое де­ло. Пра­вое.



Ни­че­го это­го в Мо­ск­ве не бы­ло. Был хлад­но­кров­ный рас­стрел. Ель­цин­ские БТРы, БМП по­до­шли к До­му Со­ве­тов на пис­то­лет­ный вы­стрел. Был бы у нас хо­тя бы один гра­на­то­мет…



Но те зна­ли, что у нас ни­че­го нет, что это – рас­стрел Бе­ло­го До­ма – бу­дет для них без­на­ка­зан­ным.



Два­ж­ды ге­не­рал Руц­кой об­ра­щал­ся к стре­ляю­щим:

– Дай­те вый­ти жен­щи­нам, дай­те вый­ти де­тям!

Вый­ти не да­ли ни­ко­му…

Но как му­же­ст­вен­но ве­ли се­бя те же жен­щи­ны! И сре­ди де­пу­та­тов, и ра­бот­ни­ки Бе­ло­го До­ма, и за­щит­ни­цы… Еще ба­тюш­ка этот то­гда был жи­вой – отец Вик­тор. Его уби­ли. По­шел с ико­ной на­встре­чу тан­кам и – уби­ли.

Стре­ля­ли из мэ­рии, гос­ти­ни­цы "Мир", со сто­ро­ны аме­ри­кан­ско­го по­соль­ст­ва.



Ан­д­рей мол­чит, слов­но за­дох­нув­шись. Я жду. На­ко­нец он про­дол­жа­ет:



– Го­во­ри­ли с сол­да­та­ми до штур­ма – они: "Нет, ре­бя­та, ни на ка­кой штурм мы, ко­неч­но, не пой­дем". Ко­неч­но, бы­ли и мер­зав­цы. Но их на об­щем фо­не – еди­ни­цы. И ко­ман­ди­ры го­во­ри­ли, что они штур­мо­вать ни­че­го не долж­ны вро­де бы.



Ко­гда груп­па "Кас­кад" – спе­циа­ли­сты по борь­бе с тер­ро­ри­ста­ми, вер­зи­лы двух­мет­ро­во­го рос­та, они на шес­той этаж "кош­ку" ме­чут, – от­ка­за­лись штур­мо­вать Бе­лый Дом, у Ель­ци­на, ви­ди­мо, был об­мо­рок. Ведь ес­ли бы "Кас­кад", или "Аль­фа" взя­лись за де­ло, в жи­вых из нас бы ни­ко­го не ос­та­лось, – та­кая за­да­ча пе­ред ни­ми стоя­ла.



Пау­за.



Я фи­зи­че­ски чув­ст­вую ее тя­жесть…



ПРОДОЛЖЕНИЕ 7.



Ан­д­рей про­дол­жа­ет:



– И ко­гда в вос­кре­се­нье, третье­го ок­тяб­ря, сна­ру­жи лю­ди про­рва­лись (шум та­кой сто­ял, буд­то вол­на идет – по на­рас­таю­щей), все вы­ско­чи­ли, – а еще сол­неч­ный день та­кой, го­лу­бое не­бо, по­смот­ре­ли – идет вал. Лю­ди. Око­ло ста ты­сяч бы­ло.



Омо­нов­цы вро­де сна­ча­ла дви­ну­лись на­встре­чу про­рвав­шим­ся, по­том пе­ре­ду­ма­ли, по­бе­жа­ли, все бро­са­ют, щи­ты эти… По­гру­зи­лись в ма­ши­ны, на даль­них под­сту­пах сто­яв­шие, и уе­ха­ли.



Та­кой был мо­мент… Как День По­бе­ды. Со­вер­шен­но не­зна­ко­мые лю­ди пла­чут, об­ни­ма­ют­ся. Гло­ток сво­бо­ды. Та­кой ду­шев­ный подъ­ем…



А в это вре­мя от мэ­рии за­стро­чи­ли ав­то­ма­ты. Да еще ре­бят при­нес­ли на плащ-па­лат­ках, в кро­ви. Но, лю­ди и по­шли на мэ­рию.



Это бы­ло со­всем не так, как по те­ле­ви­зо­ру – ска­зал там Руц­кой или Хас­бу­ла­тов, и по­шли на "Ос­тан­ки­но" или мэ­рию. Нет. Все бы­ло не так.



Под­ня­лись ты­ся­чи лю­дей и та­кой ла­вой ло­ма­ну­лись, что тот же ОМОН с эти­ми ав­то­ма­та­ми, кто там стре­лял, – они врас­сып­ную. 10-15 ми­нут, и пер­вый этаж мэ­рии был взят.



А в гос­ти­ни­це "Мир" пой­ма­ли пол­ков­ни­ка, ко­то­рый пря­тал­ся в но­ме­ре, как на­шко­див­ший кот. Ду­на­ев спра­ши­ва­ет:



– То­ва­рищ пол­ков­ник, по­че­му Вы сня­ли фор­му?



– Да вот, я ис­пу­гал­ся…



– Зна­чит, Вы что-то де­ла­ли про­ти­во­за­кон­ное, что не­со­вмес­ти­мо ни с этой фор­мой, ни с Ва­шей со­ве­стью? Ви­ди­те, все со­труд­ни­ки в фор­ме. Они не пря­чут ли­цо, не сни­ма­ют фор­му, по­то­му что они дей­ст­ву­ют за­кон­но. А Вы сни­мае­те фор­му и бе­жи­те. Зна­чит Вы де­лае­те что-то про­ти­во­за­кон­ное. Что Вы на это мо­же­те ска­зать? Я за­кон­ный ми­нистр внут­рен­них дел. От­веть­те, по­че­му Вы сня­ли фор­му?



Пол­ков­ник мям­лит:

– Я, это… Я ис­пу­гал­ся… Я не бу­ду ни­ко­гда ни­че­го…

От­пус­ти­ли.

За­хва­ти­ли с сол­да­та­ми в мэ­рии двух май­о­ров. При­ве­ли. Те по­обе­ща­ли боль­ше не вы­сту­пать про­тив на­ро­да, и им пред­ло­жи­ли ид­ти, или ос­тать­ся с на­ми. Ду­на­ев го­во­рит им:



– Вы при­ся­га­ли слу­жить за­ко­ну. Вот Кон­сти­ту­ция. Вот За­кон о ми­ли­ции. Как ви­ди­те, мы дей­ст­ву­ем в со­от­вет­ст­вии с ни­ми. С ва­шей сто­ро­ны сплош­ное на­ру­ше­ние За­ко­на.

Мол­чат. А не­че­го ска­зать. Го­ло­вы опус­ти­ли, сто­ят…

Ду­на­ев:

– Вы долж­ны дать сло­во офи­це­ра, что стре­лять не бу­де­те. Иди­те.

Ни­кто из без­о­руж­ных не был тро­нут и паль­цем, ни­ка­ких из­де­ва­тельств, ес­те­ст­вен­но, не бы­ло.



Но это – с на­шей сто­ро­ны. А с той – уби­ва­ли.



Ты по­ни­ма­ешь, ко­гда на тво­их гла­зах уби­ва­ют без­о­руж­ных лю­дей, а ты про­тив это­го ни­че­го не мо­жешь, – это страш­но. Подъ­ез­жа­ет БТР, раз­во­ра­чи­ва­ет баш­ню…



…Ан­д­рей за­мол­ка­ет.



А я ду­маю: "Вот это и есть фа­шизм. Не­при­кры­тый. Са­мый на­стоя­щий. Вот он – ос­кал так на­зы­вае­мой "де­мо­кра­тии"…



По­то­му, что для ро­ж­де­ния это­го чу­до­ви­ща нуж­ны ра­бы. Без жертв ра­бов не на­брать.



Так бы­ло и в Древ­нем Ри­ме, и в Древ­ней Гре­ции. В "ста­рой" Ев­ро­пе, и в "но­вой" – США.



Без ра­бов нет де­мо­кра­тии.



По­то­му, что "де­мо­су" все­гда нуж­на бы­ла об­слу­га. И в свой со­став, в со­став сво­бод­но­го де­мо­са ее ни­ко­гда не вклю­ча­ли.

Но у нас се­го­дня об этом ни­кто не ду­ма­ет. Мы все, как и я, – все еще со­вет­ские лю­ди.

Ро­ж­ден­ные сво­бод­ны­ми.

У нас ра­бов не бы­ло.

И мы ни­ко­гда ничь­и­ми ра­ба­ми не бы­ли.

В этом вся про­бле­ма.

В том, что боль­шин­ст­во из нас про­сто за­бы­ли о том, что весь мир стро­ил се­бя на пле­чах ра­бов – то есть, тех, кто был не­сво­бо­ден…"



Ан­д­рей пре­ры­ва­ет, наконец, мол­ча­ние:

– Сей­час го­во­рят: "Ма­ка­шов с бое­ви­ка­ми по­шел на "Ос­тан­ки­но"…

Го­лос его глу­хо­ват, он зву­чит как-то про­ти­во­ес­те­ст­вен­но спо­кой­но:

– Бред это.



При штур­ме дол­жен быть чис­лен­ный пе­ре­вес хо­тя бы 1 к 3. Не­воз­мож­но штур­мо­вать от­ря­дом в 20 че­ло­век зда­ние, в ко­то­ром за­се­ли 400 воо­ру­жен­ных пу­ле­ме­та­ми и гра­на­то­ме­та­ми спец­на­зов­цев.



Ма­ка­шов и те не­сколь­ко че­ло­век, что бы­ли с ним, по­еха­ли про­сить все­го пол­ча­са эфи­ра. А по ним в упор, с 10 мет­ров – из пу­ле­ме­тов.



А ведь к те­ле­ви­зи­он­щи­кам об­ра­ти­лись де­пу­та­ты. И не дать им эфи­ра не име­ли пра­во. По за­ко­ну. Да­же гит­ле­ров­цы так не по­сту­пи­ли бы. Они стре­ля­ли боль­ше все по дру­гим на­ро­дам, не по сво­ему.



На­род под­нял­ся. Мо­ск­ва вста­ла. И им ос­та­ва­лось уто­пить это в кро­ви. Рас­стрел мир­ной де­мон­ст­ра­ции у "Ос­тан­ки­но"…

Про­ана­ли­зи­руй да­же то, что по­ка­зы­ва­ют по ТВ. Лю­бой ма­ло-маль­ски све­ду­щий че­ло­век оп­ре­де­лит, от­ку­да ве­дет­ся стрель­ба.



(Я это уже де­лал. Мы, в Пи­те­ре, ви­де­ли не толь­ко то, что транс­ли­ро­ва­ла в те дни по те­ле­ка­на­лам CNN. Не толь­ко за­пи­сы­ва­ли на дик­то­фо­ны то, что транс­ли­ро­ва­лось круг­ло­су­точ­но ра­дио­стан­ция­ми ми­ра из Мо­ск­вы. К нам на Су­во­ров­ский, 38 при­во­зи­ли фо­то­гра­фии и ви­део­кас­се­ты, сня­тые на мес­те со­бы­тий, – еще не оз­ву­чен­ные, ни­кем не мон­ти­ро­ван­ные, – жи­вой, го­ря­чий ма­те­ри­ал, со­хра­нив­ший всю до­ку­мен­таль­ность и под­лин­ность мо­с­ков­ско­го вос­ста­ния. И на них, этих плен­ках бы­ло то, о чем рас­ска­зы­вал сей­час Ан­д­рей: вос­торг мельк­нув­шей По­бе­ды, а за­тем – смерть и кровь…)



– Они до­би­ва­ли ра­не­ных в упор, – не­гром­ко про­из­но­сит Ан­д­рей. – БТРы стре­ля­ли в упор в без­о­руж­ных лю­дей. Это бы­ло на­ча­ло. А про­дол­же­ние – уже здесь в Бе­лом До­ме.

Им это нуж­но бы­ло – "ма­лень­кая" кровь, по­том чуть по­боль­ше, по­том – боль­шая кровь. Дей­ст­ви­тель­но го­во­рят: ко­гда убит один че­ло­век, – это тра­ге­дия, ко­гда мил­лио­ны – это уже ста­ти­сти­ка.



По хо­ро­шо спла­ни­ро­ван­но­му сце­на­рию они и дей­ст­во­ва­ли. Сей­час они бу­дут де­лать все, что­бы умыть ру­ки и най­ти ви­но­ва­то­го. И ви­нить бу­дут, ко­неч­но же, не се­бя. А мне за­пом­ни­лись сло­ва Руц­ко­го. Ко­гда пер­вый сна­ряд из тан­ка взо­рвал­ся в Бе­лом До­ме, он ска­зал:



– Те­перь яс­но, что ре­жим Ель­ци­на об­ре­чен. Де­ло толь­ко во вре­ме­ни.





("У Ан­д­рея", – думал я, – "есть пра­во иметь свое от­но­ше­ние к Руц­ко­му. Я же от­но­сил­ся к не­му ина­че. Я не нау­чил­ся до­ве­рять ге­не­ра­лам, при­вык­шим к по­ра­же­ни­ям."



Но я по­ни­мал Ан­д­рея. Он ис­крен­не пред­по­ла­гал, что за ги­бель ты­сяч лю­дей долж­но быть воз­мез­дие, как и за од­но­го-един­ст­вен­но­го. Не пом­ню, был ли в ис­то­рии пре­це­дент то­му, что про­ис­хо­ди­ло в Мо­ск­ве осе­нью 93-го.



Стре­лять по Пар­ла­мен­ту сво­ей стра­ны, по ее Кон­сти­ту­ции, по ее на­ро­ду… И – без­на­ка­зан­но?



"Все­на­род­но" из­бран­ный наш…



В кош­мар­ном сне не мог­ло та­кое при­снить­ся. А он, Ель­цин, санк­цио­ни­ро­вал это. Под друж­ные во­пли "ин­тел­ли­ген­ции" – ак­те­ри­шек, пе­ви­чек, в об­щем, бо­ге­мы, не­на­ви­дев­ший на­род, сре­ди ко­то­ро­го и на зем­ле ко­то­ро­го жи­ли.



Где ты, Шу­мер, Ва­ви­лон, Еги­пет, на­се­лен­ный егип­тя­на­ми? Где ты, Пер­сия, где ты, ве­ли­кая Ан­тич­ность? Кру­ги на во­де – вот, что ос­та­ет­ся на ли­ке Зем­ли от стран, дав­ших хлеб и при­ют пе­ст­ро­цвет­ным пле­ме­нам, бре­ду­щим по Зем­ле с од­ной це­лью – до­ка­зать ми­ру свою из­бран­ность.



На­ши за­ко­ны, за­ко­ны на­шей стра­ны, ко­то­рых к то­му вре­ме­ни еще ни­кто не смог от­ме­нить, очень же­ст­ко ог­ра­ни­чи­ва­ли при­ме­не­ние ог­не­стрель­но­го ору­жия. И Ан­д­рей, май­ор ми­ли­ции, знал это не ху­же всех.



Для не­го, как и для ты­сяч его кол­лег, ра­бо­тав­ших в со­вет­ской ми­ли­ции, в со­вет­ской про­ку­ра­ту­ре и КГБ За­кон был ме­ри­лом всех дей­ст­вий. И по­ступ­ков.



То­гда в ок­тяб­ре 1993-го этот стер­жень, де­лав­ший лю­дей в по­го­нах за­щит­ни­ка­ми в гла­зах всех, в гла­зах все­го на­ро­да, все­го ги­гант­ско­го и уни­каль­но­го со­вет­ско­го эт­но­са, – этот стер­жень был сло­ман и вы­бро­шен за не­на­доб­но­стью. С это­го на­чал­ся за­кат.



За­кат по­ряд­ка. И раз­гул бес­пре­де­ла.)



– Ты ведь зна­ешь, – го­во­рит Ан­д­рей. За­кон рас­про­стра­ня­ет­ся на всех – и на ар­мию, и на спец­наз.



Ору­жие – край­няя ме­ра в ис­клю­чи­тель­ных слу­ча­ях.



А здесь был имен­но хлад­но­кров­ный рас­стрел. То­го, кто стре­лял, и че­ло­ве­ком на­звать труд­но. По­че­му столь­ко жертв? Да по­то­му, что ни­кто в это не мог по­ве­рить, – в то, что Ель­цин при­ка­жет средь бе­ла дня в цен­тре Мо­ск­вы рас­стре­ли­вать жи­вых лю­дей. И в то, что най­дут­ся сво­ло­чи, ко­то­рые этот при­каз ис­пол­нят.



В 7 ут­ра 4 ок­тяб­ря при­ле­те­ли эти БТРы, по­стре­ля­ли, по­том вы­ез­жа­ет от­ку­да-то сбо­ку бро­не­транс­пор­тер, ос­та­нав­ли­ва­ет­ся мет­рах в пя­ти­де­ся­ти, раз­во­ра­чи­ва­ет баш­ню, и – пря­мо по лю­дям.



Лю­ди, за­щи­щав­шие Бе­лый Дом, сто­ят, за ру­ки взя­лись, а БТР стре­ля­ет по ним, как на по­ли­го­не… Они по­ле­те­ли, как тряп­ки.



По­ни­ма­ешь, Ан­тон, ко­гда в че­ло­ве­ка по­па­да­ет сна­ряд, его пе­ре­во­ра­чи­ва­ет в воз­ду­хе, вер­тит не­сколь­ко раз, про­сто, как тряп­ку. Кус­ки ко­жи, мя­са, кровь фон­та­ном брыз­жет… Бы­ло оце­пе­не­ние. Со­вер­шен­но шо­ко­вое оце­пе­не­ние.



А с дру­гой сто­ро­ны им би­ли в спи­ну. А ведь на бар­ри­ка­дах воо­ру­жен­ных во­об­ще не бы­ло. Да­же то не­мно­гое, что не­ко­то­рые при­вез­ли с со­бой, – все бы­ло спе­ци­аль­но за­бра­но, что­бы не про­изош­ло слу­чай­но­го вы­стре­ла. Не хо­те­ли мы кро­ви…



И здесь-то они боя­лись. Рас­стре­ли­ва­ли из тан­ков, ору­дий и тя­же­лых пу­ле­ме­тов БМП и БТРов. У них не бы­ло лю­дей, спо­соб­ных штур­мо­вать. Мы обя­за­ны жиз­нью офи­це­рам "Аль­фы".



– Как это бы­ло? – спра­ши­ваю я.



– При­шли двое из "Аль­фы". Толь­ко что у них уби­ли че­ло­ве­ка… Хо­ро­шо, что по на­прав­ле­нию вы­стре­ла они оп­ре­де­ли­ли, что стре­ля­ли не на­ши, а те, кто на­па­дал на нас. По­ня­ли, что сде­ла­но это бы­ло спе­ци­аль­но. В рас­че­те на то, что те­перь "Аль­фа" пой­дет кро­шить нас на­пра­во и на­ле­во. И вот, они стис­ну­ли зу­бы. Го­во­рят:



– На­ше­го од­но­го пар­ня уби­ли. Но мы зна­ем, что это – не ва­ши. У нас есть при­каз – ва­ших ни­ко­го жи­вым не брать и в жи­вых не ос­тав­лять. Един­ст­вен­ное, что мы мо­жем га­ран­ти­ро­вать вам, – это ав­то­бу­сы и в безо­пас­ное ме­сто от­вес­ти. Под на­шей ох­ра­ной. Есть при­каз вас всех пе­ре­бить.



Со­брал­ся со­вет. Руц­кой вы­сту­пил с об­ра­ще­ни­ем… Мы то­гда очень боя­лись, что он за­стре­лит­ся. Сле­зы на гла­зах, и все та­кое…



Он то­гда час­то об­ра­щал­ся по этой сла­бень­кой ра­ции к вер­то­лет­чи­кам. Он да­же не про­сил бом­бить Мо­ск­ву, про­сто для де­мон­ст­ра­ции, что­бы да­ли вы­вес­ти жен­щин и де­тей. Что­бы пре­кра­ти­ли стре­лять на вре­мя, да­ли их вы­вес­ти из Бе­ло­го До­ма…



О вер­то­ле­тах… Те, что пер­вые при­ле­те­ли, бы­ли, по­хо­же, на­ши.

Но тан­ки и бро­не­ма­ши­ны бы­ли ок­ру­же­ны зе­ва­ка­ми.

Стре­лять по ма­ши­нам, зна­чит по­ло­жить мно­го мир­ных гра­ж­дан.

На это ни­кто из на­ших не по­шел.

Так вот. По­кру­жи­ли и уле­те­ли…

Стре­ля­ли по нам час, два, три… За­го­ре­лось зда­ние. Бро­си­лись ту­шить – нет во­ды.



Тан­ки сна­ча­ла стре­ля­ли бол­ван­ка­ми, про­ши­ва­ли сте­ны.



По­том – бое­вы­ми.



Вол­на от взры­ва од­но­го 125-мил­ли­мит­ро­во­го тан­ко­во­го сна­ря­да вы­ши­ба­ла две­ри на не­сколь­ких эта­жах. А две­ри хо­ро­шие, ду­бо­вые. Ви­жу – жел­тая мас­са ка­кая-то ле­тит, пе­ре­во­ра­чи­ва­ет­ся. А ни­че­го боль­ше не по­нять – дым, пыль, шту­ка­тур­ка. По­том ви­жу – это две­ри про­ле­те­ли. Си­ла взры­ва ко­лос­саль­ная.



От лю­дей час­ти ва­ля­лись… Ру­ки, но­ги…

Че­ло­ве­ка раз­ди­ра­ет вот как ко­гда све­жую бул­ку ло­ма­ют. Все это – на сте­нах, на по­тол­ке.

Ты зна­ешь, Ан­тон, ко­гда на­ча­ли гиб­нуть лю­ди, что боль­ше все­го уг­не­та­ло? Что маль­чиш­ки вот эти, сни­зу, на­ча­ли об­вя­зы­вать­ся бу­тыл­ка­ми с за­жи­га­тель­ной сме­сью, го­то­вясь уми­рать… Зна­ешь ведь, как мы с дет­ст­ва – рус­ские не сда­ют­ся. И луч­ше уме­реть стоя, чем жить на ко­ле­нях… Да…

При­хо­ди­лось удер­жи­вать их. Ведь они про­сто не до­бе­жа­ли бы до этих тан­ков, рас­стре­ли­вав­ших нас в упор. Не до­бе­жа­ли бы. Бес­по­лез­но все… От­кры­тая ме­ст­ность, про­стре­ли­ва­ет­ся все…



И еще уг­не­та­ло – пол­ная без­на­ка­зан­ность стре­ляв­ших в Бе­лый Дом. Пол­ная. Что мож­но сде­лать с пис­то­ле­том или ав­то­ма­том про­тив тан­ков?



По­че­му ар­мия не под­дер­жа­ла нас?

Нет ар­мии.



Есть "элит­ные" под­раз­де­ле­ния, сы­тые, при­корм­лен­ные. А ар­мии в обыч­ном смыс­ле это­го сло­ва – нет.



С 1985 го­да про­цесс раз­ло­же­ния ар­мии за­шел слиш­ком да­ле­ко. Уже в 1991 го­ду это бы­ла не та Со­вет­ская Ар­мия, ко­то­рой мы все гор­ди­лись ко­гда-то. А уж в 1993-м...