И.Г. Переседов
ОБ АМУЛЕТАХ-ЗМЕЕВИКАХ И ИХ СВЯЗИ С НАТЕЛЬНЫМИ
КРЕСТАМИ И ИНЫМИ ПРЕДМЕТАМИ ЦЕРКОВНОЙ КУЛЬТУРЫ.


Амулеты-змеевики — круглые подвески, совмещающие на своих сторонах ортодоксальный христианский извод и образ человека, с радиально исходящими из него змеями, традиционные литургические воззвания и уникальное магическое заклятье:

«Матица [Ὑστέρα],¹ черная, почернелая, как змей ты вьешься, и как дракон свищешь, и как лев рычишь, и как ягненок спишь».

Привычные образцы народного двоеверия никогда не имеют четкого равенства тематических мотивов. Как правило, магизм, опирающийся на остаточную первобытность, не соотносится на равных с христианством: многие языческие амулеты долгие годы сохраняются в первозданном облике без дополнения содержания. Змеевики равным значением своих сторон демонстрируют внутреннюю связь, семиотический диалог обеих композиций, каждая из которых выступает в нем «от своего имени».

Композиция со змеями, лишь в частном варианте похожая на образ Медузы Горгоны, не встречается в художественной традиции нигде, кроме этих памятников. Повторяющиеся магические формулы известны и узнаваемы. Заклятье со змеевиков (hystera-формула) воссозданное по нескольким образцам, не содержится ни в одном средневековом сборнике заговоров и заклинаний.
____________________________
[1] ὑστέρα ἡ анат., тж. pl. матка Her., Plat., Arst.

Магические амулеты и обереги стали известны благодаря раскопкам курганов и кладов. Змеевики практически не помещали в захоронения и не включали в составы кладов.

Одинаковые магические артефакты делались из одинаковых, как правило, недорогих материалов. Змеевики исполнены из различных металлов и полудрагоценных камней. Такой диапазон свидетельствует о принадлежности данных памятников разным общественным слоям. Кроме того, надписи на дорогих амулетах называют своих хозяев по именам, игнорируя их социальный статус, подобные проявления не свойственны иерархическому средневековому мышлению.

Не вполне ясно отношение к змеевикам Православной церкви: как магические амулеты они для нее неприемлемы — в XIX в. оценка змеевиков изучавшими их представителями Церкви была крайне негативной. Но в Древней Руси змеевики, очевидно, обладали определенной легитимностью. Многие из них найдены в ризницах соборов; а один яшмовый образец был отдан в божницу Троице-Сергиевой лавры Иваном Грозным. В том же храме хранился иконостас с врезанным в центр змеевиком. (Древнерусские амулеты-змеевики. Т.В. Николаева, А.В. Чернецов)

К некоторым из них с симпатией относились церковные иерархи: один змеевик принадлежал долгое время православным полоцким епископам, а другой использовался в качестве панагии (παναγία, всесвятая — небольшой образ Богоматери) при богослужениях. Магический статус змеевиков несомненен: об этом говорит как расшифровка hystera-формулы, так и свидетельства владельцев этих амулетов.

Название «змеевики» объединяет множество памятников, имеющих богатую историю, связанных между собой сложными отношениями. Древнейшие из них — круглые металлические амулеты — содержат на одной стороне изображение человеческой головы с исходящими из нее змеями (число змей: 5, 6, 7), а на другой — hystera-формулу. Христианских изводов на таких образцах нет.

Сегодня нельзя сказать, какой изначальный смысл имело изображение человеческой головы со змеями. Достаточно констатировать, что около Х в. этот, несомненно, магический образ появился в пространстве византийской культуры в готовом виде, не неся на себе следов продолжающегося становления. Постоянное присутствие hystera-формулы заставляет признать наличие связи между изображением и содержанием этого заклятья. Обычай передачи заклинания начальными словами, очевидно, предполагал, что этот текст был известен в среде, для которой предназначались такие змеевики.

Нетрадиционная для Византии круглая форма этих подвесок, не вызывающее отвращения изображение змей, солярный характер композиции, встречающиеся астральные знаки, а также сведения по истории хождения отдельных памятников указывают на Малую Азию как на родину таких изделий. А обращение hystera-заклинания к матке заставляет предположить за ними медицинские функции.

В Византии эти амулеты видоизменяются: число змей на них несколько увеличивается (6, 7, 8), и на одной стороне появляется извод святого всадника, поражающего женовидного демона.

На первый взгляд, это привычное совмещение змеиного гнезда и христианского извода на разных сторонах одного круглого медальона. Однако данные образцы несут на себе следы, выдающие их промежуточное положение в истории развития змеевиков. Во-первых, этот извод не может считаться до конца каноничным: рожденный в гностической среде образ святого конного воителя был принят Церковью только в значении Георгия-драконоборца, и указанное изображение основано не на канонической иконографии, а на художественной традиции магических амулетов первых веков н.э.

Во-вторых, на этих змеевиках hystera-формула нередко находится на противоположной змеиному гнезду стороне.

В-третьих, иконография этих амулетов мало разработана: змеи на них часто заменяются змеевидными отростками, а иногда все змеиное гнездо изображается схематически, образ святого всадника не выстроен структурно и лишен монументальной четкости, отличающей церковные изображения святого Георгия.

Возможно, эти изделия демонстрируют объединение экзотических амулетов с византийскими оберегами: святой всадник, поражающий копьем женовидного демона, — самый распространенный сюжет эллипсовидных амулетов VI-VII вв. н.э. Сложно определить значение таких памятников. Очевидно, что в них нет внутренней оппозиции сторон, отличающей последующие змеевики.

На рубеже Х-ХI вв. появляется новый тип памятников, ставший основным для всех последующих изделий: в этот момент возникают круглые амулеты со змеиным гнездом, hystera-формулой и классическим христианским изводом (число змей: 6, 7, 8, 9, 12). Эти змеевики отличает категорический дуализм, который проявляется, например, в недопустимости присутствия hystera-формулы на стороне христианского извода. Она переходит к змеиному гнезду, окружив его по краю: став популярными, змеевики попали в круг людей, не знавших hystera-формулы. Эту иконографическую работу могли выполнить лишь столичные мастера.

Присутствие молитвословий на христианской стороне не обязательно для таких амулетов: христианское изображение на них не вступает в личную связь со змеиным гнездом, а является выразителем известной традиции и не нуждается в дополнительных комментариях. К тому же смысловая связь не требовала структурного соответствия: лишь по прошествии времени, когда змеиный извод стал известен народным массам, у мастеров возникла нужда уравнивать структурно обе стороны, и христианский извод приобрел молитвенное обращение, следуя за hystera-формулой змеиного гнезда.

Разбирая самый известный тип змеевиков, не лишним будет рассмотреть проблему лицевой и оборотной сторон. Как было указано выше, сам памятник не дает прямого ответа на этот вопрос. По нумизматической аналогии лицевой традиционно считается половина с христианским изводом, в западных исследованиях из-за художественной уникальности к таковой относят сторону со змеиной композицией. Однако затруднения разрешатся, если к памятнику приложить контекст его исторического окружения. Выше отмечалось, что круг — не самая характерная форма византийских украшений: действительно, чаще всего они имели вид вертикально вытянутого овала, который прочитывался и раскрывался в соотношении с вертикальной фигурой человека. Та же логика прослеживается в декоре средневековых костюмов: на них редко можно найти правильный круг, чаще он немного растянут или кругов несколько. Это справедливо и для формы круглых медальонов. Такой принцип дизайна соответствовал смысловой установке на вертикальную иерархию вселенной, которая отличала жителей византийской столицы.

Нельзя с уверенностью судить о том, как носились змеевики, так как ни один из них не был найден с цепью или шнуром. При этом круговую форму медальона разделяет, полностью сливаясь с ней, именно изображение со змеями, в котором различение верха и низа полностью отсутствует. Напротив, композиция христианского извода, как всякая христианская изобразительность, подчиненная теологическому смыслу, всегда подчеркнуто вертикальна. Вывод: христианское вертикальное изображение логично сочеталось с положением человека, носившего змеевик, в пространстве вселенной и, следовательно, должно было быть обращено к миру, а значит, было внешним. Изображение змеиного гнезда, не различающее верха и низа, по своей сути, должно было быть эзотерическим. Надо особо заметить, что если христианский извод изначально никак не влиял на змеиную сторону и ничем не выдавал своего присутствия, когда ее разглядывали, оборотная сторона, совпадая по форме с амулетом, влияла этим на лицевую.

Выходит, что на ранних памятниках, не содержащих христианских изображений, сторона со змеями является лицевой. Hystera-формула, написанная в несколько строчек на их оборотной стороне, создает некоторое подобие вертикали, но она недостаточно выражена и наделена смыслом, чтобы быть оппозицией лицевой круговой доминанте. Поэтому ранние амулеты не могут рассматриваться как тождественные поздним и называться змеевиками в полном смысле слова. Они являются отражением маргинальной магической традиции — одной культурной составляющей из двух, породивших эти памятники. Второй является ортодоксальная христианская культура, которая далеко не столь однозначно прямолинейна, как ее стараются представить отдельные исследователи.

Став популярными, змеевики сохранили за собой право на смысловую дуальность, но массовое сознание внесло свои коррективы в их внутреннюю концепцию. Постепенно меняется внешний вид змеиной стороны: черты лица в центре змеиного гнезда искажаются яростью, изо рта начинает высовываться язык, на голове появляются торчащие длинные женские волосы. Змеиная композиция, стремясь вызвать отвращение у зрителей, перестает быть нейтральной: число змей увеличивается (появляются семь двухголовых змеиных туловищ), и их тела, извиваясь, заполняют все поле амулета. Оканчивается этот процесс тем, что в центре змеиного гнезда возникает обнаженная женская фигура. Ее появление кардинально изменило характер памятника, навязав змеиной композиции и христианским изводам эмоциональные отношения. Смысловая оппозиция, присутствовавшая раньше, переходит в оппозицию психическую и чувственную. Это свидетельствует о сравнительной молодости таких памятников: подобное приращение могло стать возможным лишь после бытования ранних змеевиков в христианской культурной среде.

Оппозиция сторон переходит в оппозицию полов. До этого лицо в центре змеиного гнезда производило впечатление абстрактного человека и соотносилось с внеполовой универсальностью христианской стороны. Теперь женская обнаженная фигура начинает сопровождаться изображением архангела Михаила, облаченного в императорские одежды и держащего в руках жезл.

Очевидно, что эти изменения вносились при доминанте христианской стороны: женская фигура страстна, потому что святые спокойны, она обнажена, когда они облачены. По-видимому, это преобразование происходило под влиянием эмоционального ощущения толпы, не знавшей апокрифов, но менталитет которой питался глубинными архитипическими переживаниями.

На таких памятниках всегда присутствуют церковные молитвенные обращения, что свидетельствует о структурном подходе в их восприятии. То, что эти обращения часто окружают змеиное гнездо, в то время как hystera-формула записывается вокруг христианского извода, говорит об утрате змеиной стороной эзотерического характера и приобретении ею массовой известности. Все это, а также сходство змей этих памятников с драконами и орнаментальный вид змеиного гнезда свидетельствуют о постепенной фольклоризации концепции змеевиков. Из сферы особой мистичности они стали переходить в пространство народного двоеверия.

Однако смысловое развитие змеевиков это не остановило: памятник XII в. помогает воссоздать общую картину. «Суздальский змеевик», найденный в 1890г. в Суздальском кафедральном соборе, представляет собой изделие из яшмы круглой формы, на обеих сторонах которого присутствуют изображения, выполненные с особым мастерством. Художественные особенности служат основным доводом в пользу греческого происхождения этого образца. Ряд признаков отличает его от большинства змеевиков: на нем нет hystera-формулы, иконография змеиного гнезда повторяет ранние памятники (шесть змей, спокойный чистый лик), и главное — христианская сторона не содержит в своем изображении привычной вертикали. На стороне, противоположной змеиной, изображены семь спящих отроков эфесских: шесть фигур окружают седьмую, положением своих тел создавая иллюзию вращения, повторяя в этом змеиную сторону. Число и положение змей совпадают с числом и положением отроков, и вращение и там и там происходит по часовой стрелке.

Суздальскому змеевику близок круглый образок неаполитанского Национального музея. Одна его сторона изображает Знамение, а в центре другой архангел Михаил побивает палицей обнаженные фигуры. По краю вокруг сцены с архангелом Михаилом расположены семь фигур спящих отроков. Два авторитетных исследователя — М.Н. Сперанский и А.С. Орлов — считали неаполитанский памятник змеевиком, хотя на нем нет ни змеиного гнезда, ни hystera-формулы. Примечательно, что этот образец, отвечая внутренней логике построения змеевика, уже не вступает с христианской церковностью ни в какие противоречия.

Указанное демонстрирует, что после совмещения со змеиным гнездом христианских изображений начинается поиск извода, который мог бы с ним сочетаться. Подходит образ «Семь спящих отроков эфесских», который, как и образ Георгия Победоносца, был принят Церковью из восточной магической мифологии. Равенство открыло возможность для замены и породило изделия, казалось бы, не совместимые со змеиным гнездом. В это же время внутри змеиного гнезда иных амулетов возникает обнаженная женская фигура, и, может быть, для ее нейтрализации на изделиях со спящими отроками появляется фигура Богородицы. Тем самым последовательное интеллектуальное развитие змеевиков перевело их в пространство церковной культуры.

Из Византии традиция массового ношения змеевиков перешла на Русь. Это заимствование не было бессмысленным подражанием, а соотносилось с византийской системой восприятия данных медальонов. Церковное влияние на народное сознание привело к тому, что в XIII в. змеевики преобразовались в новые изделия: «киотные змеевики», распространившиеся по Руси к XV в.

«Киотные змеевики» — это изделия иконной киотчатой формы, имеющие на обороте змеиное гнездо с ликом посередине. Христианский извод занимает все киотное пространство, а змеиное гнездо располагается внутри круга, до которого окаемкой дополнена верхняя полукруглая часть киота. В свободном от возникшего круга поле, как правило, размещались дополнительные надписи или
изображения св. Федора Тирона, пронзающего змея.

Позднее происходит утрата змеевиками имманентного смысла и их растворение в формальной церковной и народной фольклорной традициях. Змеевики на киотных образцах стали активно дополняться сюжетами из народных апокрифов («Никита, побивающий беса» и т.д.). Змеиное гнездо стало предельно походить на орнамент и в конце концов потеряло человеческую голову в центре, превратившись в орнаментное изображение двенадцатиглавого змея — неизменного персонажа фольклорных сказаний.

Змеевики во многом тождественны нательным крестам и близки к иным священным церковным подвескам (кресты-энколпионы и панагии). Значение их смыслового сходства дополнительно усиливается целым рядом исторических подробностей и совпадений.

Известно, что первые церковные привески, являясь ответом на засилье языческих и гностических амулетов, имели круглую форму, и образ креста на них впервые проявился крестовидной монограммой Христа. Самостоятельные изображения креста встречаются на поздних круглых медальонах, а автономную форму он обрел лишь к V в. Древнейшие нательные кресты Х-ХII вв., найденные на территории Древней Руси, тяготели к кругу, будучи четырехконечными с равными концами.

Уже на бейрутском амулете II века встречается воззвание к кресту, явно призывающее его на помощь против злого духа. На этот же результат были нацелены охранные заклинания, размещаемые на первых крестах. Поэтому нельзя сомневаться в том, что нательные кресты с момента появления в V в. имеют признаки охранных амулетов.

На Великой Вечерне Крестопоклонной недели Великого Поста крест характеризуется как «оружие непобедимое, бесов сопротивоборче», но в то же время еще и как «дверь райская, имже вознесохомся от земли к небесным».

Если змеевики родственны крестам, они с самого начала бытования также должны выходить за рамки простого оберега, оказываясь одновременно и амулетом, и иконой, и пути их развития также должны совпадать. Бытовое предназначение змеевиков подтверждается древними заклятиями против сдвигов матки. Они были собраны исследователями в контексте содержания hystera-формулы. Первое заклинание было привлечено к разбору змеевиков еще в XIX в. М.И. Соколовым, после чего его вновь использовал Спаер в конце XX в., снабдив вторым сопроводительным заклинанием.

Итак, заклинание на одном греческом папирусе III-IV вв. н.э., озаглавленное «Для подъема матки», гласит:

«Заклинаю Тебя, матицу, — утвердившимся на бездне прежде бытия неба или земли, или моря, или света, или тьмы, сотворившим ангела, который первый, Αμιχαμχου και χουχαω χηρωει ουειαχω οδου προσειογγηζ, сидящим на престоле своем в окружении херувимов, — возвратиться на место и не уклоняться ни в правую часть ребер, ни в левую часть ребер и не кусать в сердце, как собака, но встань [вернись на свое место] и оставайся в своих местах… Заклинаю тебя изначала сотворившим небо и землю и все, что на ней. Аллилуйя, аминь!»²
_____________________
[2] Пρὸς μήτρας ἀναδρομήν ἐξορκίζω σε, μήτραν [κατὰ τοὺ] κατασταθέντος ἐπὶ τῆς ἀβύσσου πρίν γενέσται οὐρανὸν ἤ γῆν ἤ θάλασσαν ἤ φῶς ἤ σκότος, τὸν κτίσαντα ἀγγέλους, ῶν πρῶτος Ἀμιχαμχου καί χουχαω χηρωει ουειαχω οδου προσειογγης, καὶ ἐπὶ χερουβὶν καθήμενον βαστάζοντα τὸν θρόνον τὸν ἴδιον ἀποκατασταθῆναι ἐν τῆ ἔδρα μηδὲ κλιθῆναι εἰς τὸ δεξιὸν πλευρ[ῶ]ν μέρος μηδὲ εἰς τὸ ἀριστερὸν πλευρῶν μέρος μηδὲ ἀποδήξης εἰς τὴν καρδίαν ὠς κύων, ἀλλὰ στάθητι καὶ μένοις ἐν χώροις ἰδίοις, μηδὲν μεμαση[μ]ένη, ἔστε ἐξορκίζω σε τὸν ἀρχῆ ποιήσαντα τὸν οὐρανὸν καὶ τὴν γῆν καὶ πάντα τὰ ἐν αὐτῆ ἁλληλουια, ἀμην.

Второе заклинанье на золотой пластинке также приказывает матке оставаться на своем месте:

«Я заклинаю Тебя, о Матка Ипсы (Ipsa), которую родила Ипса, чтобы Ты никогда не покидала свое место: именем непобедимого, живого Господа Бога оставайся на своем месте, [которое] у Ипсы, которую Ипса родила».

Еще одна золотая пластина-амулет II в., являющаяся одним из древнейших христианских памятников, содержит заговор, в котором сказано:

«Заклинаю тебя Сатану (и да очистит меня крест), чтобы ты никогда не покидал своего жилища, во имя Господа Бога живаго. Произнесено в жилище той, над которою я исполнил миропомазание».

Этот текст приводит А.С. Уваров. К нему он добавляет: «Из смысла этого заговора можно заключить, что надпись сделана лицом духовного звания, исполнявшим функцию заклинателя. Самая формула заговора могла быть заимствована из той книги, которую вручали заклинателям, как сказано в 7-м правиле IV Карфагенского собора: «Заклинатель при посвящении должен получить книжицу, в которой описаны заклинания, а Епископ ему говорит: прими и напечатай в памяти и имей власть возлагать руки на бесноватого как крещеного, так и оглашенного».

Совпадение конструкций заговоров и характеров приказаний связывает все три заклинания. Заметим, что упоминание таинства в христианском заклятье вводит его в литургическое пространство смысла. Обращение к кресту дает возможность считать этот текст причастным к истории возникновения и распространения изделий такой формы, однако точный источник этой формулы все же неизвестен. hystera-заклинание змеевиков также взято из неизвестного источника. Однако можно указать, что оно совпадает в формулировке и структуре с церковными песнопениями и молитвами, а термин hystera (матка) и приказание «лечь и утихнуть» увязывают его с заговорами матки, которые тождественны по форме христианскому литургическому заклинанию Сатаны.

Еще одно заклинание присутствует на эллипсовидной подвеске VII в., хранящейся теперь в городе Монцы. На одной стороне она содержит сцену Распятия с предстоящими, а на другой — шестнадцатистрочную надпись, гласящую:

«Беги от моего сердца, полный хитрости; беги как можно скорее; беги от моих несчастий, змий, огонь, Белиар злоделающий <…> дракон, лютый зверь <…> неистовство <…> завистливый оком и ярость перворожденного <…> гнусно, близкой негодности <…> и смерти. † Христос Царь повелевает тебе бежать во глубину моря <…> в вечное пламя, в неистовство; потом он отошел…»

Форма и протяженность последнего заклинания выдают его близость к кругу магических текстов. По-видимому, по истечении какого-то времени крест стал обрастать маргинальными магическими функциями, но если эта надпись еще сохраняет обращение к злому духу как к «полному хитрости», то при последующей деградации подобные угрозы, связанные с крестом, стали выдвигаться против телесных болезней. Весьма интересны заклинания гостеца — внутренней ревматической болезни, содержащиеся в рукописном угро-русском сборнике, записанном в XVIII в. В них «милостивый Г. Бог», идя райскими путями, встречает «госца и гостицу со госчаты» и спрашивает об их пути. Те отвечают, что идут «в чловечую главу, власы его крутити, главу и мозок его сушити, кости ломити» и т.д. Господь Бог говорит: «Окаянный, не можете вы дойти и доступити до моего раба Божия имрек, бо я там был со святыми ангелы и архангелы, херувимы и серафимы и с святыми апостолы и положил есмъ на нем печать свою, пресвятый честный крест, и де можете вы дойти и доступити до моего раба Божия имрек, до его главы, до его мозгу, до его власов, до его костий <…> и до всего тела его». Гостец, гостица и госчата ссылаются в тартар к черному человеку: «кровь его пийти, власы и главу его крутете и мозок его сушите, комти и жилы его ломлете и вшитко тело его псуйте». В данном примере примечательна магическая роль креста в качестве печати и изгнание болезни в тартар, совпадающее с повелением на монцевской подвеске.

Амулетные функции креста как части магического ритуала передаются в указании XVIII в., как должно производить заклинание: «Аще ли случится священник, или диакон, или просто человек, кто грамоте умеет, и возмет воды чисты и ненапитой, и в ту воду положить крест, и над болящим головою творить сию молитву <…> и говори: «крест Христианом слава, Крест царям держава, крест идолом и трясавицам прогонитель, болящим дает здравие». И давай болящему со креста Господня пить по тори зори, исцелить его главу. Пнати (?) крест и положити к уху сию молитву трижды и давать с креста пить трижды и главу обливать».

Эти источники иллюстрируют путь, пройденный крестом от особого литургического амулета до оберега бытовой магии, такой же путь прошли змеевики. С крестами литургического уровня их сближает не только молитвенная форма hystera-заклинания, но и пространственность изображений как христианских изводов, так и змеиного гнезда. Иконные изображения на змеевиках повторяют типы, встречающиеся на иконах, в том числе и нательных. Змеиное гнездо отличают строгая симметрия и сложность композиции, гармония округлых плавных линий, своего рода живописность рисунка и в то же время объемная, скульптурная трактовка образа.

С момента своего возникновения в Византии змеевики неизбежно должны были составить конкуренцию нательным крестам: у греков не было принято носить крест после крещения в обязательном порядке, поэтому небольшой размер византийских змеевиков, предполагающий интимное к ним отношение, выдает в них альтернативу нательным крестам. На ранних змеевиках композиция со змеями часто имеет в центре круг, из которого выходят вертикальные и горизонтальные прямые, делящие пространство амулета на четыре равные части. Эти прямые напоминают перекладины, а само змеиное гнездо в таком случае выглядит как восьмиконечный равносторонний крест. К тому же два золотых роскошных змеевика по технике своего исполнения и стилю изображений могут быть сближены лишь с дорогим золотым крестом, выполненным в одной из лучших константинопольских мастерских.

То, что оба типа памятников были призваны участвовать в личном спасении человека, выдают собственные имена и молитвы от первого лица, записанные на них: подобные надписи считались необходимыми для крестов, они же встречаются и на змеевиках.

У славян кресты занимали уникальное положение, по сравнению с другими подвесками (в Древней Руси на каждого новокрещенного возлагался крест), однако змеевики и здесь сохранили свою связь с ними. Так, на новгородском амулете, найденном в слоях XII в., змеиная композиция была изглажена и вместо нее нанесена гравировка с изображением процветшего креста. Есть сведение, что в XIX в. крестьяне северных губерний носили киотные змеевики на груди вместе с крестом.

Позиционное равенство на змеевиках (особенно древних) христианских и нехристианских изображений не позволит предпочесть одно из них в качестве смысловой доминанты. Поэтому сакральное значение змеевика сводится не к одной из его сторон, а генерируется на стыке взаимоисключающих изводов. Уяснение этой особенности змеевиков славянами привело к тому, что они, упрощая данную конструкцию, стали изготавливать двустворчатые змеевики, подтвердив тем самым изначальное типологическое родство змеевиков с энколпионами (ἐγκόλπιον).³ Энколпионы, как правило, имели изображения на обеих сторонах. Строгий искусствоведческий анализ подобных предметов, найденных на территории Древней Руси, заставляет сделать вывод: конструкции ранних типов крестов-энколпионов, икон-энколпиев, панагий и двустворчатых змеевиков абсолютно идентичны. Некоторые исследователи даже позволяли себе использовать термин «змеевики-энколпионы».
____________________________
[3] Энколпион — створчатый ковчежец-складень круглой или крестообразной формы носимый на [ἐν] груди [κόλπος]. Внутри энколпиона помещались частицы освященной просфоры или мощи святых.

ἐγκόλπιον (ἐγ-κόλπιον) — производное от κόλπος;
ἐγ- = ἐν- (перед γ, κ, χ, ξ);
ἐν- (ἐγ-, ἐμ-, ἐλ-, ἐρ-) приставка со знач.: в, внутри, внутрь и т.д;
κόλπος ὁ тж. pl.
1) грудь;
2) женское лоно, чрево, утроба; ex. οἱ γυναικεῖοι κόλποι Sext. = ὑστέρα
3) анат. складка, пазуха;
4) складки платья (на груди), пазуха;
5) перен. лоно, пучина;
6) залив, бухта; ex. κ. Ῥέας Aesch. — залив Реи, т.е. Ионическое море;
7) долина, лощина.

Двоякое прочтение предлога (или приставки) ἐν акцентирует внимание на внутреннем содержании энколпиона, что усиливается двояким прочтением слова κόλπος. Кроме того, нижеследующие созвучия также работают на развитие змеиной темы, изображаемой на рассматриваемых энколпионах (со змеевиками).

κολπόω изгибаться, глубоко вдаваться в берег (о заливе); ex. (κόλπος κολπούμενος Polyb.)
κολπώδης извилистый; ex. (παράπλους Polyb.)

Т.е. имеет место обычное явление, когда созвучие придает дополнительные качества объекту (или субъекту). «Извилистость» дает явную ассоциацию со змеями, отсюда сочетание несочетаемого: «нагрудность», «лоно ковчежца», «матка» (роженица) и «змеиность».

Примечательно, что на Руси змеевики превратились, с одной стороны, в энколпионы, а с другой, в кистевидные образки. По-видимому, после того, как змеиное гнездо на киотных образцах выродилось в переплетение змей, возник новый памятник, сведения о котором дошли до нас. Это ладанка, сшитая из толстой шелковой материи темно-зеленого цвета, наполненная мастикой, ладаном и другими благовониями. На одной стороне ее вышит восьмиконечный крест, а на обороте — клубок из переплетенных змей.

Энколпионы роднит со змеевиками еще одна особенность: кресты-энколпионы крайне редко встречаются в курганах и захоронениях простых людей, еще реже они попадаются в кладах.

Надо заметить, что нательные кресты, необходимые православному христианину в его жизни, не являются неотъемлемым атрибутом его захоронения. Кресты и благословенные образа передавались от отца сыну, от сына внуку и далее. Последний член рода или семейства должен был завещать реликвию церкви. Быть может, поэтому такое обилие змеевиков было найдено в ризницах соборов. Если это предположение верно, тогда Иван IV мог передать яшмовый змеевик в Троице-Сергиеву лавру после смерти сына.

_______________________________
Ю.Ю. Шевченко
БОГОРОДИЦА СПИЛЕОТИССА НА ДРЕВНИХ ХРИСТИАНСКИХ ФИЛАКТЕРИЯХ C ИЗОБРАЖЕНИЯМИ СЕРПЕНТАРИД

Переплетение символики из пещерных христианских святынь с символом пещерного в мифологическом аспекте существа — Горгоны Медузы на амулетах-змеевиках — христианских филактериях¹ — должно иметь значимые ассоциации и аллюзии в христианском мировоззрении и иметь связь с атрибутикой самого Вероучения. Это касается не только изображения Горгоны на реверсе христианских амулетов-змеевиков, но и другого пещерного, согласно мифологической традиции, существа — Змеедевы Ехидны, соответствовавшей кельтской Мелюзине и скифской Ехидне-Оре. Именно изображение «змееногой богини», как представляли Ехидну после кары богами-Кронидами, украшает ряд подобных амулетов.

Ехидна, и до преображения в полуженщину-полузмею, во времена своего романа со стражем Геры — многоглазым Аргусом, была жительницей пещеры [Голосовкер Я.Э, 2001]. По представлениям эллинов эта пещера располагалась где-то вблизи «счастливой Аркадии» — местообитания титана Атланта до его восстания против Зевса-Кронида, — на Пелопоннесе. Характерно, что Ехидна, еще будучи Чудодевой (до превращения в полузмею), и обитая в пещере Пелопоннеса, считалась покровительницей «всего живого» [Голосовкер Э.Я., 2001], в древней славянской терминологии — «всего живота», что очень существенно для ее изображения на христианских филактериях исхода раннего средневековья.

После преображения, Ехидна оказалась в другой пещере, на границе дольнего и хтонического миров в наказание за неповиновение Зевсу и его пантеону, которые олицетворяли для ранних христиан весь комплекс эллинского язычества. Такова же была и судьба другой пещерножительницы — Медузы Горгоны, изгнанной политеистическим — Зевсовым пантеоном Эллады, вместе с сестрами-горгонами и граями-старухами, из своей пещеры на берегу лазурного моря (Монте-Сант-Анджело) — в пещеру на берегу Мировой Реки-Океана, «на границе мертвой и живой жизни».

В мироощущении христианства подобные трактовки образа змееногих и/или змееволосых существ — серпентарид — не могли не оставить своего следа. Их образы маркировали сущности, которые были борцами с демоническими существами, к коим принадлежали все боги Олимпийского пантеона.

Первохристиане, воспринимали образы предшествующих времен «зеркально» (где: право — лево, добро — зло, — меняются местами), — и, с «обратным знаком», — потому и представляли могучего Зевса и обворожительную Афродиту — демонами, а их противников и противниц — серпентарид (Σερπενταρῖδης) — светлыми, ангелоподобными существами: У эллинских политеистов-язычников имелся страж — зверь (пес) Цербер, охранявший подземный — потусторонний «мир мертвой жизни» — царство Аида — от выхода из него теней в мир «жизни живой» (как чуть было, не ушла Эвридика, ведомая Орфеем). А в раннехристианской среде появился упомянутый апокрифами «зверь Горгонии» [Пыпин А.Н., 1862, с.3,6], — охранитель потустороннего мира — Рая (Эдема), — от проникновения в него грешных живых людей.

Образ мира оказался «вывернутым наизнанку». В земном (подземном) обиталище Ехидны-Оры расположился Земной Дом Богородицы — Свято-Успенский Богородичный пещерный монастырь «Мега Спилеон», а пещерное обиталище Медузы Горгоны оказалось «Небесной базиликой» под землей в Монте-Горгано (Анджело); сам же «зверь Горгонии» выступает в качестве цепного пса («зверь»),² охраняющего нынешнее место пребывания Святой Девы — Рай.
____________________________
[1] φυλακτήρια ἡ оберег, амулет Plut.

[2] κύων, κῠνός
1) собака;
2) чудовище
κ. Ἀΐδαο Hom. = Κέρβερος (Кербер, пес Аида);
Διὸς πτηνὸς κ. Aesch., Soph. = αἰετός (орел Зевса);
ἡ ῥαψῳδὸς κ. Soph. = Σφίγξ (Сфинкс);
Ζηνὸς κύνες Aesch. = Ἅρπυιαι (Гарпии);
κύνες Κωκυτοῦ Arph. = Ἐρινύες (Эринии, псицы Кокита);
Λέρνας κ. Eur. = Ὕδρα (Лернейская Гидра).

В гипогеях (ὑπόγαιος, пещерный склеп) раннехристианской Александрии в Египете Горгона выступает в качестве охранительницы входа в последний приют. Такие охранительные изображения известны и в мозаике римского времени, и в более ранних фресках. Такие же мозаики имеются в позднеримских строениях (IV в.), не исключено, — в христианских храмах Северного (Средиземноморского) побережья Африки, и на Балканах — в «Трапезной» болгарского города Девня [Ангелов А., 2004]. Распространение изображений Медузы Горгоны фиксируется к середине II в.н.э., когда нагрудная эмблема кентавра (до 14г. н.э.) на панцире Октавиана Августа или Римский «легионный» орел на груди Гальбы, сменяется головой Горгоны — на «императорских» доспехах первой половины II в. н.э.

Эта нагрудная эгида появляется уже на доспехах Траяна, 93-117 гг., она украшает доспехи на бюсте Адриана 120-130-х гг., и бюсте Марка Аврелия 161-180 гг., отлитом в золоте. Амулеты с подобными «горгонообразными» композициями украшают надгробные рельефы и статуи III в.н.э. в пещерных склепах Пальмиры.


1. Бюст Адриана (120-130) с горгонейоном на нагрудной пластине панциря. Дворец Консерваторов. Рим, Италия.
2. Голова Медузы Горгоны на панцире Траяна (93-117).
3. Гальба. Бюст начала III в. н.э. Собрание Лувра. Париж, Франция.

Обычай размещать эгиду в виде Медузы Горгоны сохраняется в эпоху солдатских императоров, на бюстах начала III в., когда этот символ служит украшением не только аркад форума Северов в Лаптис Магна, но и обрамляет вход в позднеримскую базилику, в этом же городе римской провинции Ливия. Таковы же позднеантичные изображения Медузы в Мирах Ликийских на Малоазийском побережье во времена епископства там свт. Николая Мирликийского, или барельефы Горгоны — охранительницы истекающей воды в позднеримских термах в самом Вечном городе.

В гигантском подземном резервуаре «Еребатан Сарничи» (Yerebatan Sarnıcı, Стамбул) — «Подземном дворце четырехсот колонн», снабжавшем водой Константинополь уже с юстиниановских времен, также присутствует изображение Медузы Горгоны, высеченной на импостах первых колонн, подпирающих свод гигантской цистерны, при входе в это грандиозное подземное сооружение. Камни с Горгонами, — импосты привходных колонн, взятые, вероятно, из предшествующего храма в городе Византий (один камень-импост — на боку; второй — вверх ногами), и здесь расположены — как охрана — при входе.

Образ Медузы корреспондирует в этом случае с этнографически зафиксированными представлениями украинцев о том, что рай (ирий), доступен «одним птицам и змеям». Совсем уж в христианские времена, в таком значительном христианском центре, как Эфес (месте множественных проведений Вселенских Соборов), также создается образ змееволосого существа — Горгоны Медузы в мозаике V в. н.э., как раз в то время, когда Соборы отлучают от Церкви ересиарха Нестория.

Видимо, поэтому изображение головы Медузы Горгоны украшало гарнитурные войсковые пряжки VI-VII вв., изредка находимые на юге Восточной Европы, или воинские позднеримские и ранневизантийские панцири, являясь оберегом. Не исключено, что этому оберегу, массово используемому армией христианской державы (Византии), обязаны своим происхождением каменные амулеты-змеевики. Это односторонние круглые и овальные вещи из Средиземноморья, в основном, из оникса, со «змеиным гнездом» (при малом количеством змей, — в основном, не более шести, ветвящихся от личины в центре), — на аверсе; и с формулой «histera» — на обороте, в основном, без изображений [Спицын А.А.]. На одном из греческих каменных амулетов-змеевиков известно, все-таки, изображение святого на одной стороне, ставшей при этом лицевой, а на реверсе — «змеиное гнездо» и формула с именем «истеры» [Толстой И.И., 1888].

Обычно термин «hystera», встречаемый на филактериях-змеевиках, переводят, как «матка» (ὑστέρα) — и это закономерно, когда речь идет об амулетах этого типа, атрибутированных женщине, как уже упомянутый яшмовый змеевик из Суздаля с семерыми спящими в пещере отроками Эфесскими. В этом плане, симптоматично наличие на ранних змеевиках именно Богородицы Горгоэпикоос — извода Спилеотиссы — из афинского храма, в котором имелся придел св. Элевтерии, — родовспомогательницы, — откуда иконография типа Дексиократусы, как названа точно такая же икона в Хосиос Лукас, — получила имя Горгоэпикоос (Γοργοεπήκοος) — Скоропомощница.³

Но термин, чаще всего используемый Г.И. Дестунисом при переводе: «histera» («утроба») несравненно шире, чем «матка». В случае принадлежности золотых медальонов-змеевиков мужчинам, как это имеет место с «Черниговской гривной», с «Белгородской гривной» и Смоленским змеевиком, — когда на одной из этих филактерий надписано имя князя Владимира Мономаха, данное ему в крещении — «Василий», — интерпретация термина «hystera» — «матка» — просто неприемлема. В соответствующей формуле на золотом княжеском амулете — «Черниговской гривне» — «hystera» обозначает, конечно, не «матку», а именно «утробу» — место анатомически ей соответствующее. Употребление для этой анатомической зоны такого слова, как «живот» («жизнь») — полностью соответствует семантике той силы, которая персонифицирована «Медузой Горгоной» (или «владычицей всего живота»⁴ — Ехидной), к которой обращались византийские военные, в баталиях «не щадившие живота своего», и украшавшие этим изображением свой панцирь.
____________________________
[3] Справочники переводят эпитет Γοργοεπήκοος как «Скоропослушница».

Γοργοεπήκοος = Γοργο-επήκοος
γοργός
1) страшный, грозный (γ. ἰδεῖν Xen. — грозный на вид);
2) ретивый, буйный (ἵππος Xen., Plut.)
ἐπήκοος (ἐπ-ήκοος) — выслушивающий, внемлющий.

[4] Имя Медузы Горгоны означает «Грозная владычица».

Μέδουσα ἡ {part. praes. к μέδω} Медуза (одна из трех сестер Горгон) Hes., Pind.
μέδω — заботиться, покровительствовать, охранять, т.е. властвовать.

Образ Богородицы с Младенцем Христом на правом предплечье попадает на круглые филактерии-медальоны с изображением Горгоны на аверсе не ранее Х в. [Spier J., 1993, p. 31-33], т.е. тогда, когда подобная иконография на Балканах имеется еще только в подземной обители Мега Спилеон; и в то же время, когда практика внутренней концентрации внимания, практикуемая монахами-аскетами в пещерных монастырях при творении внутренней сердечной Иисусовой молитвы (Иоанн Лествичник, игумен Синайский, VII в.), выливается в стройное правило этого процесса, изложенное преп. Симеоном Новым Богословом к рубежу X-XI вв. [Иларион (Алфеев), 2001; Прохоров Г.М.,1974, с.317-324]. Концентрация внимания при таком «молчаливом делании» — «умной молитве», предусматривало концентрацию внимания на области пупка, что совпадает с локализацией таинственной «hystera»: «истера» = «утроба» = «живот» = «жизнь» в молитвенной формуле на медальонах-змеевиках. Эту «hystera» симолизирует на амулетах-змеевиках изображение Горгоны Медузы, или сходного с ней образа пещерницы-титаниды Змеедевы Ехидны.

Мысли, высказываемые исследователями о ближневосточном происхождении основной мифологемы, пришедшей из восточных и юго-восточных областей христианского мира, и связанной с змееобразными композициями на рассматриваемых амулетах, корреспондирует не только с пещерным отшельничеством, но и молчаливым деланием — умной молитвой, творимой в темноте и тишине пещер.


_______________________________

МЕДУЗА ГОРГОНА

Μέδουσα, дор. Μέδοισα ἡ (part. praes. к μέδω) Медуза (одна из трёх сестер Горгон) Hes., Pind. etc.;
μέδω — заботиться, покровительствовать, охранять, т.е. властвовать;
Μεδέουσα ἡ [f к μεδέων] — покровительница, хранительница;
Γοργώ (-οῦς), Γοργών (-όνος) ἡ Горгона
1) согласно Гомеру, это чудовище подземного царства (Γ. βλοσυρῶπις Hom.);
2) согласно Гесиоду, это три дочери Форкия (Σθεινώ τ ́ Εὐρυάλη τε Μέδουσά τε) Hes.
γοργός 3
1) страшный, грозный; ex. γ. ἰδεῖν или ὁρᾶσθαι Xen. — грозный на вид;
2) ретивый, буйный; ex. (ἵππος Xen., Plut.).

Горгоны — дочери морских божеств Форкия и Кето, внучки земли Геи и моря Понта. Гомер упоминает лишь одну горгону, а Гесиод говорит о трех сестрах: Сфено (Σθενώ — «могучая»), Эвриале (Εὐρυάλη — «далеко прыгающая») и Медузе (греч. Μέδουσα — «охранительница»). В отличие от своих старших сестер, которые были бессмертными, Медуза была смертной.

Согласно мифу, сестры-горгоны были прекрасными морскими девами. Но желание состязаться в красоте с Афиной закончилось для сестер плачевно. Беспечность Медузы и ее счастливый смех вызвали гнев в душе богини-воительницы. Жестоко покарала Афина Медузу и ее сестер, обратив их в ужасных крылатых чудовищ, покрытых чешуей, со змеями вместо волос и огромными, торчащими изо рта, желтыми клыками.

В другом варианте этого мифа, Посейдон соблазнил Медузу в храме Афины. Богиня пришла в ярость, и превратила Медузу в крылатое чудовище со змеями вместо волос и жуткими глазами, при взгляде в которые всякий каменел от ужаса.

По одной из версий, Горгону убил Персей, посланный царем Полидектом. Справиться с чудовищем герою помогли боги — Афина и Гермес. По их совету он посетил вещих старух — сестер Грай (Γραῖαι — дословно «старухи», три вещие дочери Форкия и Кето, седовласые от рождения, с одним зубом и одним глазом на троих). У Грай Персей добыл крылатые сандалии, волшебный мешок и шапку-невидимку Аида. Грайи показали Персею путь к горгонам. Вооружившись щитом Афины и острым кривым ножом — подарком Гермеса, Персей прибыл к горгонам. Поднявшись в воздух на крылатых сандалиях, он смог отрубить голову Медузе, смотря в отражение на отполированном медном щите — ведь взгляд Медузы обращал все живое в камень. От разгневанных сестер Медузы Персей скрылся с помощью шапки-невидимки, спрятав трофей в заплечную сумку.

Из капель крови, упавшей в пески Ливии, появились ядовитые змеи и уничтожили в ней все живое. Это были так называемые Ливийские змеи: аспид, амфисбена, аммодит и василиск. А из крови, пролившейся в океан, появились кораллы.

И в отрубленном состоянии взгляд головы Горгоны сохранял способность превращать людей в камень. Персей превратил в камень титана Атланта, поддерживающего небесный свод неподалеку от острова горгон, и тот превратился в гору Атлас.

По другой версии, Медуза Горгона рождена Геей (Γαῖα, «Земля») и, во время гигантомахии, убита самой Афиной, отсюда один из эпитетов Афины — «Горгоноубийца» (Γοργοφόνα).¹ Эта история отражена у Еврипида в «Ионе»² и у Гигина в «Астрономии».

Однако еще Гомер в Илиаде описывает щит Зевса с головой Горгоны (Γοργείη κεφαλή), приводящий в страх и смятение своих врагов. По наследству щит Зевса достался Афине, которая, сняв эгиду со щита, помещает ее себе на грудь.³

Считается, что мифы о Медузе Горгоне имеют связь с культом скифской змееногой богини Табити, которую, по свидетельству Геродота, скифы чтили «выше всех прочих божеств». В эллинизированной версии «горгона Медуза» от связи с Гераклом породила скифский народ.


1. Неаполис, Македония. Статер (AR 8.94g), ок. 500-480 до н.э. Av: голова Медузы Горгоны; Rv: квадрат поделенный на четыре части.
2. Аполлония Понтийская, Фракия. Драхма (AR 14mm, 3.28g), IV в. до н.э. Av: горгонейон со змеями в виде уреев вокруг головы Медузы Горгоны; Rv: якорь, А слева, рак справа.


3. Камарина, Сицилия. Тетрас (Æ 18mm, 4.12g), 420-405 до н.э. Av: голова Горгоны; Rv: сова, держащая в лапе ящерицу; KАМА
4. Популония, Этрурия. 10 скруплов (AR 11.50g), ок. 300-217 до н.э. Av: крылатая Медуза Горгона; Rv: обратная сторона щита.


5. Митилини, Лесбос. Гекта (EL 10mm, 2.56g), 521-478 до н.э. Av: голова Горгоны; Rv: голова Геракла в головном уборе из шкуры Немейского льва.
6. Сиракузы, Сицилия. Дилитра (AV 1.77g), ок. 406 до н.э. Av: голова Афины; ΣYPAKOΣIΩN; Rv: эгида с головой Горгоны.

В искусстве голову Горгоны было принято изображать на доспехах Афины, на ее груди, на плече (на доспехе-оплечье, защищающем плечо), либо на щите богини. Лик Медузы украшал также эгиду в виде плаща-накидки, которую носили Зевс, Аполлон и всё та же Афина.

В гомеровские времена Медуза Горгона была самым распространенным сюжетом. Горгона изображалась повсюду: на монетах, чашах, над входом в дом, на стенах зданий, у домашних очагов. Подобные изображения (Γοργόνειον) использовались в качестве талисмана или оберега.

Эта традиция существовала и в Древней Руси. В славянских легендах это дева Горгония с волосами в виде змей. В славянских апокрифах упоминается «зверь Горгоний», охраняющий рай от людей после грехопадения. Впрочем, под Горгонием, скорее всего, подразумевался Цербер, который, как и горгона Медуза, имел гриву в виде сотни шипящих змей.
___________________________
[1] Γοργοφόνα (Γοργο-φόνα) ἡ горгоноубийца, т.е. Афина Eur.

[2] Креуса
Слыхал ли ты о бое Землеродных?
Старик
Как на богов гиганты в Флегре шли…
Креуса
Там родила Земля Горгоны ужас.
Старик
Чтобы богам пришлося потрудней.
Креуса
Да, но и с ней покончила Паллада.
Старик
А чем же вид Горгоны так страшил?
Креуса
Вся грудь ее ехиднами клубилась.
Старик
Не эту ли я сказку и слыхал?
Креуса
Покров змеи украсил грудь Паллады.
Старик
Еще его Эгидою зовут…
(Еврипид «Ион» 987-996)

[3] Тою порою Афина, в чертоге отца Эгиоха,
Тонкий покров разрешила, струей на помост он скатился,
Пышноузорный, который сама, сотворив, украшала;
Вместо ж его облачася броней громоносного Зевса,
Бранным доспехом она ополчалася к брани плачевной.
Бросила около пéрсей эгид, бахромою косматый,
Страшный очам, поразительным Ужасом весь окруженный:
Там и Раздор, и Могучесть, и, трепет бегущих, Погоня,
Там и глава Горгоны, чудовища страшного образ,
Страшная, грозная, знаменье бога всесильного Зевса!
(Гомер. Илиада V, 733-742)


ЗМЕЕВИКИ

Изображение головы Медузы Горгоны украшало гарнитурные войсковые пряжки VI-VII вв., изредка находимые на юге Восточной Европы, или воинские позднеримские и ранневизантийские панцири, являясь оберегом.

Не исключено, что этому оберегу, массово используемому армией христианской Византии, обязаны своим происхождением каменные амулеты-змеевики. Это односторонние круглые и овальные предметы, в основном, из оникса, со «змеиным гнездом», либо с заклинательной формулой «hystera» (от греч. Ὑστέρα) на обороте. Часто только с заклинанием (без изображений).

На одном из греческих каменных амулетов-змеевиков известно изображение святого на одной стороне, ставшей при этом лицевой, а на реверсе — «змеиное гнездо» и формула с именем Ὑστέρα.

Сегодня нельзя сказать, какой изначальный смысл имело изображение головы со змеями. Достаточно констатировать, что около Х_века этот, несомненно, магический образ появился в пространстве византийской культуры в готовом виде, не неся на себе следов развития.

Постоянное присутствие на амулетах «Ὑστέρα-формулы» заставляет признать наличие связи между изображением и содержанием этого заклятья. Обычай передачи заклинания начальными словами, очевидно, предполагал, что этот текст был известен в среде, для которой предназначались такие змеевики.

Нетрадиционная для Византии круглая форма этих подвесок, не вызывающее отвращения изображение змей, солярный характер композиции, встречающиеся астральные знаки, а также сведения по истории хождения отдельных памятников указывают на Малую Азию как на родину таких изделий. В Византии эти амулеты видоизменяются: на одной стороне появляется извод святого всадника, поражающего женовидного демона.

Большое количество ониксовых ранневизантийских амулетов (IV-VII_вв.) с Горгоной, и соответствующей формулой обращения к Ὑστέρα (как на амулетах-змеевиках X-XII_вв.) синхронны времени создания и распространения «Александрии» и апокрифических рассказов о вознесении Александра Великого на небеса, что приравнивало умершего в молодости царя к ветхозаветным праведникам в глазах образованных христиан.

Термин Ὑστέρα, встречаемый на филактериях-змеевиках, с греческого переводят, как «матка», «роженица», и это закономерно, когда речь идет об амулетах этого типа, атрибутированных женщине. В этом плане, симптоматично наличие на змеевиках именно Богородицы Горгоэпикоос (Γοργοεπήκοος, Скропомощница) — извода Спилеотиссы — из афинского храма, в котором имелся придел св. Элевтерии — родовспомогательницы.

Ни один археологический предмет не возбуждал в научной литературе так много толков, как знаменитая черниговская гривна — золотой змеевик, найденный под Черниговом на реке Белоус в 1821г. Вскоре после находки змеевик попал в Эрмитаж, и в изучение и расшифровку этого предмета включились представители разных профессий — профессора университетов, литераторы, журналисты, палеографы, представители духовенства, вплоть до петербургской знати. Несмотря на славянскую надпись на змеевике, его долго не желали признать древнерусским произведением, а лишь только греческим. Было высказано предположение, что под упомянутым на змеевике Василием нужно понимать Василия Македонского, а под изображением архангела Михаила — императора Михаила III, сына Феофила.

Медальон «змеевик» Владимира Мономаха. Av: изображение архангела Михаила, вокруг него
молитва на греческом: «Свят, свят, свят господь Саваоф, исполнены небо и земля славы твоей».
Rv: змееподобный женский персонаж с «Ὑστέρα-заклинанием» по внешнему краю на греческом языке,
по внутреннему кругу — молитва: «Господи помоги рабу твоему Василию. Аминь».
И.И._Срезневский датирует черниговскую гривну по эпиграфическим признакам XI_в. и пишет, что «имя Василия напоминает о князе Владимире; место нахождения заставляет думать о Владимире Мономахе, бывшем черниговским князем до 1095г.; начерк букв — XI в.».

Первым, кто предложил более или менее достоверную расшифровку надписи, был профессор Дерптского университета Крузе. Он решил сопоставить надпись на черниговской гривне с каменными змеевиками, хранившимися в Готе, и другими змеевиками, известными в тому времени. Надписи на них читались более четко и без пропусков. Крузе удалось определить, что это заклинательная надпись Ὑστέρα, которая передавалась на змеевиках в разных вариантах. Смысл этого заклинания должен быть следующий:

«Черная родильница очернила себя злом (или лучше яростию), пресмыкалась в прахе, как змея, и шипела, как дракон, и рычала, как лев, и была в ужасе, как ягненок, [когда победил ее архангел Михаил]».

Благодаря работам М.И. Соколова выяснилось, что «греческая заклинательная формула, сопутствующая змеевидной композиции, была известна также в славянской версии и… усвоение на Руси рассматриваемых амулетов сопровождалось восприятием связанного с ними византийского мифологического мотива».

На золотой гривне князя Владимира Мономаха выбито заклинание, употребление коих строжайше запрещено церковью. Заклинается (запрещается) некий злой дух. На черниговской гривне, как и на множестве других змеевиков, злой дух поименован Ὑστέρα. По мнению Иммануила Великовского это Астарта (иуд. Ашторет, ассир. Иштар) — верховное божество древних семитоязычников.

«1. Другие опять говорят, что Каин происходит от высшей силы, и Исава, Корея, Содомлян и всех таковых же признают своими родственниками, и поэтому они были гонимы Творцом, но ни один из них не потерпел вреда, ибо Премудрость (Σοφία) взяла от них назад к себе самой свою собственность. И это, учат они, хорошо знал предатель Иуда, и так как он только знал истину, то и совершил тайну предания, и чрез него, говорят они, разрешено все земное и небесное. Они также выдают вымышленную историю такого рода, называя Евангелием Иуды.
2. Я также собрал их сочинения, в которых они внушают разрушить дела Истеры; Истерою же называют Творца неба и земли; и так же, как Карпократ, говорят, что люди не могут спастись, если не пройдут чрез все роды дел.
И при всяком грехе и постыдном поступке присутствует ангел, и действующий осмеливается приписывать свою дерзость и нечистоту ангелу, и каково бы ни было действие, совершать во имя ангела и так говорить: «О ангел! я злоупотребляю твое дело; о сила! я совершаю твое действие».
И совершенное знание, по их словам, состоит в том, чтобы предаваться безбоязненно таким делам, которые непозволительно и называть». (Ириней Лионский. Против ересей. I, 31, 1-2.)

«Отечественные исследователи ересей переводят имя собственное Ὑστέρα так: Ириней говорит, что согласно текстам, которые ему доступны, они учили о том, что этот мир — творение Мировой Матки (Hystera), который должен быть разрушен. Это понял Иуда и осуществил таинство предательства, которое ведет к разрушению всего земного и плотского». (Введенский Е.С.)

«Вместе с тем текстуально сходные заговоры в славянской письменности известны. Греческое слово ὑστέρα («матка») в них обычно переводится на славянский как «дъна» (слово, в старинных лечебниках обозначающее матку). Как и «истера» в греческой версии, славянское слово «дъна» имело широкий круг значений, в том числе болезнь и вызывающий ее демон. В русской рукописи XV в. читаем: «Дна (…) акы молниину подобству подобящися скорость имеет и во все входит и горе, и долу, и в жилы, и в члены, и в кости». В Ипатьевской летописи встречается выражение «дна есть подступила», где «дна» обозначает «смерть», «конец».»
(Николаева Т.В., Чернецов А.В. Древнерусские амулеты-змеевики)

ИШТАР, АСТАРТА И ДРУГИЕ…

У восточных семитов слово «астар» означало богиня. У западных семитов имя Астарта было именем собственным определенной богини, а у южных — именем бога. Нарицательный характер слова «астар» способствовал поглощению образом восточно-семитской богини Эсдар (Иштар) множества шумерских и хурритских богинь. У хеттов и хуритов культ получил распространение с 2000 гг. до н.э. Созвучие имени осталось в хеттском Аштарта, Ашерту. У динамичных скифов корень имени можно увидеть в Айст. В Сирии получает распространение имя Атаргатис (Atargatis), где Астарта сливается с Анат. На арамейском корень звучит Атарате, на армянском Астхик, на персидском Анахит, на староарабском Аттар. На севере Европы богиня известна под именами Ostare, Ostara, Eastre, Eostre. Истер (Easter) — богиня весны у кельтов. В азербайджанском языке есть термины «Bahar İstəri» (Весенний Истер, 21-22-го марта) и «Payız İstəri» (Осенний Истер, 23-го сентября).

X.Ранке отмечает, что в Ниневии Иштар почиталась как богиня войны, в Египте же она выступает как божество, помогающее больным. В подтверждение своего наблюдения ученый приводит два египетских памятника времени Нового царства. На одном из них изображен египтянин, молящийся о здравии богине Кадеш и богине Аштарте сирийской, на другом — также египтянин, молящийся о здравии богине Иштар. В представлении египтян, сирийская Аштарта и ниневийская Иштар — одна и та же богиня. Ей поклонялись в особом храме, в Мемфисе, о чем сообщает Геродот, называя богиню «чужеземной Афродитой».

Иштар (араб. عشتار‎‎ Иштар; перс. ایشتار‎ Истар; ивр. עשתרת‎ Ашторет; др.-греч. Ἀστάρτη; также имена богинь отождествляемых с Иштар: Кадеш, Анунит, Нана, Инанна) — богиня плодородия и плотской любви, войны и распри.

На развитие образа богов большое влияние имеет созвучие со словами, не имеющими изначально отношения к этим богам. Например, имя Иштар может иметь следующее написание: «Иша торат» — «Женщина владычица» (западно-семитскую Астарту называют «Ашторет»). Вероятнее всего, здесь причина искажения имени заимствованной богини.

Как богиня любви и плодородия Иштар соответствует Афродите. И в то же время, Иштар, сравнима и с Артемидой «Artesh muth» — «Разрывание на куски + рушить» (сравн. с греч. ἀρταμέω «разрубать на части», «растерзывать»). В этой ипостаси Иштар — это разрывающая львица, богиня воительница. «Иша тар» — «женщина + рыскал по местности (метался)». Если учесть, что архаичный образ Артемиды — это разрывающая медведица, то и здесь наблюдается аналогия. Черты богини Иштар свойственны и Богине Деве-воительнице Афине.

Совершенно очевидно, что греческое Ὑστέρα (матка), как и «истерия» происходит от грозной богини Аккада и Шумера — Иштар, которая несокрушима в битве из-за охватывающей ее ярости. И вместе с тем, Иштар является и богиней материнства («Иш тара» — «Зачинательница человека»).

В универсальном образе богини содержались три главных формы или титула — царица, дева, мать. У аккадийцев и вавилонян Астарта называлась «самой старшей неба и земли», и являлась дочерью бога небес Анну. На территории Финикии Астарта почиталась как главное женское божество. Как «Божественная мать», дающая жизнь, Мать Природа, имеющая десять тысяч имен, у разных народов была связана с плодородием, отсюда почитание Астарты, как богини матери.

Астарта у финикийцев была связана с Луной и Венерой. Под именем Астарты они представляли женщину с рогами, символизирующую полумесяц во время осеннего равноденствия, после поражения ее мужа (Солнца), побежденного принцем тьмы, и опустившегося в Аид через семь врат, к которому она спустилась на распростертых крыльях, чтобы воскресить Таммуза и вывести его из преисподни. Астарта оплакивает потерю своего супруга Таммуза, аналогично, как и Исида, оплакивала своего супруга и брата Осириса, предательски убитого Сетом, и воскрешенного ею при помощи колдовских чар.

На арамейском «женщина» — «иста», что отсылает нас к египетской богине любви, материнства и плодородия Исиде (егип. Ἰst, «Исет» — трон). Имя Исиды Ἰst (в позднейший период Ȝst, «Асет»),⁴ вероятно, и является этимологическим корнем к слову «астар» — богиня. Также немало египетских заимствований и в иконографии Иштар.
___________________________
[4] Не исключено, что в египетской грамматике буква i имела неоднозначную транскрипцию как, например, в английском языке, где i в открытом слоге читается как [ai]. То же самое имя Исиды по-английски звучит как «Айсис» (Isis), потому как первая i находится в условно открытом слоге, а вторая i — в закрытом. Подобное правило в египетском языке могло бы объяснить транскрипцию имен других египетских богов: Амон (Ἰmn), Анубис (Ἰnpw), Атон (Ἰtn), Атум (Ἰtm).


Кадеш — имя сирийской богини плодородия, одной из очень распространенных форм Астарты. Изображалась стоящей на льве, с цветами лотоса в одной руке и змеей — в другой. В позднее время культ Кадеш получил большое распространение и в Египте. Будучи отожествлена с Хатхор, богиня Кадеш составила триаду с Решефом (Решпу, егип. ršр — «огонь») богом молнии и грозы, и сыном Мином, богом плодородия.

Лев, на котором стоит Иштар — также древний египетский символ.

Акер (егип. ȝkr) — одно из древнейших божеств Египта, бог земли и покровитель умерших в египетской мифологии. Львиный бог Акер был стражем горизонта, охраняющим врата входа солнца в подземный мир на западе, и врата через которые солнце выходило из Дуата на востоке. Два аспекта Акера изображались двумя львами, сидящими спиной друг к другу (иногда именуемыми sf и dwȝw, т.е. «Сеф» и «Дуау» — «вчера» и «завтра»), с солнечным диском между ними. Этот иконографический образ, называется Рути (rwty, «два льва»).

Акер выступает в качестве покровителя «духов земли» — змей. В повседневной жизни древних египтян Акер выполнял функцию защитника и оберега. Например, древние верили, что Акер защищает от змеиного укуса. Но вернемся к Астарте.

Астарта держит в руках крестообразный жезл и плачет стоя на лунном серпе. Христианская дева Мария очень часто представляется таким же образом, стоящей на луне, окруженной звездами и оплакивающей своего сына. У финикийцев Астарта отождествлялась с Венерой, «Утренней звездой». Вернее, с учетом, что Венера была и Вечерней звездой, богиня рассматривалась как «вечерняя и утренняя путеводительница».

Укрепленная в виде статуи на носу корабля, Астарта сопутствовала мореплавателям. «Глаз своей богини-матери» нельзя было утратить в морском странствии. Эта традиция также была перенята у египтян, которые устанавливали на носу ладьи изображение богинь, носящих эпитет «солнечное око».

У сирийцев Астарот Гиеропольская полностью отождествлялась со сверкающей планетой и изображалась как величественная женщина, держащая в одной руке факел, а в другой — изогнутый жезл в форме креста ansata (анкх).

Вавилоняне также связывали Иштар с Венерой, которая была третьей в астральной триаде Солнце — Луна — Венера. Как вечерняя звезда, она олицетворяла Венеру, а как утренняя называлась Анунит — «Светоносная», «Светозарная».

Арамейские тексты из Верхнего Египта Астарту именуют Анат. До монотеистической реформы, она выступает в роли супруги Яхве, ее культ существовал до VI века до н.э. В период эллинизма происходит полное слияние Анат и Астарты, где она начинает изображаться в виде обнажённой женщины с лилией или ужом (символом плодородия).

В XIII-XII веках до н.э. происходит миграция народов на Ближнем Востоке. Бел-Мардук становится главой пантеона богов. Правители Вавилона ставят цель перед жрецами получить новый космогонический свод «Энума Элиш», где обработанные старые мифы звучат по-иному. В этот период происходит низвержение женских богинь и их общее уменьшение роли с монополизацией власти бога Мардука. В вавилонской мифологии женские божества полностью обезличиваются. Они становятся придатками своих божественных мужей.

В период становления иудейского монотеизма ведется борьба с пантеоном старых богов. Акт прямой антропоморфизации накладывал грубый отпечаток на форму культа Астарты (Иштар), что впоследствии привело к низвержению образа богини к чисто физиологической роли. В результате божественный брак царя и верховной жрицы в шумеро-аккадских городах, а позднее в ханаанских, повлёк за собой храмовую проституцию. Образ богини, дающей жизнь и любовь, трансформируется в образ покровительницы плотских утех. Как следствие, царь Иошияху разрушает алтари Астарты, воздвигнутые Соломоном, и запрещает культовые действа.

Тем более удивительно повсеместное распространение в Европе змеевиков с текстами-заклятьями к богине Астарте (Ὑστέρα), вплоть до позднего средневековья. По поводу же метаморфозы богини Астарты в змеевидную форму, вполне вероятно, что корни этого превращения уходят в эллинистический период Египта, когда отождествлялись и синкретизировались боги разных культов. Подобная метаморфоза произошла, к примеру, с Исидой, когда ее отождествили с богиней-змеей Рененутет.

В египетской религии Рененутет (егип. rnnt, rnnwtt; греч. θερμουθις, Термутис, от θέρος, «урожай» и μούθ, «мать») — богиня плодородия, хранительница собранного урожая, мать бога зерна Непри. Рененутет дарует изобилие, удачу, богатство, счастье, помогает при родах.

Позже, когда богине-змее поклонялись по всей протяженности Нижнего Египта, Рененутет все чаще путают с другой богиней-змеей — Уаджит, богиней покровительницей Нижнего Египта, которая изображалась в виде кобры. В конце концов Рененутет отождествилась с Уаджит в качестве альтернативной формы.

Рененутет (rn-nwtt) означает «дающая имя». Но имя Рененутет можно прочесть и иначе, как rnn-wtt, в связи с чем, смысл меняется на значение «кормящая змея». Как кормящая змея Рененутет изображалась, в частности в изобразительном искусстве, в образе женщины с головой кобры. Этот второй смысл понятия лег в основу рассмотрения ее как источника питания, как богини урожая; ее называли «Богиней житниц», «Богиней плодородных полей».

Поэтому неудивительно отождествление Рененутет с другой богиней плодородия — Исидой, которая, как и Рененутет, тоже была кормящей матерью. Отсюда и обобщенный змеиный образ Исиды (Ἰst), который легко мог повлиять на отождествляемых с ней богинь соседних народов, рассматриваемых в рамках этой статьи под объединенным именем «Истера» (Ὑστέρα).


_______________________________