Среди древних языческих богов и богинь лишь немногие занимали такое почётное место в истории как Дионис. Это яркое и многогранное божество объединило в себе, кажется, все доступные земные наслаждения: вино, экстаз, развлечения и веселье. Он бог экстатического танца, покровитель безумцев и главный элемент древних празднеств и пьяных оргий. Его богатая история, культовые практики и символическое значение оставили неизгладимый след в культурном и религиозном ландшафте древности. Кем был Дионис, который так отличался от других суровых и серьёзных богов греческого пантеона?

Подробнее..

https://kulturologia.ru/blogs/120124/58769/

Этот бог древних вечеринок на самом деле был не так уж весел и простодушен, а наоборот: весьма коварен и непредсказуем. Не верите? Есть среди божественных олимпийцев такие злонамеренные и недобрые личности, которые умело скрывают свою холодную и жестокую натуру под напускной доброжелательностью.

Дионис – это бог вина, виноделия, растительности, естественного начала человека и вдохновения.

Всем известно, что Дионис – это бог вина, виноделия, растительности, естественного начала человека и вдохновения. Он является одним из самых младших богов на Олимпе, считается одновременно и веселым божеством, и безумным порождением Зевса. Почему так получилось? И почему Дионис – это и весельчак, и безумное порождение Зевса? Откуда взялось такое противоречие? Чем прославился и в чем провинился жизнерадостный Дионис?

Рождение

Дионис является сыном Зевса и дочери фиванского царя Семелы. Как известно, у громовержца была ревнивая жена Гера, которая, не имея возможности остановить любвеобильность своего супруга, мстила всем своим соперницам. Так получилось и со Семелой.

Гера пошла на такую хитрость: она предстала перед царевной в образе смертной женщины и предложила той потребовать доказательств у Зевса, что он действительно бог: "А пусть он предстанет перед тобой во всей своей божественной красе, чтобы ты убедилась, что это настоящий Зевс, а не какой-то там смертный обманщик!" – так уговаривала Гера Семелу. "И чтобы он не вздумал отказаться от исполнения твоей просьбы, пусть поклянется рекой Стикс, что исполнит твое любое ее желание!" – наставляла богиня девушку.

Гера так заинтриговала Семелу, что той самой стало интересно, кто ее возлюбленный: Зевс ли или обманщик? На что только не пойдешь ради любви и удовлетворения своего любопытства! Царевна так и сделала при следующем свидании: она потребовала у громовержца, чтобы тот обнял ее так же, как обнимает свою жену Геру. Такие божественные объятия не могло выдержать тело смертной женщины, и Семела умерла у бога на руках. Однако Зевс успел спасти недоношенного младенца и выносил его самостоятельно. После этого он отдал Диониса на воспитание нимфам.

Путешествия и приключения

Несмотря на то, что ее соперница Семела погибла, мстительная Гера все же не оставляла в покое юного бастарда. Она наслала на него безумие, когда тот отправился путешествовать по миру. Везде, где он проходил, сеялся разврат, массовые умопомешательства, проливались реки крови там, где его не чествовали и не признавали богом. За Дионисом следовала его верная свита, состоявшая из сатиров и менад. Они крушили все на своем пути, вырывали с корнем деревья, пожирали мясо убитых ими животных. Эта процессия была весьма многолюдной, так как к сатирам и вакханкам присоединились толпы людей, поклонявшихся богу виноделия и прославлявших Диониса.

Вакханалия. Генрих Ипполитович Семирадский. 1890.

И хотя юный бог уже излечился от безумия, греки, восславляя его, устраивали праздники и сумасшедшие оргии, где были как мирные танцы и выпивка, так и поедание сырого мяса и буйства.

Тем не менее, заслугой Диониса является изобретение вина. Этот напиток стал почитаемым во многих городах, и без него не обходилось ни одно веселье.

Однако нужно отметить, что Диониса признавали и любили далеко не везде. Например, на его родине, в Фивах, случился один интересный случай. Агава, сестра Семелы, распускала неприличные слухи о погибшей, за это он наслал на нее и других женщин безумие, после чего они стали вести образ жизни менад.

Сам Пенфей, который стал царем Фив, тоже не признавал божественного начала в Дионисе. Ой как зря! Когда он отправился истреблять новоиспеченных менад-вакханок, бог внушил им, что перед ними не царь, а дикий зверь. С яростью они бросились на царя и растерзали. А его мать гордо несла голову сына на пике в город, хвастаясь тем, что убила свирепого льва. Однако, когда она осознала, чья голова была при ней вместо львиной, то покинула Фивы и погибла на чужбине. Зато теперь никто не усомнился в том, что Дионис – настоящий бог.

А как вам эта интересная ситуация с царем Мидасом? Однажды Силен, учитель и воспитатель Диониса, пропал. Его долго искали, а нашли его придворные слуги Мидаса. Бог пообещал, что выполнит любое желание царя за возвращение ему старика.

Тот, не отличаясь особой сообразительностью, потребовал, чтобы все, к чему бы он ни прикасался, превращалось в золото. Мидас понял свою ошибку тогда, когда и люди, и еда стали золотыми, однако Дионис не выполнил его просьбу вернуть все как было раньше: подарок – есть подарок и обратно не возвращается. Но потом все же сжалился и посоветовал Мидасу искупаться в реке Пактол. Так царь освободился от божьего дара, а река стала золотоносной.

А как Дионис поступил с Тесеем? Влюбил в себя Ариадну, дочь царя Миноса, уговорил ее бросить Тесея и стать женой Диониса. А потом, как говорит легенда, бог явился во сне Тесею и сказал, что девушка предназначена ему. Тесей послушался и отступил. Наверное, это был хороший поступок Диониса, потому что впоследствии Зевс в подарок сыну сделал Ариадну бессмертной. А какая жизнь ждала девушку, останься она женой Тесея – царька небольшого в те времена городишка Афины? А тут – муж бог, и она бессмертна и вечно молода. Не забыл Дионис и про свою матушку: спас ее из Аида и возвел ее на Олимп.

Заключение

Дионис был прекрасным, вечно молодым богом, который научил людей расслабляться, отдыхать и отвлекаться от постоянной работы. Этим он сыграл важную роль в жизни и религии древних греков, за что его почитали во всех греческих городах и за их пределами. Однако характер у этого бога был скверный и недобрый: мог наслать беду и не пожалеть никого, даже своих ближайших родственников. А как его за это корить, если он всегда был под хмельком и навеселе?

источник

http://www.mistermigell.ru/post496977366/

Этот бог древних вечеринок на самом деле был не так уж весел и простодушен, а наоборот: весьма коварен и непредсказуем. Не верите? Есть среди божественных олимпийцев такие злонамеренные и недобрые личности, которые умело скрывают свою холодную и жестокую натуру под напускной доброжелательностью.

Дионис – это бог вина, виноделия, растительности, естественного начала человека и вдохновения.

Всем известно, что Дионис – это бог вина, виноделия, растительности, естественного начала человека и вдохновения. Он является одним из самых младших богов на Олимпе, считается одновременно и веселым божеством, и безумным порождением Зевса. Почему так получилось? И почему Дионис – это и весельчак, и безумное порождение Зевса? Откуда взялось такое противоречие? Чем прославился и в чем провинился жизнерадостный Дионис?

Этот бог древних вечеринок на самом деле был не так уж весел и простодушен, а наоборот: весьма коварен и непредсказуем. Не верите? Есть среди божественных олимпийцев такие злонамеренные и недобрые личности, которые умело скрывают свою холодную и жестокую натуру под напускной доброжелательностью.

Дионис – это бог вина, виноделия, растительности, естественного начала человека и вдохновения.

Всем известно, что Дионис – это бог вина, виноделия, растительности, естественного начала человека и вдохновения. Он является одним из самых младших богов на Олимпе, считается одновременно и веселым божеством, и безумным порождением Зевса. Почему так получилось? И почему Дионис – это и весельчак, и безумное порождение Зевса? Откуда взялось такое противоречие? Чем прославился и в чем провинился жизнерадостный Дионис?

Вячеслав Иванов
ЭЛЛИНСКАЯ РЕЛИГИЯ СТРАДАЮЩЕГО БОГА. Глава IV

Διόνῡσος, эп. ион. Διώνῡσος ὁ Дионис, тж. Βάκχος, Ἴακχος, Βρόμιος (Бромий, т.е. шумный, гудящий, поющий), Εὔιος (Эвий, «благой»), δίγονος (δί-γονος, дважды рождённый) Anth.; διμήτωρ (δι-μήτωρ, имеющий двух матерей Eur., Diod); ὥριος, цветущий; νόμιος, пастушеский, охраняющий стада; κερασφόρους, рогатый; Ἀγριώνιος, дикий, яростный; Ἀνθρωπορραίστης, растерзывающий людей; ὠμηστής, пожирающий сырое мясо; ὠμάδιος, свирепый.¹

Ζαγρεύς — Загрей, эпитет Диониса в образе быка;
ζά — усилит. приставка со знач. очень, весьма, вполне;
ex. ζάχολος (ζά-χολος) раздраженный, гневный (Διόνυσος Anth.);
ἄγριος
1) дикий; ex. (αἶξ Hom.; δένδρεα Her.; ἔλαιον Soph.; τόπος Plat.) μητρὸς ἀγρίας ἄπο ποτός Aesch. — вино из дикого винограда;
2) жестокий, свирепый, лютый, злой; ex. (ἀνήρ, πτόλεμος Hom.; δρακαίνης φύσις Eur.);
3) неукротимый, необузданный, грубый; ex. (θυμός Hom.; ἤθεα Her.; ὀργή Soph.; ἔρωτες Plat.);
4) мучительный, тяжелый; ex. (νόσος Soph.; τραύματα Eur.);
5) бурный, ужасный; ex. (νύξ Her.; χεῖμα Eur.).

Многочисленные свидетельства античных писателей, изображения на вазах, рельефы представляют менад разрывающими животных, например, ланей (διασπᾶν νεβρούς), тельцов, быков. Молодых волчат и козлят, приносимых в горы, они питают молоком своих сосцов (что, не без основания, особенно отмечает миф) и потом растерзывают. Еще во второй половине IV в. н.э., мог воскреснуть в народе стародавний обычай: по словам церковного историка Феодорита,² «огонь горел на идольских жертвенниках, и посвященные в оргии Диониса бегали, одетые в козьи шкуры, и разрывали собак в вакхическом исступлении».

Козья шкура — дионисийское одеяние (αἰγίς, τραγῆ), наравне с фракийской «бассарой» (откуда — Бассариды или Бассары, фракийские менады), одеждой, по-видимому, из лисьих шкур, от известного Геродоту слова, означающего лисицу.³ Дионисова «небрида» (νεβρίς) — накидка из шкуры лани, а техническое выражение культа νεβρίζειν значит «облекаться в небриду» и «растерзывать ланей». Аналогия обстановки шаманского оргиазма невольно останавливает внимание: шаманы носят личины, плащи из оленьих и козьих шкур; к плащам прикрепляют жгуты, изображающие змей с раскрытой пастью; в руках держат трости, — подобно тому, как служители Диониса, облеченные в звериные шкуры и часто замаскированные, перепоясывались змеями и вооружались тирсами.

Из глубокой древности шло обыкновение — надевать на себя для обрядового действа шкуры разорванных, в жертву богу, животных. Мясо их пожиралось, и притом пожиралось сырьем. За исконность этой формы жертвы ручается ее дикая первобытность. По слову Еврипида, «Вакх, носящий священную небриду, охотится за добычей из крови козьей, за усладой сырого мяса». По Аполлонию Родосскому, вакханки — «фиады, сырьем питающиеся» (ὠµοβόροι).⁴ Климент Александрийский в своих полемиках настаивает на отвратительности этого священного язычникам обычая.
___________________________
[1] Слова ὠμηστής и ὠμάδιος являются производным от ὠμός:
ὠμός
1) сырой, невареный (ὠμούς τινας καταφαγεῖν Xen. — съесть кого-л. живьем, перен. жестоко расправиться с кем-л.);
2) дикий, грубый, суровый, жестокий (δεσπότης, φρόνημα, ὀργή Aesch.; δαίμων Soph.; βούλευμα, στάσις Thuc.; ψυχή Plat.);

ὠμηστής (ὠμ-ηστής) adj. m, редко f {ὠμός}
1) питающийся сырым мясом (Ὠμηστῇ Διονύσῳ καθιερωθῆναι Plut. — быть заколотым в жертву Дионису Сыроядному);
2) кровожадный (ἀνήρ Hom.).
ᾔστωσα aor. к ἀϊστόω
ἀϊστόω — уничтожать, истреблять, губить.

ὠμάδιος (ὠμ-άδιος) {ὠμός}
ἀδίκως — несправедливо, беззаконно Aesch., Her., Lys., Plat.
ἄδικον τό тж. pl. беззаконие, насилие Pind., Xen., Plat.

[2] Θεοδώρητος ὁ Κύρου — Феодорит Кирский, выдающийся христианский писатель V века, представитель Антиохийской школы богословия.

[3] βασσάρα ἡ накидка из лисьей шкуры;
βασσάριον τό ливийская лисица Her.

[4] ωμοβόρος (ωμο-βόρος) — питающийся сырым мясом.
βορός {βιβρώσκω} прожорливый Arph., Arst., Luc.

Служительницы Диониса пожирают сырое мясо разрываемых ими животных в подражание своему богу и для приобщения его трапезе, так как раздрание — жертва Дионису, будучи в то же время, как мы увидим, воспроизведением его страстей. Оттого Дионис носит священное наименование Омадий (Ὠµάδιος, Ὠµηστής), от ὠμός — «сырой». Орфические секты сохранили и углубили древний вакхический обычай: их члены, приняв однажды, при посвящении, участие в священной оргии, где разрывались животные и мисты причащались их окровавленному мясу, — воздерживались потом навсегда от употребления мясной пищи.

По свидетельству Фирмика Матерна, на острове Крит долго держался связанный с триетерическими празднествами обряд, который названный христианский писатель рисует так: «Они терзают живого быка зубами и разбегаются с нестройными криками и воплями по лесным чащам, делая вид, что бешенствуют в безумии». Это было служение Дионису Таврофагу.⁵
___________________________
[5] ταυροφάγος (ταυρο-φάγος) — поедающий быков, эпитет Диониса Soph.

Раскопки Эванса показали, что миф о Минотавре, «человекобыке», пожиравшем человеческие жертвы в критском Лабиринте, не лишен исторического основания. Стенные фрески Лабиринта, храма или дворца, посвященного «богу двойного топора» (λάβρυς), изображают род боя быков, где жертвами разъяренных животных оказываются отданные им на добычу пленники. Миф о растерзании Дирки, привязанной к дикому быку, позволяет видеть в этом обычае элементы религии дионисического характера. Свидетельство Фирмика скрепляет связь приведенных фактов. Кажется, что дионисические оргии, своего рода оргиастические «бои быков», соединенные первоначально с человеческими жертвами, впоследствии же ограничивавшиеся растерзанием быка, имели древнейшие корни, между прочим, на Крите, где божество, являющееся изначала с чертами Диониса, позднее — с ним отождествленное, почиталось преимущественно в образе быка.

Не подлежит сомнению, что дионисийские причащения сырому, живому телу жертвенных животных были повсюду только заменой первоначальных человеческих жертв. Павсаний сообщает, что в Беотии принесение в жертву Дионису козлят заменило периодические жертвенные убиения мальчиков.

«Есть тут храм и Диониса Эгобола.⁶ Как-то раз, принося жертву богу, они под влиянием опьянения пришли в такое неистовство, что убили жреца Диониса; убившие тотчас же были поражены моровой язвой и вместе с тем из Дельф к ним пришло веление бога приносить Дионису ежегодно цветущего мальчика; немного лет спустя, по их словам, вместо мальчика бог разрешил приносить им как жертву козу».
(Павсаний IX, 8, 2)

Еще в эпоху персидских войн, по Плутарху (Themist. 13), были убиты в жертву Дионису — «Пожирателю сырого мяса» — три пленных перса. На Хиосе тому же Дионису (Ὠµηστής) приносился в жертву чрез растерзание человек, по сообщению неоплатоника Порфирия. На Тенедосе, где Дионису был усвоен упомянутый символ двойного топора, приносился в жертву телец; перед жертвоприношением на копыта тельца надевались котурны — высокая обувь, употребительная в трагедиях, и тот, кто нанес топором удар жертве, спасался к морю от предполагаемого преследования мстителей за убийство, — что повторяется и в обряде аттических Буфоний.⁷ Замена человеческой жертвы умерщвлением животного не может быть означена культом с большой прозрачностью. Прибавим, что Дионис, которому приносилась тенедосская жертва, был Дионис — «Разрыватель людей» (Ἀνθρωπορραίστης).
___________________________
[6] αἰγοβόλος (αἰγο-βόλος) adj. m коз поражающий, эпитет Диониса.
[7] βουφόνια (βου-φόνια) τά праздник заклания быка (в Афинах) Arph.

Миниады мечут жребий, которой из сестер жертвовать Дионису, и вынувшая жребий отдает своего сына; сестры, в исступлении, почувствовав, по словам Плутарха, голод к человеческому мясу, разрывают и пожирают ребенка.

С именем Диониса «Человекорастерзателя» должно сопоставить другое, однажды встречающееся, из его многочисленных наименований: Ψυχοδαΐκτης, что значит «убийца, или разрыватель, душ». Нельзя относить этого означения к его силе поражать душу недугом священного безумия (νουσφαλής, νοοπλανής). Нет, слово выражает идею религиозного каннибализма в его чистейшей форме. Боги каннибалов не столько антропофаги, сколько психофаги: они питаются душой, а не плотью жертв. Терзая плоть жертвоприносимых, Дионис растерзывает их душевное тело, их психею. Поистине, дионисизм есть растерзание индивидуума, разлучение Я с собой самим.

Мы приходим к твердому выводу: убийственная сторона дионисийского оргиазма есть исконный оргиазм каннибализма. Этот каннибализм в принципе навсегда сохранился в Дионисовой религии, но был ослаблен в применении. Человеческие жертвы никогда не были упразднены окончательно; но пожирание плоти человеческой было отменено. Тем не менее, символика культа искала сделать прозрачным первоначальное значение живьем пожираемой жертвы, как жертвы человеческой.

Человеческие жертвоприношения в Дионисовой религии были трех родов: жертвенные убиения детей (как кажется, исключительно мужского пола), мужчин и женщин. Если два первые типа соответствуют младенческому и мужскому аспектам бога, — жертвы женские не столько связываются с муже-женским (ἀρσενόθηλυς) обликом Диониса или его женскими метаморфозами, сколько с представлением о принадлежности богу одержимой им женщины: ибо ему обреченная рассматривается как менада. Если умерщвленные для бога отрок, юноша, муж являют собой его же лики, то женская его жертва есть его Ариадна.

Любовь Диониса смертельна. Что Ариадна, ипостась требующей человеческих жертв Артемиды, должна погибнуть, так же требуется логикой мифа, как и заклание Ифигении, представляющей собой другую ипостась той же человекоубийственной богини. Но миф, соединяющий Диониса и Артемиду, как два аспекта, мужской и женский, одной могущественной и страшной божественной силы, обусловливает гибель Ариадны ее соединением в любви с Дионисом. По свидетельству Гомера, Артемида убивает Ариадну своей «тихой» стрелой «по уликам Дионисовым», что значит, по-видимому, что служительница девственной богини навлекла ее месть, быв уличенной в нецеломудренном союзе с богом.

Семела, первообраз Менады, погибает от любви отца Дионисова, который представлен мифом уже в аспекте Диониса, ему изначала присущем. Древний, первый Дионис имеет матерью безутешную Персефону. Трагическая Ио является в местном мифе также достойной матерью бога трагедий.

Священные детоубийства и взаимные священные убиения исступленных служителей и служительниц Дионисовых взяты мифом из ужасной действительности кровавых экстазов древнейшей, забытой Греции. По отрывочным намекам мы догадываемся, что эти убийственные служения искореняли целые роды вековым самоистреблением. Так, неоплатоник Порфирий упоминает о дионисийском клане Бассаров, которые «в неистовстве человеческих жертв и вкушений жертвенных, исступленно нападая друг на друга, и друг друга пожирая, уничтожили все свое племя».

Дионисийская религия принуждена была силой вещей, более всех других религий, искать освобождения, искупления от крайностей своего обрядового каннибализма. И вот, в ней развивается богатая жертвенная символика, которая сводится к одному принципу замены, подстановки животной жертвы наместо жертвы человеческой. В Аркадии жертвоприношение девушек заменяется их бичеванием пред кумиром Диониса, как в Спарте бичевание отроков пред идолом Артемиды замещает их жертвенное умерщвление. Культы обоих родственных божеств равно человекоубийственны, но освобождение исходит, по-видимому, из очищений Дионисовой религии, в лоне которой оно совершилось ранее. Это освободительное начало делается, по мнению Липперта, преимущественным признаком Дионисовой религии в религиозном сознании греков. Если Дионис является освободителем (Λύσιος), разрешителем (Ἐλευθερεύς), — это потому, думает названный ученый, что он вызволил матерей от закона детоубийства. Быть может, Липперт слишком настаивает на этой стороне дионисийской идеи. Во всяком случае, мы имеем в пользу этого положения некоторые указания. Вспомним миссию Эврипила (Εὐρύπυλος), который, открыв Ахаии нового бога, отменил тяготевшие над ней человеческие жертвоприношения Артемиде. По выражению того же исследователя, Дионис стал для эллинов примирительной Пасхой.

Мы, конечно, не можем взирать без ужаса на это кровавое прошлое человеческого сердца. Но древнейшие религии, с их каннибализмом и исступлением, были плодотворным лоном религиозной идеи, осветившей мрак мира. Она стоила быть купленной дорогой ценой. Дорогой, — ибо эти древние люди, воспитавшие человечество своим священным восторгом, давшие ему навеки религиозный закал, — страдали. Но они не боялись ни страдания, ни смерти. Они были боговещие, чуткие к Божеству в мире, и они были жизнещедрые, ни себя, ни других не жалевшие в своих боговдохновенных порывах. Они не жалели разбить сосуд своего тесного Я и, только разбивая его, впервые обрели себя на воле, великие души.

Жертва была сладостна этим древним исступленным, и недаром блаженной славит Еврипидов хор вакханок дионисийскую мученицу — Дирку:

«О дочь Ахелоя, чтимая дева, ты приняла некогда сына Зевсова в струи твои! И ты, о блаженная Дирка, ты отстраняешь мой увенчанный сонм? Зачем ты презираешь, зачем бежишь меня? Подожди, будет тебе мил Бромий, клянусь гроздьями дара Дионисова!».

Они любили, эти древние люди, простор мира и простор Бога и всем существом своим доказывали то, что мы, поздние, испытываем только в минуты мысленного созерцания, — что «сладостно крушенье в этом море» (Леопарди). Живым и непосредственным изволением вступали они в мистическое единение с силой, среди вечных богоявлений которой они жили.

Ибо не должно думать, что мистицизм — в смысле исканий прямого общения и слияния с божеством — развивается как поздний цвет уже окрепшего религиозного сознания, что он — его утончение и одухотворение. Религиозно-историческое исследование приводит к противоположному взгляду. Употребление огня при жертвоприношении — сравнительно новая богослужебная форма. Огонь уже посредствует между материальной и сверхматериальной сферами. Этот «чистый жрец богов», по индийским и иранским представлениям, — как посредник, как жрец, становясь между человеком и богом, разобщает, разъединяет их. Более древняя форма жертвы состояла в непосредственном кормлении богов. Пища ставилась на местах, ими посещаемых, между прочим, на престолах, где они предполагались сидящими, или — так как кровь была их любимой пищей — жертвенник обмазывался кровью. К этому периоду жертвы относится происхождение обычая «феоксений» (откуда римские «лектистернии») — гостин богов, примеры которых мы встречаем и в Дионисовом культе, — совместных трапез, где боги принимают участие наравне с людьми.

Здесь человек входит в ближайшее соприкосновение с божеством; но и эта близость, по-видимому, только ослабленная форма иного культового общения, когда человек искал большего и не столько думал о том, чтобы напитать божество, сколько о том, чтобы самому им напитаться и чрез то усилиться, обожествиться. Тогда человек еще вовсе не жертвовал, — он пожирал бога в его фетише, — животном или в человеке, им исполненном, и так становился до некоторой степени сам богом. Другим средством соединения служил — без сомнения, уже в древнейшие времена — мистический брак, примеры чему мы видели в дионисийской обрядовой символике. Искушение библейского змия: «вы будете как боги», — было некогда символом, исчерпывавшим все содержание религии; «делаться как боги» значило то самое, что впоследствии люди назвали «служением богам». В эту первобытную эпоху они еще далеки были от религиозного отчаяния гомеровского времени, когда имя богов было «бессмертные», а имя людей — «смертные», и непроходимая пропасть разверзлась между обоими родами. Ибо, как говорит позднейший орфик, «боги — улыбка Божества (единого), люди — его слезы».⁸
________________________
[8] …«боги — улыбка Божества, люди — его слезы» — заимствование из египетской традиции. Ра-Атум возрадовался, увидев вернувшихся Шу и Тефнут, которые нашли его Око, и слезы радости упали из глаз его:

«И они (Шу и Тефнут) возвратили мне (Ра-Атуму) Око мое вместе с собой, и потому воссоединился я с членами моими. Я зарыдал над ними и потому люди пришли в существование из слез, что упали из Ока моего».

Люди по-египетски — rmṯ («ремеч»), поздняя форма — rmt («ремет»), а слезы — rmjt («ремит»). Поэтому фраза «люди — слезы бога» является игрой слов.

В то время как религиозная мысль искала мистического синтеза между божественным и человеческим началами, оргиастические культы, и среди них преимущественно культ Диониса, поддерживали непрерывающуюся живую связь между новой мистикой и доисторической мистикой человека-каннибала, питающегося своим божеством, чтобы им исполниться, пожирающего сырое мясо людей или животных или плоть мертвеца, где он ведал божественное присутствие, — пьющего кровь своих жертв, т.е. их душу, чтобы одушевиться богом, им присущим.

Как же мотивируется эта исключительная и единственная из греческих культовых форм? Растерзание совершается «в подражание страстям Дионисовым» (κατὰ μίμησιν τοῦ περὶ Διόνυσον πάθους). По Лактанцию, обряды произошли из воспроизведения божественных деяний, страстей и смерти (ipsi ritus ex rebus gestis vel ex casibus vel ex mortibus nati). Вот объяснение жертвы в историческую эпоху: она символизирует смерть бога, про которого миф повествует, что он был растерзан. Жертва — символ бога и его страстей, по позднейшему представлению. Но древность не знает символа: в ней он еще живая действительность. Было время, когда дионисийская жертва был сам Дионис. По Лактанцию, обряды произошли из воспроизведения божественных деяний, страстей и смерти (ipsi ritus ex rebus gestis vel ex casibus vel ex mortibus nati). Вот объяснение жертвы в историческую эпоху: она символизирует смерть бога, про которого миф повествует, что он был растерзан. Жертва — символ бога и его страстей, по позднейшему представлению. Но древность не знает символа: в ней он еще живая действительность. Было время, когда дионисийская жертва был сам Дионис. Недаром говорится об обрядовом растерзании ланей «растерзывать по слову (или преданию) тайны неизреченной» (διασπᾶν κατὰ ἄρρητον λόγον). В тайне тождества жертвы и бога и состоял, без сомнения, сокровенный, мистический смысл обряда. Ибо относить «предание тайны» к какому-либо мистическому мифу о Дионисовом растерзании нет оснований: миф в его разновидностях был издавна известен и распространен в греческом мире.

Предание о растерзании Диониса-Загрея Титанами является в общих чертах установленным уже в VI веке. Загрей, первоначальный Дионис, — сын Зевса и Персефоны, Зевсовой же дочери, от которой он родил его, сам и придав ей образ змеи. Имя «Загрей» — имя хтонического божества, бога Смерти.⁹
________________________
[9] Дионис приводился в соответствие с Аидом, владыкой подземного царства, через отождествление с египетским Осирисом. Осирис, в египетском представлении, был владыкой преисподней. Развитие образа Осириса (в эллинистический период Египта) — Серапис часто изображался (как и Аид) с трехголовым псом Цербером — охранителем подземного царства.

Ζαγρεύς (-εως) ὁ Загрей
1) эпитет Диониса «первого» как сына Зевса и Персефоны, растерзанного Титанами тотчас же после его рождения Anth.
2) эпитет Гадеса Aesch.

ζαγρεύς ~ ζα-ἀγρεύς ὁ, «великий ловчий».
ἀγρεύς (-έως) ὁ охотник, ловец Pind., Aesch., Eur., Luc., Anth.

У Еврипида Загрей — Дионис ночных радений. Еще ребенком он принимает от Зевса господство над миром. Но хаотические сыны Земли — дикие Титаны — хотят его растерзать. Они дарят ребенку символические игрушки — волчок, шар, пирамиду, между прочим зеркало, — чтобы отвлечь его внимание. Они вымазывают лица гипсом, чтобы быть неузнанными. Между тем как отрок любуется на свое отражение в зеркале, они нападают на него. Он ускользает из их рук чрез последовательные превращения, но в образе быка все же делается их добычей. Титаны поглощают растерзанные части бога, только сердце его, спасенное Афиной Палладой, достается Зевсу, который его проглатывает: это — росток будущего Диониса, долженствующего родиться от Семелы. Или же повествуется, что сердце Диониса погребено под горой Парнасом. Месть Зевса испепеляет Титанов.

Как ни много первобытных черт обнаруживает этот миф, восходящий в своих элементах несомненно до глубокой древности, он не был общим достоянием дионисийских общин и не влиял значительно на религиозные представления культа вне круга орфической секты. Он был лишь одной из попыток точнее определить уже данное в культе понятие страстей Дионисовых, которое, как должно выясниться из дальнейшего исследования, непосредственно и без всякого мифологического звена связывалось с дионисийской жертвой.

Разделению дионисийских торжеств на всенародные празднования и мистические радения соответствовало, в области жертвы, различение жертвы общеритуальной и жертвы мистической. Тогда как первая состояла большей частью в обычном всем культам заклании и сожжении жертвенного животного, — вторая имела целью «подражательное воспроизведение (µίµησις) страстей бога». Ее характеризуют экстаз причастников, растерзание ими живой плоти и вкушение от плоти растерзанной (ὠμοφαγία).

Основным религиозным представлением, обусловившим эту исключительно дионисийскую культовую форму, необходимо признать интуицию пресуществления раздираемой жертвы в божественную плоть и душу самого Диониса. При отсутствии органов и форм религиозной догматики, это верование, очевидно, не могло быть закреплено иначе, как путем тайного предания (ἄρρητος λόγος), жившего в устах оргиастических сонмов; но, и как таковое, оно едва ли в силах было отстоять чистоту и непосредственность своего изначального богочувствования от смешения с затемняющей и изглаживающей древний прямой смысл обрядов символикой, за недостатком прочной организации оргий, на подобие элевсинских мистерий. Вот почему нельзя ожидать ясных свидетельств древности о мистической природе жертвенного таинства; но энергия отождествления жертвы и бога в дионисийской символике позволяет судить по могучим пережиткам верования об огромности его исконного значения. С другой стороны, феномен ипостазирования Диониса в разноликих героях-страстотерпцах объясняется единственно фактом обожествления оргиастической жертвы, наглядно вырастающим из глубочайших корней первобытного миросозерцания.

Если в других культах, где мистической жертвы в вышеуказанном смысле не было, особенное отношение между божеством и жертвоприносимой тварью — только отголоски эпохи, когда оно чтилось в образе именно этой твари (Гере, например, как жертва и как символ-фетиш, принадлежала коза, Асклепию — змея), то жертва дионисийская до поздних времен сохранила в умах прямое представление о тожестве бога с посвященным ему животным. «Козленок — Дионис» (ἔριφος δ ́Διόνυσος), истолковывает культовый термин Гесихий. «Бог-Бык» феспийской надписи, конечно, также Дионис.

Пенфей, охваченный безумием, говорит неузнанному Дионису: «Мне кажется — я вижу два солнца, и ты сам, как бык, идешь пред нами, и на голове твоей рога. Разве ты воистину зверь? Ведь ты обернулся быком». «Явись быком», — умоляют менады. Дионис являет свое присутствие ревом невидимого быка.

Женщины в Элиде поют (текст священной песни сохранен Плутархом): «Сниди, сниди во храм твой, герой-Вакх! Сниди с Харитами туром! Буйным туром примчися!» — и припев гласит: «Тур достохвальный, тур достохвальный!». Одна камея представляет быка, несущего на рогах трех дев: это — Дионис, влекущий с собой Харит. Стих Пиндара (Ol. 13, 18), доселе вызывающий недоумение, упоминает о явлении «Харит Дионисовых с гонящим быка (βοηλάτα) дифирамбом»: поэт, которому предносится образ подобный изображению на упомянутой камее, олицетворяет дифирамб-песнь в видении ярого быка, одержимого Дифирамбом Дионисом. Этот бык — вместе эпифания бога и его жертва. По Симониду дифирамб (διθύραμβος) — топор «быкоубийца» (βουφόνος). Изображения Диониса в виде быка были особенно многочисленны в Кизике (ταυρόμορφα ἀγάλματα πολά, по Плутарху) в местностях, где был распространен и культ двойного топора. Что он часто принимает образ быка, известно из многих мифов. Атрибут рогов засвидетельствован и изображениями, и рядом священных эпитетов. На одной статуэтке бога облекает бычья шкура с головой и рогами.

На Тенедосе, острове двойного топора, совершались дионисийские обряды: на копыта тельца надевали котурны и так убивали его, после чего убийцу преследовали мнимые мстители до моря. Прибавим, что за коровой, от которой должен был родиться обреченный телец, ухаживали, по тому же свидетельству Элиана, как за женщиной-роженицей. Среди культовых эпитетов Вакха, встречается в Аргосе βουγενής («рожденный коровой»).¹⁰ Дионис был столько же «бык» или «в быке», сколь он был «деревом» или «обитающим в дереве» (ἔνδενδρος). Дельфийский оракул, рассказывает Павсаний, повелел коринфянам чтить одну сосну, поваленную фиадами на Кифероне, за Диониса; они сделали из дерева два идола бога. Подобным же образом Дионису поклонялись в других фетишах, как, например, в столпе (στῦλος) или в древесном стволе (αὐτοφνὲς πρέμνον).

Еще нагляднее, быть может, сказывается отожествление бога и жертвы в мифе, ипостазирующем Диониса в священных ликах страдания, поскольку дионисийский миф ясным зеркалом отображает предания древнейшего культа. Нимфы Нисиады, лелеющие Диониса и вдруг воспылавшие голодом к плоти божественного младенца, являют собой, наравне с Титанами, первообраз исступленных детоубийц мифа и исторической действительности. Если дионисийские женщины, на Парнасе, носившие колыбели-кошницы,¹¹ мистически становились самими нимфами-кормилицами бога и действительно «будили младенца в колыбели», то, разрывая козлят, принесенных в корзинах в горы, они же воистину растерзывали Вакха-отрока. Миф о Пенфее, очевидно, — отвлечение из оргиастической символики празднеств на Кифероне Пенфей же — ипостась Диониса: недаром он принимает символический облик быка или льва в видении менад и — герой рассудка, по Еврипиду, — погибает обезумевшим; само имя его выдает «страстотерпца»,¹² и существенное в его мифическом образе, конечно, — его страстнàя участь, закономерно обусловленная, согласно логике дионисийского мифотворчества, богоборством героя-ипостаси.
________________________
[10] Образ быка достался Дионису из египетской традиции в силу отождествления с Осирисом. Почитавшийся в Мемфисе божественный бык Апис, считался живым воплощением Осириса и зачастую отождествлялся с ним под именем Осирис-Апис.

[11] λῖκνον τό
1) плетеная колыбель HH.
2) веялка Arst.
3) культ. корзина с первинками плодов (преподносившаяся преимущ. Вакху-Дионису в дни его праздника) Soph., Plut., Anth.

[12] Πενθεύς (-έως) ὁ Пенфей (сын Эхиона и Агавы, внук Кадма, миф. царь Фив, растерзанный вакханками за непочтение к Вакху) Aesch., Eur.
πένθος (-εος) τό
1) печаль, скорбь, горе;
2) траур;
3) несчастье, бедствие Her., Pind.

Мифу о Пенфее аналогичен, также связанный с горой Кифероном, миф об Актеоне, сыне дионисийских родителей, Аристея и Автонои, сестры Агавы. Сходство простирается до того, что оба героя застигаются дионисийскими женщинами как соглядатаи их тайнодействий. Ибо, как Артемида — сопрестольница и подруга Диониса, так и ее женский сонм, будь то сонм нимф, горных охотниц или стан амазонок, во всем подобен Фиасу менад. Впрочем, другая, более древняя версия мифа вовсе не знает об участии Артемиды в растерзании Актеона и приписывает ему иную вину — не пред Артемидой, а пред Семелой, матерью Дионисовой. В одной коринфской сказке-повести тот же Актеон — уже красивый мальчик, растерзанный своими обожателями. Очевидно, что мотив растерзания — вот то постоянное, на чем держится, как на прочной основе, изменчивый миф. Так и Орфея, пророка и ипостась Диониса, должны были растерзать менады; в чем проявилась вина его богоборства против дионисийского начала, творцы мифа не знали, и не нашли пластически-удовлетворительного объяснения его мистической участи. Растерзание (σπαραγµός, διασπασµός) — постоянная печать и знамение дионисийского героя.

Уподобление Актеона Дионису подчеркивается у Нонна и его одеждой — пестрой шкурой оленя, — отчего собаки Артемиды, обманутые его видом, разрывают его, как лесного зверя. Вспомним, что менады — собаки в трагедии Еврипида о Пенфее. На знаменитой фреске, изображавшей подземный мир, Полигнот представил Актеона и его мать сидящими на вакхической небриде, с молодым оленем в руках. Наконец, Актеон — охотник, и охотник — Дионис, «сильный ловчий» (Ζαγρεύς). Не даром Нонн включил сказание о нем в свою дионисийскую поэму и сближает Артемиду, виновницу Актеоновой гибели, с Дионисом-охотником. Актеон — местный Дионис месяца Элафеболиона, месяца «оленьего боя» и великих Дионисий. Мы могли бы прибавить: и дионисийского маскарада, — ибо одной из существенных вакхических черт мифа об Актеоне является его переодевание — сам ли набросил он на себя оленью шкуру, или Артемида накинула ее на него, как повествовал Стесихор.

Цель, которую преследовали дионисийские женщины, разрывая, под маской жертвы, бога и пожирая плоть жертвенную, была алчба исполниться богом, сделаться «богоодержимыми» (ἔνθεοι). Арнобий говорит, обличая вакханок: «Чтобы показать, что вы полны божеством и могуществом его, вы разрываете окровавленными устами внутренности стенящих козлят». Понятие богоодержимости (κατοχή, ἐνθουσιασμός) было, впрочем, почти уже ослаблением первоначального представления, которое обнаруживается в наименовании всех участников оргии «вакхами» (βάκχοι). Подобным же образом, именуются оргиасты и σάβοι, по имени фракийского или фригийского Диониса-Сабазия. Этот факт свидетельствует об исконном отожествлении бога — уже не с жертвой только, но и со всеми священнодействующими и причастившимися жертве. Сделавшееся пословицей изречение: «много тирсоносцев, да мало вакхов» (πολοὶ μὲν ναρθηκοφόροι, παῦοι δέ τε βάκχοι. Plat.)¹³ — вполне выражает уже углубленную орфиками идею внутреннего слияния с божеством, даруемого благодатью мистического экстаза и недостижимого внешними обрядовыми средствами.
________________________
[13] Слово ναρθηκοφόροι («нартеконосцы») переведено как «тирсоносцы». Растение нартек часто использовалось в качестве жезла (тирса), поэтому слово «нартек» стало эквавалентно «тирсу».

ναρθηκοφόρος ὁ нартеконосец, носитель нартекового жезла (об участниках шествий в честь Вакха);
νάρθηξ (-ηκος) ὁ
1) бот. нартек, ферула (Ferula communis L., растение из семейства зонтичных, сердцевина которого медленно тлеет, т.е. долго хранит огонь) Hes., Aesch., etc.
2) культ. нартековый жезл (вакхантов) ex. (νάρθηκες ἱεροί Eur.)
θύρσος ὁ (в Anth. pl. тж. τὰ θύρσα) тирс, вакхический жезл, увитый плющем и виноградом и увенчанный сосновой шишкой; ex. ὄφεις περιελιττόμενοι τοῖς θύρσοις Plut. — тирс, увитый змеями.

Любопытно, что не только сами участники радений носят имя своего бога, но и священные предметы, ими при культе употребляемые. «Вакхом» называли дионисийский венок и дионисийскую ветвь. Приводя стих Ксенофана: «елок частые вакхи (т.е. ветви) обстали (окружили) домы», — схолиаст Аристофана поясняет, что именем Вакха звали не одного Диониса, но и совершающих оргии, и ветви, несомые мистами. «Со-вакхи» (σύµβακχοι) означало — «соучастники в оргиях». Состояние оргиастов, как соучастников страстей бога, именуется у Аппиана и Плутарха «вакхическими страстями».

Чтобы исчерпать идею мистического отожествления в культе Диониса, остается указать, наравне с представлениями тождества бога и жертвы и тождества бога с причастниками жертвы, — на отожествление бога и богоубийцы, или жертвы и жреца. Если Дионис — бык (ταῦρος) или козел (τράγος, µελάναιγις), то он же — пожиратель быков и козлоубийца (ταυροφάγος, βουφάγος, αἰγοβόλος, ἐρίφιος). Человек разорванный — Дионис, как жертва Титанов; но и сам Дионис — «разрыватель людей» (ἀνθρωπορραίστης). Жертва, разъятая и сырьем съеденная, — пожранный Титанами Дионис; но и сам он — «сырье снедающий» (ὠμάδιος, ὠμηστής). Вот почему бог-бык вместе бог-пастырь (βουκόλος, βοῦκος) и сопрягатель быков (βουζύγος). Дионис-козел — враг Диониса-винограда. Актеон — охотник и жертва охоты; он — Дионисов аспект; но Дионис сам, или Зевс, как муж Семелы, — пособник Артемидиной травли. Пенфей — враг бога, и его жертва; но он же его ипостась. Ликург — недруг Вакха и жертва менад; и он же только личина бога, ибо растерзан менадами. Орфей — пророк Диониса; но он же противится ему и идет принести жертву Аполлону или Солнцу; разрывая его, менады вновь превращают его в Диониса. Александр, сын Филиппа или, по тайной молве, Зевса и македонской менады, верит, что в нем воплотился Дионис (после него, не один сильный мира провозгласил себя за «нового Диониса»), — и, по одному свидетельству, совершает убийство друга у алтаря Дионисова, в вакхический праздник; если свидетельство и недостоверно, поучительно то, что оно дионисийски стилизовано. Жрец Диониса закалается пред алтарем бога за погибающую здесь же вакханку (т.е. также аспект Диониса), Каллирою. В орхомене жрец с ножом преследует дионисийских женщин. Дирка, полная бога, влачится по Киферону быком оргий — Дионисом; и если мы слышим о ее превращении с быком в источник Диркейский, — это оттого, что более древнее предание говорило о приятии нимфой Диониса в струи свои.

И чем глубже стали бы мы вникать в дионисийские мифы, тем более убеждались бы, что на всех их напечатлелась мистическая истина Дионисовой религии: истина раздвоения бога на жертву и палача, на богоборца и трагического победителя, на убиенного и убийцу. Эта мистика оргиастического безумия мало говорит рассудку, как всякая мистика; но ее символизм более, чем логика догмата, делает нам доступной загадочную сущность вечно самоотчуждающегося под чужой маской, вечно разорванного и разлученного с собой самим, вечно страдающего и упоенного страданием «многоликого» и «многоименного» Диониса, бога «страстей».

Раскрытая выше идея мистического отожествления сплавляла вакхическую общину в одно хоровое тело Диониса; она одна позволяет внутренне осмыслить сущность «оргии», этого совместного, не нуждавшегося в жреце, священнодействия «вакханок», — как формы культа исключительно дионисийской. Из сущности начала оргийного вытекает исконная схема оргии как священного действа. Ее объединенной множественности свойственна форма кругового строения участников, «киклический хор». Хороводная цепь была как бы магическим проводником экстаза. Хороводная песнь звалась дифирамбом. На круглой орхестре двигался «трагический хор» (χορός τραγικός), хоровод козлов,¹⁴ каким мы застаем его древле в Пелопоннесе. В середине хоровода был видим сам бог в его жертвенном лике, — обреченный участник действа, отчужденный от своего прежнего Я личиной и жертвенными «трагическими» котурнами, которые, как было указано, еще привязывались на Тенедосе к копытам тельца, заменившего прежнюю человеческую жертву. Круговой ток исступления разверзал пред глазами составлявших цепь ослепительные «эпифании», потрясающие явления и знамения божественного присутствия. Они достигали самозабвения богоодержимости, они становились «вакхами»: все личное с корнем исторгнуто было из их преображенного существа.

Принесение в жертву Дионису его самого, чрез посредство им же вдохновленных и исполненных, являющих собой его же аспект служителей бога страдающего, составляло мистическое содержание Дионисова культа. Если Титаны, разрывающие бога, чрез пожрание его им исполняются в такой степени, что вмещают в своей мятежной и хаотической душе иную, божественную душу, и люди, возникшие из их пепла, уже рассматриваются, как существа двойственной природы, составленной из противоборствующих начал — титанического, темного, и дионисийского, светлого, — то это преображение богоубийц чрез удвоение их природы — только последнее очищение; но и сама первородная вина, этот «древний грех беззаконных предков» (по слову орфиков), самое исступление их убийственного буйства невозможны без того жреческого безумия, которое отличает всех Дионисоубийц, будут ли то лица исторической действительности, как тот жрец эпохи Плутарха, не воздержавшийся в своем преследовании орхоменских женщин от умерщвления одной из них, или образы мифа, как детоубийственные Миниады и Пройтиды, дочери Ламоса, нападающие с ножами на чужеземцев и рабынь; — или нимфы Нисы, взалкавшие плоти бога, его пестуньи; — преследователь Вакха Ликург, или кормилец и убийца сына, Атамант; — Корес, поднимающий нож на Каллирою, или влюбленные менады, терзающие Орфея; — Агава, несущая на тирсе голову милого сына, или безумная Антиопа, привязывающая, с помощью сыновей своих, менаду Дирку к разъяренному быку.

Безумие Титанов прямо не обусловлено в мифе влиянием Диониса; но ведь уже самая близость и видение младенца, глядящегося в зеркале, должны были охватить их дионисийским исступлением: недаром они вымазали лица гипсом (черта, не объясненная прагматизмом мифа,¹⁵ но необходимая в связи вакхического жертвенного маскарада) и бросаются на ребенка, чтобы растерзать его в ярости, тогда как прагматизм мифа требует простого убиения. Но Дионис именно неумертвим, хотя должен быть вечно умерщвляем, — сын Зевса-змия и змеи-Персефоны, подземной владычицы над областью смерти.
________________________
[14] τράγος ὁ козел Hom., Pind., Her.

[15] Гипс по-гречески — τίτανος. Греки, падкие на обыгрывание схожих по звучанию слов, не могли пройти мимо такого созвучия:

τίτανος ἡ гипс Hes.; известь или мел Arst.; меловая пыль Luc.
Τιτᾶνος gen. к Τιτάν
Τιτάν (-ᾶνος), ион. Τῑτήν (-ῆνος) ὁ (эп. dat. pl. Τιτήνεσσιν) Титан
Τιτᾶνες и Τιτανίδες — дети Урана и Геи: сыновья — Океан, Кей, Крий, Гиперион, Иапет, Крон и дочери — Тея, Рея, Фемида, Мнемосина, Феба и Фетида; свергнув своего отца с престола, они завладели миром, пока сами не были побеждены и низвергнуты в Тартар Зевсом Hom., Hes., Trag.

Этимологию слова Τιτάν современная наука не объясняет, считая его заимствованным. По Павсанию, впервые слово Τιτάν ввел в оборот Гомер, у него заимствовал Ономакрит и представил титанов «виновниками страстей Диониса».

Конечно, если рассматривать гипсовую (τίτανος) маску как обязательный мистериальный атрибут, заимствованный из-вне (вероятно, Африка или Крит) вместе с культовым ритуалом, то персонажи, напавшие на Диониса, могли получить эпитет (связанный именно с маской): «гипсовые», «вымазанные гипсом».

Кроме версии с гипсовой маской, можно рассмотреть созвучие с еще одним порождением Геи (Земли) — великаном Тифоном (Τυφῶν), чье имя производят от τύφω («чадить», «коптить»). Эта версия хороша тем, что, кроме созвучия слов «Тифон» и «Титаны», здесь явно угадывается соответствие противостояний Осирис - Тифон и Дионис - Титаны. И в том и в другом случае, речь идет о попытке незаконно овладеть верховной властью.

Τυφῶν (-ῶνος), эп. Τῠφάων (-ονος) ὁ Тифон (гигант, сын Тартара и Геи, побежденный Зевсом Aesch., Plat., Plut.)
τυφῶν (-ῶνος) ὁ вихрь, ураган, смерч Arst., Plut.
τύφω (pf. pass. τέθυμμαι)
1) дымить; ex.: κηκὴς κἄτυφε (= καὴ ἔτυφε) κἀνέπτυε Soph. — жир (сжигаемых жертв) чадил и шипел;
2) выкуривать;
3) зажигать, воспламенять или сжигать на медленном огне.

Титаны были испепелены молниями Зевса, а из этой копоти появились люди, о чем свидетельствует Олимпиодор: «Мы часть Диониса, коль скоро мы состоим из копоти титанов, вкусивших его плоти» (К Федону. 61). Речь идет именно о «копоти», которая прекрасно коррелирует с τύφω («чадить», «дымить»).

Глубокомысленный миф как бы предполагает дионисийское тяготение к растерзанию искони потенциально присущим хаотическому и материальному началу, началу титанов-богоборцев. Оно же (прибавим вскользь) — по преимуществу начало женское. В Титанах древняя мать мстит своему мужу, Земля — Небу. И родились они всем в мать: от нее унаследовали свое неистовство. Другими словами, Титаны созданы мифом по образу Менад: мифотворческая мысль продолжила в сынах Земли идею женского мужеубийства. Дионис — жертва, поскольку он мужествен; губитель — поскольку божество его женственно. Титаны, губители в духе и одержании Дионисовом, — только сыны Матери.

Итак, древние прообразы двойственной души человека, сына Неба — Урана и Матери-Земли, — как и человеческая душа, по орфическому учению, — дочь Земли и звездного Неба, как и первый Дионис — сын Зевса и Персефоны, как и второй Дионис — сын Зевса и Семелы, одного из символов Земли (какова бы ни была этимология слова: σεµνή, «почтенная мать», или θεµέλη, «твердая земля»)¹⁶ — Титаны суть первый аспект дионисийского начала в непрерывной цепи явлений вечно превращающегося бога — и древней, как «вакхи», нежели древнейший Дионис мифа.
________________________
[16] Поскольку Семела сгорела в огненных лучах славы Зевса, то уместнее искать этимологию имени Семелы не в «твердой земле» (θεµέλη). «Твердая земля» ничего не объясняет. Но, сгоревшая Семела должна обуглиться и «почернеть», либо обратиться в прах и, опять же, стать «черной» (как земля). Т.е., если μέλας — значит «черная», то συμμέλας (συμ-μέλας) — «почерневшая», ставшая полностью «черной».

Σεμέλη, дор. Σεμέλα ἡ Семела (дочь Кадма и Гермионы, мать Вакха от Зевса) Pind., Her., Eur.
συμμελαίνομαι (συμ-μελαίνομαι) становиться совершенно черным, совершенно чернеть;
μέλας — черный; ex. μ. γαῖα Hom. черная земля.
συμ- — приставка обозначающая завершенность, полноту действия.

Как доказательство, что они убивают Диониса, уже как силы дионисийские, — поучительно отражение орфического мифа в сельском аттическом, об Икарии. Икарий, ипостась Диониса, распространяет по своей стране дар бога — лозу виноградную — и умерщвляется буйными селянами и пастухами гор, своего рода Титанами которые впали в яростное безумие, отведав неведомого им дотоле божественного напитка, т.е. исполнившись душою Дионисовой.

Дионисийское начало миф предполагает, как некоторое prius, и им обусловливается появление Диониса-лица. Дальнейшее исследование должно подтвердить этот вывод: Дионис, как религиозная идея оргиазма, как мистический принцип культового исступления и жертвы экстатической, — изначальнее, нежели Дионис как образ мифа.


_______________________________

Бог (ст.-слав. богъ; укр. бiг; болг. бог; сербохорв. бо̑г; словенск. bȯg; чешск. bůh; польск. bóg; в.-луж. bóh; н.-луж. bog).

Общеславянское bog — наделяющий богатством, бог.
Древнеиндийское bhaga(-h) — счастье, благосостояние, богатство или bhagavan(t) — наделяющий богатством.
Древнеиранское, древнеперсидское baga — участь, судьба, счастье, бог.
Древнеарабское происхождение baha, baga — участь, судьба, господин, бог.
Авестийское baɣa, baga — доля, участь.
В современный русский слово «бог» пришло из древнерусского, где богъ — заимствование из церковнославянского. Старославянское богъ восходит к общеславянскому bog и далее — к индоевропейскому корню bhag- (наделять, раздавать).
(Этимологический словарь русского языка Семенова).

Другие словари, в целом, дают то же значение — «дающий, оделяющий господин; доля, счастье, богатство». Настораживает только один нюанс: «в современный русский язык слово «бог» пришло из древнерусского, где «богъ» — заимствование из церковнославянского». Видимо и в славянские языки слово «бог» пришло тоже из церковнославянского. Но церковнославянский язык несет в себе богатое византийское (читай греческое) наследие. Греческий же язык был в свое время языком межнационального общения. И именно из него многие народы заимствовали многие слова и термины. Не в Грецию ли уходят корни пресловутой «индоевропейскости»? Не отрицая возможности заимствования слова «бог» из иранской (или даже из индийской) культуры, рассмотрим еще одну версию происхождения слова «бог» — от слова «бык».

Истоки происхождения образа бога-быка лежат в далеком прошлом. Он возник в эпоху Тельца, когда, зачастую, образ богов разных культов имел вид быка, либо его атрибуты (бычья голова, рога). Наиболее известные Тельцы: Мардук, Ра, Ваал, Энки («свирепый бык неба и земли»), Лунный бог Син и Солнечный Тешуб, принимающие образ быка.

В Египте, помимо богов в образе быка, поклонялись и быкам, что называется, из плоти и крови, но обожествляемым по определенным признакам, дающим право полагать, что этот бык является воплощением бога Ра, Осириса или Птаха. Бык Апис почитался в Мемфисе, Мневис — божественный черный бык Гелиополя, Бухис — божественный бык Фив. Обращает на себя внимание некоторое созвучие имени Бухиса (bḥs, «теленок») со словом «Бог» (особенно с учетом оглушения буквы «г» в слове «Бог»).

В Гермонте (Верхний Египет) Бухис почитался как воплощение местного бога войны Монту и при жизни был окружен божественными почестями. После смерти его мумифицировали и захоранивали в саркофаге в особом некрополе Бухеуме, недалеко от Гермонта. Новое олицетворение Бухиса находили среди новорожденных телят по особым приметам. У него должна была быть белая шерсть с черными пятнами и черная голова. Культ быка Бухиса достиг наивысшего расцвета в эллинистический и римский период — при Птолемеях (305-30 до н.э.) и римских императорах династий Юлиев-Клавдиев и Флавиев (27 до н.э. - 96 н.э.).

Как видим, оформившийся в эпоху Тельца, образ бога Быка проявляется и в следующую эпоху Овна, и в эпоху Рыб. Нельзя не отметить попыток ввести образ божественного барана, с приходом эпохи Овна. Наиболее популярный образ бога-барана — это конечно же Амон. Символизм Овна переходит и в эпоху Рыб, вспомним, хотя бы, образ закланного агнца, как символ Христа. Однако традиция весьма инертна, она вшита в культуру и религиозные символы настолько прочно, что с трудом поддается вытеснению новыми образами.

На языках разных народов слово «бык» весьма созвучно слову «Бог». По-татарски бык — богà, по-крымскотатарски — buğa, по-башкирски — буга (бога), по-казахски — бұқа, по-киргизски — бука. В этой же связи, вспоминается букашка,¹ с говорящим названием «Божья коровка».

Любопытно еще одно именование быка на славянских языках — «бугай» (польск. buhaj, также bugaj). Фасмер происхождение этого слова относит к заимствованию из тюркского, от слова «бык» (тур. buɣa, чагат. boɣa, др.-тюрк., уйг. buka). Это ошибочная версия, слово «бугай» заимствовано из др.-греческого языка. Слово βουγαίος встречается и у Гомера (Ил. XIII 824; Од. XVIII 79), и у Плутарха (Αίτια Ελληνικά 36).²
___________________________
[1] Слово букашка, видимо, производное от бұқа — «бычок». Причиной такой этимологии (слова «букашка») очевидно является «тяжеловесный» вид жуков и усики, которые можно рассматривать как «рога». Схожую этимологию имеет и слово «козявочка» (от слова «коза»).

[2] Νῦν μὲν μήτ᾽ εἴης, βουγάϊε, μήτε γένοιο… — Лучше б тебе, самохвал, умереть иль совсем не родиться… (Гомер. Одиссея XVIII, 79)
Αἶαν ἁμαρτοεπὲς βουγάϊε ποῖον ἔειπες… — Праздные звуки, Аякс! велеречишь, огромностью гордый! (Гомер. Илиада XIII, 824)

Несмотря на то, что слово βουγαίος происходит от слова βοῦς («бык»), его перевод и у Гомера, и у Плутарха имеет переносное значение. Плутарх слову βουγαίος дает значение «по-бычьи радостный», в Одиссее то же слово В.В. Вересаева переводит как «самохвал» (т.е. хвастун). В Илиаде, в переводе Н.И. Гнедича, телосложение Аякса просто сравнивается с мощью быка. Дословно βουγαίος имеет значение «земляной бык», т.е. употребляемый для пахоты земли (сравн. с βουκαῖος — пашущий на волах Theocr.).

βουγάϊος (βου-γάϊος) ὁ бран. хвастун, бахвал Hom., Plut.
βου- <βοῦς>
1) приставка со знач. «бычачий», «коровий», «воловий»;
2) усилит. приставка со знач. «громадный», «огромный» (напр. βουλιμία)
γάϊος, дор. = γήϊος
1) сделанный из земли, т.е. глиняный (πλίνθος Xen.);
2) имеющий земную природу, земного происхождения;
3) связанный с землей.

Босфор (др.-греч. Βόσπορος, Bosporus) официально переводят как «проход вола», «бычий брод» или «скотий брод», от βῶς — «бык», πόρος — «брод». Хотя гораздо логичней выглядел бы перевод через слово φορός (несущий, споспешествующий). По аналогии с θεόφορος (θεό-φορος), что переводят как «ниспосланный богом», «βόσφορος» (βόσ-φορος) можно перевести и как «ниспосланный быком», т.е. богом в образе быка.³

Называть же пролив «бродом» — по меньшей мере странно, даже если в глубокой древности он был настолько мелким, что его (якобы) можно было перейти вброд. В конце концов, у каждой реки есть место, где ее можно перейти, но не одну реку в честь этого бродом не называют.

Впрочем, слово πόρος переводится не только как «брод». У этого слова есть и иные значения, например … «пролив».⁴ Название пролива Βόσπορος (Боспор) греки связывали с «переправой» через него Ио (Ἰώ) — дочери аргосского царя Инаха, которую Зевс превратил в телицу, дабы скрыть от Геры любовную связь с ней. Но Гера раскусила хитрость мужа и наслала на Ио жалящего овода, спасаясь от которого та бросилась в воды пролива и, переплыв его, укрылась от гнева Геры в Египте. Т.е., речь идет, во-первых, о «корове», во-вторых, о «переправе». Название же «бычий брод», в этом случае, просто повисает в воздухе.
___________________________
[3] Существует версия, что Босфор получил свое название благодаря фракийцам, освоившим берега пролива задолго до греков. Название канала, в переводе с фракийского, означает «светлая вода». Греки заимствовали фракийское название пролива, переведя его на греческий как Φωσφόρος — «светоносный». Позднее это название было приведено в соответствие с более понятным утилитарным смыслом — «бычья переправа». Греческий ученый 12 века Джон Цецес (John Tzetzes) сообщает, что в народе, в его времена, пролив также был известен как Просфорион (Προσφόριων).
φωσφόρος (φωσ-φόρος) — светоносный, лучезарный, сияющий.
πρόσφορος (πρόσ-φορος) — полезный, нужный, необходимый.

[4] βοῦς, дор. βῶς, βοός ὁ и ἡ бык (тж. βοῦς ἄρσην и ταῦρος βοῦς Hom.); вол или корова (βοῦς ἄγριος Hom. — тур или буйвол).
πόρος
1) место переправы, переправа, перевоз (Ἀλφειοῖο Hom.): Πλούτωνος π. Aesch. = Στύξ; ὁ π. τῆς διαβάσιος Her. место переправы;
2) пролив Hes., Aesch.: π. Ἕλλης Arph. = Ἑλλήσποντος;
3) море (как проход или путь) (Ἰόνιος π. Pind.; Εὔξεινος π. Eur.);
4) поэт. течение: ῥυτοὶ πόροι Aesch. текучая вода.

Как бы это не показалось странным, но по-турецки слово «пролив» — boğaz. А Босфорский пролив, соответственно, — İstanbul Boğazı. Конечно, это может быть просто случайным созвучием, ведь этимология слова boğaz — однозначная. Слово boğaz (в значении «пролив») употребляется в переносном смысле, основное значение слова boğaz — «глотка» (в смысле «узкий проход»). И все же, не следует забывать и о значении турецкого слова boğa — «бык», которое, как нарочно, так удивительно созвучно рассматриваемому нами слову boğaz, тем более, что предыдущее (греческое) название пролива связывали именно с быком.

boğazı — узкий горный проход, уще́лье;
boğa asi — непокорный бык.

Оставим Босфор. Вспомним такого славянского полумифического героя как Бус Белояр, имя которого транскрибируется на разных языках и как Бус, и как Боз, и как Бож, что созвучно с церковнославянским Бозе, Боже.⁵ А с учетом того, что, по легенде, его распяли в день весеннего равноденствия, да еще и в полнолуние, то кому же как не ему быть Бозе Ярилой (особенно с учетом, что на третий день, после распятия, он воскрес)?
___________________________
[5] Печаль бо яже по Бозе покаяние нераскаянно во спасение соделовает, а мира печаль смерть соделовает (2 Кор. 7:10).

В заключение, вспомним и скотьего бога Велеса в образе Быка (одна из ипостасей)… Как не крути, но даже если исходить из версии о близости слов «бог» и «богатый», то опять приходим к крупнорогатой скотине, которая и являлась мерилом и показателем зажиточности.


Поклонение Апису. Фра Филиппо Липпи.
БОГИ БЫКИ

В ряде мифологий обнаруживаются разнообразные связи быка и соответствующего ему мифологического образа: полное их тождество, бык как земное воплощение бога или как его атрибут. На пространстве от Северной Европы до Индии бык был эмблемой божественного могущества, особенно связанной с богами луны, солнца, неба и ветра. В этом смысле стоит отметить скандинавских богов Тора и Фрейю; греческих Зевса (в римской мифологии Юпитера), Диониса (Бахуса), Посейдона (Нептуна); египетских Ра, Осириса, Пта (в образе священного быка), Сета; месопотамских Ила (с рогами быка) и Ваала; индийских Индру, Адити, Агни, Рудру и Шиву (сидящего на быке по имени Нанди). Рога быка — знак неполной луны, его огромное тело — опора мира в исламской и ведической традициях; его обильное семя подпитывается луной в иранской мифологии; его мычание, топанье ногами и трясение рогами повсеместно связывали с громом и землетрясением, особенно на Крите, родине Минотавра.

Обычно бык олицетворяет мужской принцип, солярную возрождающую силу, посвященную всем небесным богам, а также плодовитость, мужская производительная сила, царское происхождение. Рев быка символизирует гром, дождь и плодородие.

В египетских мифах «бык неба» — сын Небесной коровы и отец телёнка, которого та рождает. С этими представлениями сравнимы близнечные мифы некоторых африканских народов. Там, где существовали местные культы главного божества в образе быка, при храме держали священного быка как его воплощение. У египтян бык Апис был воплощением Осириса и «второй жизнью и слугой Пта». Также он был посвящен солярному богу Ра, который в образе небесного быка, ежедневно оплодотворял богиню неба Нут. Эпитет Мина Коптосского — «Камутеф» (егип. kȝ-mwt.f, греч. Καμούθης, «Телец своей матери»).

Понятие «бык неба» уже в ранний период египетской истории прилагалось и к царю. Представление о небесном теленке сохранилось и в позднем народном веровании, согласно которому царь был вскормлен коровой. В дополнение к идее о быке плодородия, представление о том, что царь был могучим быком, победителем своих врагов, засвидетельствовано уже в самом начале египетской письменности (kȝ wsr — «мощный бык»; kȝ nḫt — «побеждающий бык»). Полярное созвездие Большой Медведицы египтяне называли «Бедром быка» (ногой Сета, в образе быка, которую отсёк Гор и закинул на небо).

В Древней Месопотамии верховный бог Бел (Бэл) назывался «Божественным Быком». В шумеро-аккадской мифологии бог Энлиль (акад. Эллиль), устроивший всемирный потоп, зовется «Богом Рога», а его жена Нингаль — «Великой Коровой». Древнегреческий бог Зевс часто выступал в бычьем обличье (например, похищение Европы). Его супруга Гера сохранила зооморфные рудименты не только в наименовании «волоокая»: в архаических мифах она также выступает в образе коровы. Нередко в образе бога-быка выступает и сын Зевса — Дионис, который изображался с бычьими рогами, а иногда и с головой быка.

У индусов бык является символом мощи, скорости, плодородия, репродуктивной силы природы. Шива путешествует на быке Нандине, хранителе Запада. Бык также является атрибутом Агни — Быком Мощным. Индра принимает образ в его плодородном аспекте. Бык символизирует также жизненное всеобнимающее дыхание Айдити. Сила, придаваемая сомой, часто приравнивается к силе быка. Рудра соединяется с богиней-коровой. У иранцев бык олицетворяет душу мира, а его производительные силы ассоциируются с Луной и дождевыми благодатными облаками. Бык был первым сотворенным животным и первым животным, убитым Ариманом. Из бычьей души произошли споры всего сотворенного впоследствии. В минойской культуре это Великий Бог. Быка приносили в жертву богу колебателю земли Посейдону: «Быку возрадуется тот, кто Землей потрясает» (Гомер). В разных культурах считалось, что бык вызывает землетрясения, поддевая землю рогами, и тогда все слышат его рев. В митраизме бык почитался в качестве солярного божества, а жертвоприношение быка было центральной церемонией.

В Древнем Риме бык считался атрибутом Юпитера, бога Небес, посвященным Марсу, атрибутом Венеры и Европы, как лунных божеств. Европа, как символ рассвета, была пронесена по Небесам солярным быком. У скандинавов бык — атрибут Тора и посвящен Фрее. У шумеров и семитов небесный бык пахал глубокую борозду по небу. Рамман, Ашшур и Адад ездили на быках и звались быками небесными. Мардук, или Меродах, идентифицируется с Гудибиром, быком света. Солнце, Энлиль, или Энки, — это свирепый бык неба и земли. Лунный бог Син также принимает образ быка. Хеттский бог Солнца Тешуб принимает образ быка и является одним из аспектов Эа, как бога магии, и часто изображается в шумерском искусстве как страж входа. Сирийский и финикийский Бел, солярный бог плодородия почвы и стад, символизировался быком. Аккадский направляющий бык начинал зодиакальный год. Крылатые быки олицетворяют духов-хранителей.

Судя по библейским текстам, когда Аврааму было семьдесят пять лет, он покинул родной Харран и поселился в Ханаане (Хевроне). По мнению зарубежных исследователей (Р.Райт и К.Армстронг), именно верховный бог Ханаана, Эль (Илу), являлся богом Авраама, поскольку он открылся ему под именем Эль-Шаддай — «Бог Всесильный». Также встречается имя Эль Элион — «Бог Всевышний», которое Яхве якобы получил, когда ему стали поклоняться как верховному богу евреев. В Книге Исход, Бог, обращаясь к Моисею, говорит, что в начале существования его звали Эль: «Бог сказал Моисею: "Я Господь [Яхве]! Я являлся Аврааму, Исааку и Иакову как Бог Всесильный [Эль Шаддай], но Моего имени "Господь" [יהוה — Яхве] Я им не открыл" (Исх., 6:2,3)».

Символом Эля (Илу), как и его сына Баал-Хадада (Балу), был все тот же бык. Баал (Ваал) — один из наиболее часто упоминаемых в Библии богов, был почитаем не только хананеями, но и израильтянами. Он был богом плодородия, повелевал дождем и росой.

Многочисленные иноземные жены царя Соломона «переманили его к другим богам… Он поклонялся Астарте, сидонской богине, и Милкому, аммонской скверне, и творил дела, ненавистные Господу… И тогда построил Соломон капище Кемоша, моавской скверны, — на горе, что к востоку от Иерусалима, — а также капище Молоха.» (3Цр, 11:4-7). Изображения божеств на капищах, конечно же, имели образ быка.


ЗЕВС АТАБИРИЙ

Родос первоначально принадлежал шумерской богине Дам-Кина, но впоследствии перешел во владение Тешуба (Тейшеба хуррито-урартский бог грома). Тешуб соответствует шумеро-аккадскому Ададу, западносемитскому Балу, изображался либо в образе быка, либо антропоморфно, с топором — в одной руке и пучком молний — в другой. Его спутники — быки Хурри («утро») и Шери («вечер»).

Когда хеттская империя распалась, Родос был колонизован говорящими по-гречески критянами, которые сохранили культ быка, почитавшийся теперь Атабирием (Ἀταβύριον), по имени горы (Ἀτάβυρις ὄρος), на которой был установлен храм. Впрочем, слова Ἀτάβυρις и ταῦρος (бык) имеют явное созвучие, и не исключено, что, наоборот, гора получила название в честь бога, имеющего образ быка.

В дорийскую эпоху Зевс Атабирий ассимилировал родосский культ Тешуба (с которым был во многом тождественен). От древнего храма Зевса Атабирия, который был, по преданию, основан Алтеменом, сохранились развалины.

«Поднявшись на гору, которая называлась Атабирий (Ἀτάβυρις ὄρος, высочайшая гора на о-ве Родос), Алтемен стал рассматривать лежащие вокруг острова: он увидел также и Крит и, вспомнив об отцовских богах, соорудил алтарь Зевсу Атабирию».
(Аполлодор «Мифологическая библиотека III»)

ДИОНИС
(Дж. Фрезер. Золотая ветвь ХLIII)

Диониса часто изображали в виде быка или хотя бы с его рогами. К нему применяли такие эпитеты, как «рожденный коровой», «бык», «быковидный», «быколикий», «быколобый», «быкорогий», «двурогий», «рогоносец». Во время мистериальных представлений, актеры, изображающие Диониса, представали в маске быка. В городе Кизике, во Фригии, Диониса часто изображали в статуях и на росписях в виде быка или с бычьими рогами. Имеются изображения рогатого Диониса и среди дошедших до нас античных памятников. На одной статуэтке он представлен одетым в бычью шкуру, голова, рога и копыта которой закинуты назад. На другой — он изображен ребенком с венком из виноградных гроздьев вокруг чела и с головой теленка с прорастающими рогами, приделанной к тыльной части головы. На одной вазе, расписанной красной краской, бог представлен в виде младенца с головой теленка, сидящего на коленях у матери.

Жители Кинеты справляли праздник Диониса зимой. Мужчины, умащенные по такому случаю маслом, выбирали из стада быка и вели его в святилище бога. Считалось, что выбор того или иного быка, служившего, возможно, воплощением бога, диктовал сам Дионис. Быком именовали этого бога и жительницы Элиды. «Приди же сюда, Дионис — говорилось в их песне, — в твой священный приморский храм; вместе с Грациями приди в свой храм, прискачи на бычьих ногах, о благодетельный телец, о благодетельный телец!»

В подражание своему богу носили рога и фракийские вакханки. Миф гласил, что титаны разорвали Диониса на части, когда он, скрываясь от них, принял облик быка, поэтому разыгрывая страсти и смерть Диониса, критяне, во время оргиастических мистерий, зубами разрывали на части живого быка.

Разрывание на части и пожирание живьем быков и телят было, видимо, типичной чертой дионисийского культа. Если принять во внимание обычай изображать бога в виде быка и вообще придавать ему черты сходства с этим животным, веру в то, что в форме быка он представал перед верующими на священных обрядах, а также предание о том, что он был разорван на части в виде быка, то придется признать, что, разрывая на части и пожирая быка на празднике Диониса, участники культа верили, что убивают бога, едят его плоть и пьют его кровь.

Обычай умерщвлять бога в лице животного возник на очень ранней стадии человеческой культуры. С прогрессом мышления звериная ипостась божеств утрачивает свою актуальность, и за ними сохраняются исключительно антропоморфные свойства, которые всегда составляют ядро культа. Когда процесс антропоморфизации завершен или близится к завершению, животные, которые первоначально были самими божествами, продолжают находиться с развившимися из них антропоморфными богами в туманной, трудно постижимой связи. Для объяснения преданных забвению истоков родства между божеством и животным измышляются разного рода предания и мифы, объясняющие причины принесения животных в жертву.

К тому времени, когда Дионис утратил свой животный облик и стал антропоморфным божеством, заклание быка в качестве части его культа стало рассматриваться уже не как умерщвление самого бога, но как приносимая ему жертва. А так как считается, что божество должно отведать приносимую ему жертву, то в случае, если жертва представляет собой прошлую ипостась бога, бог ест собственную плоть. Потому-то Диониса, в обличье быка, звали «Пожиратель быков».⁶
___________________________
[6] Об истоках традиции приношения богу-быку в жертву быка смотри в статье Жертвоприношение. Менадическая традиция.

Культ Диониса был весьма распространен в Греции и за ее пределами. Причина притягательности культа была еще и в том, что Дионис — бог, дважды рожденный (Δίγονος), победивший смерть. Бог, возродившийся после страшной гибели от титанов, он символизировал для греков силы вечного обновления и вечной жизни. Вкусив его «плоти и крови», и непосредственно «ощущая» в себе своего бога, они ощущали и эти силы вечного возвращения, вечной жизни. Для участников мистерий, это было прикосновением к вечности, к бессмертию.


_______________________________