Цитата сообщения Rasima_S ГЛАВНОЕ - ВЕРИТЬ! Владимир ХОРОШЕВ, врач-консультант.

Из газеты "Вестник ЗОЖ" 2000 23
Заканчивается 2000 год (так и подмывает сказать: век). Но нет, все же год. Ведь я отвечал на ваши письма весь этот год и никак не век (а было бы здорово!)
Итак, о письмах, кричащих от боли физической, душевной. Письма очень разные, как и сами люди, их писавшие. Я за этот год прочел тысячи писем. Они обогатили меня знанием. Много лет я отработал хирургом, иногда сутками не выходя из операционной, а уж участвуя в афганской войне, неделями приходилось оперировать раненых солдат и офицеров, стоя на хлюпающем от крови полу. Мне казалось, что, проработав десятки лет в стенах, впитавших столько человеческой боли и страха, трудно чему-либо удивляться. Нет, оказалось, это не так. Некоторые письма просто оглушали. Таких посланий, "дерущих душу", не сказать, чтобы уж очень много но и не так уж и мало.

Ответив на каждое такое письмо, вложив его в конверт (как правило, люди, сотворившие такие строки, вкладывают «обратный конверт»), одеваюсь и иду к ближайшему почтовому ящику, даже если глубокая ночь на дворе. На душе спокойнее, когда ощущаешь, что письмо «уже ушло». Хотя умом понимаю, что вынут это письмо утром, и что если я кину его, в почтовый ящик на заре, а не ночью — ничего не изменится. Но ведь это же умом, а душа требует: «Отправь сейчас, вот прямо сейчас». И кажется, что отправленное «прямо сейчас» — ночью ли, днем ли — письмо сразу и пошло в ту далекую даль, где его ждет, нет, где его очень ждет — опять нет — где с замиранием сердца ждет (или ждут) мое письмо или письмо моего сына — тоже врача.
По первым строкам письма я могу отчётливо представить даже тембр голоса написавшего. Самое интересное, что, встречаясь с некоторыми людьми, письма которых мне довелось прочесть, я с удивлением отмечал, что так оно и есть — голос этих людей именно таков, каким я представлял его себе, читая строки писем.
Часто письма начинаются со слов: «Я уже 6 (7,8,9, 10) месяцев читаю вестник. Почему вы не пишете об атеросклерозе (или гипертонической болезни, или стенокардии, или...). Да, дорогие мои соотечественники (и не только), писал наш вестник об этих заболеваниях, но несколько ранее. А довольно часто письма начинаются такими вот недовольными словами: «Я ваш подписчик уже 2 года. Моему племяннику поставили диагноз «миопатия Беккера». А в вашем вестнике я до сих пор не встретил(а) описания этой болезни и как ее лечат». Да, действительно, наша газета не сподобилась написать об этом заболевании. Почему? Да потому, что это заболевание, несмотря на всю его серьезность, редкое, скорее редчайшее... А вот материалы об артериальной гипертензии, об ишемической болезни сердца, о раке различной локализации, о варикозной болезни нижних конечностей мы повторяли и будем повторять, потому что это распространенные недуги. И если хотя бы каждые 10-12 человек из 100 болеющих ими будут следовать нашим рекомендациям, то это уже сотни тысяч выздоровевших людей, или людей, развитие заболеваний у которых удалось сильно замедлить. Кстати, те, кто пишет нам по поводу редких заболеваний, практически всегда получают исчерпывающую информацию ответным письмом. Не всегда быстро, но получают.
А есть письма такого рода;.. На листах этак на 11 -12 описываются жалобы у сына Николая, невестки Зины, зятя Миши, внуков Пети, Даши, Клима, Руслана, сестер Зои и Клавы, соседки Ульяны. Все это завершается просьбой поставить им «правильные диагнозы», описать, почему они заболели именно этими болезнями и как (и чем) их лечить. Вы думаете, таких писем мало? Честное слово, совсем немало. И знаете, я понимаю этих людей. Когда пишешь письмо, думаешь, что пишешь лишь ты — единственный. Вернее, умом понимаешь, что пишут многие, а сердцем...
В одном из писем, полученном мною в июле, стояли пронумерованными (сколько бы вы думали?) 32 (тридцать два) вопроса, и завершалось оно так: «На каждый из вопросов я жду продуманного, взвешенного ответа и, пожалуйста, отнеситесь к каждому вопросу очень и очень, серьезно». До этого мне доводилось читать письма, где были 17, 24 вопроса, но чтобы тридцать два... Да мои же вы дорогие, если б я мог ответить на такое количество вопросов, заседал бы в Нобелевском комитете. Я ответил на 8 вопросов из 32. И спустя 2 месяца до меня дошло письмо этого же читателя с выговором за оставшиеся без ответа вопросы и предложением ответить на них, причем они вновь не переписывались в новом письме. Подразумевалось, что то, первое, письмо я храню как зеницу ока.
Практически во всех письмах (за небольшим исключением) основным мотивом звучит отчаяние, глухое, неистребимое отчаяние. Я, как опытный врач, с абсолютной уверенностью в своих словах могу сказать, что люди умирают не от тяжести самого заболевания, а от того, что поверили в неизбежность смертельного исхода. Поверили — и гибнут! Гибнут не от самого заболевания, каким бы тяжким оно ни было, а от страха перед болезнью, от кажущейся бесцельности борьбы за свою жизнь и жизнь своих близких.
Один из замечательнейших врачей, исследователей, путешественников — француз Ален Бомбар после своего многодневного путешествия по пустынной части Атлантического океана, которое он предпринял на обычной резиновой лодке исключительно с целью доказать беспрецедентные возможности человеческого организма в борьбе за выживаемость, написал: «Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха». Ален Бомбар не моряк, а самый обыкновенный «земной» человек, врач по призванию и профессии, большой жизнелюб, ставил своей задачей доказать, что люди, попавшие в тяжелое положение на море, должны поверить в возможность выживания, даже если на первый взгляд ситуация просто безнадежна. Главное — верить! Погибали те, кто сказал себе: «Все, я погиб». Это касается любой опасной ситуации — кораблекрушение, пустыня, непроходимые джунгли, зимняя тайга, тяжелая болезнь. Главное — не произнести это роковое: «Все... я... погиб...». Для начала. А чуть позже суметь сказать себе: «Я все смогу!».
Сколько непередаваемого отчаяния на грани с ужасом в таких вот строках: «У меня диагностировали рак толстой кишки IV ст. с mts (именно так и написано) в печень». Или: «У моей 24-летней внучки рассеянный склероз, и она потеряла способность двигаться и контролировать функции тазовых органов. А у нее 2-летний сын. Мне 76 лет, я инвалид 1-ой гр. Больше у нас никого нет, что нам делать?». Знаете, сколько таких писем мне приходится прочитывать каждый день? Я даже не решусь назвать вам эту цифру, ибо у большинства из вас может возникнуть мысль, что не может нормальный человек пропускать сквозь себя столько человеческой боли и либо не сойти с ума, либо не очерстветь душой в порядке самозащиты. Нет, я не сошел с ума, и душа моя не покрылась коростой. Скажу больше, я даже способен расплакаться над письмом. И так бывает.
Еще раз скажу: в природе не существует безвыходных ситуаций вообще и безнадежных заболеваний в частности. В Афганистане, где мне пришлось принимать участие в войне (в качестве ведущего хирурга десантно-штурмовой бригады), я впервые отчетливо понял это, и вся моя дальнейшая врачебная практика только укрепляла меня в этом убеждении. Я, конечно же, как всякий участвовавший в боевых действиях военный врач, встречался с людьми, которые перенесли такие ранения, такие заболевания, что им вынесли окончательный вердикт — «все, он никогда больше не станет здоровым». Многие, к несчастью для них, поверили в это. И действительно, никогда больше не поднялись. Но ведь нашлись и те, кто не поверил. Вот они-то и пошли, и вернулись к работе, к полнокровной жизни. Трудно переоценить значение этого словосочетания: «Я СМОГУ ВСЕ». Усвойте, дорогие люди, одну животворящую истину: главное в жизни, в любой самой тяжелой ситуации — ВЕРА в себя, в свои силы. Вы всего добьетесь, если поверите, что сможете. Будучи на войне, я неоднократно сталкивался со случаями, один из которых я опишу вам.
Это было в ноябре 1982 года. Наша десантно-штурмовая бригада завершала одну из крупных боевых операций. Наступило такое время, когда поток раненых стал убывать, а это значит, что мы — хирурги — уже могли взять на операционный стол тех раненых, которые по тяжести состояния при массовом поступлении были бы обречены (существуют такие жестокие законы войны, когда для того, чтобы спасти больше людей, на операционный стол берут тех раненых, шансы на спасение которых предпочтительнее). К нам приземлилась пара вертолетов, из которых выгрузили трех очень тяжелых раненых—старшего лейтенанта (23 лет) и двух сержантов (одному 19, другому 20 лет). Они нарвались на засаду, многие погибли, а эти ребята получили тяжелые ранения, и их успели взять наши вертолеты. Самым тяжелым был сержант Сергей Н-ов — он был буквально весь изрешечен и нашпигован пулями. У него была оторвана разрывной пулей левая нога на уровне бедра, проникающие пулевые ранения правой половины грудной клетки с повреждением легкого, живота с повреждениями печени, желудка: из кишок и толстой, и тонкой—было месиво, отрыв правой почки. Когда его выгрузили из вертолета, мы, врачи-хирурги, уже много повидавшие на той войне, решили: «Нет, парень — не жилец». А он, этот мальчик, открывает глаза и спекшимися от кровопотери губами шепчет: «Доктор, мне надо обязательно выжить, я у мамы один-единственный, она умрет, если я умру. Я обязательно выживу, вы только помогите мне выжить». И он выжил, вы понимаете, он выжил, имея ранения, несовместимые с жизнью! А двое других раненых—офицер и второй сержант—умерли вскоре после того, как носилки с ними поставили на землю. И хотя ранения их были тяжелыми, но все-таки не такие тяжкие, как у Сергея. Я абсолютно убежден в том, что только огромная вера в необходимость выжить сделала чудо, и... Сергей выжил. Так что чудеса на свете были, есть и будут. И никакие это не чудеса, в обычном понимании этого слова, а огромная, бесконечно умная работа организма. Поверившего в жизнь организма.
Это касается любого ранения, любого состояния, любой болезни, любой жизненной ситуации. Случаев, подобных случаю с Сергеем, могу рассказать достаточно, и не только я, а все, кто прошел войну, особенно врачи. А чтобы ВЕРА включилась в работу по жизнеобеспечению, надо не так уж много — надо засыпать и просыпаться с мыслью: «С каждым днем и с каждым шагом я - хвала Господу — чувствую себя все лучше и лучше», - независимо от того, какому вероисповеданию вы отдаете предпочтение и отдаете ли вообще (последний вариант — не самый лучший), повторяйте эту формулу самомотивации как можно чаще. Постепенно эта мысль уйдет в подсознание, а уж оно — могущественнейшая сила — включит те силы организма, которые находятся в резерве, причем включит строго дозирование, ровно столько сил, сколько необходимо в данном конкретном случае. А родным и близким не надо проливать немерянное количество слез от жалости к больному родственнику. Это не на пользу заболевшему. Ваше состояние очень сильно, мощно действует на состояние вашего родственника. Ваше отчаяние, даже если вы пытаетесь его скрыть от него (от больного то есть), все равно передаётся ему, как бы вы ни были искусны в актерском мастерстве. И наоборот, ваша уверенность, глубокая внутренняя уверенность в благополучном исходе является огромной, колоссальной силой, способствующей выздоровлению родного человека, будь то муж, жена, сын, дочь, брат, сестра.
Вы, наверное, поняли, дорогие читатели-подписчики, почему я пишу об этом. Да потому, что очень хочу уберечь вас от отчаяния, ибо гибнут те, кто теряет надежду. Прошу вас снова и снова прочесть слова Алена Бомбара, которые я приводил выше. Нет диагноза: приговора, каким бы фатальным он ни казался, даже врачу, объявившему его. Пусть даже врач верит в диагноз-приговор, а вы не верьте. Нет, в диагноз поверьте, а вот в то, что он - приговор, верить совсем не обязательно.
Анализируя, обдумывая все ваши письма! вместе и каждое в отдельности, пришел к выводу, что:
1. Академик Колесов А. П. был прав в своем утверждении — редкие заболевания бывают редко. Засим газетные страницы все-таки будут чаще содержать материалы о наиболее распространенных заболеваниях.
2. На все письма ответить не представляется возможным, но к этому надо стремиться. Ни в' коем случае не обижайтесь, если вы послали письмо, а ответа не получили. Откликнуться на все послания — не самая простая задача.
3. Мы вас, дорогие наши друзья и соратники, наши доброжелатели и вдохновители, действительно очень любим и ценим каждое ваше письмо. Каждое! Просто очень нередко у нас не хватает сил и места в газете, чтобы каждое письмо получило ответ или увидело свет.
Владимир ХОРОШЕВ, врач-консультант.