Вышла Золушка замуж за принца...




Прожив до 15 лет в деревне, француженка Матильда Мира приехала в Париж к тетке-башмачнице. Матильда была высока ростом, болтлива, характера веселого и бойкого. Под низким лбом, обрамленным черными волосами, блестели подвижные глаза, лицо не портил и несколько большой рот. Ее называли хорошенькой, даже обнаружив, что она абсолютно неграмотна, более того — безнадежно тупа. Генрих Гейне, великий немецкий поэт, познакомясь с Матильдой у башмачницы, в ужас от очевидной глупости юной крестьянки, однако, не пришел — начал ухаживать за нею и очень скоро добился успеха, после которого, как человек благородный, обязан был бы жениться. Но...

Прежде он решил дать избраннице образование и устроил ее в пансион, где педагоги обучали воспитанниц грамматике, истории, географии и танцам. По окончании курса выяснилось, что в последнем Матильда преуспела, все же остальное в ее головке не зацепилось. Она так и не уразумела значения слова “поэт”, и за шесть лет, проведенных до свадьбы под одной с Гейне крышей, не сумела прочесть хотя бы несколько строф, сочиненных будущим мужем. Впрочем, и после свадьбы тоже.

— Говорят, будто Генрих — умный человек и написал много чудных книг, — признавалась Матильда гостям, — и я должна этому верить на слово, поскольку сама-то ничего особенного в нем не замечаю...

Их счастливый союз продолжался 20 лет, ничуть не изменивших госпожу Гейне. Она так и не освоила устный счет (и торговцы постоянно ее надували), не смогла запомнить правила этикета (а родственники Генриха Гейне, люди богатые и чопорные, рабски следовали нормам хорошего тона), не разбиралась ни в литературе, ни в ценных бумагах и лишь с большим трудом вызубрила десяток немецких слов. И то, как подозревают, благодаря своему любимцу — попугаю по кличке Кокот, оказавшемуся куда способнее хозяйки.

Когда Гейне умер, несколько претендентов предлагали Матильде свою руку. Она польщено краснела и вздыхала: “После Генри — зачем?” Воспоминания о покойном пробуждали в ней дьявольский аппетит, она отправлялась на кухню и готовила блюда, которыми некогда они лакомились вдвоем. Теперь Матильда все это съедала одна и уезжала либо в цирк, либо в бульварный театр, зазывающий на веселую пьеску.

Биографы Гейне рассказывают: супруги были чрезвычайно довольны друг другом, часто ссорились, причем по инициативе мужа — перепалка требовалась ему как встряска, как гроза при расслабляющем июльском солнце, и он намеренно “заводил” Матильду. Вспыльчивая от природы, она долго крепилась, но потом плотину терпения прорывало. Фразу, которую она вдруг выкрикивала, сегодня, наверное, перевели бы коротко: “Ну ты меня достал!” Хотя Матильде краткость не была свойственна, Гейне стоило многих усилий вклиниться в ее гневный монолог робким обещанием подарка. И она сразу стихала, спрашивая:

- Что же ты хочешь мне подарить?

Еще одна “золушка” — Констанца Вебер, жена Моцарта. Сестра Констанцы — Элоиза впоследствии прославилась как певица, и именно с нею связывал матримониальные надежды Вольфганг Амадей Моцарт. Тем более что и Элоиза при удобном случае выказывала ему свое расположение. Для сестер это была не лучшая пора — нехватка средств, скупой и расчетливый опекун, отсутствие достойных женихов... И тут — Моцарт!

Увы, некий красавец возник вблизи будущей певицы, и прежнему воздыхателю немедленно дали отставку. Горькую обиду он принес Констанце, а та бросилась ему на шею, не скрывая радости: “Милый, почему вы не видите? Я люблю вас!”

Констанца не отличалась умом и красотой — заурядная девушка, не очень воспитанная, но убедившая себя, что умеет играть на фортепиано. Она обожала мужа, который за 9 лет совместной жизни шесть раз делал ее беременной да еще успевал, как доносили, заводить интрижки на стороне. “Экие сплетники!” — возмущалась Констанца и пересказывала беседу супруга с императором Францем Иосифом.

— Почему вы не женились на богатой? — спросил император.

— Полагаюсь на свой талант, ваше величество. Он даст мне возможность сделать богатой любимую женщину.

Увы, это намерение он так и не осуществил, публика не понимала и не покупала его произведений. Порою в доме не было даже дров, и тогда Моцарт и Констанца, чтобы согреться... танцевали, тесно прижавшись друг к другу.

К несчастью, Моцарт прожил недолго. Однажды найдя его бездыханным, Констанца вообразила, что муж умер, заразившись тифом, и в отчаянии упала в постель к покойнику, чтобы тотчас заразиться и тоже умереть. Наверное, страшная истерика уберегла ее в те часы от болезни. Она пережила Вольфганга на 50 лет, с помощью второго мужа написала биографию великого композитора и расплатилась с его долгами.

Золушки были и на российской земле. Вспомним крепостную актрису Парашу Жемчугову, ставшую графиней Шереметевой. Ну, про нее, впрочем, известно достаточно много. А вот про Софию Ананьеву - спутницу географа, писателя и теоретика анархизма Петра Кропоткина – почти ничего. Он был почти вдвое старше, и потому все, что бы он ни говорил, являлось для нее истиной.

— Венчаться не будем! — решил он.

— Не будем! — согласилась София.

— Наш брак будет рациональным...

— Конечно, милый.

— И давай возьмем за правило: то, что необходимо для продолжения рода, у нас будет происходить лишь раз в три года. Но — регулярно!

— Давай.

Вероятно, соблюдение столь жесткого условия превратило г-жу Ананьеву в истовую анархистку, отдающую предпочтение идее, а не чувствам.

Ах, как не похожа на нее другая Золушка — Форнарина, дочь булочника. Осыпанный милостями и почестями, а также золотыми дукатами, знаменитейший из художников Рафаэль увидел Форнарину в садике близ церкви Святой Цицилии и поразился: какая великолепная модель! Очень скоро удалось уговорить булочника разрешить дочери позировать молодым художникам, обучающимся мастерству в школе Рафаэля, — когда есть деньги, уговорить несложно. Но, если верить одной из многих легенд, Рафаэль воспылал к натурщице страстью, и, по сути, она заняла положение хозяйки дома. Ее отношения с мэтром не были узаконены церковью, что, впрочем, обоих и не печалило — они любили друг друга, чего же более?!

Однако, по той же легенде, Рафаэля мучила (не без оснований!) ревность: красавица Форнарина не раз была застигнута им с кем-либо из учеников, причем в ситуации, не требующей вопроса: “А чем это вы тут занимаетесь?” — ясность была предельной. Ученик изгонялся, девушка оставалась.

Как-то ночью тяжело больной Рафаэль пробудился в тревоге — Форнарины нет рядом! Он поднялся и, охваченный подозрением, пошел искать ее. Он обнаружил ее в комнате не лучшего своего ученика, схватил за руку, выдернул из постели и потащил в спальню, где ей и надлежало быть. По дороге его гнев сменился беспредельным желанием обладать подругой сейчас же, немедленно! Форнарина не сопротивлялась. И напрасно. Потому что во время этого буйного эротического действа художник умер.

(Любопытно, что подобная история уже в наше время приключилась с неким советским художником, и его коллега, думается, не без зависти, обронил по этому поводу: “Надо же, живописец был так себе, а умер как Рафаэль...”)

Приступы ревности одолевали и Ф. Достоевского: в 45 лет он женился на своей 20-летней стенографистке Анне Сниткиной, буквально обожествлявшей писателя. “Я готова, — признавалась она, — провести остаток жизни, стоя перед ним на коленях." Их обоюдная нежность сменялась неистовостью тайных ласк, сообщают биографы, оттого-то в дальних поездках он физически страдал от отсутствия Анны, его преследовали кошмарные сны, будто Анна ему изменяет. Тем не менее такого никогда не случалось. 14 лет совместной жизни заполнены были неиссякаемой любовью, которая год от года усиливалась, о чем сам Достоевский в 57 лет написал: “Мой экстаз и мои восторги беспредельны!”
http://people.passion.ru/part/1/